Руками лечить не умею. Вообще тупость полная, — улыбнулась Ильгет.
Айледа внимательно посмотрела на нее.
— Знаешь, Иль... А ведь ты и не пытаешься. Ты могла бы, все могла бы. Но я же вижу — ты не медитируешь.
Арнис протянул руку и осторожно похлопал пальцем по спине Ильгет. Не забывайся... Не надо переигрывать.
— Да, Айли, — согласилась Ильгет, — я не медитирую. Потому что я боюсь. Я ведь говорила тебе, мне встречалось уже что-то очень страшное. Но в то же время, меня тянет ко всему этому, очень хочется узнать ближе... этот мир... Но страшно.
Интересно, подумала Ильгет, может, она видит, что я и молюсь в это время? Ну и способности, однако, у человека.
— И правильно делаешь, — сказала Айледа, — знаешь... я думаю, я поговорю о тебе с моим учителем. Палн же не руководит нами. Как хотите, так и... хорошо еще, пожалуй, что в школе мало кто всерьез-то занимается. Все так... как этот Дидар.
— Да уж, алкаш этот — просто шут гороховый.
— Это такой... с длинным носом? — спросил Арнис, — явно подвыпивший?
— Не ошибешься, он у нас один такой, — вздохнула Ильгет, — сокровище...
— Ох, — сказал Арнис, — куда я попал... Я уже жалею, что связался, Иль, с этой твоей конторой. Ясновидящие какие-то... медитации. Целители. Еще и алкоголики.
— Не веришь? — Айледа устремила на него твердый карий взгляд. Арнис пожал плечами.
— Пока мне никто не доказал ничего...
Айледа устремила взгляд на журнальный столик, где красовалась фенечка — свеча в декоративном горшочке. Придвинула свечу к себе поближе.
Все притихли, замерли, глядя на гостью. Айледа сосредоточилась. Прикрыла глаза. Протянула вперед ладони.
Внезапно на самом кончике черного фитилька возникло оранжевое тление... еще миг — и свеча вспыхнула ровным и ярким пламенем. Ильгет ощутила, как вздрогнула Дара, прижавшись к ней. Еще детям потом объясняй... Эльм тоже смотрел на свечу абсолютно круглыми глазами.
— Ну дела, — Арнис разрядил потрясенное молчание, — да... такого я еще не видел!
— Ну что? — улыбнулась Ильгет, — может, сделаешь материал?
Арнис подумал.
— Знаешь, я сам-то убедился, конечно... Но публика. Понимаешь, у нас издание не то. Во всяких там «Пламенах Духа» и «Новой Эре» такое постоянно печатают. А в нашем... редактор не возьмет. Скажет, ты что, белены объелся? И с Палном-то интервью еле удалось протащить... слушай, а это идея! Давай, Айли, я вставлю в этот материал еще и такой эпизод. Как с одной из учениц ШКС, а?
— Только если ты не будешь называть имени, — сказала Айледа, — я совершенно не стремлюсь к известности.

— Да? — Ильгет жестом показала собаке, чтобы та не вздумала спрыгивать со стола, потом еще погрозила кулаком. Ритика обреченно застыла, — простите?
— Из школы вас беспокоят. Это Гиерра, я классный руководитель вашей дочери, — заквакала трубка.
— Простите, вы имеете в виду, конечно, Дару?
— Да. Она болеет уже вторую неделю, и...
— Не поняла, — Ильгет почувствовала, что тело обливается внезапным холодом, — Дара здорова. Она должна быть в школе!
(Господи, что случилось? Дара моя... что с ней? Что с ней?! Вот оно, началось...)
— Ее нет в школе, — пояснила Гиерра, — и она вообще очень часто пропускает занятия, а потом объясняет, что болела, и что врача не вызывали.
(Но ведь сегодня она ночевала дома... да и вообще она всегда дома. Тьфу ты...) Ильгет постепенно успокаивалась. Кажется, все не так страшно.
— Я.. не знаю, в чем дело, — сказала Ильгет, — но Дара ходит в школу. Так она нам говорит. И... у нас ведь пятеро детей, они идут все вместе. Они доходят вместе с Дарой до самой школы... Спасибо, что вы позвонили, я разберусь, хорошо?
Она повесила трубку, выслушав еще серию раздраженных сентенций учительницы. Вернулась к полустриженной Ритике. Здесь тебе не Квирин, здесь стричь собаку приходится тоже вручную, ножницами, а сушить архаичным феном. Ладно еще, Ильгет с ранней молодости держала только пуделей и разбиралась в уходе за шерстью.
Она начала обрабатывать заднюю ногу и размышлять над новостями.
Ничего себе дела! Что это с Дарой? И куда она ходит вместо школы... И почему, черт побери, почему она начала обманывать?
Такого у нас не было. Никогда. Если у детей были проблемы — мы всегда об этом знали. Да и сейчас знаем. И помогаем. Вот и Эника у нас уже в семье — как родная. И о разборках Анри с этими бандитами мы все знаем. Но что с Дарой? Почему она скрывает что-то от нас? Что она вообще может скрывать?
Ильгет вдруг представила, ЧТО может скрывать ребенок, и ей стало нехорошо...
Может быть, девочка стыдится чего-то... Трудно представить иные мотивы. Ильгет вдруг вспомнила, как по вечерам Дара всегда норовит сесть рядом с ней, прижаться, тонкие ручонки обхватывают мамину талию. Потом хватает руку Ильгет и целует — просто от избытка чувств. Да ведь ни с кем из детей нет и не было таких нежных, доверительных отношений, как с Дарой. И она... она врет?
Щелкнул замок. Ритика дернулась, Ильгет шикнула на нее. Собака обреченно опустила голову. Вот так и стой на этом столе...
А там хозяин, между прочим, вернулся.
Арнис вошел в комнату. Бросил на диван свой кейс. Подошел к Ильгет, молча обнял и поцеловал.
— Ты Ритику, Ритику приласкай. Видишь, она дергается!
Арнис рассеянно приласкал собаку. Ильгет с некоторым трудом заставила ее занять прежнее положение.
Ну вот, по крайней мере, есть с кем обсудить ситуацию с Дарой...
— Иль, — сказал Арнис, — ты знаешь, что я выяснил сейчас?
— Что?
— У Пална консультируется Хаддер. Это мы знаем. А еще через Хаддера, оказывается, с Палном связан Минкулис.
Глаза Ильгет округлились.
— Значит, — прошептала она.
— Значит, он вышел на правительство! Непосредственно на само правительство Лонгина.
— Значит, шансы на то, что он все-таки...
— Не факт, Иль, не факт, что он сагон. Я лично в это не верю. Я бы почувствовал...
— Но он может влиять на правительство. Если Минкулис ему верит...
— Ходить на сеансы — еще не значит...
— Значит, Арнис! Ты не был на сеансе, ты просто не представляешь! Это же тоталитарный тип в чистейшем виде. Он сразу на тебя начинает давить. И ты либо отвергаешь его полностью — но тогда уже тебе и в его секте не место, да и вообще ты с ним больше не будешь... либо ты должен полностью ему подчиниться.
— Да, я знаю... Но Иль, есть еще вариант, что Палн не сагон, но близкий синг. Или даже эммендар. По глазам, вроде нет, но с блинкером же я его не проверял. Во всяком случае, то, что он вышел на правительство, говорит о многом.
— Да, — сказала Ильгет после некоторого молчания, — но ты послушай, что происходит с Дарой...

Дара молча смотрела в окно, словно затянутое серой дымкой. Осень. Пасмурная, смутная городская осень. Золото листьев — где-то вдали, а серое, вязкое — вот оно, здесь, и кажется, вползает в класс, растекается между столами. Резкий пронзительный окрик заставил Дару вздрогнуть. И треск — Гиена ударила указкой по столу.
— Панкин! Опять?! Дневник!
Мальчик начал копаться в сумке. Дара с неприязнью смотрела на эту сцену. Как надоело... Она уже начала ненавидеть Гиену. Ненависть — это нехорошее чувство. Дара не так давно начала исповедоваться и тогда стала вообще задумываться о таких вещах. Но что делать, если Гиену она ненавидит? Ее ненавидят все. И боятся. Панкин затянул:
— Я до-ома забыл...
— Да?! — Даре на миг показалось, что Гиена сейчас ударит одноклассника, и девочка напряглась. Но учительница перенаправила свой гнев.
— Ах так? — она быстро пошла к столу, что-то там написала, протянула Панкину записку, — это передашь отцу. Без родителей в школу не приходи!
Как противно... Гиена повернулась к доске, где Тильгер уже дописывал последнее предложение. Дара снова отключилась.
В первый месяц всякое было. Вот так же Дара смотрела в окно, а Гиена подошла и как треснет указкой по столу. Дара перепугалась даже. И учительница закричала: ты что, ворон считаешь? Оказывается, она спросила Дару, а та ничего не слышала, задумалась. Конечно, это нехорошо, но ведь нельзя же из-за этого на человека кричать?! Дара тогда промолчала, только поплакала.
А потом и поругалась с Гиеной. Очень сильно. Это все из-за Бетти. Бетти плохо видит, у нее большие очки, а на операцию в центре очередь, а денег у ее родителей нет. Бетти сказала, что не видит с доски, поэтому не может сделать задания. Хотя сидит на первой парте. Гиена взяла и прямо вместе со столом толкнула ее вперед, так что Бетти чуть носом не упала, и еще закричала: «Ну что, слепошарая, теперь видишь?» Она очень нервная, Гиена. Но тогда Дара очень обиделась за Бетти, она встала и сказала: вы не имеете права так кричать. Тогда Гиена даже как бы немного испугалась, а потом велела Даре выйти вон из класса. Дара думала, что Гиена вызовет ее родителей, она всегда так поступала. Но почему-то не вызвала. И вообще ничего потом не было. А Дара рассказала родителям сама, и папа сказал, что Гиена больная, несчастная женщина, у нее нездоровые нервы, и надо просто потерпеть, но если она слишком уж будет донимать, пусть Дара скажет, и они пойдут к директору.
Папу можно понять. Ему и так из-за Эльма приходилось ходить в школу, потому что Эльм все время ревет. Плакса. Ну, он еще маленький, конечно. Дара сможет все вытерпеть. Только вот ненависть, это нехорошо. Такая злость внутри, хочется просто убить эту дуру. А ведь нельзя, и от этого так плохо...
Надо помолиться, если ты ненавидишь человека. И Господь поможет тебе. Дара под столом незаметно сложила ладони и про себя стала молиться. Она прочитала «Отче наш», а потом стала просить Бога, чтобы Он ей помог полюбить Гиену... ну, то есть госпожу Гиерри. Но что-то ничего не получалось. Панкин на два стола впереди Дары опять взялся за свое, строчил какие-то записочки и делал из них самолетики, явно собираясь запустить. Ему уже терять нечего, все равно родителей вызвали. А родители, Дара знала, его бьют. Панкин как-то жаловался после уроков. Как ужасно... Дара вдруг представила, что у нее были бы такие родители. Что не мама с папой, а какие-то монстры, которые могут вот так взять и ее ударить... Папа очень сильный. Если бы он ударил ее, он бы, наверное, убил. Только это ему никогда даже не придет в голову. Разве можно бить того, кто слабее? Какой ужас, когда все вокруг против тебя — и родители, и учительница... и никто не может понять, ни с кем нельзя поговорить, объяснить... и в церковь ведь они не ходят.
Нет, не получается полюбить Гиену. Может быть, попросить деву Марию? Иногда когда обращаешься к ней, получается как-то лучше.
Дара снова вздрогнула. Вот что там произошло: Панкин запустил-таки самолетик. Гиена это увидела, мигом оказалась рядом с ним, взмахнула указкой. Дара ожидала треска о стол, но удар получился мягким, и через полсекунды Дара поняла, почему — Гиена ударила Панкина. И еще раз. Мальчик втянул голову в плечи и поднял руки, спасаясь от ударов.
Дара сама не знала, как это произошло. В следующий миг она оказалась рядом с Гиеной, а указка уже — в ее руке. Гиена ее слабо держала, выхватить — делать нечего. Дара уже три года рэстаном занимается все-таки. Тогда Гиена попыталась схватить ее за шиворот, но Дара машинально вывернулась, как учили, и головой ударила в живот Гиены. Учительница охнула и осела. Тогда только Дара поняла, что произошло. Лицо ее пылало. Она стояла в проходе, не понимая, что теперь делать. Гиена держалась за живот. Долго отходит, мелькнуло у Дары в голове. У нас бы никто не стал от такого уДара останавливаться... впрочем, это неважно... ой, что же теперь будет?
Даре было не страшно, а стыдно. Очень стыдно. Ну надо же быть такой несдержанной! И называется, она только что молилась Богу, чтобы он помог ей перестать ненавидеть Гиену. А кстати, ведь помог. Никакой ненависти не было теперь, Дара видела, что у Гиены много седых волос, и лицо такое растерянное... непонимающее... произошло то, что выходило за всякие рамки ее представлений. Даре было жалко Гиену. Но еще сильнее был стыд — как можно ударить собственную учительницу? Ну неважно, что она еще ничему Дару не научила, все равно... Учителей надо уважать. На Квирине это принято. Даже представить невозможно, чтобы пришла учительница, ну пусть не их любимая Андра, пусть другая, даже такая, как Гиена, и все не встали, и вообще не вели себя прилично. Ну ладно, здесь и никто Гиену не уважает, но чтобы бить... Это надо уже совсем дойти.
Гиена наконец пришла в себя. И посмотрела на Дару. Сказала с непонятной интонацией.
— Сядь!
Потом вернулась за свой стол и села, подперев голову руками. Весь класс до сих пор хранил полное и потрясенное молчание. Такая тишина стояла, какой Гиена никогда в жизни не могла добиться. Дара послушно села за свой стол. Она даже не знала, что делать теперь. Она была готова на все, лишь бы искупить свою вину. Пусть бы Гиена ее треснула указкой. Подумаешь, это и не больно вовсе, на тренировках гораздо хуже бывает. Родителей вызовет... Им стыдно в таком признаваться, но пусть.
Гиерри подняла голову. Посмотрела на Дару тяжелым, долгим взглядом.
— Лейс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90