– осведомилась она.
– Нет. И даже не двигаются.
Миссис Старлинг пожала своими пышными плечами:
– Ну… если ты счастлив и у тебя есть работа – что еще нужно?
– Да, я счастлив, – согласился Уилл. – В прошлом есть нечто влекущее. Особенно в эпохе королевы Виктории.
– В чем? – переспросила мать.
– Молчи, женщина, – отец отправил в желудок еще одну колбаску.
– Эпоха королевы Виктории, – сказал Уилл. – Королева Виктория правила этой страной и еще чуть ли не половиной земного шара шестьдесят четыре года. И умерла в 1901 году.
– Король Карл правил семьдесят пять лет, – подхватила миссис Старлинг. – И королева Камилла тоже.
– Не думаю, что про них можно сказать «правили», – изрек отец. – Хотя я, честно говоря, до сих пор нахожу это впечатляющим, ты знаешь. Помню, мы были еще маленькими и учили историю последнего королевского дома Англии. Так вот, они правили не так долго. Если разобраться, вообще не правили. Их обоих убили во время коронации. А потом за них правила программа виртуальной реальности. Вот она правила. Пока не рухнула в конце двадцать первого века.
– Сейчас происходит то же самое! – воскликнула мать. – Нынешний правитель Мирового сообщества – тоже программа. Президент Адидас Сорок Второй. «Мудрость корпораций за лучший мир».
– Хм-м, – заметил Старлинг-сын. – Почему бы и нет? Но когда-то миром правили живые люди. А еще во времена королевы Виктории было множество всяких чудесных вещей. Чудесная живопись, чудесная архитектура. И книги, которые писали люди.
– У меня когда-то была книга, – проговорила мать, наконец-то приступив к беконицам. – С картинками, они мне очень нравились.
– Это была не книга, – поправил мистер Старлинг, – Ты имеешь в виду инструкцию к дистанционному управлению домашним экраном.
– Я видел, что такое книги, – сказал Уилл. – Я их даже читал. Я бывал в Британской библиотеке.
– Этот мальчик удивляет нас каждую минуту, – Старлинг-отец подставил чашку за кофе. – Но ведь книги можно посмотреть на домашнем экране.
– Но викторианские книги – это совсем другое. Я читал «Записки о Шерлоке Холмсе». Романы Оскара Уайльда. А еще Герберта Уэллса, Жюля Верна и Эдгара Аллана По – это просто поразительно. Я хожу туда каждый день во время ланча. Поскольку я работаю в Галерее Тэйт, у меня есть спецпропуск. Разумеется, сами книги мне в руки не дают, но они переписаны на диски.
– Потрясающе, – подытожил мистер Старлинг. – Но, пожалуй, тебе уже пора на работу.
– Ой, в самом деле, – Уилл опрокинул в себя остатки кофе и поднялся со своего уникального стула. – Пора. К искусству и к литературе прошлого.
– Он такой чудной, – вздохнула мать.
– Ничего подобного, – возразил мистер Старлинг. – Он просто Уилл.
Уилл натянул противохимический костюм, дабы не умереть раньше отпущенного срока, и попрощался с родителями. Чтобы спуститься на первый этаж, можно было воспользоваться лифтом – если бы тот работал. Но лифт не работал. Он опять сломался. И Уиллу ничего не оставалось, как тащиться вниз по лестнице, у которой много-много ступенек, – настоящий подвиг, учитывая, что костюм химзащиты был велик ему на много-много размеров. Но подвиг был совершен, Уилл отважно шагнул под кислотный дождь и зашлепал по лужам к трамвайной остановке.
Оказавшись внутри, он проследовал через детоксикатор – длинную гофрированную кишку, – а потом через просторную сушилку. Затем ему пришлось поднять шлем, чтобы пройти сканирование радужной оболочки и подтвердить тем самым свою идентичность и нынешний уровень платежеспособности. Лишь после этого Уилл был допущен на крытую платформу.
Бесконечная цепь трамвайных вагонов – тридцать две мили сцепленных экипажей – двигалась по замкнутому кольцу через Центр Лондона, район Великих Небоскребов и областные градообъединения. Двигалась едва-едва, и это сонное движение наводило тоску. Уилл дождался вагона, который был почти пуст, нажал большую входную кнопку и, как только дверь отъехала в сторону, зашел внутрь – прямо на ходу.
Грузные люди в широких креслах производили столь же тоскливое впечатление. Никто не поднял глаз на юного Уилла, никто не пожелал ему доброго утра. Головы были опущены, могучие плечи поникли. Все ехали на работу, и лишь немногих это радовало. Да и сам по себе утренний трамвай – не тот транспорт, на котором станешь кататься ради удовольствия.
Развлекательная программа, которая в то послепослезавтра транслировалась в трамвае, была призвана способствовать подъему корпоративного духа. Голографические парни и девицы, пухлые и цветущие, резвились по всему вагону, распевая о том, как это здорово – трудиться во славу своего ненаглядного работодателя и выполнять свою работу не просто хорошо, а очень хорошо. Время от времени они вздрагивали, расплывались, начинали бегать задом наперед или вовсе замирали. Система давно нуждалась в том, чтобы ее разобрали и собрали заново. Как и вагон, трамвай и все остальное.
Уилл устроился на сиденье, стараясь не обращать внимания на эту многоцветную сутолоку. Сняв перчатки, он порылся в кармане своего противохимического костюма и достал наладонник.
Это устройство было для Уилла настоящим сокровищем. Возможно, он стал бы коллекционировать подобные предметы, если бы эпоха коллекционирования возвратилась.
Считается, что будущее должно стать царством чудо-технологий. Какое будущее без тех же экранов из плазменного геля, нанесенных на Внутреннюю поверхность век и подключенных к внутричерепным имплантантам? Иначе как станет доступной трехмерная виртуальная реальность со всеми ощущениями, звуками… не говоря уже о прочих футуристических изысках?
Нельзя сказать, что в нашем послепослезавтра ничего такого не было. Оно было. Просто не очень хорошо работало. Могучее судно, именуемое «техническим прогрессом», успело достичь дальних берегов, потом село на мель и начало потихоньку ржаветь и разваливаться на части. Наладоннику Уилла было почти пятьдесят лет, его изготовили в те времена, когда люди действительно знали, как такое делать. Чем не сокровище?
Но была одна вещь, которая стала бы для Уилла стократ более желанным приобретением. Книга. Своя собственная настоящая книга. Увы, чего в нашем послепослезавтра не было, так это книг. Они исчезли вместе с дождевыми лесами, потому что негде стало добывать древесину, из которой изготавливали бумагу. И Уиллу приходилось довольствоваться тем, что есть. То есть загружать в свое старомодное устройство содержимое Британской библиотеки. Он не считал это преступлением, хотя закон был на этот счет другого мнения. Уилл считал, что просто занимается самообразованием. Разумеется, кое-чему его учили в школе, когда он был ребенком, – всему, чему государство считало необходимым. Но Уилл жаждал узнать больше. Как можно больше. И особенно – о прошлом.
Где-то в глубинах его существа жила Жажда Знаний – неуемная и ненасытная. Именно она побуждала его выяснять, каким в действительности было прошлое, что за люди его населяли, какие деяния совершали, какие переживали приключения. Что они знали, что они видели, чего достигла и откуда взялась эта Жажда, Уилл не знал. И не понимал, почему она так сильна. Он сознавал только одно: это очень важно – по какой-то причине, которую он, кстати, тоже не вполне постиг. Но непременно постигнет. В этом можно не сомневаться.
Недавно Уилл скопировал несколько файлов ограниченного доступа из основного фонда Библиотеки – а именно из собрания викторианской эротической литературы, – и загрузил их в свое устройство. Теперь он мог насладиться романом Обри Бердслея «Под холмом». Правда, многое из того, что написал Бердслей, представлялось ему весьма туманным, ибо автор использовал множество устаревших слов и выражений. Однако Уилл понял, что обнаружил действительно нечто особенное, и не поленился собрать все сведения об этом мистере Бердслее. Конец девятнадцатого века вообще был его любимым периодом. Как только не называли это десятилетие: славные девяностые, эпоха декаданса, пора творческого расцвета человечества…
Зачитавшись, Уилл едва не пропустил остановку «Центр Лондона-3». Он как раз добрался до середины главы, где Венера мастурбирует Единорога, и почувствовал себя несколько неловко.
Ух-х… Это было действительно потрясающее описание.
Уилл выключил наладонник, снова сунул его в карман, натянул перчатки, поднялся, нажал кнопку у двери и покинул движущийся трамвай. Дальше его путь лежал в подземку, до транспортного терминала Галереи Тэйт. Там Уилл снова подвергся сканированию сетчатки и сдал свой противохимический костюм. А потом, то поднимаясь на лифтах, то проходя по переходам, направился к своему рабочему месту.
Рабочее помещение было круглым, примерно половину старой мили в диаметре и несколько новых метров высотой. Внутри рядами выстроились гигантские компьютеры, устаревшие и ненадежные, укомплектованные мониторами и клавиатурами от ИКЕА. Этот антиквариат обсуживала целая толпа мужчин и женщин, каждый из которых превосходил Уилла как возрастом, так и габаритами.
– Привет, щепка, – бросил Джарвис Сантос, непосредственный начальник Уилла – добродушная туша в деловом костюме-тройке.
– Доброе утро, мистер Сантос, – ответил Уилл, погружаясь в необъятное кресло перед необъятным терминалом. – Мерзкая сегодня погодка, правда?
– Сомневаюсь, что погода тебя интересует. Ты здесь для того, чтобы заниматься своей работой. Пальчики не переломаешь?
– Само собой, – откликнулся Уилл и широко улыбнулся.
– Ты мне эти ухмылочки брось. План на день – на экране. Изволь ознакомиться.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Уилл.
Джарвис Сантос покачал головой, а заодно и внушительными жировыми подушками на щеках, повернулся и вперевалку побрел прочь, предоставив Уиллу дарить улыбку экрану монитора.
А Уилл не только улыбался. Ему хотелось петь от радости. Текст на экране был озаглавлен: «Произведения Ричарда Дэдда», далее следовала краткая биография этого художника викторианской эпохи.
Уилл еще раз перечитал эти слова и присвистнул. Лучшего и представить себе невозможно. Ричард Дэдд был одним из самых любимых его мастеров – не только среди художников викторианской эпохи. Это был истинный гений своего времени. И, как и полагается истинному гению, к концу жизни он потерял все.
Подобно многим обеспеченным людям своего времени, Дэдд совершил Большое Путешествие. Он побывал во многих странах. Посетил Египет, где написал немало картин, вдоль и поперек объездил Африку и Индию. Когда он, в конце концов, вернулся в Европу, разум его был совершенно помрачен. Его отец, обеспокоенный душевным состоянием Ричарда, взял над ним опеку и вез в лечебницу, когда произошло странное и трагическое событие. Остановившись на ночлег в гостинице Кобхэма в Сэррее, отец и сын отправились прогуляться перед сном. Несколько часов спустя Ричард вернулся один и поспешно покинул гостиницу. Он убил отца в лесу и, согласно легенде, пожрал его мозг.
Правда это или нет, неизвестно. Но сын действительно убил отца. Дэдд успел перебраться во Францию, где его и арестовали. На суде стало более чем очевидно, что художник абсолютно безумен. Его поместили в лечебницу для душевнобольных святой Марии Вифлеемской, где он провел двадцать лет, затем его перевели в Бродмур – еще на двадцать два года, последние годы его жизни. Именно в Бродмуре Дэдд создал свое прославленное творение – «Мастерский удар эльфа-дровосека».
Размер холста – всего пятьдесят четыре на тридцать девять сантиметров. Но над этим полотном мастер работал девять лет… и так и не закончил. Это удивительная картина. Существует множество трактовок ее сюжета. Одни ученые считают ее аллегорией, сатирическим изображением современного художнику мира. Другим она представляется исполненной глубокого, метафизического смысла.
Вот что изображено на картине. На переднем плане стоит эльф-дровосек. Он занес свой топор и замер, чтобы точным ударом расколоть огромный орех, лежащий у его ног, – возможно, потом из этого ореха сделают новую карету для королевы Маб. За спиной дровосека столпились волшебные существа – феи и их кавалеры, эльфы, странного вида гномы и создания, похожие на крошечных сатиров, – и в ожидании смотрят на него. Другие герои словно сошли со страниц детских книжек: жестянщик, портной, солдат, богач, бедняк, попрошайка, вор… Перспектива отсутствует. Персонажи как будто не связаны друг с другом. Они похожи на фигурки разных размеров, расставленные наугад среди колышущейся травы и гигантских маргариток. Это действительно очень странная картина. Уилл хорошо представлял, что надо сделать. Его работа заключалась в проверке качества передачи цвета и текстуры на цифровой копии картины. Такая работа кому угодно показалась бы сложной и нудной – но только не Уиллу.
Это была работа, которую он обожал. Вывести на экран увеличенное изображение полотна и рассматривать каждую деталь, каждый мазок… Да, мазков на «Мастерском ударе эльфа-дровосека» хватит не на одну картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Нет. И даже не двигаются.
Миссис Старлинг пожала своими пышными плечами:
– Ну… если ты счастлив и у тебя есть работа – что еще нужно?
– Да, я счастлив, – согласился Уилл. – В прошлом есть нечто влекущее. Особенно в эпохе королевы Виктории.
– В чем? – переспросила мать.
– Молчи, женщина, – отец отправил в желудок еще одну колбаску.
– Эпоха королевы Виктории, – сказал Уилл. – Королева Виктория правила этой страной и еще чуть ли не половиной земного шара шестьдесят четыре года. И умерла в 1901 году.
– Король Карл правил семьдесят пять лет, – подхватила миссис Старлинг. – И королева Камилла тоже.
– Не думаю, что про них можно сказать «правили», – изрек отец. – Хотя я, честно говоря, до сих пор нахожу это впечатляющим, ты знаешь. Помню, мы были еще маленькими и учили историю последнего королевского дома Англии. Так вот, они правили не так долго. Если разобраться, вообще не правили. Их обоих убили во время коронации. А потом за них правила программа виртуальной реальности. Вот она правила. Пока не рухнула в конце двадцать первого века.
– Сейчас происходит то же самое! – воскликнула мать. – Нынешний правитель Мирового сообщества – тоже программа. Президент Адидас Сорок Второй. «Мудрость корпораций за лучший мир».
– Хм-м, – заметил Старлинг-сын. – Почему бы и нет? Но когда-то миром правили живые люди. А еще во времена королевы Виктории было множество всяких чудесных вещей. Чудесная живопись, чудесная архитектура. И книги, которые писали люди.
– У меня когда-то была книга, – проговорила мать, наконец-то приступив к беконицам. – С картинками, они мне очень нравились.
– Это была не книга, – поправил мистер Старлинг, – Ты имеешь в виду инструкцию к дистанционному управлению домашним экраном.
– Я видел, что такое книги, – сказал Уилл. – Я их даже читал. Я бывал в Британской библиотеке.
– Этот мальчик удивляет нас каждую минуту, – Старлинг-отец подставил чашку за кофе. – Но ведь книги можно посмотреть на домашнем экране.
– Но викторианские книги – это совсем другое. Я читал «Записки о Шерлоке Холмсе». Романы Оскара Уайльда. А еще Герберта Уэллса, Жюля Верна и Эдгара Аллана По – это просто поразительно. Я хожу туда каждый день во время ланча. Поскольку я работаю в Галерее Тэйт, у меня есть спецпропуск. Разумеется, сами книги мне в руки не дают, но они переписаны на диски.
– Потрясающе, – подытожил мистер Старлинг. – Но, пожалуй, тебе уже пора на работу.
– Ой, в самом деле, – Уилл опрокинул в себя остатки кофе и поднялся со своего уникального стула. – Пора. К искусству и к литературе прошлого.
– Он такой чудной, – вздохнула мать.
– Ничего подобного, – возразил мистер Старлинг. – Он просто Уилл.
Уилл натянул противохимический костюм, дабы не умереть раньше отпущенного срока, и попрощался с родителями. Чтобы спуститься на первый этаж, можно было воспользоваться лифтом – если бы тот работал. Но лифт не работал. Он опять сломался. И Уиллу ничего не оставалось, как тащиться вниз по лестнице, у которой много-много ступенек, – настоящий подвиг, учитывая, что костюм химзащиты был велик ему на много-много размеров. Но подвиг был совершен, Уилл отважно шагнул под кислотный дождь и зашлепал по лужам к трамвайной остановке.
Оказавшись внутри, он проследовал через детоксикатор – длинную гофрированную кишку, – а потом через просторную сушилку. Затем ему пришлось поднять шлем, чтобы пройти сканирование радужной оболочки и подтвердить тем самым свою идентичность и нынешний уровень платежеспособности. Лишь после этого Уилл был допущен на крытую платформу.
Бесконечная цепь трамвайных вагонов – тридцать две мили сцепленных экипажей – двигалась по замкнутому кольцу через Центр Лондона, район Великих Небоскребов и областные градообъединения. Двигалась едва-едва, и это сонное движение наводило тоску. Уилл дождался вагона, который был почти пуст, нажал большую входную кнопку и, как только дверь отъехала в сторону, зашел внутрь – прямо на ходу.
Грузные люди в широких креслах производили столь же тоскливое впечатление. Никто не поднял глаз на юного Уилла, никто не пожелал ему доброго утра. Головы были опущены, могучие плечи поникли. Все ехали на работу, и лишь немногих это радовало. Да и сам по себе утренний трамвай – не тот транспорт, на котором станешь кататься ради удовольствия.
Развлекательная программа, которая в то послепослезавтра транслировалась в трамвае, была призвана способствовать подъему корпоративного духа. Голографические парни и девицы, пухлые и цветущие, резвились по всему вагону, распевая о том, как это здорово – трудиться во славу своего ненаглядного работодателя и выполнять свою работу не просто хорошо, а очень хорошо. Время от времени они вздрагивали, расплывались, начинали бегать задом наперед или вовсе замирали. Система давно нуждалась в том, чтобы ее разобрали и собрали заново. Как и вагон, трамвай и все остальное.
Уилл устроился на сиденье, стараясь не обращать внимания на эту многоцветную сутолоку. Сняв перчатки, он порылся в кармане своего противохимического костюма и достал наладонник.
Это устройство было для Уилла настоящим сокровищем. Возможно, он стал бы коллекционировать подобные предметы, если бы эпоха коллекционирования возвратилась.
Считается, что будущее должно стать царством чудо-технологий. Какое будущее без тех же экранов из плазменного геля, нанесенных на Внутреннюю поверхность век и подключенных к внутричерепным имплантантам? Иначе как станет доступной трехмерная виртуальная реальность со всеми ощущениями, звуками… не говоря уже о прочих футуристических изысках?
Нельзя сказать, что в нашем послепослезавтра ничего такого не было. Оно было. Просто не очень хорошо работало. Могучее судно, именуемое «техническим прогрессом», успело достичь дальних берегов, потом село на мель и начало потихоньку ржаветь и разваливаться на части. Наладоннику Уилла было почти пятьдесят лет, его изготовили в те времена, когда люди действительно знали, как такое делать. Чем не сокровище?
Но была одна вещь, которая стала бы для Уилла стократ более желанным приобретением. Книга. Своя собственная настоящая книга. Увы, чего в нашем послепослезавтра не было, так это книг. Они исчезли вместе с дождевыми лесами, потому что негде стало добывать древесину, из которой изготавливали бумагу. И Уиллу приходилось довольствоваться тем, что есть. То есть загружать в свое старомодное устройство содержимое Британской библиотеки. Он не считал это преступлением, хотя закон был на этот счет другого мнения. Уилл считал, что просто занимается самообразованием. Разумеется, кое-чему его учили в школе, когда он был ребенком, – всему, чему государство считало необходимым. Но Уилл жаждал узнать больше. Как можно больше. И особенно – о прошлом.
Где-то в глубинах его существа жила Жажда Знаний – неуемная и ненасытная. Именно она побуждала его выяснять, каким в действительности было прошлое, что за люди его населяли, какие деяния совершали, какие переживали приключения. Что они знали, что они видели, чего достигла и откуда взялась эта Жажда, Уилл не знал. И не понимал, почему она так сильна. Он сознавал только одно: это очень важно – по какой-то причине, которую он, кстати, тоже не вполне постиг. Но непременно постигнет. В этом можно не сомневаться.
Недавно Уилл скопировал несколько файлов ограниченного доступа из основного фонда Библиотеки – а именно из собрания викторианской эротической литературы, – и загрузил их в свое устройство. Теперь он мог насладиться романом Обри Бердслея «Под холмом». Правда, многое из того, что написал Бердслей, представлялось ему весьма туманным, ибо автор использовал множество устаревших слов и выражений. Однако Уилл понял, что обнаружил действительно нечто особенное, и не поленился собрать все сведения об этом мистере Бердслее. Конец девятнадцатого века вообще был его любимым периодом. Как только не называли это десятилетие: славные девяностые, эпоха декаданса, пора творческого расцвета человечества…
Зачитавшись, Уилл едва не пропустил остановку «Центр Лондона-3». Он как раз добрался до середины главы, где Венера мастурбирует Единорога, и почувствовал себя несколько неловко.
Ух-х… Это было действительно потрясающее описание.
Уилл выключил наладонник, снова сунул его в карман, натянул перчатки, поднялся, нажал кнопку у двери и покинул движущийся трамвай. Дальше его путь лежал в подземку, до транспортного терминала Галереи Тэйт. Там Уилл снова подвергся сканированию сетчатки и сдал свой противохимический костюм. А потом, то поднимаясь на лифтах, то проходя по переходам, направился к своему рабочему месту.
Рабочее помещение было круглым, примерно половину старой мили в диаметре и несколько новых метров высотой. Внутри рядами выстроились гигантские компьютеры, устаревшие и ненадежные, укомплектованные мониторами и клавиатурами от ИКЕА. Этот антиквариат обсуживала целая толпа мужчин и женщин, каждый из которых превосходил Уилла как возрастом, так и габаритами.
– Привет, щепка, – бросил Джарвис Сантос, непосредственный начальник Уилла – добродушная туша в деловом костюме-тройке.
– Доброе утро, мистер Сантос, – ответил Уилл, погружаясь в необъятное кресло перед необъятным терминалом. – Мерзкая сегодня погодка, правда?
– Сомневаюсь, что погода тебя интересует. Ты здесь для того, чтобы заниматься своей работой. Пальчики не переломаешь?
– Само собой, – откликнулся Уилл и широко улыбнулся.
– Ты мне эти ухмылочки брось. План на день – на экране. Изволь ознакомиться.
– Слушаюсь, сэр, – ответил Уилл.
Джарвис Сантос покачал головой, а заодно и внушительными жировыми подушками на щеках, повернулся и вперевалку побрел прочь, предоставив Уиллу дарить улыбку экрану монитора.
А Уилл не только улыбался. Ему хотелось петь от радости. Текст на экране был озаглавлен: «Произведения Ричарда Дэдда», далее следовала краткая биография этого художника викторианской эпохи.
Уилл еще раз перечитал эти слова и присвистнул. Лучшего и представить себе невозможно. Ричард Дэдд был одним из самых любимых его мастеров – не только среди художников викторианской эпохи. Это был истинный гений своего времени. И, как и полагается истинному гению, к концу жизни он потерял все.
Подобно многим обеспеченным людям своего времени, Дэдд совершил Большое Путешествие. Он побывал во многих странах. Посетил Египет, где написал немало картин, вдоль и поперек объездил Африку и Индию. Когда он, в конце концов, вернулся в Европу, разум его был совершенно помрачен. Его отец, обеспокоенный душевным состоянием Ричарда, взял над ним опеку и вез в лечебницу, когда произошло странное и трагическое событие. Остановившись на ночлег в гостинице Кобхэма в Сэррее, отец и сын отправились прогуляться перед сном. Несколько часов спустя Ричард вернулся один и поспешно покинул гостиницу. Он убил отца в лесу и, согласно легенде, пожрал его мозг.
Правда это или нет, неизвестно. Но сын действительно убил отца. Дэдд успел перебраться во Францию, где его и арестовали. На суде стало более чем очевидно, что художник абсолютно безумен. Его поместили в лечебницу для душевнобольных святой Марии Вифлеемской, где он провел двадцать лет, затем его перевели в Бродмур – еще на двадцать два года, последние годы его жизни. Именно в Бродмуре Дэдд создал свое прославленное творение – «Мастерский удар эльфа-дровосека».
Размер холста – всего пятьдесят четыре на тридцать девять сантиметров. Но над этим полотном мастер работал девять лет… и так и не закончил. Это удивительная картина. Существует множество трактовок ее сюжета. Одни ученые считают ее аллегорией, сатирическим изображением современного художнику мира. Другим она представляется исполненной глубокого, метафизического смысла.
Вот что изображено на картине. На переднем плане стоит эльф-дровосек. Он занес свой топор и замер, чтобы точным ударом расколоть огромный орех, лежащий у его ног, – возможно, потом из этого ореха сделают новую карету для королевы Маб. За спиной дровосека столпились волшебные существа – феи и их кавалеры, эльфы, странного вида гномы и создания, похожие на крошечных сатиров, – и в ожидании смотрят на него. Другие герои словно сошли со страниц детских книжек: жестянщик, портной, солдат, богач, бедняк, попрошайка, вор… Перспектива отсутствует. Персонажи как будто не связаны друг с другом. Они похожи на фигурки разных размеров, расставленные наугад среди колышущейся травы и гигантских маргариток. Это действительно очень странная картина. Уилл хорошо представлял, что надо сделать. Его работа заключалась в проверке качества передачи цвета и текстуры на цифровой копии картины. Такая работа кому угодно показалась бы сложной и нудной – но только не Уиллу.
Это была работа, которую он обожал. Вывести на экран увеличенное изображение полотна и рассматривать каждую деталь, каждый мазок… Да, мазков на «Мастерском ударе эльфа-дровосека» хватит не на одну картину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59