И тут Эмит решительно поднялся.
— Мисс, я ничего об этом не знаю. Я не каллиграф, я всего лишь помощник.
Ответ в духе Эмита. Он мог открыть ей массу увлекательных тайн: например, как нанести на страницу золотой порошок — сначала покрыть ее толстым слоем гипса, потом добавить розовой глины, чтобы богаче были оттенки, потом, если заказчику нужна блестящая поверхность, растереть золото агатом, металлом или костью. Но он никогда не говорил о целях, не говорил, какой высший смысл этого искусства.
Порой Тессе казалось, что Эмит сознательно не хочет знать правду о Дэверике, не хочет знать, Божьим или нечестивым делом занимался его мастер. Ему легче жить с мыслью, что мастер Дэверик был безупречен во всех отношениях. Порой же она думала, что подозрения ее беспочвенны и узоры — это только узоры и ничего больше. Но каждый раз случалось что-то такое, что заставляло ее размышлять и сомневаться вновь.
На прошлой неделе Эмит учил ее размечать страницу, прежде чем начать работу над узором. Он рассказывал, как Дэверик строил рисунок, отталкиваясь от геометрически выверенной решетки линий. И в этот момент с глаз Тессы словно спала завеса — ей открылось, что за обычными линиями сокрыто нечто большее.
Эмит вытащил старый набросок мастера — Дэверик разметил этот старый пергамент много лет назад, но так и не прикоснулся к нему пером и кистью. Тесса с первого взгляда поняла, что хотел сделать узорщик. Она не могла знать, какие конкретно фигуры были задуманы — птицы, звери, кровеносные сосуды, просто геометрический рисунок, — но в общих чертах замысел был ей ясен. Она увидела направление линий, их извивы, точки пересечения...
Тессе как будто удалось разгадать сложный шифр. Но он открылся лишь ей одной, не Эмиту.
— Видите?! — воскликнула она, и Эмит кивнул, сказал «да, мисс», но на самом деле он видел совсем не то. Узор не выпрыгивал с пергамента прямо на сетчатку его глаза, не молил: «Выпусти меня на волю, заверши меня».
Эмит не успел остановить ее. Тесса схватила кисточку из лошадиной шерсти и начала обводить намеченные на пергаменте основные линии рисунка. Она без труда переходила от изгиба к изгибу, от завитка к завитку, инстинктивно чувствуя все повороты и наклоны. Внутренним взором она видела не начерно размеченную Дэвериком страницу, а законченную картину, с правильно распределенными цветами, наложенными тенями, прорисованным фоном.
Судя по «гм-гм» и «ага» Эмита, он был не особенно доволен, что Тесса самовольно взялась закончить работу мастера. Некоторое время он расхаживал по комнате, беспокойно потирал руки и ворчал себе под нос. Но вскоре угомонился, стал за спиной Тессы и принялся наблюдать, как постепенно проявляется на пергаменте замысел художника.
Тесса знала, что Эмит стоит рядом, но стоило кисти заходить по пергаменту, оставляя за собой темный след приготовленных из сажи и кислоты чернил, окружающий мир перестал существовать. Она принялась обрабатывать углы узора. Линии больше не были линиями, они превратились в потайные ходы, ведущие в неведомые дали. А сама страница стала не наброском на куске телячьей кожи, а ландшафтом никем не исследованной местности, которую ей, Тессе предстояло изучить.
Хотя проект принадлежал перу Даверика, Тесса вдруг осознала, что теперь она — его полновластная хозяйка. Лишь ее сжимающая кисть рука имеет право распоряжаться на этой странице. Дойдя до очередного узла, она решила дальше действовать на свой страх и риск. Намерения Дэверика были очевидны — слишком очевидны. У Тессы возникло безумное, непреодолимое желание создать что-то совершенно новое.
Перехватив поудобнее сделанную из кости кабана кисть, Тесса решительно изменила направление намеченной Дэвериком колеи и провела первую линию по девственно белому пока центру страницы.
За спиной у нее охнул Эмит.
Узор перестал быть узором мастера Дэверика — он на глазах превращался в творение Тессы Мак-Кэмфри.
Кисть виртуозно преодолевала опасные повороты, обходила выпирающие углы; линии раздваивались, утолщались и вновь становились тонкими, как хлыст. Тесса забыла об изученных приемах и правилах. Она чувствовала, что может позволить себе все, что угодно, поворачивать узор так и эдак.
Она словно сливалась с узором, входила в него. Его линии проникали в ее мозг, проворные и чуткие, как щупальца насекомого, покалывали кожу, как недавно остриженные и начавшие отрастать волосы.
Негромкий, неслышный почти звон донесся до нее.
Тесса запаниковала. Она переусердствовала, слишком сильно сосредоточилась — и звон в ушах вернулся. Она сама отперла дверь и впустила его. Она сама виновата. С бессильным гневом Тесса бросила кисть, оттолкнула пергамент, откинулась на спинку стула и попыталась выкинуть узор из головы.
Она закрыла глаза. И вдруг поняла, что скрыто за путаницей линий. Странный незнакомый пейзаж, пологие холмы, а в долине между ними поблескивает черное озеро.
— Мисс! Мисс, с вами все в порядке? — Эмит деликатно, как и все, что он делал, тронул ее за плечо.
Тесса кивнула. Внезапно ей стало как-то неловко, неудобно в собственном теле. Она опустила глаза и увидела, что с небрежно брошенной кисти натекла на пергамент черная лужица. Тесса передернула плечами: вот тебе и таинственное темное озеро.
Это случилось неделю назад. И в последующие дни в зависимости от настроения Тесса то считала слияние с узором полной чепухой, то пыталась восстановить это ощущение в памяти.
Звон Тесса слышала еще несколько раз. В первые дни она цепенела от ужаса, но прошлой ночью в полусонном, в полусознательном состоянии ей вдруг открылось, что то не ее звон, не вечный ее недуг и преследователь. Этот шум — порождение совсем иного мира.
* * *
— Достаточно, дорогая. — Голос матушки Эмита вернул Тессу к действительности. — Воск уже достаточно разогрелся.
Тесса отерла руки о юбку и вытащила бочонок с воском из корыта.
— Боюсь, что передержала. — Она не знала, как долго мысли ее витали бог знает где, не знала, что тем временем делали руки. — Я... я грезила наяву.
Матушка Эмита кивнула:
— Ничего страшного. Грезы наяву никому еще не причинили вреда.
Забавно — Тесса была наперед уверена, что она именно так и ответит. Старая дама была всегда добра к ней. Всегда.
Тесса наклонила бочонок и налила горячего, липкого воска на доску. Воск практически сразу начал застывать, становясь все более тусклым, теряя прозрачность. Тесса положила дощечку на видное место, чтобы Эмит проверил, как выполнено задание. Не удержавшись, она провела ногтем по поверхности доски. Матушка Эмита оказалась права: линия четко выделялась на красивом синем фоне.
Тесса подошла к очагу и налила в чашку старушки отвар сельдерея — средство для восстановления кровообращения.
— Почему вы с Эмитом так добры ко мне? — спросила она. — Нянчитесь со мной уже несколько недель, а ведь никто вас не заставлял. Да и не мог бы заставить.
Матушка Эмита поставила чашку на маленькую скамеечку, которую всегда держала рядом со своим стулом. На нее клались вязание, отобранные для штопки вещи, сушеные травы, которые надо было положить в уксус или в масляный раствор, приготовленная для чистки рыба, — короче, на трехногую табуретку по очереди попадало все, чем занималась старушка в течение дня.
Матушка Эмита так долго искала свободное местечко для чашки, так долго вновь устраивалась на стуле, что Тесса уже перестала ждать ответа. Может, вопрос был задан чересчур в лоб? Или слишком грубо? Трудно сказать. О принятых в этом мире правилах поведения Тесса могла судить только по опыту общения с Эмитом, его матерью и Райвисом. За короткое время, проведенное в обществе последнего, у нее сложилось впечатление, что Райвис поступает как ему вздумается и плевать хотел на мнение окружающих. Эмит и его мать вели себя совсем по-другому, куда более тактично.
— Скажи, как тебе показался Эмит? И как он, по-твоему, чувствует себя последние дни? — К удивлению Тессы вдруг заговорила старушка.
— Он очень славный, очень. И, по-моему, у него все хорошо.
— А знаешь почему?
Тесса покачала головой.
— Благодаря тебе, дорогая. — Матушка Эмита ласково улыбнулась Тессе. Она восседала на стуле, как на троне, в окружении атрибутов своей власти, и казалась очень важной, очень мудрой. — Эмит был помощником Дэверика двадцать два года. Двадцать два года тяжелой работы и безусловной преданности. Смерть мастера для него тяжкая утрата. Но твое пребывание в нашем доме несколько облегчило его страдания. Видишь ли, он учит тебя всему, что сам знает, и чувствует, что продолжает дело мастера. Это дает ему цель в жизни и не позволяет с головой погрузиться в тоску по Дэверику.
— Так вот почему вы не даете ему сидеть сложа руки, вот почему всегда находите для него какое-нибудь дело! — Теперь Тессе в совершенно новом свете представлялись отношения матери и сына.
Матушка Эмита не подтвердила и не опровергла слова Тессы, она только покачала головой и улыбнулась:
— Мне бывает нелегко с ним.
Тесса улыбнулась в ответ. Сама она никогда бы до такого не додумалась — порой не замечаешь даже самые очевидные вещи.
— Эмит во многих отношениях — копия отца, — продолжала старуха, понизив голос, — оба — истинные уроженцы Мэйрибейна. А лишь одно тамошние жители любят больше, чем брызги дождя на лице. Они обожают тосковать. Их страна, такая сырая и слякотная, просто создана для мрачных размышлений. Если б мой драгоценный муженек не женился на мне, вечная хандра свела бы его прямиком в могилу.
Матушка Эмита беспокойно заерзала на стуле. Тесса с удивлением обнаружила, что тоже вертится и никак не может устроиться на своей скамейке у очага. Дурной пример, как говорится, заразителен.
— А Эмиту случалось бывать в Мэйрибейне? — Если уж у них с матушкой Эмита теперь есть общий секрет, почему бы не воспользоваться случаем и не попытаться побольше узнать о ее сыне.
— Бывать? — удивилась старушка. — Да ведь он провел там шесть лет.
У Тессы от любопытства и возбуждения даже зуд начался, волоски на коже стали дыбом.
— И на Острове Посвященных он тоже был?
Матушка Эмита кивнула:
— Там он научился своему ремеслу. Конечно, отплыл он на Остров совсем юнцом с гладкими щеками и молоком на губах — но отец прямо из кожи вон лез — так ему хотелось отправить сына в Мэйрибейн, к себе на родину. Только что не своими руками корабль от пристани отпихнул.
— Значит, на Острове Посвященных Эмит изучал искусство узороплетения?
— О нет, дорогуша, в узорщики он никогда не готовился, — с легкой укоризной покачала головой матушка Эмита, — только в помощники.
Тесса перестала качаться на табуретке. Она рассердилась на себя за допущенную бестактность: старуха только-только наконец разговорилась...
— Но он работал на кого-то из Посвященных?
— Ну конечно, деточка. Конечно, работал. — Матушка Эмита взяла чашку с отваром сельдерея, подула на нее, разгоняя воображаемый пар. — Как же его звали...
Тесса боялась, что ненароком выдаст, как интересует ее этот разговор. Она огляделась кругом в поисках подходящего дела — чтобы занять руки и повернуться спиной к собеседнице. На глаза ей попалась стоявшая у камина железная кочерга.
— Аввакус. Вот как его звали. — Матушка Эмита удовлетворенно кивнула. — Брат Аввакус.
Тесса ткнула тяжелой кочергой в лежавшее с краю буковое полено.
— Брат Аввакус рисовал такие же узоры, как Дэверик?
— Ну... Не знаю. Наверное, милочка. Вообще-то я их почти не различаю. — Матушка Эмита осушила чашку. Тесса заметила, какие ухоженные у нее руки, а ногти — крепкие и розовые, как у девушки. — Но это плохо кончилось. Очень плохо. Эмиту пришлось покинуть Мэйрибейн. Святые отцы знали, что, когда все это случилось, он работал с Аввакусом, и настояли на отъезде Эмита.
Тесса возилась с буковым поленом, как заботливая нянька с маленьким ребятенком.
— А что такое случилось? — осведомилась она как можно небрежней.
Матушка Эмита не ответила. Через минуту-другую ее голова начала клониться на грудь, а глаза слипались, слипались и наконец закрылись совсем.
Тесса поняла, что старушка погрузилась в сон... то есть решила немножко передохнуть. Тогда она резким движением толкнула полено, и оно шлепнулось прямо в огонь, подняв столб дыма и сноп искр.
Матушка Эмита мигом встрепенулась и выпрямилась, как стрела.
— Как? Что? — вскрикнула она, вертя головой туда-сюда. Тесса, пристыженная, отступила от очага и спрятала кочергу за спину. Ей стало жаль престарелую даму.
— Ничего страшного. Это просто полено скатилось в огонь. — Она взяла пустую чашку старушки. — Давайте я заварю еще чаю, пока вы рассказываете о преступлении брата Аввакуса.
Матушка Эмита с подозрением взглянула на Тессу, потом на огонь, потом на небо за окном — проверила, который час.
— Брата Аввакуса, говоришь?
Тесса налила отвар в чашку.
— Помните, вы начали рассказывать, как Эмиту пришлось покинуть Мэйрибейн, потому что святые отцы выслали его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99