— Твоими бы устами да мед пить. Если “Нибелунги” навалятся на вас, они вас не выпустят. Поэтому задача не в том, чтобы отбиться от них, а в том, чтобы не попасться им или уйти в случае чего. Тут вся надежда на вашу изобретательность, на ваш боевой опыт.
— Разрешите действовать, товарищ генерал?
— Идите. Удачи вам!
Мы получаем у Жучкова карты и идем сначала в свою землянку. Там я сажусь за стол и, развернув карту, предлагаю Сергею сесть рядом.
— Слушай сюда. Хоть один из нас должен вернуться, это ясно. Как это сделать?
— Вот это не ясно.
— Предлагаю создать у немцев впечатление, что разведку ведет один самолет. Фронт пройдем раздельно и начиная с этой точки пролетим над районом сосредоточения восьмерками, на сходящихся курсах, но так, чтобы одновременно в одной точке не появляться. Это будет выглядеть вот так.
Я рисую схему маневров и временной график. Сергей внимательно смотрит и усмехается.
— А что? Должно сработать. Но самая большая опасность — на обратном пути.
— Здесь придется идти на риск. Я развернусь в этой точке и пойду домой на высоте четыре пятьсот, ты развернешься здесь и пойдешь на шести тысячах. Если меня засекут, ты это увидишь. Я свяжу их боем, а ты проскочишь незамеченным.
— И брошу тебя им на съедение?!
— Ты доставишь разведку, — твердо говорю я. — Это намного важнее.
— Дудки! Прорываться — так вместе, и погибать тоже вместе!
Молча смотрю на разбушевавшегося Сергея. Достаю папиросу, прикуриваю и, затянувшись пару раз, говорю:
— В этом районе уже погибли восемь летчиков. Ну, теперь погибнут десять. А разведка доставлена все равно не будет. После нас пойдет еще пара и еще. И все с таким же результатом. Так можно попарно всю дивизию там положить. Только немцы времени нам на это не дадут. Гудериан ударит, а где — не знает никто. И не узнает, пока его танки на нашу оборону не обрушатся. Ты понял или нет? Что важнее?
Сергей хватает пачку папирос, закуривает и несколько раз взад-вперед шагает по тесной землянке.
— А как я потом им в глаза смотреть буду? — показывает он на ребят, сидящих на нарах и молча слушающих наш спор.
— Нормально будешь смотреть, кацо! — говорит Мидодашвили. — Я своими руками задушу того, кто на тебя хотя бы косой взгляд бросит.
— И нечего спорить, — поддерживает Комов. — Никто тебя не посмеет упрекнуть, что ты товарища бросил. Не тот это случай! Андрей прав.
— Могу обещать тебе только одно, — говорю я, — если засекут и атакуют тебя, то отрываться буду я.
— Нет, черт возьми! Ты мне другое обещай. — Сергей прекращает метаться по землянке и останавливается передо мной, выдыхая дым из ноздрей, как Сивка-Бурка. — Ты обещай мне, что уйдешь от них, вырвешься. Пусть они меня не видят, пусть! А сам-то я как после этого жить буду? Как Ольге в глаза посмотрю, если ты не вернешься? Короче, клянись, что вырвешься оттуда, или ничего не получится!
— Клянусь! Сделаю все, что могу, чтобы вернуться. Не такой уж я и лапоть, чтобы меня так просто повязали. Но и ты вот сейчас, перед ребятами, клянись, что, если мне удастся оттянуть их на себя, ты не бросишься на выручку, а доставишь разведку.
Сергей молчит. Мараджабов подходит сзади и кладет ему руку на плечо.
— Клянись, Серега, или я полечу вместо тебя.
— Клянусь, — тихо, но твердо говорит Сергей.
— Все, дискуссия окончена, — говорю я и встаю. — Идем на работу.
Через десять минут два “Яка” поднимаются в осеннее небо Смоленщины и берут курс на северо-восток. Чисто, без фальши поет свою песню мотор. Остроносые машины со свистом режут прохладный осенний воздух. Все дальше уходит земля, окрашенная в золотистый и охряный цвета нашей русской осени.
Я стараюсь не думать о том, что ждет меня через час. Сосредоточиваюсь на главном. А главное — это найти дивизии Гудериана, нанести их положение на карту и вернуться на аэродром. Буде встретятся осложнения, преодолеть. Вот и все.
В условленной заранее точке я ухожу влево, а Сергей — вправо, с набором высоты. Иду над нашими позициями. По-моему, Гудериану на этом участке ничего не светит. Сплошные рвы и надолбы. Передовая линия обороны хорошо прикрыта артиллерийским огнем. Несколько линий траншей, прорытых по всем правилам военно-инженерного искусства. Мощные доты, способные выдержать многодневный бой в полном окружении. Не хотел бы я быть сейчас на месте немцев и ломать такую оборону.
Пролетаю линию фронта и беру курс на Бетлицу. Надо идти точно по рассчитанному на земле графику. На карте помечены точки и время, в которое я должен их пролетать. Вот точка разворота. Сверяю время. Все идет по плану. Под крылом мелькают леса, поля, речки, поселки. Так! Это уже интересно. Танки, и не менее полка! Через минуту полета отмечаю на карте еще один полк. Где-то здесь еще и третий должен быть. Я его не вижу, но это не беда. Минут через десять здесь будет Сергей. Но мне интересно другое. Ни в первом, ни во втором полку я не вижу ни автоцистерн, ни грузовиков с боекомплектами.
Иду дальше. Еще одна танковая часть. Неподалеку — два полка мотопехоты. В ста метрах от меня небо прошивают трассы “эрликонов”. Нервничают гады! Однако неблагодарное это дело — стрелять по одиночному “Яку”. Не так-то просто в него попасть. Я продолжаю идти по маршруту и, выйдя в нужную точку, меняю курс. На карте отмечаю танковые и пехотные части, артиллерийские позиции. При этом не забываю следить за временем. Главное, чтобы мы с Сергеем не оказались в одном месте в одно время. У немцев должно сложится впечатление, что разведку ведет один самолет.
В селе Каменки обнаруживаю скопление легковых машин, сразу четыре. Рядом с ними стоят пять танков. Неподалеку — несколько мотоциклов. Это штаб группы. А вот и склады горючего. Но его здесь явно мало, даже для одной дивизии. Откуда же Гудериан собирается подвозить бензин для своих панцеров?
На этот вопрос я получаю ответ, пролетая над Дубровкой. На станцию только-только подали эшелон с цистернами. На подходе еще какой-то состав. В окрестных лесах и на проселочных дорогах — полно автозаправщиков.
Так. Ясно. Пока их зальют, пока они довезут горючее до Бетлицы и в другие дивизии. Потом надо вернуться назад и залиться на вторую заправку, чтобы идти вслед за наступающими танками. Раньше завтрашнего утра Гудериан наступление не начнет.
Неплохо бы найти еще и место, где они складируют боеприпасы. Мне “везет” и здесь. Три подозрительных места я наношу на карту.
Почти везде по мне ведут зенитный огонь. Но мой “Як” для зенитчиков — цель слишком неудобная: малоразмерная, скоростная, да еще и маневрирует, как стрекоза. Попробуй порази!
Вот и конечная точка маршрута. Карта испещрена отметками. Надо полагать, что и у Сергея она не пустая. Недаром про него говорят: “Разведчик — от бога! Иной десять раз над одним местом пролетит и ничего не обнаружит. А от Сереги никакой маскировкой не укроешься”.
Бросаю еще один взгляд на карту. Становится ясно, что основной удар группа Гудериана будет наносить в междуречье Десны и Угры, в направлении на Ельню. Вспомогательный удар — на Рославль.
Ложусь на возвратный курс и набираю четыре пятьсот. Задание комдива выполнено наполовину. Танковая группа, ее тылы и штаб нанесены на карту. Осталось доставить ее домой. А вот мое задание только начинается. Я к нему еще не приступал. Но с минуты на минуту начнется то самое главное, ради чего я покинул свое время и переместился сюда, в октябрь 1941 года.
Иду почти на максимальной скорости. Внимательно осматриваюсь. Сергея не видно. Это хорошо! А где немцы? Неужели они проворонили нас? Как бы не так! Помяни черта…
Слева наперерез моему курсу идет шестерка “мессеров”. Других пока не видно. Но все равно, и этих немало. Вот оно! По спине пробегает холодок, и противно ноет где-то между желудком и печенью. Проглатываю застрявший в горле комок и еще раз оцениваю обстановку. Она непростая. В одиночку против шести мне еще не приходилось. А ведь должны подойти еще четыре.
Ладно. Глаза боятся, а руки делают. Только бы Сергей не забыл нашего уговора и не ввязался в бой. Подпускаю “мессеров” метров на четыреста и резко, “горкой”, набираю высоту. “Мессеры” расходятся парами, охватывая меня с разных сторон. Одна из пар идет на меня. Неожиданно для них атакую эту пару в лоб. Мы стремительно расходимся на встречных курсах, и я оказываюсь во фланге второй пары, а сзади на меня заходит третья.
Обстреливаю вторую пару и ныряю под нее. Задние, чтобы не столкнуться со своими, вынуждены отвернуть влево. А я снова ухожу на высоту, где на меня наваливается первая пара, с которой я только что разошелся на лобовой. Стряхиваю их с хвоста многократно отработанным маневром и, резко уйдя вниз, сам атакую третью пару. Да, ребятки, “сохатого” ловить — это вам не в тапочки гадить! Повозитесь!
Сколько времени проходит в этой карусели, трудно сказать. Все сливается в непрерывную череду маневров. Меня атакуют, я ухожу из-под огня и атакую в свою очередь. Пока бой идет почти на равных, если не считать того, что меня уже несколько раз зацепили. Хорошо еще, что только из пулеметов. В плоскостях вижу несколько пробоин.
Выйдя из очередной атаки и уйдя очередной раз из-под огня, быстро осматриваюсь на все триста шестьдесят и резко бросаю “Як” вправо. Сзади, незаметно для меня, подошла еще одна пара “мессеров”, а другая караулит меня вверху.
“Нибелунги”! Вот теперь покрутимся. Ну, верный мой “Як” номер “27”, настало для нас главное испытание. Сколько раз мы с тобой выручали друг друга, сколько раз побеждали! Теперь кому-то из нас не миновать лежать на песке. Скорее всего обоим. Но перед тем как спеть “Мир вашему дому”, мы с тобой покажем все, на что способны. Надолго эти нордические рыцари запомнят “сохатого”.
Невозможно описать то, что происходит в следующие минуты. Я буквально просачиваюсь между огненных трасс, тянущихся ко мне со всех сторон. Мой самолет показывает все, на что он способен. Впрочем, только он на это и способен. Такие “свечки”, перевороты, виражи и крутые петли на максимальной скорости может делать только “Як”. Вот когда мне пригодилось то, что я выжимал из машины, осваивая ее еще в мае.
Очередная заходящая на меня пара не может удержать меня в прицеле более двух секунд. Но беда вся в том, что, выходя из-под ее огня, я сразу попадаю под огонь другой пары. Их слишком много. Все чаще “Як” вздрагивает от попаданий. Хорошо еще, что жизненно важные “органы” до сих пор не задеты.
Уходя от очередной атаки, замечаю, что меня ждут и справа, и слева, и вверху, и внизу. Выход один — туда, где меня не ждут, то есть назад! Маневр рождается мгновенно. В замедленной “бочке” “Як” теряет скорость и высоту, “мессеры” проскакивают надо мной. Когда я выравниваюсь, ведомый “мессер” оказывается ближе чем в ста метрах прямо передо мной. Грех не воспользоваться. Короткая очередь. “Мессер” качается, выпускает клубы черного дыма, вспыхивает и с воем устремляется вниз. Осталось девять. Повоюем дальше.
Как там уходил от меня штандартенфюрер Кребс? Немцы, наверное, рты разинули, когда я, резко взмыв вверх, с переворотом, в обратной петле, пошел на нижнюю пару. Те даже не успевают среагировать, как моя очередь прошивает кабину и центроплан ведущего “мессера”. Но миг моего торжества длится очень недолго. Дробно стучат пули по бронеспинке, вдребезги разлетается приборная доска, я резко ухожу влево… Ошибся! Надо было вправо… Поздно! “Як” резко вздрагивает. Из-под капота выбивается и тут же пропадает пламя.
По изменившемуся звуку мотора понимаю: разбит радиатор. Это конец. Минута-другая, и перегревшийся мотор заклинит. А может, и загорится. Это уж как повезет.
А немцы, поняв, что “Як” смертельно ранен, ликуют и теряют всякую осторожность. Верхняя пара “Нибелунгов” нависает в пятидесяти метрах надо мной. Ну, гады! Рано радуетесь, я жив еще! Три снаряда входят в брюхо ведущему “мессеру” и рвутся там, все калеча и круша. Но и я отлетался.
В надсадный звук перегретого мотора вплетается скрежет и стук, из-под капота валит дым. А вот пожар мне не нужен. Быстро перекрываю подачу бензина, и наступает относительная тишина. “Мессеры”-то не ушли. Им очень хочется видеть, как загорится мой “Як”, как врежется он в землю. Они по очереди заходят на меня и расстреливают, как конус на полигоне. Но мой “Як”, хоть и без мотора, по-прежнему выручает меня. Управление в порядке. Я маневрирую, сбиваю им прицел, как могу. Но снаряды и пули хоть и не все, но настигают меня, терзают подбитую машину.
Но у меня уже появилась еще одна проблема. До земли рукой подать. Выбрасываться нельзя — расстреляют. Надо садиться. Но куда? Подо мной линии траншей, воронки и еще черт знает что. Кажется, впереди, слева, относительно ровный участок. Доворачиваю туда. “Мессеры” клюют меня еще по разу и отваливают. Куда это они?
А, понятно. Я — над нашим передним краем. С земли бьют по “мессерам” зенитные орудия и пулеметы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73