Шендерович начал загибать пальцы.
— Места мало занимают — раз… В сдутом состоянии практически совсем не занимают. Весят тоже мало — два. Продаются оптом за смешную цену, — три… Накрутка обалденная — четыре… Игореша, дурак, терки пластиковые возил, ты прикинь, ну, таких мы еще не научились — яркие, красненькие, гладенькие, дизайн зашибись, но они ж, хоть и весят мало, а сколько места, и рекламации уже пошли — не трут терки, пластик же, а с шариков какой спрос — надул, потаскал за собой на ниточке, отпустил… А стоит такой пузырь не меньше той терки… Я, да ты, друг Яни, да Алка безответственная — где она, кстати? Блин, неужто уже склеили? Да мы втроем всю Одессу шариками завалим…
— По-моему, — поджал губы Гиви, — это авантюра…
— Брось, вся наша жизнь — авантюра. И ты в доле… Слушай, друг Яни, ты расстроился, вроде? Из-за Алки, что ли? Да ты не расстраивайся. Все дело в штанах… Ты таких штанах Алку не склеишь, нефотогеничные штаны… Тут, правда, лавка есть, на пароходе, но накрутка большая… А как сойдем в Стамбуле, я тебе новые куплю. Белые. В обтяжку. Назад поплывешь, как король… Будешь потом в своем Питере дружкам рассказывать, как в Турцию за товаром ходил… Да не смотри ты туда, не смотри, не придет она… Давай лучше пивка попьем, холодненького.
Гиви опять вздохнул.
— Хрен с тобой, — сказал он, — давай…

* * *
Теплоход мягко покачивало. Туда-сюда… туда-сюда…
И откуда волны взялись, подумал Гиви — на взгляд вода казалась твердой, как листовой металл, по ней скользили окрашенные китайской тушью облачные тени. Теплый порыв ветра донес из освещенного салона тихий смех и звон посуды — замечательный звон тончайшего стекла, приглушенный плеском искрящейся жидкости…
Гиви машинально полез в карман за бумажником и болезненно поморщился.
Деньги были у Шендеровича.
А его, Гиви, печальные командировочные канули в алчную пасть захудалого приморского кафе, безвозвратно унесенные порывом дружбы.
Я попал в рабство, горько подумал Гиви.
Он чувствовал себя обманутым. Он, Гиви, широко потратился, чтобы порадовать хорошего человека Мишу Шендеровича, потому что прельстился призрачным ореолом сурового мужского братства.
Он тяжело вздохнул и перегнулся через борт.
В глубокой тени скользнула еще более глубокая тень — торпедообразная, гибкая. Он машинально отпрянул.
И вовсе он не хотел топиться. Так, поглядеть только…
У перил — это ведь перила или что? — подумал сухопутный Гиви, — возникла бледная трепещущая фигура.
Алка в каком-то немыслимом сарафане с открытой спиной стояла, вглядываясь в даль, перебирая на одном месте длинными загорелыми ногами, словно приплясывала под льющуюся из окон салона музыку…
Гиви пошевелился.
— Э-э-э… — нерешительно сказал он.
Алка обернулась, окинув его равнодушным взглядом серых глаз, которые сейчас, в лунном свете, казались почти черными.
— А-а, — в свою очередь протянула она, — Это ты…
Гиви лихорадочно соображал.
«Никогда я не был на Босфоре… Я тебе придумаю о нем… Все равно глаза твои как море… Голубым трепещутся огнем…» Нет, не трепещутся. Какое-то другое слово. Полощутся? Плещутся? Черт, забыл…
— Морем любуешься? — безразлично спросила Алка.
— Ага, — выдавил Гиви пересохшим горлом.
Усладите меня вином и освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви… Или наоборот? Почему, ну почему так бывает? Не те девушки ему нравятся, что ли? Лично сам Гиви всегда думал, что хорошие спутницы жизни получаются из тихих серьезных девушек в темных юбках ровно до середины коленной чашечки. Но у его гормонов было на этот счет иное мнение.
В воде за бортом что-то подпрыгнуло, потом тяжело плюхнулось обратно в воду.
Гиви вздрогнул.
— Ты чего? — удивилась Алка, — Это ж дельфины играют.
— А я думал, акулы…
— Тут, к твоему сведению, акулы не крупнее скумбрии.
Далеко, на горизонте вставало неяркое пока зарево, играя в сбежавшихся тучах.
Алка стояла, облокотившись на перила, по прежнему лениво притоптрывая стойной стопой с лакированными ногтями. Ногти блестели в лунном свете.
— Это — что? — Гиви кивнул в сторону зарева.
— Как — что? — вновь удивилась клиническому неведению Алка, — Стамбул, конечно. Вернее, рефлекс от городских огней. Исключительно населенный город с интенсивной ночной жизнью.
— А-а…
Гиви вновь открыл рот. Колышутся огнем! Точно!
Из соленой теплой тьмы донесся голос.
— Аллочка? Алла Сергеевна?
Алка, сразу оживившись, резко обернулась.
Некто, в ослепительно белом кителе, выступивший из тьмы, тянул по меньшей мере на помощника капитана.
— Луной любуетесь?
— Да так… — неопределенно протянула Алка, — скучаю.
— Вы же обещали позаниматься со мной языками!
— Сразу несколькими? — великодушно спросила Алка, — ну, можно попробовать.
Некто в белом взял ее под руку (хозяйским жестом, отметил Гиви) и повел в сторону музыки и света.
— Никогда я не был на Босфоре… — донеслось до Гиви.
Он стиснул зубы. Равнодушная луна оловянно таращилась с небес. Под корпусом судна сновали темные тени. Из салона донесся женский смех.
Гиви чувствовал себя до омерзения одиноким. Совершенно одинокий, никому не нужный Гиви, стоящий на палубе теплохода, почему-то плывущего в Стамбул, захваченный ненароком холодными руками судьбы, развязующей и связующей узлы, по причине сходства с неведомым, но оттого не менее омерзительным Яни…
А ведь мама меня любила — ни с того, ни с сего подумалось ему. И тетя Натэлла.
…В каюте было полутемно. Тетка глухо храпела за задернутой занавеской. Гиви, сжав зубы, рухнул, не раздеваясь, на койку и закинул руки за голову.
— Нагулялся? — благожелательно спросил Шендерович. — Поспал бы лучше, завтра вставать рано. Прибываем…
— Ты бы лучше за Алкой приглядывал, — буркнул Гиви.
— А что — Алка? Я за Алку не беспокоюсь. Она сейчас на самообеспечении. И напоют ее, и накормят.
Он обеспокоенно поглядел на Гиви.
— Ты что, втюрился, что ли? Ты ее зря всерьез принимаешь, Алку… Не того полета она птица… Вольная она птица, брат Гиви. Вот погоди, вернемся из Турции, долю твою тебе выплатим, приоденем, другую найдем. Хорошую.
— Иди ты к черту, — горько сказал Гиви.

* * *
Гиви одурело вертел головой — шум торговых улиц и ослепительный солнечный свет вместе создавали стойкое впечатление, что он попал в пчелиный улей. Что активно подтверждало обоняние — отовсюду лился сладковатый запах вареных на меду сладостей; на каждом углу приплясывали лоточники, вокруг которых вились одуревшие осы.
В судорожно стиснутой руке нагревалась бутылка пепси, которую купил ему Шендерович.
Над городом висело марево.
Я иду по Стамбулу — на всякий случай напомнил себе Гиви. Вот это я. А вот это — Стамбул. И что я, спрашивается, тут забыл?
— Эй! — кто-то схватил его за рукав. — Русский, да? Смотри сюда, русский!
Гиви попытался освободить рукав. Но сухощавый турок в красной жилетке вновь нырнул за свой прилавок, не ослабляя хватки…
— Ковры берем, да?
— Нет, — сухо ответил Гиви.
— Хали, килим! Гляди, какой красота! Невеста подаришь! Мама невеста подаришь!
— Не надо, — Гиви попытался освободиться.
— Та девушка подаришь! — продавец кивнул на Алку, которая через две лавки от них задумчиво прикладывала к шее кораллы. — Красивый девушка. Сразу любить будет!
Гиви, наконец, сумел высвободиться.
— Слушай, какой ковер, — сердито проговорил он с ужасом внимая собственному, вновь пробудившемуся опереточному акценту, — Куда я его? В карман спрячу?
— А! — понимающе кивнул продавец, — тогда вот! То, что нужно мужчина!
Он отдернул пеструю занавеску, демонстрируя стену, спошь увешенную причудливо изогнутыми кинжалами. Гиви вновь застыл. К оружию он питал слабость. Особенно к холодному. Оно придавало уверенность.
Ятаганы — решил Гиви.
Он нерешительно полез в карман и вновь скривился.
Сука этот Шендерович.
Продавец, видимо умеющий читать по лицам, мигом потерял к нему интерес.
— Гиви! — заорал Шендерович, выныривая из-за очередной лавки, — блин! Яни! Ты что уставился. Давай сюда!
— Ты на меня не ори, — сквозь зубы пробормотал Гиви, в котором неожиданно проснулось попранное достоинство.
Шендерович плавно дал задний ход.
— Ты чего, — сказал он, подходя к Гиви и дружелюбно похлопывая его по плечу, — это ж подделки! Тут все одни сплошные подделки. А дерут, блин, как за музейные экспонаты, совести у них нет, вот что я тебе скажу… Таким кинжалом даже яблоко от шкурки не очистишь… Вот погоди, сходим на Лейили, на барахолку, купишь себе…
Гиви бросил печальный взгляд на кинжалы, грозно сверкающие на солнце. Они выглядели именно как и надлежало подделкам — лучше, чем настоящие…
— Пойдем, брат Яни, — уговаривал Шендерович, — пойдем, назначено нам.
— Не пойду! — неожиданно твердо сказал Гиви.
Шендерович несколько опешил.
— Да ты чего? Куда ты денешься?
— В консульство пойду. Есть тут консульство?
— Ну есть, — неохотно согласился Шендерович. — Типа посольство. И чего ты им скажешь? Что ты по пьяни по чужому паспорту выехал? Ты ж шпион… нарушитель границы.
— Разберемся, — угрюмо сказал Гиви. — Раскаюсь. Одумаюсь. Расскажу как вы, аферисты, меня своими сетями опутали. Не хочу я так. Что я как невольник — каждый кусок выпрашиваю…
— А! — сообразил Шендерович. — Так это, брат Яни… Я ж о тебе забочусь. Ты погляди, тебя ж как младенца тут каждый вокруг пальца обведет…
— Уж как-нибудь…
Шендерович пожал плечами.
— Перед Алкой шикануть хочешь, — проницательно сказал он, — пыль в глаза пустить. Все лавки скупить, бросить к ее ногам! Вокруг кораллов она тут выплясывала…
— Не твое дело… Слушай, одно из двух — либо я в доле, либо жертва интриги…
— В доле, в доле… На, — Шендерович втиснул ему в ладонь мятый комок, — сори, выбрасывай! Только потом не жалуйся, что, мол, не углядел, подделку всучили…
— Сказано, сам разберусь…
— Мальчики! — нетерпеливо крикнула Алка, бросив на прилавок очередное ожерелье, на сей раз с бирюзой… — Вы скоро там? Мишка! Ты ж говорил, вы на два забились!
— Идем-идем! — Шендерович извлек из кармана потертую на сгибах карту Стамбула. — Ага, вот… Теперь, кажется, влево… Не боись, тут всего пару минут ходу. А ты, Яни, деньги лучше спрячь. Потом потратишь, успеешь еще.
Он подхватил Гиви под руку, увлекая его по улице и попутно отмахиваясь от уж очень приставучих разносчиков.
— Ты, главное, помни — внушал он на ходу, — Ты — Яни. И у тебя все схвачено. Входишь, видишь Али, сразу говоришь — «Привет, Али!»
— По турецки?! — ужаснулся Гиви.
— А то этот Ставраки недорезанный по турецки умеет! По русски, как же еще…
Он подумал, потом великодушно разрешил.
— Можешь сказать «Хэлло!». Мол, хэлло, Али…
— А как я узнаю, что это Али?
— Да этот урод его от силы пару раз и видел. Входишь, сразу кричишь — «Али!». И все тут. Потом представляешь ему меня. Это, мол, Миша, босс наш. Запомнил?
— Запомнил.
— Я на него Алку напущу. Ему не до тебя будет. Они блондинок любят. Так что не дрейфь, все обойдется. А уж дальше я сам… Ты сиди, молчи.
— Ладно. А если спросит?
— Что спросит?
— Как дела, мол, Яни?
— Говори — хорошо дела. Алка! Как по турецки «хорошо»?
— Окей, — не оборачиваясь ответила Алка.
— Ну видишь, как все просто. Сюда.
Шендерович нырнул в открытую дверь — на Гиви, торопливо последовавшего за ним обрушился полумрак и такой густой запах кофе, словно Гиви окунулся в кофейную чашку.
За столиками маячили смутные фигуры.
— Это что? — шепотом вопросил он, — контора?
— Какая контора? — холодно отозвался Шендерович, — это кофейня. Разве дела делаются в конторе?
Несколько черноусых мужских лиц медленно обернулись к новоприбывшим.
Алка что-то прошептала на ухо Шендеровичу.
— Мерсаба, — вежливо сказал тот, — нэреде Али?
И ткнул Гиви локтем в бок.
— Али! — взвизгнул Гиви.
Совершенно опереточный официант в феске, подскочив, внимательно их оглядел.
— Русум? — спросил он. И заорал, обернувшись в зал, — Али! Эй, Али! Тут тебя какое-то чмо спрашивает.
— А? — слабо пробормотал Гиви.
— Не боись! — повторил Шендерович, дружелюбно хлопая его по плечу. — Видишь, все свои…
Из мрака вынырнул Али, совершенно неотличимый от остальных. На волосатой груди блестела толстая золотая цепь.
— Салям алейкум, — вежливо сказал Шендерович. И вновь ткнул Гиви локтем в бок.
— Салям алейкум, — покорно повторил Гиви.
— Здравствуй-здравствуй, хрен мордастый, — кивнул Али, — присаживайтесь. Привет, Яни. Давно не виделись. Как делишки?
Гиви, было, открыл рот, но Али уже отвернулся. Он поглядел на Алку, расправил пальцем усы, потом покосился темным глазом в сторону Шендеровича.
— Миша? — спросил он.
— Это есть Миша, — механически воспроизвел Гиви, — он есть наш босс.
— Босс — то запор, а то понос, — прокомментировал Али.
И, склонившись к Гиви через весь столик, громким шепотом спросил:
— Ему можно доверять? Рожа уж больно хитрая.
Шендерович пнул Гиви под столом ногой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54