Гиви непроизвольно дернулся. Стул под ним скрипнул.
— Как мне самому, — торопливо сказал Гиви.
Али неодобрительно покосился на него.
— Нервничаешь. — заметил он.
— С непривычки, — пояснил Шендерович.
Али понимающе кивнул.
Какие такие шарики? Пронеслось в голове у Гиви. Боже ж мой! Во что я впутался. Они ж наверняка наркотики переправляют. Или оружие… Кому я поверил? Авантюристу этому? Сейчас войдут эти… карабинеры… арестуют нас… А у меня еще и паспорт подложный. Горе мне, горе!
Он нервно огляделся. Красивые мужчины сидели за столиками, неторопливо попивая кофе.
— Товар есть? — сурово спросил Шендерович, поигрывая ложечкой.
— Есть, — так же сухо ответил Али, прихлебывая кофе.
— Где?
— На складе. — Али пожал плечами. — Где ж еще? Вечером доставим, как договаривались.
— Я хочу присутствовать при погрузке. Номер склада?
Али молча протянул ему карточку. Шендерович, прищурившись, кинул на нее беглый взгляд, потом вынул из нагрудного кармана пухлый конверт и, в свою очередь, протянул его Али.
— Задаток.
Конверт исчез в аналогичном кармане на могучей груди Али.
Али благожелательно кивнул, вновь искоса поглядел на Алку и расправил плечи.
— Красивая девушка, э?
Алка разразилась какой-то длинной непонятной фразой — очевидно по-турецки, решил Гиви.
Какое-то время Али недоуменно таращился на нее, потом осторожно произнес:
— Ну да, ну да…
Шендерович нервно обернулся.
— Яни…
Гиви сидел, погрузившись в свои мысли. Огромный город, куча людей, толпы буквально, и каждый чем-то занят. Каждый при деле, каждый на своем месте, каждый знает, кто он такой. И только он, Гиви, не знает кто он такой. Пустое место, окруженное воздухом, вот кто он такой.
— Яни, блин! Вставай, мы уходим…
Гиви поднялся, вежливо осклабившись, пожал протянутую через стол железную ладонь Али.
— Плохо выглядишь, кацо — сочувственно произнес Али, — с лица спал…
Гиви издал неопределенный горловой звук.
— Пошли-пошли… — Шендерович схватил его за руку и поволок между столиками. — Скажи дяде «до свидания».
Алка, бесстыже вильнув задом, уже поднималась по ступенькам. Вслед ей неслось одобрительное цоконье языков и постукивание чайных ложечек.
— Штирлиц! — упрекал Шендерович на ходу. — мастер скрытия!Чуть легенду не провалил! Ты ж имя свое, сука, все время забываешь. Ладно, сегодня грузимся и все! Аллес! Отваливаем, пока целы.
Гиви отшатнулся от бьющего в лицо солнечного света. Далеко-далеко над бухтой Золтой Рог плыл ослепительный зной, разбивая воду на тысячи серебряных зеркал.
Он остановился так резко, что Шендерович, по прежнему волочивший его за руку, петляя меж прохожими, потерял равновесие.
— Миша, — тихо, но яростно произнес Гиви, — Шендерович! Ты маму любишь?
— Ну? — мрачно спросил Шендерович.
— Мамой заклинаю, скажи правду. Почему тайна такая? Почему спешка? Почему ты оглянулся только что? Ты ведь проверял, не следят ли за нами, Миша! Проверял же, а? Что мы покупаем? Что везем? Тут что-то нечисто, Миша.
— Ну, нечисто, — хмуро пробормотал Шендерович, отводя глаза и разминая сигарету. — Обманул я тебя, брат Гиви…
— Так я и знал, — Гиви почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
— В опасное дело я тебя втравил, друг.
— Значит, наркотики, — уныло произнес Гиви. — Что ж ты, мерзавец…
— Наркотики? — удивился Шендерович, — да за кого ты меня принимаешь? Сказано же — шарики! Хочешь, контейнер вскрою! При тебе вскрою! Сам посмотришь!
Что такого сугубо опасного может произойти с шариками для Гиви оставалось неясным.
— Это что, сырье для взрывчатки, да? — выдавил он пересохшим горлом.
— Ну и фантазия же у тебя, брат Гиви, — Шендерович вновь нервно оглянулся, подхватил Гиви под локоть и торопливо увлек его в ближайший проулок. — Какое сырье? Пластик — он и есть пластик. Накачиваешь гелием, выходишь на Приморский бульвар, стоишь, внизу порт раскинулся, все на солнце сверкает — сердечки, слоники… Людям нравится.
— Тогда почему?
Шендерович вновь оглянулся. Поблизости никого не было, за исключением Алки, которая стояла, прислонившись к выбеленной солнцем стене и нетерпеливо притоптывала босоножкой.
— Лысюк! — шепотом произнес Шендерович, приникая к самому уху Гиви.
— Чего? — Гиви от неожиданности отшатнулся. — Какой лысюк?
— Да тише ты! — нервно воскликнул Шендерович.
— Это — что еще такое?
— Не что, а кто! — Шендерович покрутил головой. — Это, брат, такой… такое… Такого в вашем Питере и не водится! Уж такой он, этот Лысюк, жук, другого такого нет. И в чем самый ужас, он все время у меня на хвосте висит. Ох, боюсь, опять пронюхает… У него ж нюх, как у стервятника. Он же надо мной как гриф лысый кружит.
Он вздрохнул, отбросил сигарету.
— В условиях повышенной секретности работаем. А то, ты ж понимаешь, выйдет Лысюк по моим следам горячим на контору, товар перебьет, поставщиков перекупит, клиентуру переманит. А то и распугает.
— Погоди… — поморщился Гиви, — что, кроме этого Али уже в Турции никто и шариками не торгует?
— Да до фига! — отмахнулся Шендерович, — не в том же дело! Ему, ж, Лысюку, не просто шарики нужны. На мое горло наступить ему надо, ясно? Повязаны мы с ним мистической нитью судьбы. Закон сохранения счастья в замкнутой системе. Ему плохо — мне хорошо. Мне плохо — ему хорошо. И ему, лично, второй вариант ближе. Вот такой, брат Гиви, расклад. Потому я и товар лично принять хочу — от Лысюка любой пакости ждать можно. Некондицию подсунет, а то и лично рукой своей поганой шарики продырявит…
— А-а, — расслабился Гиви.
Мистическая связь Шендеровича с невидимым Лысюком его не слишком беспокоила. Но на всякий случай он спросил:
— А он что, тоже в Турции?
— Кто знает, брат Гиви, — неопределенно отозвался Шендерович, — кто знает
Он отмахнулся широким движением мощной длани.
— Ладно, пошли! Вон, Алка уже землю роет. Не любит она на одном месте застаиваться. Сядем на холодке, порубаем… Белки, там, углеводы… Барабульку жареную, кебаб… Ты чего хочешь? Погуляем, в хаммам сходим, на Галату… Там такой ресторанчик, на Галате, пальчики оближешь. Девушки танец живота пляшут. Видал когда-нибудь танец живота?
— Не видал, — слабо отозвался Гиви.
Прекрасные смуглые девушки вырисовались в туманной дымке, руки колеблются, точно гибкие ветви, нежные лица прикрыты газовой вуалью, в нежных пупках сверкают драгоценные камни.
Он сглотнул и открыл глаза.
Раскаленный воздух вился над улочкой, две кольчатые горлицы лениво дрались из-за оброненных кем-то орешков…
Алка озабоченно поглядела на часы.
— Ты чего это? — насторожился Шендерович.
— Да так… — неопределенно произнесла Алка, — забилась я тут с одним. На шесть.
— Погоди-погоди, — волновался Шендерович, — как, забилась? А переводить кто будет?
— Что переводить-то? — лениво поинтересовалась Алка.
— Ну… — неопределенно отозвался Шендерович, — мало ли… Тебя зачем взяли?
— Потому что на меня лишние полтораста кило полагается, — сухо сказала Алка, — плюс бабок полторы штуки. Плюс деловые контакты. Так я чем занимаюсь, по-твоему? Связями с общественностью и занимаюсь. Иду на сближение.
— Знаю я твое сближение, — отмахнулся Шендерович.
— Да ладно, — миролюбиво произнесла Алка, — во-первых, нужный человек, полезный. А во-вторых, на танце живота сэкономишь. Чего я в этом найт-клубе не видела — сплошь челноки вроде вас, да туристы голозадые! А он такие места знает…
— На понт берет, — мрачно сказал Шендерович.
— А мне без разницы… Ну ладно, мальчики, пока-пока… Мне еще привести себя в порядок там, переодеться, причесаться…
Она развернулась и неторопливо двинулась по переулку. Лоточники оборачивались ей вслед.
— Постой! — сориентировался Шендерович, — Где ж тебя искать, если что?
— А ты меня не ищи, — дружелюбно посоветовала Алка, обернувшись, но не снижая темпа, — Я на теплоход, слава Богу, дорогу знаю… Доберусь.
— Когда? Через неделю?
— А хоть и через неделю. Не боись, без нас не уплывете.
— Да что ты о себе возомнила? — возмутился Шендерович, — что ты за птица такая?
— Не я а он, — пояснила Алка, — капитан он, ясно? Второй после Бога.
И, уже не оборачиваясь, двинулась прочь по мощеной кривой улочке, фигура ее дрожала и расплывалась в раскаленном сизом мареве уличных жаровен.
— Во… Видал, друг Яни, — сокрушенно произнес Шендерович. — И так всегда. А с другой стороны — капитан… паблик рилэйшн…
— Врет? — с надеждой спросил Гиви.
— Не-а… Алка не врет. В том-то и беда. Пойдем, брат мой греческий, пойдем, хоть барабульку попробуешь.
— Не хочется мне, — печально сказал Гиви.
Раскаленный комок денег слегка шуршал при каждом его шаге. Гиви поморщился.
Он хотел купить Алке кораллы. Лучшие во всем Стамбуле… Такие кораллы, зашибись… Ладно, капитан купит.
Толпа сгустилась. Теперь уже не лоточники огибали их — они огибали лоточников. И еще каких-то людей, которые сидели на ковриках, скрестив ноги. С прилавков свешивались пестрые ткани, маленькими солнцами сияли плоские медные блюда… Ковры переливались, точно стая бабочек, усевшаяся на цветочную клумбу. Ятаганы горели, точно крохотные, но очень свирепые молнии.
— Погоди, — сказал Гиви.
Не нужны Алке его кораллы. Не будет он угощать ее холодным вином на увитой виноградом террасе кафе…
Он сунул руку в карман и извлек мятый сверток.
Он вернется в Питер, расстелит многоцветный ковер в полутемраке сырой коммуналки и позовет друзей. Каких-таких друзей? Ну, найдет каких. Друзья будут восхищаться ковром, а он им расскажет, как один его хороший друг совершенно неожиданно и бескорыстно пригласил его проветриться в Стамбул, потому что его, Гиви, везде уважают. Даже в Одессе знают кто такой Гиви из Питерского параходства! главному бухгалтеру он подарит вон ту феску. А то у него вечно лысина мерзнет.
— Вот это… — он указал пальцем на ковер, потом в затруднении обернулся к Шендеровичу. — Как сказать, «сколько стоит»?
Шендерович напрягся. Без Алки он чувствовал себя неуверенно.
— Эта… Бу нэ кадара… — выдал он, наконец.
— Сколько стоит, красивый? — выкрикнул продавец из-за прилавка, — бери, хороший, даром отдаю! Почти даром!
— Почти даром — это сколько? Миша, повтори — как «сколько»?
— Да что ты меня мучаешь? — взвыл Шендерович, — Не видишь, они лучше тебя по-русски говорят! Да отпусти ты его (это он уже продавцу, который целеустремленно ухватил Гиви за рубашку), что вы его все лапаете?
Он тоже схватил Гиви и поволок его прочь. Какое-то время Гиви трепыхался, разрываемый меж двух мертвых хваток, но Шендерович победил.
— Ладно, ладно, — уступил Шендерович (и что это он со мной как с маленьким, подумал Гиви, впрочем, сам виноват… ) — ладно, я тебе сам рубашку куплю. Сам обещал, сам и куплю. А ты купи что хочешь. Ты прав. Иначе удачи не будет. Карма испортится. Так что иди, выбирай, что на тебя смотрит. Только, умоляю, ковер не покупай. Впрочем, черт с тобой. Покупай. Только сам тащить будешь.
Но Гиви уже расхотелось покупать ковер.
Чужой, равнодушный, мир вращался вокруг него, точно цветные стеклышки в калейдоскопе. Выклики разносчиков, гортанные крики чистильщиков обуви, воркование жирных голубей, треск жаровен, гудки автомобилей, пытающихся проложить себе путь сквозь толпу… Запахи — и почему-то все неприятные, горелым жиром пахло, бензином, раскаленным гудроном, птичьим пометом… И все почему-то казалось бесплотным, нереальным… Иллюзия, фата-моргана…
Кто— то вновь ухватил его. На сей раз за штанину.
Гиви вздрогнул.
— Лютдоен бэни… мисиниз…
«Надо же! — подумал он, — они тут все-таки говорят по-турецки».
Он осторожно попытался вытащить ногу, но сухая птичья лапка держала крепко.
Он глянул вниз.
Старик, сидевший на потрепанном коврике, таком вытертом, что узор едва угадывался, с надеждой вернул ему взгляд.
— Миша! — беспомощно позвал Гиви, — Миша! Чего он хочет?
— Чтобы ты купил что-нибудь, — пожал Шендерович плечами.
— А… что?
На крохотном коврике ничего не было. Кроме остроносых шлепанцев, чисто символически водруженных на заскорузлые бурые пятки. Еще имелись плотные черные… шальвары? — гадал Гиви — и выцветшая, когда-то красная жилетка, милосердно прикрывающая голую цыплячью грудь. В сморщенном ухе болталась потемневшая от времени серьга в форме полумесяца.
— Колоритный туземец, — уважительно сказал Шендерович. — Теперь таких уже не делают.
Старик с ловкостью бродячего фокусника извлек из ниоткуда потертую войлочную сумку и широким жестом вывалил ее содержимое на коврик у ног Гиви.
— Э? — Гиви вновь обернулся к Шендеровичу.
— Хлам, — махнул рукой тот. — Пыль веков.
На коврике материализовались несколько разнообразных кинжалов — старик ловким, каким-то очень профессиональным движением по очереди выдернул их из ножен и покрутил в воздухе. Металл тускло отблескивал на солнце — ничего общего с начищенными ятаганами на пестрых прилавках. Прежде, чем очередной кинжал вновь скрывался в ножнах, Гиви успел заметить, что все они подозрительно иззубренны, покрыты пятнами не менее подозрительной ржавчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Как мне самому, — торопливо сказал Гиви.
Али неодобрительно покосился на него.
— Нервничаешь. — заметил он.
— С непривычки, — пояснил Шендерович.
Али понимающе кивнул.
Какие такие шарики? Пронеслось в голове у Гиви. Боже ж мой! Во что я впутался. Они ж наверняка наркотики переправляют. Или оружие… Кому я поверил? Авантюристу этому? Сейчас войдут эти… карабинеры… арестуют нас… А у меня еще и паспорт подложный. Горе мне, горе!
Он нервно огляделся. Красивые мужчины сидели за столиками, неторопливо попивая кофе.
— Товар есть? — сурово спросил Шендерович, поигрывая ложечкой.
— Есть, — так же сухо ответил Али, прихлебывая кофе.
— Где?
— На складе. — Али пожал плечами. — Где ж еще? Вечером доставим, как договаривались.
— Я хочу присутствовать при погрузке. Номер склада?
Али молча протянул ему карточку. Шендерович, прищурившись, кинул на нее беглый взгляд, потом вынул из нагрудного кармана пухлый конверт и, в свою очередь, протянул его Али.
— Задаток.
Конверт исчез в аналогичном кармане на могучей груди Али.
Али благожелательно кивнул, вновь искоса поглядел на Алку и расправил плечи.
— Красивая девушка, э?
Алка разразилась какой-то длинной непонятной фразой — очевидно по-турецки, решил Гиви.
Какое-то время Али недоуменно таращился на нее, потом осторожно произнес:
— Ну да, ну да…
Шендерович нервно обернулся.
— Яни…
Гиви сидел, погрузившись в свои мысли. Огромный город, куча людей, толпы буквально, и каждый чем-то занят. Каждый при деле, каждый на своем месте, каждый знает, кто он такой. И только он, Гиви, не знает кто он такой. Пустое место, окруженное воздухом, вот кто он такой.
— Яни, блин! Вставай, мы уходим…
Гиви поднялся, вежливо осклабившись, пожал протянутую через стол железную ладонь Али.
— Плохо выглядишь, кацо — сочувственно произнес Али, — с лица спал…
Гиви издал неопределенный горловой звук.
— Пошли-пошли… — Шендерович схватил его за руку и поволок между столиками. — Скажи дяде «до свидания».
Алка, бесстыже вильнув задом, уже поднималась по ступенькам. Вслед ей неслось одобрительное цоконье языков и постукивание чайных ложечек.
— Штирлиц! — упрекал Шендерович на ходу. — мастер скрытия!Чуть легенду не провалил! Ты ж имя свое, сука, все время забываешь. Ладно, сегодня грузимся и все! Аллес! Отваливаем, пока целы.
Гиви отшатнулся от бьющего в лицо солнечного света. Далеко-далеко над бухтой Золтой Рог плыл ослепительный зной, разбивая воду на тысячи серебряных зеркал.
Он остановился так резко, что Шендерович, по прежнему волочивший его за руку, петляя меж прохожими, потерял равновесие.
— Миша, — тихо, но яростно произнес Гиви, — Шендерович! Ты маму любишь?
— Ну? — мрачно спросил Шендерович.
— Мамой заклинаю, скажи правду. Почему тайна такая? Почему спешка? Почему ты оглянулся только что? Ты ведь проверял, не следят ли за нами, Миша! Проверял же, а? Что мы покупаем? Что везем? Тут что-то нечисто, Миша.
— Ну, нечисто, — хмуро пробормотал Шендерович, отводя глаза и разминая сигарету. — Обманул я тебя, брат Гиви…
— Так я и знал, — Гиви почувствовал, как у него подкашиваются ноги.
— В опасное дело я тебя втравил, друг.
— Значит, наркотики, — уныло произнес Гиви. — Что ж ты, мерзавец…
— Наркотики? — удивился Шендерович, — да за кого ты меня принимаешь? Сказано же — шарики! Хочешь, контейнер вскрою! При тебе вскрою! Сам посмотришь!
Что такого сугубо опасного может произойти с шариками для Гиви оставалось неясным.
— Это что, сырье для взрывчатки, да? — выдавил он пересохшим горлом.
— Ну и фантазия же у тебя, брат Гиви, — Шендерович вновь нервно оглянулся, подхватил Гиви под локоть и торопливо увлек его в ближайший проулок. — Какое сырье? Пластик — он и есть пластик. Накачиваешь гелием, выходишь на Приморский бульвар, стоишь, внизу порт раскинулся, все на солнце сверкает — сердечки, слоники… Людям нравится.
— Тогда почему?
Шендерович вновь оглянулся. Поблизости никого не было, за исключением Алки, которая стояла, прислонившись к выбеленной солнцем стене и нетерпеливо притоптывала босоножкой.
— Лысюк! — шепотом произнес Шендерович, приникая к самому уху Гиви.
— Чего? — Гиви от неожиданности отшатнулся. — Какой лысюк?
— Да тише ты! — нервно воскликнул Шендерович.
— Это — что еще такое?
— Не что, а кто! — Шендерович покрутил головой. — Это, брат, такой… такое… Такого в вашем Питере и не водится! Уж такой он, этот Лысюк, жук, другого такого нет. И в чем самый ужас, он все время у меня на хвосте висит. Ох, боюсь, опять пронюхает… У него ж нюх, как у стервятника. Он же надо мной как гриф лысый кружит.
Он вздрохнул, отбросил сигарету.
— В условиях повышенной секретности работаем. А то, ты ж понимаешь, выйдет Лысюк по моим следам горячим на контору, товар перебьет, поставщиков перекупит, клиентуру переманит. А то и распугает.
— Погоди… — поморщился Гиви, — что, кроме этого Али уже в Турции никто и шариками не торгует?
— Да до фига! — отмахнулся Шендерович, — не в том же дело! Ему, ж, Лысюку, не просто шарики нужны. На мое горло наступить ему надо, ясно? Повязаны мы с ним мистической нитью судьбы. Закон сохранения счастья в замкнутой системе. Ему плохо — мне хорошо. Мне плохо — ему хорошо. И ему, лично, второй вариант ближе. Вот такой, брат Гиви, расклад. Потому я и товар лично принять хочу — от Лысюка любой пакости ждать можно. Некондицию подсунет, а то и лично рукой своей поганой шарики продырявит…
— А-а, — расслабился Гиви.
Мистическая связь Шендеровича с невидимым Лысюком его не слишком беспокоила. Но на всякий случай он спросил:
— А он что, тоже в Турции?
— Кто знает, брат Гиви, — неопределенно отозвался Шендерович, — кто знает
Он отмахнулся широким движением мощной длани.
— Ладно, пошли! Вон, Алка уже землю роет. Не любит она на одном месте застаиваться. Сядем на холодке, порубаем… Белки, там, углеводы… Барабульку жареную, кебаб… Ты чего хочешь? Погуляем, в хаммам сходим, на Галату… Там такой ресторанчик, на Галате, пальчики оближешь. Девушки танец живота пляшут. Видал когда-нибудь танец живота?
— Не видал, — слабо отозвался Гиви.
Прекрасные смуглые девушки вырисовались в туманной дымке, руки колеблются, точно гибкие ветви, нежные лица прикрыты газовой вуалью, в нежных пупках сверкают драгоценные камни.
Он сглотнул и открыл глаза.
Раскаленный воздух вился над улочкой, две кольчатые горлицы лениво дрались из-за оброненных кем-то орешков…
Алка озабоченно поглядела на часы.
— Ты чего это? — насторожился Шендерович.
— Да так… — неопределенно произнесла Алка, — забилась я тут с одним. На шесть.
— Погоди-погоди, — волновался Шендерович, — как, забилась? А переводить кто будет?
— Что переводить-то? — лениво поинтересовалась Алка.
— Ну… — неопределенно отозвался Шендерович, — мало ли… Тебя зачем взяли?
— Потому что на меня лишние полтораста кило полагается, — сухо сказала Алка, — плюс бабок полторы штуки. Плюс деловые контакты. Так я чем занимаюсь, по-твоему? Связями с общественностью и занимаюсь. Иду на сближение.
— Знаю я твое сближение, — отмахнулся Шендерович.
— Да ладно, — миролюбиво произнесла Алка, — во-первых, нужный человек, полезный. А во-вторых, на танце живота сэкономишь. Чего я в этом найт-клубе не видела — сплошь челноки вроде вас, да туристы голозадые! А он такие места знает…
— На понт берет, — мрачно сказал Шендерович.
— А мне без разницы… Ну ладно, мальчики, пока-пока… Мне еще привести себя в порядок там, переодеться, причесаться…
Она развернулась и неторопливо двинулась по переулку. Лоточники оборачивались ей вслед.
— Постой! — сориентировался Шендерович, — Где ж тебя искать, если что?
— А ты меня не ищи, — дружелюбно посоветовала Алка, обернувшись, но не снижая темпа, — Я на теплоход, слава Богу, дорогу знаю… Доберусь.
— Когда? Через неделю?
— А хоть и через неделю. Не боись, без нас не уплывете.
— Да что ты о себе возомнила? — возмутился Шендерович, — что ты за птица такая?
— Не я а он, — пояснила Алка, — капитан он, ясно? Второй после Бога.
И, уже не оборачиваясь, двинулась прочь по мощеной кривой улочке, фигура ее дрожала и расплывалась в раскаленном сизом мареве уличных жаровен.
— Во… Видал, друг Яни, — сокрушенно произнес Шендерович. — И так всегда. А с другой стороны — капитан… паблик рилэйшн…
— Врет? — с надеждой спросил Гиви.
— Не-а… Алка не врет. В том-то и беда. Пойдем, брат мой греческий, пойдем, хоть барабульку попробуешь.
— Не хочется мне, — печально сказал Гиви.
Раскаленный комок денег слегка шуршал при каждом его шаге. Гиви поморщился.
Он хотел купить Алке кораллы. Лучшие во всем Стамбуле… Такие кораллы, зашибись… Ладно, капитан купит.
Толпа сгустилась. Теперь уже не лоточники огибали их — они огибали лоточников. И еще каких-то людей, которые сидели на ковриках, скрестив ноги. С прилавков свешивались пестрые ткани, маленькими солнцами сияли плоские медные блюда… Ковры переливались, точно стая бабочек, усевшаяся на цветочную клумбу. Ятаганы горели, точно крохотные, но очень свирепые молнии.
— Погоди, — сказал Гиви.
Не нужны Алке его кораллы. Не будет он угощать ее холодным вином на увитой виноградом террасе кафе…
Он сунул руку в карман и извлек мятый сверток.
Он вернется в Питер, расстелит многоцветный ковер в полутемраке сырой коммуналки и позовет друзей. Каких-таких друзей? Ну, найдет каких. Друзья будут восхищаться ковром, а он им расскажет, как один его хороший друг совершенно неожиданно и бескорыстно пригласил его проветриться в Стамбул, потому что его, Гиви, везде уважают. Даже в Одессе знают кто такой Гиви из Питерского параходства! главному бухгалтеру он подарит вон ту феску. А то у него вечно лысина мерзнет.
— Вот это… — он указал пальцем на ковер, потом в затруднении обернулся к Шендеровичу. — Как сказать, «сколько стоит»?
Шендерович напрягся. Без Алки он чувствовал себя неуверенно.
— Эта… Бу нэ кадара… — выдал он, наконец.
— Сколько стоит, красивый? — выкрикнул продавец из-за прилавка, — бери, хороший, даром отдаю! Почти даром!
— Почти даром — это сколько? Миша, повтори — как «сколько»?
— Да что ты меня мучаешь? — взвыл Шендерович, — Не видишь, они лучше тебя по-русски говорят! Да отпусти ты его (это он уже продавцу, который целеустремленно ухватил Гиви за рубашку), что вы его все лапаете?
Он тоже схватил Гиви и поволок его прочь. Какое-то время Гиви трепыхался, разрываемый меж двух мертвых хваток, но Шендерович победил.
— Ладно, ладно, — уступил Шендерович (и что это он со мной как с маленьким, подумал Гиви, впрочем, сам виноват… ) — ладно, я тебе сам рубашку куплю. Сам обещал, сам и куплю. А ты купи что хочешь. Ты прав. Иначе удачи не будет. Карма испортится. Так что иди, выбирай, что на тебя смотрит. Только, умоляю, ковер не покупай. Впрочем, черт с тобой. Покупай. Только сам тащить будешь.
Но Гиви уже расхотелось покупать ковер.
Чужой, равнодушный, мир вращался вокруг него, точно цветные стеклышки в калейдоскопе. Выклики разносчиков, гортанные крики чистильщиков обуви, воркование жирных голубей, треск жаровен, гудки автомобилей, пытающихся проложить себе путь сквозь толпу… Запахи — и почему-то все неприятные, горелым жиром пахло, бензином, раскаленным гудроном, птичьим пометом… И все почему-то казалось бесплотным, нереальным… Иллюзия, фата-моргана…
Кто— то вновь ухватил его. На сей раз за штанину.
Гиви вздрогнул.
— Лютдоен бэни… мисиниз…
«Надо же! — подумал он, — они тут все-таки говорят по-турецки».
Он осторожно попытался вытащить ногу, но сухая птичья лапка держала крепко.
Он глянул вниз.
Старик, сидевший на потрепанном коврике, таком вытертом, что узор едва угадывался, с надеждой вернул ему взгляд.
— Миша! — беспомощно позвал Гиви, — Миша! Чего он хочет?
— Чтобы ты купил что-нибудь, — пожал Шендерович плечами.
— А… что?
На крохотном коврике ничего не было. Кроме остроносых шлепанцев, чисто символически водруженных на заскорузлые бурые пятки. Еще имелись плотные черные… шальвары? — гадал Гиви — и выцветшая, когда-то красная жилетка, милосердно прикрывающая голую цыплячью грудь. В сморщенном ухе болталась потемневшая от времени серьга в форме полумесяца.
— Колоритный туземец, — уважительно сказал Шендерович. — Теперь таких уже не делают.
Старик с ловкостью бродячего фокусника извлек из ниоткуда потертую войлочную сумку и широким жестом вывалил ее содержимое на коврик у ног Гиви.
— Э? — Гиви вновь обернулся к Шендеровичу.
— Хлам, — махнул рукой тот. — Пыль веков.
На коврике материализовались несколько разнообразных кинжалов — старик ловким, каким-то очень профессиональным движением по очереди выдернул их из ножен и покрутил в воздухе. Металл тускло отблескивал на солнце — ничего общего с начищенными ятаганами на пестрых прилавках. Прежде, чем очередной кинжал вновь скрывался в ножнах, Гиви успел заметить, что все они подозрительно иззубренны, покрыты пятнами не менее подозрительной ржавчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54