Не успевала она пожаловаться на холод, Эмит уже мчался за одеялом. Если у нее урчало в животе, матушка немедленно велела сыну принести гостье хлеба с маслом. Если ей казалось, что лампа горит слишком тускло и при рисовании приходится напрягать глаза, Эмит притаскивал столько жировок, что хватило бы на целую церковь. А стоило ей поднять руку и потрогать шишку на голове, он уже спешил к ней с мазями и настоями из трав.
До сих пор никто не относился к ней с таким вниманием и предупредительностью. Впрочем, Тесса довольно быстро приспособилась к новой обстановке. Так здорово было сидеть здесь, в теплой уютной кухне, совсем непохожей на стерильную, безрадостную кухню в ее квартире, — просто сидеть, слушать и учиться.
Внове для Тессы была и возможность сосредоточиться, вникать в детали, не боясь возобновления звона в ушах. Наконец-то она могла позволить себе полностью погрузиться в то, что делала. До сих пор она знала лишь случайные, ни к чему не ведущие вспышки любопытства: она слышала о чем-то, возникал интерес, потом она сталкивалась с трудным вопросом — и бросала начатое. На службе она говорила примерно то, что хотела сказать, но теми словами, которые другим хотелось слышать. Выполнять такую работу она смогла бы и во сне. Но разве не такие пути выбирала она всю жизнь? Не надо обязательств, не надо подробностей, не надо думать.
* * *
Продажей товаров по телефону Тесса занялась, когда оставила колледж. И причиной этого, как и всех важных перемен в ее жизни, был звон в ушах. Первый год в Нью-Мексико прошел сносно. Она посещала положенные по программе лекции и семинары, завела несколько близких подруг и корпела над курсовой работой. Со второго года начались неприятности. Главным предметом была история искусств, а вскоре после летних каникул Тесса поняла, что не способна внимательно слушать лектора. Даже незначительный шум отвлекал ее — гудение кондиционера, рев мотора на автостоянке внизу, покашливание соседа. Отношения с товаркой по комнате, Нилой, тоже испортились напрочь. Тесса больше не могла выносить ее бесконечный треп по телефону и привычку врубать музыку по вечерам. Все вместе стало серьезно мешать работе. Непрочитанные книги пачками пылились в углах. Стоило Тессе сосредоточиться на чем-то, в висках начинала биться кровь — словно кто-то там, внутри, силился вырваться наружу.
Звон в ушах повторялся все чаще. Ногти на руках Тессы были обкусаны до мяса. Она жила в постоянном ожидании следующего приступа.
Тесса начала пропускать занятия. Вскоре она могла заставить себя посещать только курсы профессора Ярбэка по Византийской империи и Коптскому искусству Египта. Только ради узоров она вылезала утром из постели, натягивала одежду и чистила зубы. Архитекторы тех времен не скупились на фантастические, замысловатые украшения каменных колонн, ворот и арок.
Тесса часами просиживала в библиотеке, копируя, выискивая и изучая узоры. И когда профессор Ярбэк разорялся о «натурализме в изображении человеческих фигур» или «о важности понимания религиозной иконографии», Тесса в мечтах уносилась к милым ее сердцу манускриптам, рука ее машинально чертила в блокноте последний из виденных узоров.
Все они казались ей исполнены значения. Идя от сложного к простому, она шаг за шагом проникала в тайну конструкции узоров, постепенно доходя до простейших, основополагающих линий.
Гроза разразилась на последней лекции профессора Ярбэка — «Коптские влияния в искусстве Британских островов». Такого кошмарного приступа до тех пор у нее не было. Профессор Ярбэк показывал слайды в обычной своей неторопливой манере — египетские рукописи, фрески, каменные колонны — и наконец подробно остановился на одном старинном Евангелии.
— Посмотрите, как в этой миниатюре художник воспроизводит коптские образцы...
Больше из речи профессора Ярбэка Тесса не слышала ни слова. Все, кроме узора на слайде, поблекло, отошло на задний план. Никогда раньше ей не случалось видеть столь тщательно проработанного изображения. Странные длиннохвостые птицы, их когти, клювы, похожие на чешую перья, были словно живые. А сверху, над этими птицами с загадочными пустыми глазами, страницу украшал самостоятельный, геометрически безупречный узор, с множеством завитушек, переплетений, головокружительных спиралей и узлов.
У Тессы заболела голова.
Над буйством линий господствовала властная рука творца. Только она не давала причудливым птицам своевольно нарушить идеально выдержанную симметрию страницы.
А потом она услышала и звон в ушах — совсем тихий сначала, точно кто-то тихонько скреб ногтем по барабанной перепонке. В висках начала пульсировать кровь.
Слайд был центром комнаты. Он окрашивал в свои цвета лица шестидесяти студентов. В аудитории пахло застарелым потом, лаком, дезодорантом. Но Тесса уже ощущала только покалывание в ушах. И еще какой-то новый аромат — немножко похожий на запах краски, но более приятный.
Звон усиливался, превращаясь в оглушительный рев.
Тесса не могла оторвать глаз от слайда. Ей безумно хотелось разгадать эту колдовскую композицию из извилистых линий и форм. Она заметила, что у одной из птиц наверху слева оперение не такое, как у других, не похоже на рыбью чешую.
Профессор Ярбэк с указкой в руках продолжал говорить, расхаживая по аудитории. Менять слайд он явно не торопился.
В голове у Тессы гудело. Узор двоился, расплывался, тусклые глаза птиц смотрели прямо на нее, перья топорщились, загнутые клювы и когти пришли в движение.
Карандаш Тессы упал на пол. Голова профессора Ярбэка оказалась точно в центре слайда, и птичья перья исказили черты его лица, превратив почтенного лектора в сказочное чудовище.
Почти не соображая, что делает, Тесса прижала пальцы к вискам, пытаясь остановить этот ужасный рев. Теперь он стал просто невыносим. Через мозг словно протягивали стальную проволоку. Узор и боль, боль и узор — больше на свете не осталось ничего.
Книги Тессы соскользнули с парты ей на колени. Она едва сознавала, что рядом сидят, смотрят, дышат другие люди с глазами темными и стеклянными, как глаза птиц. Они были не нужны ей. Они только мешали ей добраться до истоков, до сути этого волшебного рисунка.
А потом раздался пронзительный крик, похожий на крик чайки. И мир Тессы распался на сотни черных осколков.
Она очнулась через несколько минут в университетском медпункте. Звон в ушах продолжался, но стал значительно тише, напоминал шум машин где-то далеко на шоссе. С такой болью уже можно было жить дальше. Медсестра, полная пуэрториканка в накрахмаленном белом халате и туфлях с высокими каблуками, сказала, что Тесса потеряла сознание прямо за столом в аудитории. Она дала ей две таблетки успокаивающего, воды с содой и настоятельно рекомендовала Тессе немедленно обратиться к врачу.
Тесса приняла таблетки, выпила соду и отправилась прямо в общежитие. Неделю она не выходила из комнаты. Звон в ушах опять стал постепенно усиливаться. Каждый раз, когда она пыталась приняться за работу — почитать учебник или даже просто просмотреть журнал, — в висках начинали стучать зловещие молоточки. Каждую ночь она видела во сне аудиторию и тот слайд и каждое утро просыпалась вся разбитая и мокрая от пота.
Через пять дней Тесса поняла, что сам по себе звон в ушах не пройдет. Ей не будет покоя, пока она не уедет из Нью-Мексико. И она смирилась, приняла это как данность.
На следующий день она погрузила в машину спальный мешок, кое-какую одежду, несколько книг, консервы, атлас автомобильных дорог и выехала из штата по восемнадцатому шоссе. В тот момент она была твердо намерена вернуться. Я еду на пару-тройку недель, уверяла она себя. Но вернуться ей не пришлось.
Вообще-то она собиралась в Лос-Анджелес, но каким-то образом оказалась в Сан-Диего и в один прекрасный день обнаружила, что распространяет по телефону товары для офиса. Служба вполне устраивала ее: ни ответственности, ни требований к одежде, свободный график, мало бумажной работы, думать не требуется. Просто такая игра в номера. Надо только обзвонить побольше людей, и сколько-то процентов из них наверняка согласятся приобрести предложенную вещь. Тесса преуспевала. Ей без труда удавалось уламывать потенциальных клиентов. Через два месяца испытательного срока она стала штатным сотрудником компании.
Приступы случались все реже. И звон в ушах теперь был мягкий, почти ласкающий слух. Но Тесса хорошо запомнила тот кошмарный день в аудитории. Ей и сейчас достаточно было зайти в книжный магазин, посетить выставку, лениво проследить взглядом узор на плиточном полу ресторана или машинально набросать что-нибудь в записной книжке, как в висках начиналось угрожающее покалывание. Тесса сразу же принимала меры. При малейшем намеке на шум в ушах она прекращала свое занятие и старалась расслабиться — шла прогуляться, слушала музыку или садилась в машину...
* * *
Тесса больно уколола палец. Опустив глаза, она обнаружила, что сжимает в руке кольцо. В какой момент она вытащила его из-под платья, Тесса понятия не имела. Она покосилась на Эмита, но он хлопотал у очага, готовил ужин. Матушка его по-прежнему похрапывала на своем стуле.
Тесса рассматривала кольцо и припоминала события, в результате которых стала его обладательницей: телефонный звонок, гонка по шоссе, стычка с водителем грузовика, звон в ушах. Почему когда бы ни настиг ее сильный приступ, он обязательно приводит ее в какое-нибудь совершенно новое место?
— Суп готов, мисс. — Эмит сбил ее с мысли. — Не хотите скушать тарелочку?
— А про перец ты не забыл? — подала голос старушка, подтверждая, что, вопреки очевидности, она действительно не спит, а просто отдыхает.
— Не забыл, матушка.
Тесса засунула кольцо обратно под платье.
— С удовольствием, — ответила она. Посмотрим, что это за суп, судя по запаху, сварен он на говяжьем бульоне...
Тесса принялась убирать со стола. Позвякивающие горшочки с красителями она без особого труда выстроила в аккуратную шеренгу, но кисти, разнообразные перья и свинцовые палочки никак не хотели складываться в кучки. Тесса с удивлением отметила, как много она успела узнать о приспособлениях для рисования узоров. Например, стило — оно делается из меди или из кости; кончик его должен быть твердым и острым, чтобы чертить линии на покрытой воском дощечке. Эмит объяснил, что пергамент слишком дорог для черновых набросков. Экспериментировать большинство писцов предпочитают на навощенных дощечках. Их можно использовать по многу раз — воск разогревается, а потом разглаживается снова плоской стороной стило. Контур рисунка намечают свинцовыми палочками; ими же обозначают важнейшие точки на странице.
Сильнее всего из полученных от Эмита сведений Тессу поразила трудоемкость процесса. Ни один инструмент не покупался готовым: чернила, красители, перья, пергамент, навощенные дощечки, клей — Эмит все делал своими руками. Теперь Тесса поняла, что людям вроде Дэверика на самом деле необходимы помощники. Если целыми днями зарывать в песок гусиные перья, времени на рисование просто не останется.
Одна только обработка пергамента уже отнимает уйму времени. Эмит покупал шкуры животных на рынке — он сказал, что для рисования больше всего подходят шкурки новорожденных телят, хотя козьи и овечьи дешевле, — приносил их домой и вымачивал в известковом растворе. Затем, не давая им высохнуть, распяливал на специальной раме и отскабливал ножом.
Утром, выйдя во двор справить нужду, Тесса обратила внимание на деревянные рамы разных размеров и на бочки, укрепленные металлическими обручами. Тогда она только подивилась, зачем здесь все эти приспособления. Теперь она знала зачем. Эмит объяснил, что известковый раствор неприятно пахнет, поэтому мастер Дэверик предпочитал, чтобы отмачиванием шкур его помощник занимался в городе. Ах вот почему, подумала Тесса, Дэверик настаивал на том, чтобы два дня в неделю Эмит проводил в Бей'Зелле. Однако делиться своей догадкой она не стала. Она уже достаточно узнала Эмита. Ясно было, что доброжелательный человечек не желает слышать дурного слова ни об одном из своих знакомых. Тем более о только что почившем хозяине.
— Вот, мисс. — Эмит протянул ей тарелку с дымящимся супом, таким густым, что его и супом-то назвать было нельзя. — Садитесь, сейчас я принесу хлеба, будете макать в похлебку.
— И стаканчик арло, — вмешалась мгновенно проснувшаяся матушка Эмита, — полагаю, мы можем предложить гостье стаканчик вина: уже стемнело и попы разбежались по домам. — Она подмигнула Тессе. — Я, пожалуй, тоже позволю себе полчашечки за наше знакомство.
Тесса улыбнулась. Она не сомневалась, что матушка Эмита каждый вечер позволяет себе целую чашечку, а то и две.
— Осторожно, мисс! — воскликнул Эмит. Тесса как раз собиралась поставить тарелку на стол. Эмит поспешно убрал недавно нарисованный ею эскиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
До сих пор никто не относился к ней с таким вниманием и предупредительностью. Впрочем, Тесса довольно быстро приспособилась к новой обстановке. Так здорово было сидеть здесь, в теплой уютной кухне, совсем непохожей на стерильную, безрадостную кухню в ее квартире, — просто сидеть, слушать и учиться.
Внове для Тессы была и возможность сосредоточиться, вникать в детали, не боясь возобновления звона в ушах. Наконец-то она могла позволить себе полностью погрузиться в то, что делала. До сих пор она знала лишь случайные, ни к чему не ведущие вспышки любопытства: она слышала о чем-то, возникал интерес, потом она сталкивалась с трудным вопросом — и бросала начатое. На службе она говорила примерно то, что хотела сказать, но теми словами, которые другим хотелось слышать. Выполнять такую работу она смогла бы и во сне. Но разве не такие пути выбирала она всю жизнь? Не надо обязательств, не надо подробностей, не надо думать.
* * *
Продажей товаров по телефону Тесса занялась, когда оставила колледж. И причиной этого, как и всех важных перемен в ее жизни, был звон в ушах. Первый год в Нью-Мексико прошел сносно. Она посещала положенные по программе лекции и семинары, завела несколько близких подруг и корпела над курсовой работой. Со второго года начались неприятности. Главным предметом была история искусств, а вскоре после летних каникул Тесса поняла, что не способна внимательно слушать лектора. Даже незначительный шум отвлекал ее — гудение кондиционера, рев мотора на автостоянке внизу, покашливание соседа. Отношения с товаркой по комнате, Нилой, тоже испортились напрочь. Тесса больше не могла выносить ее бесконечный треп по телефону и привычку врубать музыку по вечерам. Все вместе стало серьезно мешать работе. Непрочитанные книги пачками пылились в углах. Стоило Тессе сосредоточиться на чем-то, в висках начинала биться кровь — словно кто-то там, внутри, силился вырваться наружу.
Звон в ушах повторялся все чаще. Ногти на руках Тессы были обкусаны до мяса. Она жила в постоянном ожидании следующего приступа.
Тесса начала пропускать занятия. Вскоре она могла заставить себя посещать только курсы профессора Ярбэка по Византийской империи и Коптскому искусству Египта. Только ради узоров она вылезала утром из постели, натягивала одежду и чистила зубы. Архитекторы тех времен не скупились на фантастические, замысловатые украшения каменных колонн, ворот и арок.
Тесса часами просиживала в библиотеке, копируя, выискивая и изучая узоры. И когда профессор Ярбэк разорялся о «натурализме в изображении человеческих фигур» или «о важности понимания религиозной иконографии», Тесса в мечтах уносилась к милым ее сердцу манускриптам, рука ее машинально чертила в блокноте последний из виденных узоров.
Все они казались ей исполнены значения. Идя от сложного к простому, она шаг за шагом проникала в тайну конструкции узоров, постепенно доходя до простейших, основополагающих линий.
Гроза разразилась на последней лекции профессора Ярбэка — «Коптские влияния в искусстве Британских островов». Такого кошмарного приступа до тех пор у нее не было. Профессор Ярбэк показывал слайды в обычной своей неторопливой манере — египетские рукописи, фрески, каменные колонны — и наконец подробно остановился на одном старинном Евангелии.
— Посмотрите, как в этой миниатюре художник воспроизводит коптские образцы...
Больше из речи профессора Ярбэка Тесса не слышала ни слова. Все, кроме узора на слайде, поблекло, отошло на задний план. Никогда раньше ей не случалось видеть столь тщательно проработанного изображения. Странные длиннохвостые птицы, их когти, клювы, похожие на чешую перья, были словно живые. А сверху, над этими птицами с загадочными пустыми глазами, страницу украшал самостоятельный, геометрически безупречный узор, с множеством завитушек, переплетений, головокружительных спиралей и узлов.
У Тессы заболела голова.
Над буйством линий господствовала властная рука творца. Только она не давала причудливым птицам своевольно нарушить идеально выдержанную симметрию страницы.
А потом она услышала и звон в ушах — совсем тихий сначала, точно кто-то тихонько скреб ногтем по барабанной перепонке. В висках начала пульсировать кровь.
Слайд был центром комнаты. Он окрашивал в свои цвета лица шестидесяти студентов. В аудитории пахло застарелым потом, лаком, дезодорантом. Но Тесса уже ощущала только покалывание в ушах. И еще какой-то новый аромат — немножко похожий на запах краски, но более приятный.
Звон усиливался, превращаясь в оглушительный рев.
Тесса не могла оторвать глаз от слайда. Ей безумно хотелось разгадать эту колдовскую композицию из извилистых линий и форм. Она заметила, что у одной из птиц наверху слева оперение не такое, как у других, не похоже на рыбью чешую.
Профессор Ярбэк с указкой в руках продолжал говорить, расхаживая по аудитории. Менять слайд он явно не торопился.
В голове у Тессы гудело. Узор двоился, расплывался, тусклые глаза птиц смотрели прямо на нее, перья топорщились, загнутые клювы и когти пришли в движение.
Карандаш Тессы упал на пол. Голова профессора Ярбэка оказалась точно в центре слайда, и птичья перья исказили черты его лица, превратив почтенного лектора в сказочное чудовище.
Почти не соображая, что делает, Тесса прижала пальцы к вискам, пытаясь остановить этот ужасный рев. Теперь он стал просто невыносим. Через мозг словно протягивали стальную проволоку. Узор и боль, боль и узор — больше на свете не осталось ничего.
Книги Тессы соскользнули с парты ей на колени. Она едва сознавала, что рядом сидят, смотрят, дышат другие люди с глазами темными и стеклянными, как глаза птиц. Они были не нужны ей. Они только мешали ей добраться до истоков, до сути этого волшебного рисунка.
А потом раздался пронзительный крик, похожий на крик чайки. И мир Тессы распался на сотни черных осколков.
Она очнулась через несколько минут в университетском медпункте. Звон в ушах продолжался, но стал значительно тише, напоминал шум машин где-то далеко на шоссе. С такой болью уже можно было жить дальше. Медсестра, полная пуэрториканка в накрахмаленном белом халате и туфлях с высокими каблуками, сказала, что Тесса потеряла сознание прямо за столом в аудитории. Она дала ей две таблетки успокаивающего, воды с содой и настоятельно рекомендовала Тессе немедленно обратиться к врачу.
Тесса приняла таблетки, выпила соду и отправилась прямо в общежитие. Неделю она не выходила из комнаты. Звон в ушах опять стал постепенно усиливаться. Каждый раз, когда она пыталась приняться за работу — почитать учебник или даже просто просмотреть журнал, — в висках начинали стучать зловещие молоточки. Каждую ночь она видела во сне аудиторию и тот слайд и каждое утро просыпалась вся разбитая и мокрая от пота.
Через пять дней Тесса поняла, что сам по себе звон в ушах не пройдет. Ей не будет покоя, пока она не уедет из Нью-Мексико. И она смирилась, приняла это как данность.
На следующий день она погрузила в машину спальный мешок, кое-какую одежду, несколько книг, консервы, атлас автомобильных дорог и выехала из штата по восемнадцатому шоссе. В тот момент она была твердо намерена вернуться. Я еду на пару-тройку недель, уверяла она себя. Но вернуться ей не пришлось.
Вообще-то она собиралась в Лос-Анджелес, но каким-то образом оказалась в Сан-Диего и в один прекрасный день обнаружила, что распространяет по телефону товары для офиса. Служба вполне устраивала ее: ни ответственности, ни требований к одежде, свободный график, мало бумажной работы, думать не требуется. Просто такая игра в номера. Надо только обзвонить побольше людей, и сколько-то процентов из них наверняка согласятся приобрести предложенную вещь. Тесса преуспевала. Ей без труда удавалось уламывать потенциальных клиентов. Через два месяца испытательного срока она стала штатным сотрудником компании.
Приступы случались все реже. И звон в ушах теперь был мягкий, почти ласкающий слух. Но Тесса хорошо запомнила тот кошмарный день в аудитории. Ей и сейчас достаточно было зайти в книжный магазин, посетить выставку, лениво проследить взглядом узор на плиточном полу ресторана или машинально набросать что-нибудь в записной книжке, как в висках начиналось угрожающее покалывание. Тесса сразу же принимала меры. При малейшем намеке на шум в ушах она прекращала свое занятие и старалась расслабиться — шла прогуляться, слушала музыку или садилась в машину...
* * *
Тесса больно уколола палец. Опустив глаза, она обнаружила, что сжимает в руке кольцо. В какой момент она вытащила его из-под платья, Тесса понятия не имела. Она покосилась на Эмита, но он хлопотал у очага, готовил ужин. Матушка его по-прежнему похрапывала на своем стуле.
Тесса рассматривала кольцо и припоминала события, в результате которых стала его обладательницей: телефонный звонок, гонка по шоссе, стычка с водителем грузовика, звон в ушах. Почему когда бы ни настиг ее сильный приступ, он обязательно приводит ее в какое-нибудь совершенно новое место?
— Суп готов, мисс. — Эмит сбил ее с мысли. — Не хотите скушать тарелочку?
— А про перец ты не забыл? — подала голос старушка, подтверждая, что, вопреки очевидности, она действительно не спит, а просто отдыхает.
— Не забыл, матушка.
Тесса засунула кольцо обратно под платье.
— С удовольствием, — ответила она. Посмотрим, что это за суп, судя по запаху, сварен он на говяжьем бульоне...
Тесса принялась убирать со стола. Позвякивающие горшочки с красителями она без особого труда выстроила в аккуратную шеренгу, но кисти, разнообразные перья и свинцовые палочки никак не хотели складываться в кучки. Тесса с удивлением отметила, как много она успела узнать о приспособлениях для рисования узоров. Например, стило — оно делается из меди или из кости; кончик его должен быть твердым и острым, чтобы чертить линии на покрытой воском дощечке. Эмит объяснил, что пергамент слишком дорог для черновых набросков. Экспериментировать большинство писцов предпочитают на навощенных дощечках. Их можно использовать по многу раз — воск разогревается, а потом разглаживается снова плоской стороной стило. Контур рисунка намечают свинцовыми палочками; ими же обозначают важнейшие точки на странице.
Сильнее всего из полученных от Эмита сведений Тессу поразила трудоемкость процесса. Ни один инструмент не покупался готовым: чернила, красители, перья, пергамент, навощенные дощечки, клей — Эмит все делал своими руками. Теперь Тесса поняла, что людям вроде Дэверика на самом деле необходимы помощники. Если целыми днями зарывать в песок гусиные перья, времени на рисование просто не останется.
Одна только обработка пергамента уже отнимает уйму времени. Эмит покупал шкуры животных на рынке — он сказал, что для рисования больше всего подходят шкурки новорожденных телят, хотя козьи и овечьи дешевле, — приносил их домой и вымачивал в известковом растворе. Затем, не давая им высохнуть, распяливал на специальной раме и отскабливал ножом.
Утром, выйдя во двор справить нужду, Тесса обратила внимание на деревянные рамы разных размеров и на бочки, укрепленные металлическими обручами. Тогда она только подивилась, зачем здесь все эти приспособления. Теперь она знала зачем. Эмит объяснил, что известковый раствор неприятно пахнет, поэтому мастер Дэверик предпочитал, чтобы отмачиванием шкур его помощник занимался в городе. Ах вот почему, подумала Тесса, Дэверик настаивал на том, чтобы два дня в неделю Эмит проводил в Бей'Зелле. Однако делиться своей догадкой она не стала. Она уже достаточно узнала Эмита. Ясно было, что доброжелательный человечек не желает слышать дурного слова ни об одном из своих знакомых. Тем более о только что почившем хозяине.
— Вот, мисс. — Эмит протянул ей тарелку с дымящимся супом, таким густым, что его и супом-то назвать было нельзя. — Садитесь, сейчас я принесу хлеба, будете макать в похлебку.
— И стаканчик арло, — вмешалась мгновенно проснувшаяся матушка Эмита, — полагаю, мы можем предложить гостье стаканчик вина: уже стемнело и попы разбежались по домам. — Она подмигнула Тессе. — Я, пожалуй, тоже позволю себе полчашечки за наше знакомство.
Тесса улыбнулась. Она не сомневалась, что матушка Эмита каждый вечер позволяет себе целую чашечку, а то и две.
— Осторожно, мисс! — воскликнул Эмит. Тесса как раз собиралась поставить тарелку на стол. Эмит поспешно убрал недавно нарисованный ею эскиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99