В приоткрытую дверь ворвался рев снегоочистителя. В пыльном углу почти под самым потолком кукушка прокуковала одиннадцать раз. Анджела уже стояла, сияя багровыми щеками. Пайт побежал за ней вверх по лестнице, как ретивый пес, обожающий прогулки. В гостиной остались только Эпплсмиты и Фредди Торн.
Пожилая пара, изображающая юнцов, управлявшая спортивной базой, домыла гору посуды и алчно повыключала весь свет, кроме одной-единственной лампы, и разбросала дрова в камине, чтобы быстрей потух огонь. В их добродушных улыбках, обращенных к гостям, читалось осуждение.
- Спокойной ночи.
- Bonne nuif.
Однако еще на протяжении часа, сидя в полутьме и ежась от холода, Фредди отказывался расставаться с ощущением красоты и добра, которое рождалось просто оттого, что пары собрались вместе.
- Все вы - такие красивые женщины! Чего ты смеешься, Марсия? Господи, всякий раз, когда я пытаюсь говорить людям приятное в лицо, они смеются. Люди ненавидят любовь. Они считают ее угрозой, все равно что гниющие зубы: больно и плохо пахнет. Я - единственный живой человек, для которого любовь не угроза, недаром я смело лечу зубы. Я всех вас люблю: мужчин, женщин, закомплексованных детей, хромых собак, чесоточных кошек, даже тараканов. Люди - это единственное, что осталось после того, как Бог умыл руки. Я, конечно, имею в виду секс. Траханье! 1ип-гип, ура! Фрэнк, ты веришь в разницу между трагедией и комедией? Ответь мне, не молчи. Это серьезный вопрос.
И Фрэнк ответил, оставаясь в скорченной позе, чтобы снова не заболел желудок:
- Верю, подобно Шекспиру, как в формальное разграничение, но не превращаю в абсолют.
- Великолепно! Именно к этому и должен прийти средний разумный человек. И именно в этом разница между тобой и мной. Я тоже верю, что есть трагическое и комическое, но беда в том, что все, начиная от желтых звезд в небе и кончая очаровательными сапрофитами у тебя во рту, трагично. Погляди хоть на камин, который эти жадюги погасили, чтобы сэкономить лишний цент. Трагедия! Прислушайся к ветру: трагедия в квадрате! Так что же не трагедия? В западном мире осталось всего два комических явления: христианская церковь и голые женщины. Ленин не у нас, так что это все, чем мы располагаем. Все остальные нам твердят, что мы мертвы. А ты подумай о двух болтающихся сиськах. Уже смешно? Или вспомнить бедняжку Мэрилин Монро: ей удавались только комедии.
- А христианская церковь? - спросила Марсия, испуганно косясь на Фрэнка, словно желая понять, сильно ли он страдает.
- Боже, как бы мне хотелось в Тебя уверовать! - вскричал Фредди. - Хотя бы чуточку. Превратить бы в вино немного водички - кварту, да что там кварту, я и на пинту согласен.
- Что же тебе мешает? - лениво проговорила Джанет. - Веруй!
- Не могу! Марсия, ты прекратишь беспокоиться за Фрэнка? У него повышенная болевая чувствительность. Это совместимо с жизнью. Настоящий разговор по душам - вот то, ради чего мы рождены! Великая игра в правду. Возьмем хоть тебя в этом пушистом свитере с огромным воротом: роскошный вид! Настоящий крашеный пудель, весь на нервах, ходит на коготках - загляденье! Не будь твой дедуля епископом, из тебя бы вышла классная шлюха. И ты, Джанет, забавная штучка. Иногда от тебя глаз не отведешь, а иногда - глаза бы на тебя не глядели, Уголки рта вниз - и все, нет в жизни счастья. Сегодня ты в ударе.. Тебя волнует какая-то ерунда - то ли грубость Гарольда, то ли еще что, но это тебе идет. Ты, конечно, не всегда с нами. Куда бы тебе хотелось? Вообще-то тебя предлагает любая аптека. Говорят, это хорошее слабительное, хотя лично я не пробовал...
- Мы расширили ассортимент, - сообщила Джанет. - Теперь выпускаем и антибиотики. А то, о чем ты говоришь, - не слабительное, а минеральное масло.
- Тем лучше. Ты сбросила вес - это тебе к лицу. А то уже начинал расти двойной подбородок. Вообще-то, дорогуша, ты у нас фантастическая штучка, говорю тебе это как незаинтересованное лицо, между нами, девочками, так сказать. И ни к чему тебе обвешиваться кричащими тряпками, чтобы что-то доказать. Джанет Яблочко-В-Собственном-Соку - вот и все, что нам требуется на десерт. Мы тебя любим, можешь не беспокоиться. Я же говорю, вы все роскошные бабы! Я чуть не подох, когда увидел старушку Терри Крутая Задница с раскинутыми ногами, распущенными волосами, с этой музыкальной дыней в руках. Обратили внимание на ее рот? Вот это громадина! И язык размером с двуспальную кровать. Уж я-то знаю, я ведь ее дантист. Очень хочется туда забраться и прикорнуть.
- Ты пьян, Фредди, - сказала Марсия.
- Оставьте его в покое, - сказал Гарольд. - Мне нравится. Je I'aime. Ария Фредди!
- А мужчины - болваны! - не унимался Фредди. - Куда подевались их мозги?
- Хватит про нас, Фредди, - сказала Джанет. - Расскажи лучше про Анджелу и Джорджину.
- Красотки. Нет, я не шучу - хороши! Вы все придираетесь к Анджеле...
- Ничего подобного! - возмутилась Марсия.
- Святых всегда ненавидят. Зато у нее самая выразительная попка из всех живых существ, не считая разве что страусов.
- А жирафы? - спросил Гарольд.
- Не подходят тебе по росту, - сказал Фрэнк. -Гарольд обернулся, вздернул нос.
- Гиппопотам. Бык, - сказал он Фрэнку.
- Ребята! - прикрикнула Джанет.
- Какой она была сегодня красивой! - сказал Фредди. - Я об Анджеле.
Гарольд, гордившийся своим гнусавым басом, издевательски пропел:
- Разве она не краси-и-ва, А-а-а-нджела! Ла-ла. Фредди обернулся к женщинам.
- Давайте начистоту. Вы - женщины. У вас зоркие глаза лесбиянок. Разве это не девственница двадцати лет, с небесными очами и восхитительной розовой кожей? Боже, помоги! То есть вы обе тоже красавицы, но мой идеал - она. Она мой идол. Гляжу на ее задницу и думаю: вот он, рай! Двадцать квадратных миль певчих птичек и спелой клубники.
Обе пары прыснули, не скрывая удивления. Фредди заморгал, восстанавливая ориентацию в пространстве. Его стакан каким-то чудом наполнился снова.
- А Джорджина? - напомнила Марсия. - Ты позабыл о собственной жене.
- Здоровое дитя, - послушно отвечал Фредди. - Хорошо готовит, отлично играет в теннис. - В постели... - Он прищурился и неопределенно поводил в воздухе рукой. - С серединки на половинку. Сотте а сотте са". Мне нравится, чтобы это тянулось подольше, желательно бесконечно: глотнуть винца, потом еще, подурачиться, попробовать так и эдак - сами знаете... В общем, чтобы все было по-человечески. Но она быстро кончает, потому что торопится назад, к домашним делам. Я подарил ей на Рождество "Камасутру", но она даже не посмотрела картинки. Сосет она в порядке исключения. А что на этот счет говорил великий бард? Трахаться - это по-людски, зато в рот - божественно.
Фредди, как водится, наплевал на все приличия. Смиты и Эпплби мечтали о бегстве. Джанет встала и выбросила содержимое своей пепельницы в тлеющий камин. Фрэнк собрал карты. Гарольд перекинул ноги через подлокотник дивана и усердно прикидывался спящим. Одна Марсия крутила серьгу и сохраняла видимость интереса. Фредди прирос взглядом к пыльной паутине в углу под потолком, над часами с кукушкой. Сейчас он походил на призрак или на отражение в воде.
- Я получил откровение свыше, - заявил он. - Знаете, зачем мы топчем землю?
- Зачем? - спросил спящий Гарольд.
- Меня только что осенило. Наша задача - очеловечить друг дружку.
- Фредди, ты неисправимый глупец! - воскликнула Марсия. - Зато ты неравнодушный. Это и есть твой секрет. Неравнодушие.
- Мы - подрывные элементы, - продолжал Фредди. - Как первые христиане из катакомб. Только они пытались порвать с гедонизмом, а мы пытаемся к нему вернуться. Нелегкое дело!
Джанет хихикнула и зажала Фрэнку рот, чтобы он не смог произнести заготовленное "зрелость - вот ответ!"
Потом всех сломила усталость. В комнате стало зябко, тишина надавила на уши. Фредди лениво поднялся.
- Увидимся на спуске, - пробормотал он, вывалился в дверь и потащился к своему домику.
Черное озеро позади бледных берез напоминало разинутый рот, дожидающийся дантиста. Похотливый пот у него на груди замерз, превратился в рыцарские латы. Голый череп сводило судорогой. Он заторопился к Джорджине, всегда готовой его простить.
Две пары, оставшиеся у остывающего камина, не спешили подниматься наверх. Печальное бесстыдство Фредди взбудоражило всех четверых. Марсия и Джанет покрутились, расставили стаканы, разложили журналы и опять уселись. Фрэнк откашлялся; у него щипало глаза. Гарольд долго не мог решить, как устроить ноги, а решив, сказал, обращаясь вроде бы к Фрэнку:
- Фредди болен. Tres malade**.
Угли позади экрана образовали созвездие, гаснущее на глазах. Тишина становилась липкой, нестерпимой. Марсия оттолкнулась от дивана и встала. Джанет, стройная в своем персиковом свитере и белых брючках, поспешила вверх по лестнице следом за ней. Обе пары поселились на втором этаже. Фрэнк и Гарольд немного послушали гудение канализационных труб, потом выключили оставшийся свет. Фрэнк еще раз откашлялся, но снова ничего не сказал.
Наверху, уже перед дверями спален, Гарольд почувствовал прикосновение к своей руке. Он этого ждал. Фрэнк, охрипший от унижения, спросил:
- Мы не спутали комнаты?
- Наша девятая, ваша одиннадцатая, - поспешил с ответом Гарольд.
- Может, нам с тобой стоит поменяться?
Гарольд был готов высокомерно посочувствовать этому неуклюжему человеку, истерзанному похотью. Он издевательски помедлил и ответил:
- Может, сперва посоветоваться с дамами? Вдруг они не согласятся?
Коридор был освещен одной-единственной лампой. В ее тусклом свете казалось, что у Фрэнка, старающегося не сболтнуть лишнее, вот-вот лопнет от напряжения голова.
- Все будет в порядке, - раздался его рыхлый шепот. - Джанет твердит, что ее к тебе влечет. Вот и бери ее. Я даю вам свое благословение.
Гарольд изобразил безмерное изумление.
- А как же Марсия? Она тебя примет? Фрэнк закивал, как китайский болванчик.
- Можешь не беспокоиться.
Двери комнат 9 и 11 были чуть приоткрыты. Гарольд вспомнил голые руки Джанет и душный летний Бостон, но не смог отказать себе в удовольствии еще немного помучить соперника.
- Вы с Джанет часто?.. - Он выразительно повертел пальцами.
- Никогда! Это первый раз. Так да или нет? Не надо сцен. Мне хочется спать, болит желудок...
В интонации Фрэнка звучало превосходство. Гарольд этого побаивался. Его голова пухла от тайн, банковских и семейных. Фрэнк склонил свою большую рогатую голову. В обеих дверях зияли выжидательные щели. За одной находилась Марсия, рядом с которой Гарольд привык ночевать, за другой - ароматная Джанет. Гарольд чувствовал, что их совместная уловка теперь утратит всякую ценность. Но как брокер он знал, что продажа никогда не заказана, главное уловить нужный момент. Джанет была как пакет акций, способный принести прибыль. Он осторожно пожал плечами.
- Почему бы и нет? Pourquoi past Я за. Смотри, не жалей ласки.
Последние слова прозвучали странно. Здесь, в тесном коридорчике, застеленном линолеумом, чувствуя смрадное дыхание Фрэнка, его тяжесть, он испугался, что его нервная жена этой тяжести не выдержит, а потом вспомнил, как она к этому стремилась. Вид Фрэнка - по-ослиному выпирающие зубы, красные глаза превратился в оскорбление. Гарольд повернулся к двери одиннадцатого номера и легонько ее толкнул. Дверь сама распахнулась настежь, словно темнота за дверью заждалась его появления.
В комнату проникал лишь тусклый свет фонаря из-под карниза крыши, заваленной снегом. Джанет села в постели. Ее короткие слова были как спички, опасно вспыхивающие во тьме.
- Ты? Зачем? Почему сейчас? Гарольд, так нельзя!
Он нащупал угол кровати, сел на самый край. Поверх ночной рубашки Джанет натянула свитер.
- Это все придумал твой муж. Я всего лишь уступил его уговорам. Они подумают, что мы впервые вместе.
- Теперь они все узнают. За нами будут следить. Как ты не понимаешь? Тебе надо было разыграть недоумение, сказать, что тебе ничего подобного и в голову не приходило! Фрэнк покладистый, когда пьяный, он бы не сопротивлялся. Уверена, он ждал, что ты откажешься. Господи, Гарольд!
Она прижалась к нему без всякой мысли о сексе. Он обнял ее круглую спину. Свитер делал ее похожей на больную.
- Мне хотелось к тебе, Джанет.
- Я всегда в твоем распоряжении.
- Нет, не всегда. Когда еще я мог бы провести с тобой всю ночь?
- Разве ты можешь получать удовольствие, когда через дверь они?
- Меня это не трогает. Я хорошо отношусь к обоим. Пусть урвут немного счастья.
- Для меня это невыносимо. Я не такая железная, как ты, Гарольд. Сейчас пойду к ним и все порушу.
- Не смей!
- Это ты не смей мной командовать. Ты мне не отец. Я вся трясусь...
- Полежи спокойно. Совсем не обязательно заниматься любовью. Можешь просто уснуть со мной в обнимку.
- Неужели ты не чувствуешь, что это нехорошо? Это уже настоящий разврат.
Он лег с ней рядом поверх одеяла. Снег за окном стал белее.
- По-твоему, на Луне это имеет значение? - спросил он.
- Это все она, - сказала Джанет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47