А сейчас повелеваю тебе, о, Масрур, пуститься вперед и догнать этих нерадивых. Пускай встретят своего царя, как им подобает, ибо я утомился, изгоняя духов воздуха и огня, жалею подкрепиться, отдохнуть и освежить свои члены ароматной водою…
— Слушаю и повинуюсь, о, солнцеподобный! — вновь отозвался Масрур.
Эк Миша выкрутился, думал Гиви. Теперь они будут у него по струнке ходить. Интересно, он и вправду чертовых джиннов вспугнул этим дурацким заклинанием? Или у них что-то вроде сезонного перелета? Мамочка моя, когда же это кончится?
— Ну ладно, — Шендерович соколиным взором окинул притихшие пески, — поехали, что ли?
Гиви вздохнул. Мул под ним дрожал крупной дрожью, постепенно успокаиваясь. На небе высыпали крупные звезды.
Он оглянулся. Горы Мрака и без джиннов смотрелись неуютно — глухая их чернота была ничем не разбавлена… Неприятные горы.
Гиви приоткрыл рот.
Из дальней расселины вырвался столб света, поплясал в горячем воздухе и втянулся обратно.
И сразу, следом за его исчезновением, дрогнула земля.
* * *
— Царь отдыхает! — сурово сказал стражник из личной гвардии эмира, с саблей наголо застывший у узорчатых дверей в покои. — Светоч вселенной велел его не тревожить!
— Ко мне это не относится, — сухо сказал Гиви, — ибо я везирь его, опора трона, а государственные заботы превыше даже покоя царской особы. Пойди, доложи ему, о, нерадивый, что приказы и распоряжения уже третий день ждут подписи его высокой руки, и, что ежели он не вспомнит о своих прямых обязанностях, в судах засядут нечестивые, а в советах — неправедные… И вообще, передай ему, что его друг Гиви топчется тут у порога, словно какой-нибудь жалкий проситель, или кто там еще…
— Слушаю и повинуюсь, о, мой господин, — неуверенно проговорил стражник.
Он сделал знак своему напарнику и исчез за занавеской. Гиви слышал долетающие оттуда неразборчивые голоса, женский смех и нестройное треньканье струн.
Ну есть же личные покои, в конце концов, в тоске думал Гиви, и зачем это он в тронном зале засел? Люди же обижаются!
Он поежился. И это они называют красивой жизнью? Внутри все слиплось от шербета и рахат-лукума, халат провонял ароматными куреньями, а щедрые ласки гаремных красавиц отозвались дрожью в коленках и вялотекущей депрессией. И как только у Миши здоровья хватает?
Стражник вернулся и сдержанно кивнул, вновь неподвижно вытянувшись у наружной стены — Гиви принял этот жест за разрешение войти.
Тронный зал был освещен все теми же благовонными светильниками — их липкий тяжелый запах пропитал все вокруг. Престол пустовал — Шендерович сидел на подушках, горой наваленных у подножия. Там, где раньше восседали почтенные седобородые старцы, теперь толпились пышнобедрые луноликие гурии, точно стая ос, вьющиеся вокруг повелителя — одна из них наигрывала на лютне, другая умудрялась изображать танец живота, присев на подушки, а третья по виноградине скармливала Шендеровичу увесистую гроздь. Сам Шендерович был в атласном халате, шелковых шальварах и венке из привядших роз, каковой съехал на макушку.
— А! — сказал он неразборчиво, обливаясь виноградным соком и сделал широкий жест рукой, — проходи, о, мой друг и соратник!
Гиви прошел вперед, чувствуя себя очень маленьким. Он боролся с желанием втянуть голову в плечи и окончательно исчезнуть с глаз присутствующих.
— Да? — благожелательно кивнул Шендерович.
— Миша… поговорить надо бы…
— Отчего ж не поговорить, — великодушно разрешил Шендерович, — да ты садись. Угощайся!
— Спасибо, Миша, я не хочу!
— Что значит — не хочу? Кушай, кушай! Твой царь угощает!
Гиви покорно отщипнул от виноградной грозди.
— Наедине, Миша!
— Так мы ж одни, — удивился Шендерович.
— Ты бы девушек отослал…
— Этих? Ну ладно!
Шендерович сделал рассеянный жест рукой, словно отмахивался от мух.
— Пшли отсюда, — лениво сказал он, — Кш-ш!
Девушки стайкой вспорхнули с насиженных мест и унеслись за дверь.
— Ну? — вопросил Шендерович, залихватски сдвигая венок на одно ухо. — Да что ты жмешься? Говори, я разрешаю.
— Миша, теперь, когда ты царь…
— Я всегда был царь, — веско отметил Шендерович. — Сомневающиеся поражены и ползают во прахе. На брюхе, заметь.
— Ты их, Миша, будешь поражать в голову, а они, извиняюсь, жалить тебя в пяту. Это ж восток. Коварство, интриги… Я, собственно, к чему клоню — пока ты наверху, да еще этот караванный путь расчищен, может, стоило бы снарядить отряд, да и выбираться отсюда? Неспокойное тут место, мистика эта, черт знает что творится.
— А что тут такого творится? — пожал Шендерович плечами, — все путем.
— Да каким путем, Миша? Ты что, ослеп? Джинны так и шастают, Алка суккубом заделалась, ни сортира, извиняюсь, приличного, ничего! Что мы тут потеряли, Миша? Ну ладно, покушали, отдохнули немножко, с девушками повеселились, но сколько же можно! Ты ж Миша, одессит! Ну, Ирам, ну многоколонный! Чем он лучше Одессы?
Шендерович вновь почесал в области венка.
— Надоело тебе повторять, о, трудолюбивый, но терпение мое безмерно. Короче, в Одессе я кто? Инженер паршивый, челнок недорезанный. А тут я кто? Царь царей!
— Миша, опомнись! Ну, какой ты царь? Разве цари шариками торгуют?
— Я был царь в изгнании, — Шендерович постепенно накалялся, — скрытый я был, ясно? Скрытый царь! Но ее, сущность царскую, надолго не спрячешь! Она проступает, ясно? Она как эта… порфира! Облекает она, вот! И вот я выступил в багрянце и блеске, грозный, как полки со знаменами и пятою своею попрал врагов своих!
Что он несет, в ужасе думал Гиви, чувствуя некоторую слабость в членах и радуясь, что сидит на подушках — что он несет!
— Никто иной, как я уловил суккуба, сокрушающего мужей…
— Миша, опомнись, это ж Алка! Когда ты ее выпустишь, кстати? Ты ж обещал!
— Когда захочу, тогда и выпущу! Джинны убоялись лика моего и испарились по одному моему слову…
— Миша, послушай!
— Престол, — проговорил Шендерович, драматически воздевая руку, — вот он престол, избравший достойного! Истребляющий недостойных! Он вознес меня на высоту, мне подобающую!
— Миша, это ж чистый трюк! Механика!
— Трюк? — Шендерович, казалось, увеличился в размерах, — да как ты смеешь? Да ты… Да ты попробуй, взойди на него!
— И взойду!
— Да ни в жисть! Кишка тонка! Он, знаешь, что с самозванцами творит? Он фараонам ноги ломал!
— Да ложил я на твоих фараонов! — заорал Гиви и вскочил на ноги. Он чувствовал себя пустым и легким, точно воздушный шарик Шендеровича и с некоторым удивлением отметил, что его как-то само собой повлекло к вздымающимся серебряным ступеням.
Звери по бокам лестницы укоризненно таращились на него рубиновыми глазами, но Гиви уже было все равно.
Он ухватился за загривок льва с такой силой, словно намеревался приподнять бедное животное за шкирку и хорошенько встряхнуть. Лев ошеломленно поглядел на него и слегка отпрянул.
Рычажок, — лихорадочно думал Гиви, рассеянно потрепав зверя за ушами, — где-то тут должна быть пружина!
Рука скользила по гладкой поверхности.
Дубан соврал? Или эта штука как-то уж очень хитро спрятана?
Поймав укоризненный взгляд вола, Гиви размахнулся и свободной рукой врезал ему между рогами. Из металлической глотки вырвалось короткое мычание, вол вздернул голову и попятился, освобождая проход.
Гиви взлетел на ступеньку и смерил следующую пару — волка и ягненка — таким уничтожающим взглядом, что те поспешно расступились. Воздушный шарик неумолимо влекло вверх — Гиви чувствовал, как мощный поток подхватил его и несет, несет, несет по ступенькам.
Он опомнился только на вершине престола.
Горлица, слетевшая со спинки, возложила ему на голову венец, который был слегка великоват и съезжал на глаза.
Гиви выпростал голову из-под венца и осторожно огляделся.
Он восседал на престоле, который оказался неожиданно высоким. Снизу, с раскиданных подушек, на него смотрел маленький Шендерович.
Интересно, пронеслось в голове у Гиви, где же все-таки был этот самый рычажок? Или я так нажал на него, что и сам не заметил?
Он облизал пересохшие губы.
— Ну, вот видишь, Миша, — сказал он как можно убедительней, — это же просто фокус! Трюк!
— Ты говоришь! — как-то очень неопределенно и каким-то совершенно не своим голосом откликнулся снизу Шендерович.
Сверху, над престолом запели искусственные птицы.
Гиви вертел головой, пытаясь избавиться от дурацкого венца.
Шендерович медленно поднялся на ноги. Почему-то он все равно казался очень маленьким. Какое-то время он, задрав голову, молча глядел на Гиви, потом хлопнул в ладоши.
Дверь распахнулась, и в тронный зал ворвались обнаженные по пояс мамлюки с кривыми опять же обнаженными саблями.
— Взять его! — велел Шендерович!
* * *
— Миша! — вновь завопил Гиви, причем голос его звучал из-под серебряного балдахина особенно гулко и внушительно, — Да что ты, Миша! Это же я, Гиви!
Мамлюки несколько неуверенно топтались у подножия трона.
Шендерович пожал плечами.
— Ты уж извини, друг, — сказал он, — но в Ираме должен быть только один царь!
— Да на фиг мне этот Ирам! Миша, я же только хотел…
— Взять его, — вновь махнул рукой Шендерович, — измена!
Один из мамлюков, самый, видимо, отважный, сделал неуверенный шаг, поставив ногу на первую ступень престола.
Раздался отвратительный, режущий уши, скрежет.
Гиви съежился под балдахином.
Лев у первой ступени поднялся на дыбы и зарычал, распялив серебряную зубастую пасть, а вол как-то похабно вильнул задом и металлическим копытом въехал в коленную чашечку мамлюка. Тот покатился со ступеньки, подвывая и держась за разбитое колено.
Мамочка, ужаснулся Гиви, эта тварь таки сломала ему ногу!
Остальные мамлюки тоже завыли и начали подпрыгивать, сверкая зубами и саблями, но при этом не сходя с места.
— Миша! — Вновь завопил Гиви с высоты престола, — да отзови же их!
Шендерович, нахмурившись, рассеянно обрывал лепестки роз на макушке.
— Как ты туда залез? — спросил он наконец, вполне рассудительным тоном.
— Да понятия не имею! Отзови этих бандитов, Миша!
— Ладно! — Шендерович хлопнул в ладоши, и мамлюки с облегчением перегруппировались и застыли, выстроившись в две шеренги по бокам престола.
Ну и дела! — ошеломленно думал Гиви.
— Спускайся, — велел Шендерович.
— Миша, ты не рассердился? — опасливо спросил Гиви.
— Нет. Спускайся.
— Они меня не тронут?
— Не тронут, слезай.
— А ты меня не тронешь?
— Нет, если ты объяснишь, как туда залез.
Гиви понятия не имел, как он туда залез, но на всякий случай судорожно закивал головой.
— А…
— Да слезешь ты или нет? — возопил Шендерович, теряя терпение, — а то, учти, я сам поднимусь, и спущу тебя по этим чертовым ступенькам!
— Ладно-ладно, — торопливо произнес Гиви и осторожно начал спускаться. Звери благожелательно глядели на него рубиновыми глазами.
Шендерович наблюдал за ним, постепенно увеличиваясь в размерах.
Перспектива менялась — мамлюки, сверху такие безобидные, выстроились угрюмым частоколом; самому маленькому из них Гиви едва доставал макушкой до подбородка. Они, не мигая, глядели на Гиви налитыми кровью глазами. Гиви сжался и втянул голову в плечи, но от этого лучше себя не почувствовал.
Он стоял на нижней площадке, озираясь и моргая. Почему на вершине было так светло? И почему тут так неуютно?
— Ну? — спросил Шендерович, величественно маяча в образованном мамлюками проходе.
— Что — ну, Миша? — печально отозвался Гиви.
— Что ты такое сделал с престолом? Там правда есть рычажок?
— Какой рычажок? Я не нашел никакого рычажка. Там есть лев!
— Льва, — холодно сказал Шендерович, — я заметил.
Он задумчиво потеребил губу.
— Ты ж понимаешь, — сказал он наконец, — если бы ты хотя бы оступился… Но ты не оступился!
— Не оступился, — грустно подтвердил Гиви.
— Ну, тогда извини, друг!
Он вновь хлопнул в ладоши. Мамелюки перестроились и взяли Гиви в кольцо.
— Миша! — проблеял Гиви, — что ты делаешь, Миша! Что люди скажут?
— Какие люди? — удивился Шендерович, — где ты видишь людей?
— Вот эти… Черные…
— Ничего не скажут, — успокоил его Шендерович.
Он щелкнул пальцами. Ближайший к Гиви мамелюк раззявил розовый рот и Гиви увидел обрубок языка, трепыхавшийся лягушкой за белыми оскаленными зубами.
— Они к тому же и неграмотные, — благожелательно кивнул Шендерович, — так что никакой утечки информации не будет, друг мой Гиви.
Гиви выпрямился и, насколько мог, расправил плечи.
— Это нехорошо, Миша, — сказал он укоризненно.
— Как ты верно заметил, о, мой незадачливый спутник, это Восток. Коварство. Интриги. А я — царь царей! Я выше общепринятых норм!
Он вновь хлопнул в ладоши.
— В темницу его, — сказал Шендерович и безразлично отвернулся.
* * *
Гиви вздохнул. Вздох вспорхнул под каменные своды и растворился во мгле.
Будь проклят этот Ирам!
Нет, на престоле было здорово. Он, Гиви, отчетливо помнил это ощущение — словно кто-то держит тебя на могучей ладони и возносит ввысь, и ты большой и сильный, а остальные все — маленькие и слабые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Слушаю и повинуюсь, о, солнцеподобный! — вновь отозвался Масрур.
Эк Миша выкрутился, думал Гиви. Теперь они будут у него по струнке ходить. Интересно, он и вправду чертовых джиннов вспугнул этим дурацким заклинанием? Или у них что-то вроде сезонного перелета? Мамочка моя, когда же это кончится?
— Ну ладно, — Шендерович соколиным взором окинул притихшие пески, — поехали, что ли?
Гиви вздохнул. Мул под ним дрожал крупной дрожью, постепенно успокаиваясь. На небе высыпали крупные звезды.
Он оглянулся. Горы Мрака и без джиннов смотрелись неуютно — глухая их чернота была ничем не разбавлена… Неприятные горы.
Гиви приоткрыл рот.
Из дальней расселины вырвался столб света, поплясал в горячем воздухе и втянулся обратно.
И сразу, следом за его исчезновением, дрогнула земля.
* * *
— Царь отдыхает! — сурово сказал стражник из личной гвардии эмира, с саблей наголо застывший у узорчатых дверей в покои. — Светоч вселенной велел его не тревожить!
— Ко мне это не относится, — сухо сказал Гиви, — ибо я везирь его, опора трона, а государственные заботы превыше даже покоя царской особы. Пойди, доложи ему, о, нерадивый, что приказы и распоряжения уже третий день ждут подписи его высокой руки, и, что ежели он не вспомнит о своих прямых обязанностях, в судах засядут нечестивые, а в советах — неправедные… И вообще, передай ему, что его друг Гиви топчется тут у порога, словно какой-нибудь жалкий проситель, или кто там еще…
— Слушаю и повинуюсь, о, мой господин, — неуверенно проговорил стражник.
Он сделал знак своему напарнику и исчез за занавеской. Гиви слышал долетающие оттуда неразборчивые голоса, женский смех и нестройное треньканье струн.
Ну есть же личные покои, в конце концов, в тоске думал Гиви, и зачем это он в тронном зале засел? Люди же обижаются!
Он поежился. И это они называют красивой жизнью? Внутри все слиплось от шербета и рахат-лукума, халат провонял ароматными куреньями, а щедрые ласки гаремных красавиц отозвались дрожью в коленках и вялотекущей депрессией. И как только у Миши здоровья хватает?
Стражник вернулся и сдержанно кивнул, вновь неподвижно вытянувшись у наружной стены — Гиви принял этот жест за разрешение войти.
Тронный зал был освещен все теми же благовонными светильниками — их липкий тяжелый запах пропитал все вокруг. Престол пустовал — Шендерович сидел на подушках, горой наваленных у подножия. Там, где раньше восседали почтенные седобородые старцы, теперь толпились пышнобедрые луноликие гурии, точно стая ос, вьющиеся вокруг повелителя — одна из них наигрывала на лютне, другая умудрялась изображать танец живота, присев на подушки, а третья по виноградине скармливала Шендеровичу увесистую гроздь. Сам Шендерович был в атласном халате, шелковых шальварах и венке из привядших роз, каковой съехал на макушку.
— А! — сказал он неразборчиво, обливаясь виноградным соком и сделал широкий жест рукой, — проходи, о, мой друг и соратник!
Гиви прошел вперед, чувствуя себя очень маленьким. Он боролся с желанием втянуть голову в плечи и окончательно исчезнуть с глаз присутствующих.
— Да? — благожелательно кивнул Шендерович.
— Миша… поговорить надо бы…
— Отчего ж не поговорить, — великодушно разрешил Шендерович, — да ты садись. Угощайся!
— Спасибо, Миша, я не хочу!
— Что значит — не хочу? Кушай, кушай! Твой царь угощает!
Гиви покорно отщипнул от виноградной грозди.
— Наедине, Миша!
— Так мы ж одни, — удивился Шендерович.
— Ты бы девушек отослал…
— Этих? Ну ладно!
Шендерович сделал рассеянный жест рукой, словно отмахивался от мух.
— Пшли отсюда, — лениво сказал он, — Кш-ш!
Девушки стайкой вспорхнули с насиженных мест и унеслись за дверь.
— Ну? — вопросил Шендерович, залихватски сдвигая венок на одно ухо. — Да что ты жмешься? Говори, я разрешаю.
— Миша, теперь, когда ты царь…
— Я всегда был царь, — веско отметил Шендерович. — Сомневающиеся поражены и ползают во прахе. На брюхе, заметь.
— Ты их, Миша, будешь поражать в голову, а они, извиняюсь, жалить тебя в пяту. Это ж восток. Коварство, интриги… Я, собственно, к чему клоню — пока ты наверху, да еще этот караванный путь расчищен, может, стоило бы снарядить отряд, да и выбираться отсюда? Неспокойное тут место, мистика эта, черт знает что творится.
— А что тут такого творится? — пожал Шендерович плечами, — все путем.
— Да каким путем, Миша? Ты что, ослеп? Джинны так и шастают, Алка суккубом заделалась, ни сортира, извиняюсь, приличного, ничего! Что мы тут потеряли, Миша? Ну ладно, покушали, отдохнули немножко, с девушками повеселились, но сколько же можно! Ты ж Миша, одессит! Ну, Ирам, ну многоколонный! Чем он лучше Одессы?
Шендерович вновь почесал в области венка.
— Надоело тебе повторять, о, трудолюбивый, но терпение мое безмерно. Короче, в Одессе я кто? Инженер паршивый, челнок недорезанный. А тут я кто? Царь царей!
— Миша, опомнись! Ну, какой ты царь? Разве цари шариками торгуют?
— Я был царь в изгнании, — Шендерович постепенно накалялся, — скрытый я был, ясно? Скрытый царь! Но ее, сущность царскую, надолго не спрячешь! Она проступает, ясно? Она как эта… порфира! Облекает она, вот! И вот я выступил в багрянце и блеске, грозный, как полки со знаменами и пятою своею попрал врагов своих!
Что он несет, в ужасе думал Гиви, чувствуя некоторую слабость в членах и радуясь, что сидит на подушках — что он несет!
— Никто иной, как я уловил суккуба, сокрушающего мужей…
— Миша, опомнись, это ж Алка! Когда ты ее выпустишь, кстати? Ты ж обещал!
— Когда захочу, тогда и выпущу! Джинны убоялись лика моего и испарились по одному моему слову…
— Миша, послушай!
— Престол, — проговорил Шендерович, драматически воздевая руку, — вот он престол, избравший достойного! Истребляющий недостойных! Он вознес меня на высоту, мне подобающую!
— Миша, это ж чистый трюк! Механика!
— Трюк? — Шендерович, казалось, увеличился в размерах, — да как ты смеешь? Да ты… Да ты попробуй, взойди на него!
— И взойду!
— Да ни в жисть! Кишка тонка! Он, знаешь, что с самозванцами творит? Он фараонам ноги ломал!
— Да ложил я на твоих фараонов! — заорал Гиви и вскочил на ноги. Он чувствовал себя пустым и легким, точно воздушный шарик Шендеровича и с некоторым удивлением отметил, что его как-то само собой повлекло к вздымающимся серебряным ступеням.
Звери по бокам лестницы укоризненно таращились на него рубиновыми глазами, но Гиви уже было все равно.
Он ухватился за загривок льва с такой силой, словно намеревался приподнять бедное животное за шкирку и хорошенько встряхнуть. Лев ошеломленно поглядел на него и слегка отпрянул.
Рычажок, — лихорадочно думал Гиви, рассеянно потрепав зверя за ушами, — где-то тут должна быть пружина!
Рука скользила по гладкой поверхности.
Дубан соврал? Или эта штука как-то уж очень хитро спрятана?
Поймав укоризненный взгляд вола, Гиви размахнулся и свободной рукой врезал ему между рогами. Из металлической глотки вырвалось короткое мычание, вол вздернул голову и попятился, освобождая проход.
Гиви взлетел на ступеньку и смерил следующую пару — волка и ягненка — таким уничтожающим взглядом, что те поспешно расступились. Воздушный шарик неумолимо влекло вверх — Гиви чувствовал, как мощный поток подхватил его и несет, несет, несет по ступенькам.
Он опомнился только на вершине престола.
Горлица, слетевшая со спинки, возложила ему на голову венец, который был слегка великоват и съезжал на глаза.
Гиви выпростал голову из-под венца и осторожно огляделся.
Он восседал на престоле, который оказался неожиданно высоким. Снизу, с раскиданных подушек, на него смотрел маленький Шендерович.
Интересно, пронеслось в голове у Гиви, где же все-таки был этот самый рычажок? Или я так нажал на него, что и сам не заметил?
Он облизал пересохшие губы.
— Ну, вот видишь, Миша, — сказал он как можно убедительней, — это же просто фокус! Трюк!
— Ты говоришь! — как-то очень неопределенно и каким-то совершенно не своим голосом откликнулся снизу Шендерович.
Сверху, над престолом запели искусственные птицы.
Гиви вертел головой, пытаясь избавиться от дурацкого венца.
Шендерович медленно поднялся на ноги. Почему-то он все равно казался очень маленьким. Какое-то время он, задрав голову, молча глядел на Гиви, потом хлопнул в ладоши.
Дверь распахнулась, и в тронный зал ворвались обнаженные по пояс мамлюки с кривыми опять же обнаженными саблями.
— Взять его! — велел Шендерович!
* * *
— Миша! — вновь завопил Гиви, причем голос его звучал из-под серебряного балдахина особенно гулко и внушительно, — Да что ты, Миша! Это же я, Гиви!
Мамлюки несколько неуверенно топтались у подножия трона.
Шендерович пожал плечами.
— Ты уж извини, друг, — сказал он, — но в Ираме должен быть только один царь!
— Да на фиг мне этот Ирам! Миша, я же только хотел…
— Взять его, — вновь махнул рукой Шендерович, — измена!
Один из мамлюков, самый, видимо, отважный, сделал неуверенный шаг, поставив ногу на первую ступень престола.
Раздался отвратительный, режущий уши, скрежет.
Гиви съежился под балдахином.
Лев у первой ступени поднялся на дыбы и зарычал, распялив серебряную зубастую пасть, а вол как-то похабно вильнул задом и металлическим копытом въехал в коленную чашечку мамлюка. Тот покатился со ступеньки, подвывая и держась за разбитое колено.
Мамочка, ужаснулся Гиви, эта тварь таки сломала ему ногу!
Остальные мамлюки тоже завыли и начали подпрыгивать, сверкая зубами и саблями, но при этом не сходя с места.
— Миша! — Вновь завопил Гиви с высоты престола, — да отзови же их!
Шендерович, нахмурившись, рассеянно обрывал лепестки роз на макушке.
— Как ты туда залез? — спросил он наконец, вполне рассудительным тоном.
— Да понятия не имею! Отзови этих бандитов, Миша!
— Ладно! — Шендерович хлопнул в ладоши, и мамлюки с облегчением перегруппировались и застыли, выстроившись в две шеренги по бокам престола.
Ну и дела! — ошеломленно думал Гиви.
— Спускайся, — велел Шендерович.
— Миша, ты не рассердился? — опасливо спросил Гиви.
— Нет. Спускайся.
— Они меня не тронут?
— Не тронут, слезай.
— А ты меня не тронешь?
— Нет, если ты объяснишь, как туда залез.
Гиви понятия не имел, как он туда залез, но на всякий случай судорожно закивал головой.
— А…
— Да слезешь ты или нет? — возопил Шендерович, теряя терпение, — а то, учти, я сам поднимусь, и спущу тебя по этим чертовым ступенькам!
— Ладно-ладно, — торопливо произнес Гиви и осторожно начал спускаться. Звери благожелательно глядели на него рубиновыми глазами.
Шендерович наблюдал за ним, постепенно увеличиваясь в размерах.
Перспектива менялась — мамлюки, сверху такие безобидные, выстроились угрюмым частоколом; самому маленькому из них Гиви едва доставал макушкой до подбородка. Они, не мигая, глядели на Гиви налитыми кровью глазами. Гиви сжался и втянул голову в плечи, но от этого лучше себя не почувствовал.
Он стоял на нижней площадке, озираясь и моргая. Почему на вершине было так светло? И почему тут так неуютно?
— Ну? — спросил Шендерович, величественно маяча в образованном мамлюками проходе.
— Что — ну, Миша? — печально отозвался Гиви.
— Что ты такое сделал с престолом? Там правда есть рычажок?
— Какой рычажок? Я не нашел никакого рычажка. Там есть лев!
— Льва, — холодно сказал Шендерович, — я заметил.
Он задумчиво потеребил губу.
— Ты ж понимаешь, — сказал он наконец, — если бы ты хотя бы оступился… Но ты не оступился!
— Не оступился, — грустно подтвердил Гиви.
— Ну, тогда извини, друг!
Он вновь хлопнул в ладоши. Мамелюки перестроились и взяли Гиви в кольцо.
— Миша! — проблеял Гиви, — что ты делаешь, Миша! Что люди скажут?
— Какие люди? — удивился Шендерович, — где ты видишь людей?
— Вот эти… Черные…
— Ничего не скажут, — успокоил его Шендерович.
Он щелкнул пальцами. Ближайший к Гиви мамелюк раззявил розовый рот и Гиви увидел обрубок языка, трепыхавшийся лягушкой за белыми оскаленными зубами.
— Они к тому же и неграмотные, — благожелательно кивнул Шендерович, — так что никакой утечки информации не будет, друг мой Гиви.
Гиви выпрямился и, насколько мог, расправил плечи.
— Это нехорошо, Миша, — сказал он укоризненно.
— Как ты верно заметил, о, мой незадачливый спутник, это Восток. Коварство. Интриги. А я — царь царей! Я выше общепринятых норм!
Он вновь хлопнул в ладоши.
— В темницу его, — сказал Шендерович и безразлично отвернулся.
* * *
Гиви вздохнул. Вздох вспорхнул под каменные своды и растворился во мгле.
Будь проклят этот Ирам!
Нет, на престоле было здорово. Он, Гиви, отчетливо помнил это ощущение — словно кто-то держит тебя на могучей ладони и возносит ввысь, и ты большой и сильный, а остальные все — маленькие и слабые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54