- Добрый вечер, граждане земли нашей, - торжественно начал он. Вам
когда-либо хотелось узнать, что такое - опуститься на дно Тихого океана?
Николь этого захотелось и, чтобы получить ответы на все интересующие ее
вопросы, она собрала здесь, в гостиной с тюльпанами Белого Дома, троих
самых выдающихся в мире океанографов. Сегодня вечером она попросит их
поделиться своими знаниями, и вы тоже послушаете ученых, так как их
рассказы были недавно записаны на пленку при любезном посредничестве Бюро
общественных мероприятий телекомпании "Юнайтед Триди".
А теперь - в Белый Дом, скомандовал самому себе Дункан. Вместо этого
дурацкого сборища внизу. Мы, которые не в состоянии сами туда попасть, у
которых нет каких-либо особых талантов, которые могли бы заинтересовать
Первую Леди хотя бы на один вечер, - мы, по крайней мере, увидим таланты
других через широко открытое окно в мир, которое представляет собой экран
нашего телевизора.
Сегодня ему не очень-то хотелось даже смотреть телевизор, но
отказаться от этого было бы просто нецелесообразно. В программе могла
появиться телевикторина, как обычно, в самом конце. А высокий уровень
ответов на вопросы викторины мог вполне компенсировать ту плохую оценку,
которую он, безусловно, заработал за последний релпол-тест и поставить
которую окончательно и бесповоротно никак не мог решиться его сосед,
мистер Эдгар Стоун.
На экране теперь расцвели прелестные спокойные черты, светлая кожа и
темные, такие умные глаза, мудрое и вместе с тем озорное лицо женщины,
которой было суждено приковать к себе всеобщее внимание, радостями и
горестями которой непрерывно жила вся страна, почти вся планета. При виде
ее Ян Дункан ощутил какой-то болезненный страх. Он крепко подвел ее;
гадкие результаты его тестов каким-то образом стали ей известны, и, хотя
она ничего не говорила об этом, ее лицо выражало явное разочарование.
- Добрый вечер, - произнесла Николь ласково, чуть хрипловато.
- Вот что, - тут Дункан обнаружил, что непроизвольно вслух бормочет
себе под нос. - Мне не хватает мозгов для отвлеченного мышления. Я имею в
виду всю эту религиозно-политическую философию - лично мне она кажется
совершенно бессмысленной. Я, очевидно, не в состоянии отрешиться от
конкретной реальности. Мне лучше было бы обжигать кирпичи или изготовлять
обувь. А может быть мне следовало бы жить на Марсе, подумал он, осваивать
новые горизонты. Здесь я всецело провалился; в свои тридцать пять лет я
уже ни на что негоден. И ОНА ЗНАЕТ ОБ ЭТОМ. Отпусти меня, Николь,
взмолился он в отчаянии. Не подвергай меня больше никаким тестам, потому
что у меня нет ни малейшей возможности выдержать их. Взять хотя бы эту
сегодняшнюю программу об освоении дна океана. К тому времени, пока она
завершится, я позабуду все, что в ней говорилось. Какая от меня польза
демократически-республиканской партии?
Тут он вспомнил о своем прежнем приятеле Эле. Эл мог бы помочь мне.
Эл работал у Луни Люка, в одном из его "Пристанищ драндулетов", торгуя
такой дрянью, как крохотные планетолеты, которые могли себе позволить даже
самые нищие жители СШЕА, - космические корабли, на борту которых, при
благоприятных обстоятельствах можно успешно совершить перелет в один конец
на Марс. Эл, сказал он самому себе, мог бы достать для меня одну такую
развалюху по оптовой цене.
А Николь на телевизионном экране в это время говорила:
- И действительно, в этом мире так много очарования, взять хотя бы
его светящихся существ, далеко превосходящих в своем разнообразии и своих
удивительных, поистине чудесных, свойствах все, что только можно найти на
других планетах. Ученые подсчитали, что в океане различных форм жизни
больше...
Лицо ее исчезло с экрана, и его место заняла череда изображений
диковинных, причудливых рыб. Это часть намеренной пропагандистской
кампании, сообразил Дункан. Попытка отвлечь наши умы от эмиграции на Марс
и заставить отказаться т мысли отмежеваться от Партии - и тем самым, от
нее. С экрана на него сейчас глядела какая-то пучеглазая рыбина, и она,
против его воли, приковала к себе его внимание. Черт побери, подумалось
вдруг ему, какой все-таки это загадочный мир, мир океанских глубин!
Николь, отметил он про себя, ты таки приманила меня. Если бы только Эл и я
преуспели, то мы, наверно, сейчас выступали бы для тебя т были бы безмерно
счастливы. Пока ты интервьюировала бы знаменитых на весь мир океанографов,
мы, Эл и я, потихоньку играли бы, создавая фоновое музыкальное
сопровождение, по всей вероятности, одну из "Двухчасовых инвектив" Баха.
Пройдя к строенному шкафу своей квартирки, Ян Дункан низко нагнулся и
осторожно поднял какой-то завернутый в материю предмет, поднес его к
свету. У нас было так много юношеской веры в это, вспомнил он. С огромной
нежностью он развернул кувшин, затем, сделав глубокий вдох, подул пару раз
внутрь сосуда, взяв несколько низких нот. "Дункан и Миллер - дуэт на
кувшинах" - он и Эл Миллер не раз играли в собственной аранжировке для
кувшинов мелодии Баха, Моцарта и Стравинского. Однако разведчик талантов
для Белого Дома - вот подлец... Он так и не дал им выступить даже на
прослушивании. Такое уже было, так он сказал им. Джесс Пигг, легендарный
кувшинист из Алабамы, первым пробился в Белый Дом, достигнув удовольствие
дюжине членов семьи Тибо, которые там собрались, своим версиями "Бараньего
дерби", "Джона Генри" и тому подобным. Тому подобной дешевкой в стиле
"кантри", добавил от себя Ян Дункан.
- Но, возмутился тогда он, - это ведь классическая кувшинная музыка!
Мы играем сонаты Бетховена.
- Мы позовем вас, - бросил им на прощанье разведчик талантов, - если
Никки выкажет когда-либо в будущем интерес к подобной музыке.
Никки! Он побледнел. Представить только - неужели он настолько близок
в Первой Семье! Он и Эл, бормоча что-то бессвязное, понуро покинул сцену
вместе со своими кувшинами, давая дорогу следующим конкурсантам - собачьей
своре, одетой в наряды эпохи Елизаветы и изображавшей персонажи из
Гамлета. Собаки тоже провалились, однако это было весьма слабым утешением.
- Мне говорят, - продолжала тем временем Николь, - что в глубинах
океана мало света, но поглядите вот на это странное создание.
По телеэкрану поплыла рыба, щеголяя выставленным напоказ ярким
фонарем.
Тут Ян вздрогнул от неожиданности, услыхав стук в дверь.
Он осторожно приоткрыл ее. На пороге, явно нервничая, стоял его
сосед, мистер Стоун.
- Вы не на собрании? - спросил Эдгар Стоун. - Разве после переклички
это не обнаружится?
В руках у него были все те же злополучные контрольные тесты.
- Ну, что там у меня? - спросил Дункан.
Он был готов услышать самое нехорошее.
Войдя в квартиру, Стоун прикрыл за собою дверь. Глянул в сторону
телевизора, увидел на экране сидевшую с океанографами Николь, на несколько
секунд прислушался к тому, о чем говорилось, затем неожиданно произнес
хрипло:
- Вы отлично справились с заданием.
Он протянул тесты Яну.
- Я прошел? - Дункан никак не мог поверить этому.
Он взял бумаги у Стоуна, стал недоверчиво их разглядывать. А затем
сообразил, что произошло на самом деле.
Стоун сам таким образом откорректировал ответы, что создавалось
впечатление, будто Дункан выдержал проверку. Он сфальсифицировал
результат, по всей вероятности, просто по-человечески сжалившись над
Дунканом. Ян поднял голову, взгляды их встретились, однако оба они
молчали. Как это ужасно, отметил про себя Дункан. Что мне теперь делать?
Такая реакция была неожиданной даже для него самого, но с этим ничего
нельзя было поделать.
Он только теперь осознал, что хотел провалиться. Почему? Чтобы
выбраться отсюда, чтобы появился предлог отказаться от всего этого,
бросить свою квартиру, свою работу, набраться смелости и дать деру,
уехать. Эмигрировать в одной рубашке, в посудине, которая развалится на
куски в тот самый момент, когда коснется поверхности марсианской пустыни.
- Спасибо, - печально произнес он.
- Когда-нибудь, - произнес скороговоркой Стоун, - вы сможете
что-нибудь сделать и для меня.
- О да, буду рад, - согласился Дункан.
Торопливо покинув квартиру Дункана, Стоун оставил его наедине с
телевизором, кувшином, фальсифицированными документами, удостоверяющими
то, что он выдержал тесты, и его собственными раздумьями.

3
Винс Страйкрок, американский гражданин и квартиросъемщик в доме
"Авраам Линкольн" жадно прислушивался к выступлению Дер Альте по
телевизору, пока брился на следующее после собрания утро. Было что-то
особенное в этом Дер Альте, президенте Руди Кальбфлейше, который всегда
его так раздражал, и будет великим тот день, когда через два года наступит
срок окончания президентства Кальбфлейша, и ему придется уйти в отставку.
Это всегда было таким прекрасным, поистине великим днем, когда закон лишал
очередного из них права и дальше оставаться на этой должности! Винс всегда
считал: такой день достоин того, чтобы его праздновать.
Тем не менее, Винс прекрасно понимал, что не стоит упускать
возможности, пока Старик все еще остается на этой должности, влиять хоть
каким-то образом на ход событий, поэтому он отложил в сторону бритву и
прошел в комнату, чтобы самому повозиться с ручками обратной связи своей
собственной телеустановки. Он отрегулировал по своему вкусу положение
нескольких ручек телевизора и с надеждой стал предвкушать, когда заунывное
звучание речи Дер Альте хоть чуть-чуть изменится к лучшему... Однако этого
не произошло. Слишком у большого числа телезрителей были свои собственные
представления о том, что и как следовало бы говорить Старику, понял Винс.
По сути, даже только в одном этом многоквартирном доме было достаточно
много людей для того, чтобы нейтрализовать любой нажим, который он мог
попытаться оказать в своем желании повлиять на умонастроения Старика с
помощью своей индивидуальной телеустановки. Но, как-никак, в этом-то и
заключалась демократия. Винс тяжко вздохнул. Именно этого все обыватели
так добивались - иметь такое правительство, которое было бы восприимчиво к
тому, что говорит народ. Он вернулся в ванную и возобновил бритье.
- Эй, Жюли, - окликнул он свою жену, - как там наш завтрак, готов?
Звуков ее возни в кухне что-то не слышалось. И когда этот факт
окончательно дошел до его сознания, он вспомнил, что не заметил ее рядом с
собою в постели, когда он, слабо еще соображая после сна, поднимался в это
утро.
И тут он сразу все вспомнил. Вчера, после окончания собрания по
случаю Дня Поминовения, он и Жюли в результате особенно ожесточенной ссоры
решили развестись, спустились к домовому уполномоченному по заключению
браков и оформлению разводов и заполнили необходимые для развода
документы. Жюли упаковала свои вещи и была такова, и теперь он остался в
квартире один - некому было приготовить ему завтрак, и, пока он с головой
не уйдет в дела, ему будет очень недоставать и самой Жюли, и того
комфорта, который был связан с ее присутствием.
Для него это было немалым потрясением, их брак длился уже довольно
долго - целых шесть месяцев, и он привык видеть Жюли по утрам рядом с
собою. Она знала, что ему нравиться яичница, поджаренная с небольшим
количеством министерского сыра. Черт бы побрал это новое либеральное
законодательство в части разводов, которое протащил этот Старик, президент
Кальбфлейш! Жаль, что Старик не откинул сандалии во время одного из своих,
ставших такими знаменитыми, двухчасовых послеобеденных снов! Но тогда,
разумеется, просто другой Дер Альте занял бы его место, И даже смерть
Старика не вернула бы назад Жюли; это было вне сферы возможностей
бюрократической машины СШЕА, какой бы огромной она не была.
Разозлившись не на шутку, он подошел к телевизору и нажал на кнопку
"С"; если достаточное количество граждан нажимали ее. Старик должен был
отключиться полностью - кнопка "СТОП" означала полное прекращение
бормотание президента. Винс подождал немного, однако маловразумительная
речь продолжалась.
И тогда его вдруг осенило: уж очень странным является столь раннее
утреннее выступление. Ведь было всего лишь восемь часов утра! Может быть,
вся лунная колония взлетела в безвоздушное пространство в одном
грандиозном взрыве топливохранилища? Старик частенько говаривал о том, что
требуется туже затянуть пояса, чтобы поднакопить достаточно средств для
продолжения осуществления космической программы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39