Они были — свои дети. Хотя и знали все прекрасно, что — приемные, не свои, и называли Ильгет по имени, а не мамой. И маленький «музей» Лири и Данга еще разросся и занимал теперь целую небольшую комнатку на втором этаже — что-то вроде простенка.
Но какое все это имеет значение?
У старших детей уже определялись характер и интересы. Оба ребенка были похожи на отца, Данга — черноволосые и черноглазые, смуглые, только у Лайны мягкие кудряшки, а волосы Анри были прямыми. Андорин был талантлив в точных науках, склоняясь к физике и математике. В свои восемь лет он занимался физикой в шестой группе — то есть с двенадцатилетками. Во всех остальных отношениях был на уровне сверстников или ниже. Анри не любил общения, был интровертом, музыкой занимался — для себя, предпочитал играть один. Хотя Дара обещала его по степени интровертности «переплюнуть». Очень занимали Анри вопросы о Боге, о жизни после смерти, о том, как согласовать научную космогонию с существованием Бога. Рассуждая обо всем этом с Анри, Ильгет часто ощущала, что знаний ей не хватает, а логика мальчика сильнее ее собственной.
Лайна была гораздо проще. Впрочем, и помладше. Она охотнее общалась с Арли, чем с братом. Они нашли с Арли общий язык, хоть та и была младше на два с половиной года. Лайна занималась вольтижировкой, ухаживала за лошадьми, Ильгет думала, что когда вернется Арнис, надо будет подумать о приобретении своей лошади для Лайны. Арли тоже выпрашивалась на занятия вольтижировкой вместе с сестрой.
Лайна все делала охотно, легко, с удовольствием. У нее была куча друзей. Она и музыкой занималась с наслаждением, и рэстаном, и танцами, и всеми школьными предметами. Но вот выделить какой-то главный ее интерес было трудно. Ни в чем она не была особенно выдающейся. Словом — как и Арли — довольно обычный квиринский ребенок.
Время от времени Ильгет посещала школу, где учились дети — Приморскую. Арли скоро исполнялось четыре года, и ее уже перевели во Вторую Ступень. Теперь она училась вместе с Лайной и Анри, хотя занятия у них обычно и не совпадали.
Вторая ступень была устроена иначе, чем первая, для малышей.
Все время пребывания ребенка в школе делилось на индивидуальные занятия, групповые и коллективные. Первый и второй вид занятий сводились к собственно школьным задачам — приобретению знаний и навыков. Например, занятия музыкой были индивидуальными, поскольку сложно учить ребенка играть на скрипке в группе. И еще несколько подобных предметов — например, ручной труд, некоторые виды искусств (не для всех обязательные). В основном же дети учились в небольших группах (до 10 человек), сформированных не столько по возрасту, сколько по реальному уровню учеников в данном предмете. Если Анри по математике и физике сильно опережал сверстников, его из первой (низшей) группы сразу перевели в четвертую, потом, после двух месяцев занятий, в пятую, и теперь он был в шестой. В то же время по другим предметам Анри оставался в группе, где большинство детей были его же возраста — в третьей. А по обществоведению, которое ему с трудом давалось, он был во второй, вместе с детьми 5-6 лет.
Так была устроена вся Вторая Ступень, в которой учились обычно до 11— 12 лет (но могли закончить чуть раньше или чуть позже). Главное — пройти по всем предметам все 7 групп.
Но и внутри группы подход к каждому ученику был строго индивидуальный.
Ильгет больше всего нравилось, что детей не сравнивали между собой. Не было никаких оценок, рейтингов. Честолюбие никак не включалось.
Существовали только личные достижения ребенка. Он знал, что вот в прошлом месяце не мог решать такие-то задачи, а теперь может. Для каждого велся журнал его личных достижений. Причем ошибки и неудачи никак не фиксировались.
Ильгет удивляло, что при этом дети учились не то, что охотно — с огромным интересом. И даже трудные и скучные задачи преодолевали вполне сознательно. И это уже с 4х лет. Как этого добивались учителя? Программа была составлена для каждого ребенка так, чтобы он ни минуты не скучал, не занимался тем, что уже хорошо получается, все время шел дальше. И были постоянные стимулы. Скажем, одна из трудных задач — обучение игре на каком-то инструменте — подстегивалась необходимостью все время выступать в разных концертах, в составе оркестра или соло. Ребенок знал, что нельзя подводить других, это заставляло заниматься.
Были ли какие-то элементы принуждения? Пожалуй, все же да. Но главным был момент осознания — я учусь, потому что это нужно мне самому, друзьям, родителям, учителям, всему Квирину. Я учусь, потому что должен стать настоящим Человеком. Удивительно, что даже маленькая Арли училась и преодолевала при этом трудности вполне сознательно. Нет, напоминать ей приходилось... Но достаточно было легкого напоминания. Во всяком случае, представить в этой школе какие-то наказания... с детства привычный Ильгет ор, крики, замечания — было немыслимо.
Почему так? Это просто другие дети, понимала Ильгет. Совершенно другие. С ее одноклассниками в детстве такой номер бы не прошел.
Ильгет вспоминала всю нелегкую работу, проделанную с самого рождения, да что там — с зачатия Арли. Сколько времени они уделяли дочери! Как тщательно воспитывали ее, формировали, обучали... и не только сами, а с помощью педагога-профессионала. И точно такое же воспитание прошли все квиринские дети.
И главный эффект такого раннего развития — вовсе не умение читать в 2 года, и даже не железное здоровье, и не поразительный интеллект. Хотя и это все присутствовало. Главное — вот эта сформированная привычка к труду и познанию. Определенные отношения со взрослыми — дети привыкли, что взрослые их чему-то учат, и что это необходимо и правильно.
Это не так, как было в детстве Ильгет, когда до школы можно было бездельничать сколько угодно, а потом вдруг наваливались требования. На ребенка, совершенно к этому не готового и не понимающего — зачем...
Квиринские дети уже в 3-4 года были совершенно другие. Крепкие, здоровые и очень подвижные. Не только дети Ильгет никогда даже не чихнули, но она и вообще не знала случаев болезней детей (как, впрочем, и взрослых). Эти малыши знали, что такое мышечная радость, и при малейшей возможности стремились лазать, бегать, прыгать, плавать — и как можно дольше. Но точно так же они знали, как интересно решать разные задачи, и стремились их решать. Они знали радость чтения, и рвались к микропленкам. Кстати, фильмы лет до шести они почти не смотрели, и до этого же возраста мало играли в компьютерные игры (разве что обучающие). Эти дети любили возиться и с красками, и с пластилином, и с любым другим материалом.
Словом, их научили буквально с рождения любить то, что должен любить человек — и это сразу вытеснило у них какие-то другие желания, скажем, повышенный интерес к сексуальной сфере. Он если и присутствовал, то легко сублимировался в творчестве и обычных играх. Не было и лени — повышенный энергетический тонус, умение и желание творить, извлекать радость из многих занятий — спасали от нее. Возникающие проблемы — например, необходимость вырабатывать технику вязания или игры на инструменте, нудное и долгое занятие — дети решали уже сознательно, подключая волю, а для воспитания воли у них перед глазами было множество примеров взрослых квиринцев.
У этих детей были установлены правильные отношения со взрослыми. У ребенка никогда не возникало сомнений, что взрослые — главнее, умнее, имеют право командовать. Поэтому и необходимости в наказаниях никогда не возникало, да что там, даже тон не приходилось повышать. Все «трудные возрасты», кризисы 3х и 7ми лет, дети проходили почти незаметно.
Поэтому Ильгет пришла к бесповоротному выводу: школа на Квирине почти идеальна. Но начинаться такая идеальная школа должна уже с рождения ребенка. Если до года, да что там, до 6 месяцев ребенок не установит правильных отношений с миром и родителями — он и потом не будет хорошо учиться.
Помимо «скользящих» учебных групп, дети объединялись в классы, которые по старинной эдолийской традиции назывались «катерва». В одну катерву входили дети разного возраста, но не более двадцати человек. Братьев и сестер старались взять вместе. Так Анри, Лайна и Арли попали в одну катерву, «Фрегат» (в Приморской школе катервы назывались именами древних кораблей). Там же были и несколько ребят, почти заканчивающих школу, словом — все возрасты Второй ступени.
Ежедневно хотя бы 2-3 часа уделялось общему сбору катервы. У каждой группы был свой учитель-руководитель. Кстати, чаще всего вот такие учителя-воспитатели (а в школе были еще и чистые предметники) приходили из эстаргов, и в процессе подготовки воспитателя работа в космосе была одной из составляющих. Это был один из элементов поддержания пассионарности квиринского общества, вместе с СИ. Дети сразу получали идеи космической экспансии из уст первого учителя.
Учительницей «Фрегата» была Андра Лейки, которая и вовсе десять лет своей жизни, перед тем, как уйти в педагогику, работала спасателем.
Чем занимались дети во время коллективных уроков? Дело в том, что школа постоянно была занята самыми разными мероприятиями. Например, подготовка к городским праздникам — каждая школа должна была выставить артистов, музыкантов, танцоров, поставить спектакль или, к примеру, Большой Осенний танец — подготовить вольтижировщиков на лошадях.
У каждой катервы были свои внутришкольные обязанности. «Фрегат», например, занимался содержанием конюшни, это постоянно, и время от времени дежурил по столовой и по детской группе. Другие катервы содержали и обслуживали флаеры и флаерную стоянку, свою пристань и корабли, школьный сад и так далее.
Кроме этого, были и другие дела, понемногу открывающие школьникам Большой Мир. Дежурство в общественных детских группах, посещение больниц и помощь врачам, участие в строительстве государственных объектов, и самые разные экскурсии — в научные центры, выставочные залы, на космодромы, и в Космос тоже — на орбитальные базы и базы Бетриса, а в более старшем возрасте — и на дальние базы, и на другие, впрочем, безопасные планеты.
И наконец, школа постоянно проводила Игры.
Эти Игры служили не только сплочению коллектива, но в первую очередь — углублению знаний детей и применению этих знаний на практике. В год проводилось 2-3 больших Игры.
Это могла быть Игра в какую-нибудь из иных культур. На несколько месяцев вся школа переодевалась в национальные костюмы, скажем, одной из стран Стании, учила соответствующий язык (уже с шести лет это не было проблемой, свободно применялись мнемоизлучатели), историю, обычаи. Ставили спектакли на изучаемом языке, разыгрывали ролевые сцены. Музыкальные концерты, литература, искусство — все так или иначе касалось изучаемой культуры.
Это мог быть поход под парусами, причем школьники сами строили корабль (не без помощи взрослых и роботов, разумеется), рассчитывая его конструкцию, сами вели его, ориентируясь по компасу и звездам, ну и все прочие прелести походной жизни — готовка на огне, плавание, рыбная ловля...
Изредка проводились даже военные игры. Они вызывали у детей обычно бурный энтузиазм, но зато у учителей — серьезные опасения.
Вообще игры, связанные с походами по лесам, горам и океану, проводились очень часто.
Обязательно одна из Игр в году была чисто интеллектуальной. Скажем, дети должны были самостоятельно создать антибиотик против внезапно возникшей новой инфекции. Это требовало серьезного изучения микробиологии, иммунологии, работы с микрокультурами и пр.
Или устраивали физический симпозиум.
Во время этих игр не каждый ребенок в полной мере мог изучить все необходимое. Искусство воспитателя в том и заключалось, чтобы каждому досталось дело по силам и возможностям. Маленькая Арли могла выучить названия парусов и помогать красить корпус корабля. Лайна уже с другими девочками выкраивала и шила паруса, занималась внутренней отделкой кают. Андорин был в конструкторской группе — рассчитывал конструкцию судна, площадь парусов, тоннаж и прочее. Если дети не справлялись с задачей, к ней подключали взрослых.
Вот все эти задачи и решались ежедневно на коллективных часах. В катерве был свой командир, два его помощника, а в целом — полная демократия. Необходимо было распределить дежурства по конюшне, столовой, детской группе. Решить насущные вопросы с лошадьми. Решить задачи очередной Игры, возникающие по ходу дела проблемы. И так далее. На этих же часах, собственно, и занимались самой Игрой...
Все это занимало очень много времени, поэтому дети и проводили в школе весь день. Арли — поменьше, за счет того, что в Первой группе всегда не так много занятий. Делают скидку на возраст ребенка, его еще нельзя отрывать так надолго от родителей и дома. Но в 5-6 лет ребенок начинает почти все время проводить в школе, родительский дом становится уютной вечерней пристанью, с родителями приятно провести вечером часок-другой, развлечься на выходных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Но какое все это имеет значение?
У старших детей уже определялись характер и интересы. Оба ребенка были похожи на отца, Данга — черноволосые и черноглазые, смуглые, только у Лайны мягкие кудряшки, а волосы Анри были прямыми. Андорин был талантлив в точных науках, склоняясь к физике и математике. В свои восемь лет он занимался физикой в шестой группе — то есть с двенадцатилетками. Во всех остальных отношениях был на уровне сверстников или ниже. Анри не любил общения, был интровертом, музыкой занимался — для себя, предпочитал играть один. Хотя Дара обещала его по степени интровертности «переплюнуть». Очень занимали Анри вопросы о Боге, о жизни после смерти, о том, как согласовать научную космогонию с существованием Бога. Рассуждая обо всем этом с Анри, Ильгет часто ощущала, что знаний ей не хватает, а логика мальчика сильнее ее собственной.
Лайна была гораздо проще. Впрочем, и помладше. Она охотнее общалась с Арли, чем с братом. Они нашли с Арли общий язык, хоть та и была младше на два с половиной года. Лайна занималась вольтижировкой, ухаживала за лошадьми, Ильгет думала, что когда вернется Арнис, надо будет подумать о приобретении своей лошади для Лайны. Арли тоже выпрашивалась на занятия вольтижировкой вместе с сестрой.
Лайна все делала охотно, легко, с удовольствием. У нее была куча друзей. Она и музыкой занималась с наслаждением, и рэстаном, и танцами, и всеми школьными предметами. Но вот выделить какой-то главный ее интерес было трудно. Ни в чем она не была особенно выдающейся. Словом — как и Арли — довольно обычный квиринский ребенок.
Время от времени Ильгет посещала школу, где учились дети — Приморскую. Арли скоро исполнялось четыре года, и ее уже перевели во Вторую Ступень. Теперь она училась вместе с Лайной и Анри, хотя занятия у них обычно и не совпадали.
Вторая ступень была устроена иначе, чем первая, для малышей.
Все время пребывания ребенка в школе делилось на индивидуальные занятия, групповые и коллективные. Первый и второй вид занятий сводились к собственно школьным задачам — приобретению знаний и навыков. Например, занятия музыкой были индивидуальными, поскольку сложно учить ребенка играть на скрипке в группе. И еще несколько подобных предметов — например, ручной труд, некоторые виды искусств (не для всех обязательные). В основном же дети учились в небольших группах (до 10 человек), сформированных не столько по возрасту, сколько по реальному уровню учеников в данном предмете. Если Анри по математике и физике сильно опережал сверстников, его из первой (низшей) группы сразу перевели в четвертую, потом, после двух месяцев занятий, в пятую, и теперь он был в шестой. В то же время по другим предметам Анри оставался в группе, где большинство детей были его же возраста — в третьей. А по обществоведению, которое ему с трудом давалось, он был во второй, вместе с детьми 5-6 лет.
Так была устроена вся Вторая Ступень, в которой учились обычно до 11— 12 лет (но могли закончить чуть раньше или чуть позже). Главное — пройти по всем предметам все 7 групп.
Но и внутри группы подход к каждому ученику был строго индивидуальный.
Ильгет больше всего нравилось, что детей не сравнивали между собой. Не было никаких оценок, рейтингов. Честолюбие никак не включалось.
Существовали только личные достижения ребенка. Он знал, что вот в прошлом месяце не мог решать такие-то задачи, а теперь может. Для каждого велся журнал его личных достижений. Причем ошибки и неудачи никак не фиксировались.
Ильгет удивляло, что при этом дети учились не то, что охотно — с огромным интересом. И даже трудные и скучные задачи преодолевали вполне сознательно. И это уже с 4х лет. Как этого добивались учителя? Программа была составлена для каждого ребенка так, чтобы он ни минуты не скучал, не занимался тем, что уже хорошо получается, все время шел дальше. И были постоянные стимулы. Скажем, одна из трудных задач — обучение игре на каком-то инструменте — подстегивалась необходимостью все время выступать в разных концертах, в составе оркестра или соло. Ребенок знал, что нельзя подводить других, это заставляло заниматься.
Были ли какие-то элементы принуждения? Пожалуй, все же да. Но главным был момент осознания — я учусь, потому что это нужно мне самому, друзьям, родителям, учителям, всему Квирину. Я учусь, потому что должен стать настоящим Человеком. Удивительно, что даже маленькая Арли училась и преодолевала при этом трудности вполне сознательно. Нет, напоминать ей приходилось... Но достаточно было легкого напоминания. Во всяком случае, представить в этой школе какие-то наказания... с детства привычный Ильгет ор, крики, замечания — было немыслимо.
Почему так? Это просто другие дети, понимала Ильгет. Совершенно другие. С ее одноклассниками в детстве такой номер бы не прошел.
Ильгет вспоминала всю нелегкую работу, проделанную с самого рождения, да что там — с зачатия Арли. Сколько времени они уделяли дочери! Как тщательно воспитывали ее, формировали, обучали... и не только сами, а с помощью педагога-профессионала. И точно такое же воспитание прошли все квиринские дети.
И главный эффект такого раннего развития — вовсе не умение читать в 2 года, и даже не железное здоровье, и не поразительный интеллект. Хотя и это все присутствовало. Главное — вот эта сформированная привычка к труду и познанию. Определенные отношения со взрослыми — дети привыкли, что взрослые их чему-то учат, и что это необходимо и правильно.
Это не так, как было в детстве Ильгет, когда до школы можно было бездельничать сколько угодно, а потом вдруг наваливались требования. На ребенка, совершенно к этому не готового и не понимающего — зачем...
Квиринские дети уже в 3-4 года были совершенно другие. Крепкие, здоровые и очень подвижные. Не только дети Ильгет никогда даже не чихнули, но она и вообще не знала случаев болезней детей (как, впрочем, и взрослых). Эти малыши знали, что такое мышечная радость, и при малейшей возможности стремились лазать, бегать, прыгать, плавать — и как можно дольше. Но точно так же они знали, как интересно решать разные задачи, и стремились их решать. Они знали радость чтения, и рвались к микропленкам. Кстати, фильмы лет до шести они почти не смотрели, и до этого же возраста мало играли в компьютерные игры (разве что обучающие). Эти дети любили возиться и с красками, и с пластилином, и с любым другим материалом.
Словом, их научили буквально с рождения любить то, что должен любить человек — и это сразу вытеснило у них какие-то другие желания, скажем, повышенный интерес к сексуальной сфере. Он если и присутствовал, то легко сублимировался в творчестве и обычных играх. Не было и лени — повышенный энергетический тонус, умение и желание творить, извлекать радость из многих занятий — спасали от нее. Возникающие проблемы — например, необходимость вырабатывать технику вязания или игры на инструменте, нудное и долгое занятие — дети решали уже сознательно, подключая волю, а для воспитания воли у них перед глазами было множество примеров взрослых квиринцев.
У этих детей были установлены правильные отношения со взрослыми. У ребенка никогда не возникало сомнений, что взрослые — главнее, умнее, имеют право командовать. Поэтому и необходимости в наказаниях никогда не возникало, да что там, даже тон не приходилось повышать. Все «трудные возрасты», кризисы 3х и 7ми лет, дети проходили почти незаметно.
Поэтому Ильгет пришла к бесповоротному выводу: школа на Квирине почти идеальна. Но начинаться такая идеальная школа должна уже с рождения ребенка. Если до года, да что там, до 6 месяцев ребенок не установит правильных отношений с миром и родителями — он и потом не будет хорошо учиться.
Помимо «скользящих» учебных групп, дети объединялись в классы, которые по старинной эдолийской традиции назывались «катерва». В одну катерву входили дети разного возраста, но не более двадцати человек. Братьев и сестер старались взять вместе. Так Анри, Лайна и Арли попали в одну катерву, «Фрегат» (в Приморской школе катервы назывались именами древних кораблей). Там же были и несколько ребят, почти заканчивающих школу, словом — все возрасты Второй ступени.
Ежедневно хотя бы 2-3 часа уделялось общему сбору катервы. У каждой группы был свой учитель-руководитель. Кстати, чаще всего вот такие учителя-воспитатели (а в школе были еще и чистые предметники) приходили из эстаргов, и в процессе подготовки воспитателя работа в космосе была одной из составляющих. Это был один из элементов поддержания пассионарности квиринского общества, вместе с СИ. Дети сразу получали идеи космической экспансии из уст первого учителя.
Учительницей «Фрегата» была Андра Лейки, которая и вовсе десять лет своей жизни, перед тем, как уйти в педагогику, работала спасателем.
Чем занимались дети во время коллективных уроков? Дело в том, что школа постоянно была занята самыми разными мероприятиями. Например, подготовка к городским праздникам — каждая школа должна была выставить артистов, музыкантов, танцоров, поставить спектакль или, к примеру, Большой Осенний танец — подготовить вольтижировщиков на лошадях.
У каждой катервы были свои внутришкольные обязанности. «Фрегат», например, занимался содержанием конюшни, это постоянно, и время от времени дежурил по столовой и по детской группе. Другие катервы содержали и обслуживали флаеры и флаерную стоянку, свою пристань и корабли, школьный сад и так далее.
Кроме этого, были и другие дела, понемногу открывающие школьникам Большой Мир. Дежурство в общественных детских группах, посещение больниц и помощь врачам, участие в строительстве государственных объектов, и самые разные экскурсии — в научные центры, выставочные залы, на космодромы, и в Космос тоже — на орбитальные базы и базы Бетриса, а в более старшем возрасте — и на дальние базы, и на другие, впрочем, безопасные планеты.
И наконец, школа постоянно проводила Игры.
Эти Игры служили не только сплочению коллектива, но в первую очередь — углублению знаний детей и применению этих знаний на практике. В год проводилось 2-3 больших Игры.
Это могла быть Игра в какую-нибудь из иных культур. На несколько месяцев вся школа переодевалась в национальные костюмы, скажем, одной из стран Стании, учила соответствующий язык (уже с шести лет это не было проблемой, свободно применялись мнемоизлучатели), историю, обычаи. Ставили спектакли на изучаемом языке, разыгрывали ролевые сцены. Музыкальные концерты, литература, искусство — все так или иначе касалось изучаемой культуры.
Это мог быть поход под парусами, причем школьники сами строили корабль (не без помощи взрослых и роботов, разумеется), рассчитывая его конструкцию, сами вели его, ориентируясь по компасу и звездам, ну и все прочие прелести походной жизни — готовка на огне, плавание, рыбная ловля...
Изредка проводились даже военные игры. Они вызывали у детей обычно бурный энтузиазм, но зато у учителей — серьезные опасения.
Вообще игры, связанные с походами по лесам, горам и океану, проводились очень часто.
Обязательно одна из Игр в году была чисто интеллектуальной. Скажем, дети должны были самостоятельно создать антибиотик против внезапно возникшей новой инфекции. Это требовало серьезного изучения микробиологии, иммунологии, работы с микрокультурами и пр.
Или устраивали физический симпозиум.
Во время этих игр не каждый ребенок в полной мере мог изучить все необходимое. Искусство воспитателя в том и заключалось, чтобы каждому досталось дело по силам и возможностям. Маленькая Арли могла выучить названия парусов и помогать красить корпус корабля. Лайна уже с другими девочками выкраивала и шила паруса, занималась внутренней отделкой кают. Андорин был в конструкторской группе — рассчитывал конструкцию судна, площадь парусов, тоннаж и прочее. Если дети не справлялись с задачей, к ней подключали взрослых.
Вот все эти задачи и решались ежедневно на коллективных часах. В катерве был свой командир, два его помощника, а в целом — полная демократия. Необходимо было распределить дежурства по конюшне, столовой, детской группе. Решить насущные вопросы с лошадьми. Решить задачи очередной Игры, возникающие по ходу дела проблемы. И так далее. На этих же часах, собственно, и занимались самой Игрой...
Все это занимало очень много времени, поэтому дети и проводили в школе весь день. Арли — поменьше, за счет того, что в Первой группе всегда не так много занятий. Делают скидку на возраст ребенка, его еще нельзя отрывать так надолго от родителей и дома. Но в 5-6 лет ребенок начинает почти все время проводить в школе, родительский дом становится уютной вечерней пристанью, с родителями приятно провести вечером часок-другой, развлечься на выходных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90