Вчера им попалась группа путешественников в черных кожаных масках, на которых были нарисованы лица демонов. Он испугался и позвал старика.
— Тобчен, Тобчен, кто эти люди? Почему они так одеты?
Старик посмотрел вверх и что-то крикнул в ответ. Ветер подхватил его слова и унес прочь, поэтому он повторил их, когда мальчик поравнялся с ним.
— Не беспокойся, мой повелитель. Это обычные путешественники. Маски защищают их лица от ветра. И они разрисовывают их, чтобы отпугнуть демонов.
Люди прошли мимо них, не произнося ни слова, молчаливые и нелюбопытные, подгоняемые ветром темные фигуры, безжалостно затягиваемые в бездну. Они с Тобченом остались позади и продолжили борьбу со стихиями.
Они остановились сразу после заката. Старик где-то отыскал засохший навоз яка и развел костер. Еда была обычной — чай и цампа, — но Самдап не жаловался. Хотя он и был трулку, но оставался ребенком, и Тобчен обращался с ним одновременно и с благоговением, и с суровостью, не допуская ослушаний. Он опасался, что старик вскоре выбьется из сил. И думал о том, как долго продлится их путешествие.
— Сколько нам осталось до Гхаролинга? — спросил он.
Старый монах посмотрел вверх, держа в обмороженных пальцах чашку с чаем.
— Мы скоро будем там, мой повелитель, скоро.
— Но как скоро, Тобчен? Завтра?
Лама покачал головой.
— Нет, не завтра, — ответил он. — Но твоими молитвами и милостью повелителя Ченрези наш путь займет не много времени.
— Это будет послезавтра, Тобчен? — допытывался мальчик.
— Пей свой чай, кхушог, и не задавай так много вопросов. Когда ты закончишь еду, я зажгу лампу и мы вместе будем изучать Кангюр. Даже во время путешествия мы должны уделять внимание твоему образованию.
Мальчик молча пил чай, время от времени извлекая из него шарики цампы, единственного питательного блюда в их рационе. Ветер не стихал, но они сидели в укрытии среди груды камней, прислушиваясь к завываниям ветра. Все небо застилали тяжелые облака.
— Зачем мы идем в Гхаролинг, Тобчен? — поинтересовался Самдап.
— Я уже говорил тебе. Чтобы посетить Геше Кхионглу Ринпоче. Ринпоче великий учитель, куда более великий, чем я. Тебе пора начать изучать сутры. После этого ты будешь готов к изучению тантр. Ты должен знать сутры и тантры, для того чтобы выполнить свое предназначение.
— Но ведь учителя есть и в Дорже-Ла-Гомпа.
— Да, там есть хорошие учителя. Но с Кхионглой Ринпоче им не сравниться. Помнишь, как мы вместе изучали «Лама Начупа», и там говорилось об обязанностях ученика по отношению к своему гуру?
— Да, я помню.
— Пора тебе начать воплощать эти заветы в жизнь. Ты пришел к нам не для того, чтобы учиться. Ты пришел, чтобы вспомнить то, что ты уже знал раньше. Ринпоче научит тебя, как это сделать.
Возникла пауза. Снова пошел снег. Ночь обещала быть холодной. Слабый голос мальчика нарушил темную тишину.
— Мне что-то угрожало в Дорже-Ла-Гомпа?
Старый монах, невидимый в темноте, замер.
— Почему ты так думаешь, мой повелитель?
— Я почувствовал опасность. Когда появился незнакомец. Я и сейчас ее чувствую. Я прав?
После секундной паузы старик ответил на вопрос:
— Ты не ошибся, кхушог. Опасность существует. — Он замолчал. — Большая опасность.
— Для меня?
— Да, для тебя.
— Именно поэтому мы сбежали в Гхаролинг? Именно поэтому покинули монастырь ночью?
Старик вздохнул.
— Да. Там, куда мы идем, мы будем в безопасности. Кхионгла Ринпоче все понимает. Если... если что-нибудь случится со мной, мой повелитель, ты должен сам добраться до Гхаролинга. Они будут ждать тебя. Не пытайся вернуться в Дорже-Ла-Гомпу. Иди прямо в Гхаролинг, никуда больше. Не верь никому, кроме Кхионглы Ринпоче и тех, кому доверяет он.
В наступившей тишине мальчик обдумывал услышанное. Мир оказался куда более суровым местом, чем он предполагал. Его голос снова ворвался в мысли старика.
— Это мое другое тело? — спросил он. — То, что происходит, — это из-за него?
Тобчен покачал головой.
— Нет, мой повелитель. Я уверен, что он ничего о тебе не знает. По крайней мере, я так думаю. Когда придет время, ему все расскажут.
— Если бы он знал обо мне, он бы попытался убить меня?
Лама помедлил с ответом. Так много воплощений, подумал он. Они становятся им в детском возрасте, стареют и умирают. И рождаются вновь. Бесконечный цикл.
— Да, — ответил он. — Я думаю, что да. Я думаю, что он приказал бы убить тебя.
Глава 6
Калимпонг, Северная Индия, январь 1921 года
Калимпонг дремал под слабым январским солнцем. Ему снились шерсть, хлопок и яркие кашемировые платки, китайские шелка, оленьи рога и мускус, индийский сахар, стекло и дешевые свечки, длинные нестройные караваны, спускающиеся с Тибета по долине Чумби, торговцы, привозящие свой товар, упакованный в джутовые мешки, с равнин Индии. Но на высокогорных перевалах на севере царствовал во всем своем величии снег, плотный и белый, и снежинки падали, словно в трансе, словно частички снов, на холодные, как гробницы, скалы. Вот уже две недели никто не отваживался пройти через перевал Натху. Торговля оживилась с приходом каравана из Гянцзе, но теперь снова стихла, и маленький рыночный городок ждал сообщения о том, что наконец-то большая партия товаров отправляется из Лхасы.
Кристофер Уайлэм глубоко вдохнул чистый воздух, наполняя им легкие. В Калимпонге он чувствовал себя лучше. Город представлял собой торговый пост, факторию на окраине империи, склад для торговцев, прибывающих из Тибета с шерстью и хвостами яков, чтобы обменять их на дешевые промышленные товары и более дорогие ткани. Но сейчас город жил в преддверии чуда. Кристофер уже ощутил в воздухе снег и лед Гималаев. Ложившиеся на язык снежинки напоминали сохранившийся с детства вкус, знакомый и ныне такой редкий, вызывающий в воображении воспоминания об одиноких путешествиях под падающим с неба тусклым снегом.
Стоило только поднять глаза, и можно было увидеть сами горы, молча стоявшие вдалеке за зелеными предгорьями. Они стояли как бастионы, закрывая доступ к находившимся за ними равнинам Тибета, к запретному королевству, ревниво охраняемому покровительствующими ему божествами. И, что более прозаично, вооруженными тибетскими пограничниками.
Сойдя с пони и вдохнув запахи базара, запахи специй и благовоний, он отчетливо вспомнил своего отца. Он вспомнил, как приходил сюда с ним в сопровождении их чапрасси, Джита Бахадура. За ними следовала мать во всем белом — в открытом паланкине, который держали на своих плечах четверо безупречно одетых слуг. Это было в те дни, когда его отец был британским резидентом при дворе местного правителя, султана Махфуза.
Артур Уайлэм был большим человеком, на этот пост его назначил сам вице-король. Уайлэмы были англо-индийцами на протяжении трех поколений: дед Кристофера, Уильям, приехал в Индию по заданию правительства незадолго до великого мятежа и после стал окружным судьей Министерства внутренних дел в Секундерабаде. Маленький Кристофер воспитывался на легендах о великих английских кланах, правивших Индией, — Риветт-Карнаков, Мэйнов, Огилви — и постоянно слышал о том, что его долг и долг его будущего сына заключается в том, чтобы прибавить фамилию Уайлэм к этому знаменитому списку.
Калимпонг почти не изменился за эти годы. Главная улица, представляющая собой скопище хаотично разбросанных маленьких магазинчиков, как и прежде была наполнена криками уличных торговцев и погонщиков мулов. Здесь бенгальские торговцы стояли бок о бок с маленькими шерпами из Непала и свирепого вида кочевниками из тибетской восточной провинции Кхам; красивые женщины из Бхутана с традиционно короткими прическами привлекали взоры молодых монахов, совершавших свое первое паломничество к Буддх-Гайа; приветливые китайские торговцы спорили с суровыми купцами из Марвари и в итоге получали прибыль. На плоском камне посреди базара сидел слепой попрошайка, чьи глаза превратились в язвы, а пальцы были согнуты в вечной мольбе. Кристофер бросил монету в протянутую руку, и старик беззубо улыбнулся.
Отец Кристофера всегда предпочитал суету и беспорядок Калимпонга официальности Дарджилинга, британского административного центра в пятнадцати милях к западу. Сколько раз он говорил Кристоферу, что если тот хочет провести жизнь в Индии, то должен научиться быть индийцем. Артур Уайлэм во многом презирал свою касту браминов, людей высокого, почти божественного происхождения, занимающих ключевые посты во внутренней и внешней политике Индии.
Цивильный лист, табель о рангах со скучными перечислениями должностей и прав на первоочередность, клубы с их комичными правилами этикета и протоколами, эффективный апартеид, который даже хорошо образованных индусов высокого происхождения делал чужими в их собственной стране, — все это периодически вызывало его гнев. Его любовь к индийцам, их языкам, обычаям, религиям, их глупости и мудрости, сделала его опытным и красноречивым посредником между правительством Индии и различными местными правителями, к чьим дворам направляли его центральные власти. Но его презрение к условностям, которые разъедали общество, как деревянный шкаф, пожираемый жуками-короедами, нажило ему много врагов.
Кристофер оставил пони в конюшне и понес свои сумки в маленькую гостиницу, расположенную около шерстяных складов Макбрайда, которая принадлежала пожилой женщине из Бхутана. Гостиница была наполнена шумом и запахами и кишела крошечными и энергичными калимпонгскими блохами, чьи далекие предки прибыли в город в некачественно выделанных овечьих шкурах из Шигатце. Зато в этом месте никто не задавал чересчур много вопросов по поводу того, что тот или иной постоялец делает в городе и что он собой представляет.
Он мог бы остановиться в правительственной гостинице — небольшом придорожном заведении на окраине города, где были растения в горшках, лед и слуги. Но для этого ему надо было получить соответствующие рекомендации в Калькутте и путешествовать как правительственному чиновнику — а это и Кристоферу, и Уинтерпоулу нужно было меньше всего. Что касалось правительства Индии, то Кристофер Уайлэм приехал в горную местность как частное лицо, чтобы заново пережить приятные воспоминания детства и оправиться после смерти жены. Если бы он оказался вовлеченным в какую-то неприятную историю и последовали бы неизбежные вопросы, то выяснилось бы, что он не имеет никакого отношения к правительству и государственной службе.
Когда Кристофер спустился вниз, в гостинице царила суматоха. После трехнедельного путешествия из Катманду в город приехала группа непальцев. Они приехали в Индию, чтобы найти работу на чайных плантациях, разбросанных вокруг Дарджилинга. Их было человек двенадцать, бедняков в напоминавшей лохмотья одежде, фермеров, у которых не уродился ячмень и которым теперь не хватало запасов продовольствия на зиму. Они пришли в гостиницу по рекомендации непальского торговца, который повстречался им на пути, но теперь низенькая хозяйка громовым голосом сообщала им, что комнат на всех не хватит.
Ситуация вряд ли могла перерасти в серьезный конфликт — обычно все заканчивалось словесной перепалкой, максимум несколькими безобидными толчками и тычками. Но Кристоферу было жаль этих людей. В прошлом ему доводилось жить по соседству с такими же крестьянами, и он понимал, что заставило их в такое время года оставить свои жилища и семьи и отправиться в опасный и трудный путь, неся на спине провизию.
Его путешествие в Индию резко отличалось от того, что проделали они. Уинтерпоул устроил все так, что Кристофер отправился из Англии на биплане «Хэндли-Пейдж» с посадками в Египте, Ираке и Персии. Пока эти люди с трудом прокладывали себе дорогу через снег и лед, борясь с бьющим в лицо высокогорным ветром и подвергаясь множеству опасностей, он летел над землей подобно птице, и самыми крупными неудобствами стали озноб и легкая простуда.
Ему захотелось вмешаться, но как раз в этот момент, когда он собирался сделать шаг вперед, он одернул себя. Инстинкт уступил тренировке: правила его профессии требовали «не привлекать к себе внимания, сливаться с общим фоном и оставаться в нем, не делать ничего необычного или из ряда вон выходящего». Он приехал в Калимпонг под видом бедного английского торговца из Калькутты — торговца, потерпевшего крах и теперь отчаянно стремящегося начать новое предприятие вдали от мест, где его преследовала неудача. На такого человека никто не обращал внимания, такой тип людей весьма часто встречается в ночлежках больших городов и среди невезучих торговцев на окраинных базарах.
Кристофер отвернулся от кричавших крестьян и проследовал в общую комнату. Она была центром жизнедеятельности гостиницы, здесь постояльцы готовили себе еду в течение дня, а ночью здесь спали те, кому не досталось комнат.
Комната была темной и закопченной и пропахла потом и кухней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61