Но ничего
такого в голову не приходило. Наверно, решил он, это из-за того, что
благородство здесь вовсе ни при чем; он просто делает то, что делал пять
раз в неделю в течение многих лет вплоть до самого этого дня, и не нужно
быть каким-то особым смельчаком, чтобы поддержать столь давно заведенный
порядок еще раз. Разумеется, он заплатит арестом за это свое ослиное
упрямство; разумом своим он это прекрасно понимал, однако все его тело и
вегетативная нервная система не воспринимали этого. И поэтому мускулы его
продолжали нести вперед тело.
Кто-то из толпы, какая-то незнакомая женщина, выкрикнула:
- Мы с вами, доктор! Удачи вам.
Ее поддержали еще несколько голосов, образовав на какие-то несколько
секунд общий одобрительный гул. На лицах полицейских была написана
откровенная скука. Д-р Саперб переступил порог и прикрыл за собой дверь.
В приемной сидевшая за своим столом его секретарша Аманда Коннерс
подняла голову и произнесла:
- Доброе утро, доктор.
Ее ярко-рыжие волосы, перетянутые лентой, блестели на солнце, а
из-под шерстяной кофточки с низким декольте прямо-таки готова была
выпрыгнуть грудь богини.
- Доброе, - ответил ей д-р Саперб, радуясь при виде ее здесь, да еще
в столь великолепной форме, несмотря на всю сложность ситуации.
Он отдал ей пальто, которое она повесила в стенном шкафу.
- Ну, кто там сегодня первый среди пациентов?
Он закурил некрепкую флоридскую сигару.
- Мистер Ругге, доктор. На девять часов. У вас еще есть время, чтобы
выпить чашку кофе.
Она быстро прошла к кофейному автомату в углу приемной.
- Вы знаете о том, что здесь должно произойти через некоторое время?
- спросил Саперб.
- Разумеется. Но ведь ИАПП освободит вас под залог, разве не так?
Она принесла ему небольшой бумажник стаканчик, пальцы ее дрожали.
- Я боюсь, что это будет означать конец вышей работе здесь.
- Да, - кивнул Аманда, больше уже не улыбаясь; в ее больших глазах
появилась грусть. - Никак не могу понять, почему Дер Альте не наложил вето
на этот законопроект; Николь была против него, и поэтому я была уверена в
том, что и он против, вплоть до самого последнего момента. Бог ты мой,
ведь правительство сейчас располагает оборудованием для путешествий во
времени. Почему бы ему не отправиться в будущее, чтобы удостовериться,
какой вред нанесет такое обеднение нашего общества.
- Может быть, оно так и поступило.
И, подумал он, не обнаружило никакого такого обеднения.
Дверь в приемную отворилась. На пороге стоял первый за этот день
пациент. Мистер Гордон Ругге, бледный от нервного возбуждения, которое он
сейчас испытывал.
- О, вы пришли, - произнес д-р Саперб.
Фактически Ругге появился раньше времени.
- Негодяи, - сказал Ругге.
Это был высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, хорошо одетый.
По профессии он был брокером на Монтгомери-стрит.
За спиной у Ругге появились двое полицейских агентов в штатском. Они
молча уставились на д-р Саперба и ждал дальнейшего разворота событий.
Роботы-репортеры выставили штанги своих рецепторов, поспешно впитывая
в себя информацию. На какое-то время все застыли, затаив дыхание.
- Проходите ко мне в кабинет, - произнес д-р Саперб, обращаясь к
мистеру Ругге. - И давайте начнем с того места, где мы остановились в
прошлую пятницу.
- Вы арестованы, - тотчас же заявил один из фараонов в штатском.
Он вышел вперед и предъявил д-ру Сапербу сложенную вдвое повестку.
- Пройдемте с нами.
Взяв д-ра Саперба под локоть, он стал подталкивать его к двери.
Второй переодетый фараон зашел с другого бока, в результате чего Саперб
оказался как бы зажатым между ними. Все было проделано очень спокойно, без
какого-либо лишнего шума.
- Я очень сожалею, Гордон, - произнес д-р Саперб, снова обращаясь к
мистеру Ругге. - Очевидно, мне уже никак не удастся продолжить начатый
мною курс лечения.
- Эти крысы хотят, чтобы я принимал медикаменты, - с горечью
промолвил Ругге. - И они прекрасно понимают, что эти таблетки вызывают у
меня тошноту. У меня такой своеобразный организм, что они для меня просто
яд.
- Интересно наблюдать, - пролепетал один из репортеров-роботов,
обращаясь, скорее всего, к своей телеаудитории, - стоическую верность
пациента своему психоаналитику. И действительно, почему должно быть иначе?
Этот человек вот уже много лет полагается на действенность психоанализа.
- Шесть лет, - уточнил Ругге. - И при необходимости продолжал бы еще
столько же.
Приложив платочек к глазам, Аманда Коннерс начала тихонько плакать.
Пока д-ра Саперба в сопровождении двух фараонов в штатском и целого
наряда полиции Сан-Франциско в мундира вели к поджидавшей их патрульной
машине, из толпы еще раз раздались, правда, не очень-то громкие возгласы в
поддержку д-ра Саперба. Но, как он не преминул заметить, толпа эта
состояла в большинстве своем из людей далеко немолодых. Это все были
реликты той более ранней эпохи, когда психоанализа был весьма
респектабельным ремеслом; как и он сам, эти люди были частицей совсем иной
эпохи. Ему очень хотелось увидеть в этой толпе бы несколько молодых людей,
но таковых в ней не оказалось.
В полицейском участке человек с худым лицом в плотном пальто,
попыхивая филиппинской сигарой ручной работы "Бела Кинг", выглянул из
окна, затем посмотрел на часы и стал беспокойно шагать по комнате.
Он только-только отложил сигару и начал было готовиться к тому, чтобы
раскурить другую, как в поле зрения попала полицейская машина. Он сразу же
поспешил наружу, на приемную платформу, где полиция уже готовилась в
обработке привезенного арестанта.
- Доктор, - сказал он, меня зовут Уайлдер Пэмброук. Мне бы хотелось
переговорить с вами.
Он кивнул полицейским, и они отступили назад, высвободив д-ра
Саперба.
- Пройдемте внутрь. Я временно оккупировал комнату на втором этаже. Я
задержу вас совсем ненадолго.
- Вы не из городской полиции, - предположил д-р Саперб, окинув его
проницательным взглядом. - Вы, скорее всего, из НП.
Теперь он казался встревоженным.
По пути к лифту Пэмброук произнес:
- Считайте меня просто одной из заинтересованных сторон, - и
продолжил, понизив голос, когда мимо них проследовала группа служащих
полиции, - заинтересованной в том, чтобы вновь увидеть вас в вашем
кабинете, оказывающим психотерапевтическую помощь своим пациентам.
- У вас есть на это соответствующие полномочия? - спросил Саперб.
- Полагаю, что да.
Подошла кабина лифта, и они оба прошли в нее.
- На то, чтобы вернуть вас туда, назад, уйдет, тем не менее, примерно
час. Пожалуйста, наберитесь терпения.
Пэмброук раскурил свежую сигару. Сапербу он сигары не предложил.
- Разрешите задать вопрос... Какое учреждение вы представляете?
- Я уже сказал, - в голосе Пэмброука зазвучали раздраженные нотки. -
Просто считайте меня заинтересованной стороной. Неужели непонятно?
Он бросил в сторону Саперба злой взгляд, после чего они оба молчали,
пока лифт не доставил их на второй этаж.
- Прошу прощения за резкость, - произнес Пэмброук, когда они шли по
коридору, - но меня очень беспокоит ваш арест. Я очень этим расстроен.
Он отворил дверь, и Саперб осторожно прошел в комнату под номером
двести девять.
- Разумеется, я почти всегда готов расстроиться по тому или иному
поводу. Такая у меня, можно сказать, работа. Так же, как ваша работа
включает в себя обязательный для вас элемент, состоящий в том, чтобы не
позволять себе самому становиться эмоционально вовлеченным.
Он улыбнулся, но д-р Саперб воздержался от ответной улыбки. Он сейчас
очень скован, чтобы улыбаться, отметил про себя Пэмброук. Такая реакция
Саперба вполне соответствовала краткому описанию его характера,
содержавшейся в досье на него.
Они осторожно сели друг напротив друга.
- С вами собирается проконсультироваться один человек, - сказал
Пэмброук. - Совсем скоро, намереваясь стать вашим постоянным пациентом.
Понятно? Поэтому-то мы и хотим водворить вас снова в ваш кабинет, мы
хотим, чтобы он был открыт, дабы у вас была возможность принять его и
провести курс лечения.
- П-понятно, - кивнул, произнес д-р Саперб, однако он все еще
чувствовал себя очень неловко.
- Что касается остальных - тех, других, кого вы лечите, то нам это
совершенно безразлично. То ли им становится еще хуже, то ли они
выздоравливают, платят ли они вам огромные суммы или уклоняются от уплаты
за лечение - нам абсолютно все равно. Нас интересует только этот отдельный
человек.
- И после того, как он вылечится, - спросил Саперб, - тогда вы снова
меня прикроете? Как и всех прочих психоаналитиков?
- Вот тогда и поговорим об этом. Но не сейчас.
- Кто этот человек?
- Этого я вам не скажу.
- Насколько я понимаю, - произнес д-р Саперб после некоторой паузы, -
вы прибегли к помощи аппаратуры фон Лессинджера для перемещения во времени
с целью выяснения, каков будет результат моего лечения этого человека?
- Да, - ответил Пэмброук.
- Значит, у вас нет на сей счет сомнений. Я окажусь в состоянии его
вылечить.
- Совсем наоборот, - сказал Пэмброук. - Вам не удастся ничем ему
помочь; это как раз именно то, для чего вы нам и понадобились. Если бы он
прошел курс лечения с помощью медикаментозных средств, то его душевное
равновесие восстановилось бы обязательно. А для нас чрезвычайно важно,
чтобы он и дальше оставался больным. Поэтому, поймите нас, доктор, нам
необходимо существование хотя бы одного шарлатана - одного практикующего
психоаналитика.
Пэмброук еще раз тщательно раскурил сигару.
- Поэтому наиглавнейшее наше предписание таково: не отвергать никого
из новых пациентов. Понимаете? Какими бы безумными - или скорее, какими бы
явно здоровыми - они вам ни показались.
Он улыбнулся. Его забавляла та скованность, которую продолжал
испытывать психоаналитик.
2
Свет поздно горел в огромном многоквартирном жилом доме "Авраам
Линкольн". Поскольку это был вечер Дня поминовения усопших, жильцам, всем
шестистам, предписывалось в соответствии с договором найма собраться
внизу, в размещавшемся в подвальном помещении здания зале для общих
собраний. Вот они и проходили в зал - мужчины, женщины и дети; в дверях
Винс Страйкрок, напустив на себя деловой, важный вид будто он солидный
правительственный чиновник, при помощи их нового паспортного считывателя
проверял документы по очереди всех без исключения, чтобы удостовериться в
том, чтобы не проник сюда кто-нибудь посторонний из другого квартирного
муниципального дома. Жильцы добродушно предъявляли ему свои документы, и
вся процедура отнимала совсем немного времени.
- Эй, Винс, насколько нас задержат эта твоя механизация? - спросил
старик Джо Пард, старейший по возрасту жилец дома; он въехал сюда с женой
и двумя детьми еще в тот самый день, в мае 1992 года, когда это только что
построенное здание только-только открылось для заседания. Жена его уже
скончалась, дети повырастали, сами обзавелись семьями и съехали в другие
дома, но Джо остался.
- Совсем ненадолго, - спокойно ответил Винс, - но зато исключены
какие бы то ни было ошибки. Автоматику не проведешь - она начисто лишена
субъективности.
До сих пор, выполняя в качестве общественного поручения обязанности
вахтера, он пропускал входящих, полагаясь, в основном, на свою способность
узнавать их. Но именно поэтому он как-то пропустил парочку хулиганов из
"Дворца Родин Хилл", и они испортили все собрание своими вопросами и
репликами. Больше такое не повторится; Винс Страйкрок поклялся в этом,
поклялся себе и своим соседям по дому. И отнесся к этому самым серьезным
образом.
Раздавая ксерокопии повестки дня, миссис Уэллс, неизменно улыбалась,
говорила нараспев:
- Пункт "три а" "Выделение средств на ремонт крыши" перенесен в пункт
"четыре а". Пожалуйста, обратите на это внимание.
Жильцы получали свои повестки дня, а затем делились на два потока,
направлявшиеся в противоположные концы зала: либеральная фракция дома
занимала места справа, консерваторы - слева, каждая из них делала вид, что
другой вообще не существует. Те же немногие, кто не примыкал ни к одной из
фракций, - жильцы, совсем недавно поселившиеся в доме или просто чудаки -
рассаживались сзади, застенчивые и молчаливые, в то время как остальная
часть помещения прямо-таки гудела от множества одновременно проводившихся
небольших совещаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
такого в голову не приходило. Наверно, решил он, это из-за того, что
благородство здесь вовсе ни при чем; он просто делает то, что делал пять
раз в неделю в течение многих лет вплоть до самого этого дня, и не нужно
быть каким-то особым смельчаком, чтобы поддержать столь давно заведенный
порядок еще раз. Разумеется, он заплатит арестом за это свое ослиное
упрямство; разумом своим он это прекрасно понимал, однако все его тело и
вегетативная нервная система не воспринимали этого. И поэтому мускулы его
продолжали нести вперед тело.
Кто-то из толпы, какая-то незнакомая женщина, выкрикнула:
- Мы с вами, доктор! Удачи вам.
Ее поддержали еще несколько голосов, образовав на какие-то несколько
секунд общий одобрительный гул. На лицах полицейских была написана
откровенная скука. Д-р Саперб переступил порог и прикрыл за собой дверь.
В приемной сидевшая за своим столом его секретарша Аманда Коннерс
подняла голову и произнесла:
- Доброе утро, доктор.
Ее ярко-рыжие волосы, перетянутые лентой, блестели на солнце, а
из-под шерстяной кофточки с низким декольте прямо-таки готова была
выпрыгнуть грудь богини.
- Доброе, - ответил ей д-р Саперб, радуясь при виде ее здесь, да еще
в столь великолепной форме, несмотря на всю сложность ситуации.
Он отдал ей пальто, которое она повесила в стенном шкафу.
- Ну, кто там сегодня первый среди пациентов?
Он закурил некрепкую флоридскую сигару.
- Мистер Ругге, доктор. На девять часов. У вас еще есть время, чтобы
выпить чашку кофе.
Она быстро прошла к кофейному автомату в углу приемной.
- Вы знаете о том, что здесь должно произойти через некоторое время?
- спросил Саперб.
- Разумеется. Но ведь ИАПП освободит вас под залог, разве не так?
Она принесла ему небольшой бумажник стаканчик, пальцы ее дрожали.
- Я боюсь, что это будет означать конец вышей работе здесь.
- Да, - кивнул Аманда, больше уже не улыбаясь; в ее больших глазах
появилась грусть. - Никак не могу понять, почему Дер Альте не наложил вето
на этот законопроект; Николь была против него, и поэтому я была уверена в
том, что и он против, вплоть до самого последнего момента. Бог ты мой,
ведь правительство сейчас располагает оборудованием для путешествий во
времени. Почему бы ему не отправиться в будущее, чтобы удостовериться,
какой вред нанесет такое обеднение нашего общества.
- Может быть, оно так и поступило.
И, подумал он, не обнаружило никакого такого обеднения.
Дверь в приемную отворилась. На пороге стоял первый за этот день
пациент. Мистер Гордон Ругге, бледный от нервного возбуждения, которое он
сейчас испытывал.
- О, вы пришли, - произнес д-р Саперб.
Фактически Ругге появился раньше времени.
- Негодяи, - сказал Ругге.
Это был высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, хорошо одетый.
По профессии он был брокером на Монтгомери-стрит.
За спиной у Ругге появились двое полицейских агентов в штатском. Они
молча уставились на д-р Саперба и ждал дальнейшего разворота событий.
Роботы-репортеры выставили штанги своих рецепторов, поспешно впитывая
в себя информацию. На какое-то время все застыли, затаив дыхание.
- Проходите ко мне в кабинет, - произнес д-р Саперб, обращаясь к
мистеру Ругге. - И давайте начнем с того места, где мы остановились в
прошлую пятницу.
- Вы арестованы, - тотчас же заявил один из фараонов в штатском.
Он вышел вперед и предъявил д-ру Сапербу сложенную вдвое повестку.
- Пройдемте с нами.
Взяв д-ра Саперба под локоть, он стал подталкивать его к двери.
Второй переодетый фараон зашел с другого бока, в результате чего Саперб
оказался как бы зажатым между ними. Все было проделано очень спокойно, без
какого-либо лишнего шума.
- Я очень сожалею, Гордон, - произнес д-р Саперб, снова обращаясь к
мистеру Ругге. - Очевидно, мне уже никак не удастся продолжить начатый
мною курс лечения.
- Эти крысы хотят, чтобы я принимал медикаменты, - с горечью
промолвил Ругге. - И они прекрасно понимают, что эти таблетки вызывают у
меня тошноту. У меня такой своеобразный организм, что они для меня просто
яд.
- Интересно наблюдать, - пролепетал один из репортеров-роботов,
обращаясь, скорее всего, к своей телеаудитории, - стоическую верность
пациента своему психоаналитику. И действительно, почему должно быть иначе?
Этот человек вот уже много лет полагается на действенность психоанализа.
- Шесть лет, - уточнил Ругге. - И при необходимости продолжал бы еще
столько же.
Приложив платочек к глазам, Аманда Коннерс начала тихонько плакать.
Пока д-ра Саперба в сопровождении двух фараонов в штатском и целого
наряда полиции Сан-Франциско в мундира вели к поджидавшей их патрульной
машине, из толпы еще раз раздались, правда, не очень-то громкие возгласы в
поддержку д-ра Саперба. Но, как он не преминул заметить, толпа эта
состояла в большинстве своем из людей далеко немолодых. Это все были
реликты той более ранней эпохи, когда психоанализа был весьма
респектабельным ремеслом; как и он сам, эти люди были частицей совсем иной
эпохи. Ему очень хотелось увидеть в этой толпе бы несколько молодых людей,
но таковых в ней не оказалось.
В полицейском участке человек с худым лицом в плотном пальто,
попыхивая филиппинской сигарой ручной работы "Бела Кинг", выглянул из
окна, затем посмотрел на часы и стал беспокойно шагать по комнате.
Он только-только отложил сигару и начал было готовиться к тому, чтобы
раскурить другую, как в поле зрения попала полицейская машина. Он сразу же
поспешил наружу, на приемную платформу, где полиция уже готовилась в
обработке привезенного арестанта.
- Доктор, - сказал он, меня зовут Уайлдер Пэмброук. Мне бы хотелось
переговорить с вами.
Он кивнул полицейским, и они отступили назад, высвободив д-ра
Саперба.
- Пройдемте внутрь. Я временно оккупировал комнату на втором этаже. Я
задержу вас совсем ненадолго.
- Вы не из городской полиции, - предположил д-р Саперб, окинув его
проницательным взглядом. - Вы, скорее всего, из НП.
Теперь он казался встревоженным.
По пути к лифту Пэмброук произнес:
- Считайте меня просто одной из заинтересованных сторон, - и
продолжил, понизив голос, когда мимо них проследовала группа служащих
полиции, - заинтересованной в том, чтобы вновь увидеть вас в вашем
кабинете, оказывающим психотерапевтическую помощь своим пациентам.
- У вас есть на это соответствующие полномочия? - спросил Саперб.
- Полагаю, что да.
Подошла кабина лифта, и они оба прошли в нее.
- На то, чтобы вернуть вас туда, назад, уйдет, тем не менее, примерно
час. Пожалуйста, наберитесь терпения.
Пэмброук раскурил свежую сигару. Сапербу он сигары не предложил.
- Разрешите задать вопрос... Какое учреждение вы представляете?
- Я уже сказал, - в голосе Пэмброука зазвучали раздраженные нотки. -
Просто считайте меня заинтересованной стороной. Неужели непонятно?
Он бросил в сторону Саперба злой взгляд, после чего они оба молчали,
пока лифт не доставил их на второй этаж.
- Прошу прощения за резкость, - произнес Пэмброук, когда они шли по
коридору, - но меня очень беспокоит ваш арест. Я очень этим расстроен.
Он отворил дверь, и Саперб осторожно прошел в комнату под номером
двести девять.
- Разумеется, я почти всегда готов расстроиться по тому или иному
поводу. Такая у меня, можно сказать, работа. Так же, как ваша работа
включает в себя обязательный для вас элемент, состоящий в том, чтобы не
позволять себе самому становиться эмоционально вовлеченным.
Он улыбнулся, но д-р Саперб воздержался от ответной улыбки. Он сейчас
очень скован, чтобы улыбаться, отметил про себя Пэмброук. Такая реакция
Саперба вполне соответствовала краткому описанию его характера,
содержавшейся в досье на него.
Они осторожно сели друг напротив друга.
- С вами собирается проконсультироваться один человек, - сказал
Пэмброук. - Совсем скоро, намереваясь стать вашим постоянным пациентом.
Понятно? Поэтому-то мы и хотим водворить вас снова в ваш кабинет, мы
хотим, чтобы он был открыт, дабы у вас была возможность принять его и
провести курс лечения.
- П-понятно, - кивнул, произнес д-р Саперб, однако он все еще
чувствовал себя очень неловко.
- Что касается остальных - тех, других, кого вы лечите, то нам это
совершенно безразлично. То ли им становится еще хуже, то ли они
выздоравливают, платят ли они вам огромные суммы или уклоняются от уплаты
за лечение - нам абсолютно все равно. Нас интересует только этот отдельный
человек.
- И после того, как он вылечится, - спросил Саперб, - тогда вы снова
меня прикроете? Как и всех прочих психоаналитиков?
- Вот тогда и поговорим об этом. Но не сейчас.
- Кто этот человек?
- Этого я вам не скажу.
- Насколько я понимаю, - произнес д-р Саперб после некоторой паузы, -
вы прибегли к помощи аппаратуры фон Лессинджера для перемещения во времени
с целью выяснения, каков будет результат моего лечения этого человека?
- Да, - ответил Пэмброук.
- Значит, у вас нет на сей счет сомнений. Я окажусь в состоянии его
вылечить.
- Совсем наоборот, - сказал Пэмброук. - Вам не удастся ничем ему
помочь; это как раз именно то, для чего вы нам и понадобились. Если бы он
прошел курс лечения с помощью медикаментозных средств, то его душевное
равновесие восстановилось бы обязательно. А для нас чрезвычайно важно,
чтобы он и дальше оставался больным. Поэтому, поймите нас, доктор, нам
необходимо существование хотя бы одного шарлатана - одного практикующего
психоаналитика.
Пэмброук еще раз тщательно раскурил сигару.
- Поэтому наиглавнейшее наше предписание таково: не отвергать никого
из новых пациентов. Понимаете? Какими бы безумными - или скорее, какими бы
явно здоровыми - они вам ни показались.
Он улыбнулся. Его забавляла та скованность, которую продолжал
испытывать психоаналитик.
2
Свет поздно горел в огромном многоквартирном жилом доме "Авраам
Линкольн". Поскольку это был вечер Дня поминовения усопших, жильцам, всем
шестистам, предписывалось в соответствии с договором найма собраться
внизу, в размещавшемся в подвальном помещении здания зале для общих
собраний. Вот они и проходили в зал - мужчины, женщины и дети; в дверях
Винс Страйкрок, напустив на себя деловой, важный вид будто он солидный
правительственный чиновник, при помощи их нового паспортного считывателя
проверял документы по очереди всех без исключения, чтобы удостовериться в
том, чтобы не проник сюда кто-нибудь посторонний из другого квартирного
муниципального дома. Жильцы добродушно предъявляли ему свои документы, и
вся процедура отнимала совсем немного времени.
- Эй, Винс, насколько нас задержат эта твоя механизация? - спросил
старик Джо Пард, старейший по возрасту жилец дома; он въехал сюда с женой
и двумя детьми еще в тот самый день, в мае 1992 года, когда это только что
построенное здание только-только открылось для заседания. Жена его уже
скончалась, дети повырастали, сами обзавелись семьями и съехали в другие
дома, но Джо остался.
- Совсем ненадолго, - спокойно ответил Винс, - но зато исключены
какие бы то ни было ошибки. Автоматику не проведешь - она начисто лишена
субъективности.
До сих пор, выполняя в качестве общественного поручения обязанности
вахтера, он пропускал входящих, полагаясь, в основном, на свою способность
узнавать их. Но именно поэтому он как-то пропустил парочку хулиганов из
"Дворца Родин Хилл", и они испортили все собрание своими вопросами и
репликами. Больше такое не повторится; Винс Страйкрок поклялся в этом,
поклялся себе и своим соседям по дому. И отнесся к этому самым серьезным
образом.
Раздавая ксерокопии повестки дня, миссис Уэллс, неизменно улыбалась,
говорила нараспев:
- Пункт "три а" "Выделение средств на ремонт крыши" перенесен в пункт
"четыре а". Пожалуйста, обратите на это внимание.
Жильцы получали свои повестки дня, а затем делились на два потока,
направлявшиеся в противоположные концы зала: либеральная фракция дома
занимала места справа, консерваторы - слева, каждая из них делала вид, что
другой вообще не существует. Те же немногие, кто не примыкал ни к одной из
фракций, - жильцы, совсем недавно поселившиеся в доме или просто чудаки -
рассаживались сзади, застенчивые и молчаливые, в то время как остальная
часть помещения прямо-таки гудела от множества одновременно проводившихся
небольших совещаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39