Так мы идем или не идем?
– Идем, – согласился Уилл. – И я расскажу тебе такое, что ты в жизни не поверишь, но тебе очень захочется поверить. Если ты ухватил, хотя бы в общих чертах, к чему я веду.
– Не уверен, – ответил Тим. – Ладно, когда придем, тогда расскажешь.
И они пошли.
Паб, в который они пришли, был хорошо известен и назывался «Летящий Лебедь». Тиму еще никогда не доводилось здесь бывать. Чтобы добраться до этого заведения, пришлось долго и мучительно топать от самого Чизвика. Ничего другого им не оставалось. Бесконечный трамвай двигался только в одном направлении – по часовой стрелке. Если бы они все-таки решили добраться до пивной на трамвае, им пришлось бы пересечь весь Центральный Лондон, снова вернуться в Брентфорд и выйти за одну остановку до той, на которой Тим вытащил Уилла на платформу.
Что можно сказать о «Летящем Лебеде»?
Кое-что можно.
Этот паб существовал еще во времена королевы Виктории. Он стоял на Илинг-роуд, ныне мощеной пешеходной улице, которая вела к той самой жилой башне, где жили Тим и Уилл.
И никуда исчезать не собирался. Он пережил и двадцатый век, когда с легкой руки владельцев его интерьер подвергся почти полной перестройке. И неизбежную, казалось бы, угрозу уничтожения в двадцать первом, когда в ходе «реконструкции» почти весь Брентфорд сравняли с землей и возвели на месте прежних домов грандиозные жилые башни. И все благодаря старинной хартии, скрепленной государственной печатью королевы Виктории. Эта хартия подтверждала, что паб находится во владениях Короны и гарантировала «Летящему Лебедю» защиту от сноса на тысячу лет. Кроме него уцелело лишь одно здание в Брентфорде – дом, построенный в конце эпохи короля Георга, в великолепном Баттс-Эстейт. В двадцатом веке дом принадлежал некоему профессору Слокомбу, который обитал в нем один со своим старым слугой Гэммоном.
А что можно сказать об интерьере «Лебедя»?
Кое-что можно. Но очень немного.
Ныне это был самый старый паб в мире, очень спокойный, как и полагается добропорядочным старикам. И популярностью был обязан прежде всего своему почтенному возрасту и всему, что с этим связано. Он сохранил все черты, которые делают паб пабом, отличают его от бара и придают ему особое достоинство. А именно: высокая барная стойка красного дерева, восемь сортов эля, которые наливаются вручную, ровная шеренга английских барных столиков, мишень для прицельного метания дротиков и музыкальный автомат, который давным-давно вышел из строя.
Окна из травленого стекла давно потемнели от миллиона струек и колец табачного дыма. Изрядно потертый персидский ковер помнил шаги тысяч героев. На стенах сохранились выцветшие бумажные обои, на которых кое-где угадывались остатки рисунка.
На полках, которые тянулись вдоль стены за стойкой и под ней, выстроились всевозможные стеклянные емкости для эля, сувениры из Латинской Америки, бутыли из-под старых вин. Повсюду красовались древние открытки с плоскими крышами Брентфорда и прочими видами далекого прошлого.
А между полками и стойкой стоял бармен. Он работал на условиях частичной занятости, и его звали Невилл.
– Добрый вечер, джентльмены, – бросил бармен Невилл, едва Тим и Уилл переступили порог заведения. – Чем могу служить?
Уилл поглядел на Тима. Тим поглядел на Уилла.
– Хм-м… – изрек Уилл, изучая старинное барное оборудование.
– У нас восемь сортов эля, разливаем вручную, – с нескрываемой гордостью сообщил Невилл. – Такого огромного выбора вы во всей округе не найдете, – он выдержал паузу и повторил: – Восемь.
С таким же видом какой-нибудь лорд перечисляет свои поместья.
Уилл улыбнулся:
– А что бы вы порекомендовали усталому путнику?
– Пинту «Лардж» – ответил Невилл. – А что вашему компаньону?
– То же самое, – ответил Тим.
Невилл явно знал свое дело – достаточно было видеть, как он наливал пиво. Наконец, с удовлетворением отметив, что вековой ритуал исполнен должным образом, посетители получили по пинте священного напитка.
Уилл окинул взглядом божественную картину – две кружки на полированной крышке стойки.
– Превосходно, – это было все, что он мог вымолвить.
– Отведайте, – предложил Невилл.
Уилл осторожно сделал глоток.
– У меня слов нет, – произнес он.
– Именно так, как и должно быть, – изрек Невилл. Тим тоже попробовал.
– Недурно, – кивнул он. – Где монитор?
– Монитор? – переспросил Невилл.
– Иридосканер. Чтобы я мог кредитовать вас за выпивку. Бармен развел руками:
– Боюсь, у нас ничего подобного нет. В этом заведении расплачиваются только наличными.
– Что? – ахнул Тим. – Да наличными вот уже пятьдесят лет никто не платит.
– Я заметил, что торговля стала идти хуже, – скорбно констатировал Невилл.
Тим помотал головой, и его лицо пропало под волосами.
– Вот, – Уилл покопался в карманах брюк и достал пригоршню мелочи, – держи.
В волосяной занавеси, скрывающей лицо Тима, появился просвет, в котором показался один глаз.
– Старые деньги, – пробормотал он. – Где ты их взял?
– Долгая история. Держи, расплатись.
Занавес распахнулся полностью. Тим взял монеты, отсчитал несколько и вручил Невиллу. Тот пробил чек на старинном кассовом аппарате и протянул Тиму сдачу.
– Кажется, вы мне недодали, – заметил Тим.
– Ну что вы, – возразил бармен. – Все до единого пенса.
– А, правда… большое спасибо.
Тим проследовал за Уиллом к столику в углу. Там, расположившись в удобных креслах, приятели принялись потягивать свежее пиво.
– Неправдоподобно, – заявил Тим. – Самый настоящий эль. Я и не знал, что существует такое местечко.
Уилл многозначительно улыбнулся.
– Ты был здесь раньше? – подозрительно спросил Тим.
– О да.
– Ты мне об этом никогда не рассказывал.
– Тебя тогда еще на свете не было.
Последний язычник Земли снова приложился к кружке.
– Начало многообещающее. Во всяком случае, голова у меня уже кругом. Кстати, как получилось: такой славный паб, а мы с тобой тут одни?
– Скоро все узнаешь, – ответил Уилл, делая глоток. – Но это действительно самый лучший паб, который только может существовать на свете, ты не находишь?
– Вне всякого сомнения, – Тим поднял кружку, словно его друг только что произнес тост. – Итак, еще раз с начала, если ты не возражаешь. В будущем, в следующую пятницу, я дал тебе «ретро». И это позволило тебе вспомнить всех своих предков. Затем ты вернулся назад – физически. Ты привел меня в паб, который находится чуть ли не у самой моей входной двери и которого я при этом ни разу в жизни не видел. И теперь мы сидим тут и пьем самое лучшее пиво, какое мне доводилось пробовать, но ты его пробовал в какое-то другое время, когда и в проекте меня не было. Я все правильно понял?
– Правильно, – сказал Уилл. – Но это далеко не все.
– Отлично, – произнес Тим. – Мне это начинает нравиться.
– Есть много такого, что тебе не понравится.
– Так не говори мне то, что мне не понравится.
– Я должен рассказать тебе все. И даже когда я расскажу, это будет еще не конец. Далеко не конец. По сути, все еще только начинается, и ты должен мне помочь. Поэтому я здесь.
– Но ты никогда не исчезал.
– Я был в туалете, – напомнил Уилл. – В трамвае.
– Был, – подтвердил Тим, делая основательный глоток эля. – Я это помню.
– Я действительно зашел в туалет. Но тот, кто туда вошел, был не тем, кто оттуда вышел. Первоначальный я – ну, тот, который вошел, – все еще в трамвае. Я велел ему проехать весь маршрут по Центральному Лондону, а потом возвращаться домой. И мне пришлось позаботиться о том, чтобы невзначай его не коснуться. Это временной парадокс. Нечто подобное происходит с Дэвидом Уорнером в старом фильме «Патруль времени». Но у нас пока до такого не докатилось.
– А мне это все еще нравится, – протянул Тим. – Правда, я начинаю понемногу путаться. Можно поподробнее?
– Это очень долгая история, – ответил Уилл. – Я имею в виду – по-настоящему долгая. Она тянется почти триста лет.
– Пойду-ка я принесу еще пива.
– Моя очередь.
– Деньги твои, я плачу, – напомнил Тим. – Ты рассказываешь, я приношу пиво.
– Это по-честному, – согласился Уилл.
Тим принес еще пива. И Уилл рассказал свою историю.
Он подробно рассказал о том, что случится на следующей неделе. О «Мастерском ударе эльфа-дровосека» и цифровых часах на руке Медника. О ведьмах, которые придут в архив Галереи Тэйт, чтобы уничтожить картину, о том, как он спрячет ее от них и подменит картиной Ротко.
Затем он рассказал о роботе викторианской эпохи – роботе с ужасными черными глазами и ужасным зловонным запахом. О том, что робот будет убивать Уильямов Старлингов и попытается убить Уилла, который-сейчас-сидит-и-разговаривает-с-Тимом и которого не следует путать с Уиллом, который-зашел-в-туалет-в-трамвае, хотя в действительности это один и тот же Уилл.
В этом месте Тим начал выказывать признаки некоторой растерянности. Особенно когда Уилл привел его собственные слова насчет старинного голливудского фильма про робота-убийцу из будущего.
– Только этот явился из прошлого, – пояснил Уилл. – Чтобы не дать мне изменить будущее, которое, в свою очередь, должно изменить прошлое. Вернее, уже изменило.
Тим растерялся еще больше.
Тогда Уилл рассказал Тиму во всех подробностях, что случилось после того, как Тим дал ему «ретро» в пятницу на будущей неделе.
Тим растерялся окончательно.
Но пиво было отменным. И Уилл рассказывал очень хорошо.
И, как большинство хорошо рассказанных историй, повествование велось от третьего лица. Вот что получилось в итоге.
ГЛАВА 9
Пластиковая трубочка лежала на столешнице. И она была пуста.
Уилл сидел прямо, уставясь в пространство. Его глаза остекленели, зрачки расширились. Лицо зловеще посерело, а губы стали неестественно синими.
Тим осторожно подался вперед, коснулся рукой его шеи в районе яремной впадины, чтобы нащупать пульс.
Пульс отсутствовал.
Сердце не билось.
Уилл Старлинг был мертв.
И вдруг глаза Уилла открылись. Рот тоже.
– Сквозь огуречную пелену я узрел блуждающий велосипед, – изрек Уилл.
– Прошу прощения? – переспросил Тим, несколько опешив.
– Пятнистая юность времен живет в дверной ручке из макарон, – произнес Уилл.
– Опять ничего не понял, – сокрушенно отозвался Тим. – Но главное, что ты не сыграл в ящик. И это меня безмерно радует.
Еще несколько секунд Уилл ничего не отвечал, потом его глаза расширились.
– Беги, – произнес он. – Спасайся.
– Что? Спасаться? От чего?
– Беги! – заорал Уилл, вскакивая со стула и переворачивая столик. А заодно, как и следовало ожидать, обе кружки, которые только что принес Тим.
– Ты оставил нас без выпивки, – беспомощно пробормотал Тим. Он успел отступить и таким образом избежал столкновения со столиком и кружками. – Клянусь Божьей Матерью Упаковок, ты принял «ретро» – не так ли, Уилл?
– Я все – все знаю, – Уилл напоминал бегуна на старте. – Я знаю прошлое и ближайшее будущее. Нам надо бежать немедленно. Со всех ног.
Однако их уже окружили. Небольшая компания, отделившись от группы у стойки, обступила Уилла, Тима и опрокинутый столик. Обычно под словом «толпа» подразумевается «толпа праздных зевак». Которая обычно очень быстро трансформируется в «толпу, охваченную жгучим любопытством».
– Бегите, народ! – рявкнул Уилл. – Сейчас тут такое начнется! Скипайте, и побыстрее!
И первым устремился в направлении выхода. Слова, подкрепленные действиями, обычно производят большее впечатление. Однако толпа на провокацию не поддалась.
– Вот она, нынешняя молодежь! – произнесла дама в соломенной шляпке. – Чуть что – и у них, простите, сносит крышу. В наши времена такого не было.
– В ваши времена было и покруче, – возразил тип в джинсовом платке. – Они ели лягушек с флагштоков и нюхали ароматы Сары.
– Пропустите! – крикнул Уилл, упираясь в могучее брюхо одного из зевак. – Он сейчас придет. И перебьет всех.
– Пожалуйста, пропустите его, – подхватил Тим. – Это мой приятель, он хлебнул лишнего. Боюсь, он не удержится и извергнет свой ужин на кого-нибудь из вас.
Обладатель могучего брюха, в которое все еще колотился Уилл, сделал попытку отступить, но попытка не увенчалась успехом, так как любопытные, собравшиеся за его спиной, твердо намеревались двигаться в противоположном направлении.
– Бегите! – взывал Уилл. – А кто не может – уползайте!
– Вот о чем я и говорю, – провозгласила дама в соломенной шляпке, – Все беды от недоедания. Он уже бредит от голода. Он постоянно недоедает, верно?
– Здесь я с вами согласен, – крикнул малый в джинсовом платке, которому голодная смерть явно не грозила. – В ваших древних мозгах сверкнул луч истины.
– Так не говорят с теми, кто годится вам в матери!
– Но вы-то мне не мать.
– Будь я вашей матерью, я бы вас отравила!
– Будь вы моей матерью, я бы сам отравился!
Вокруг раздались аплодисменты. Старые шутки, как и старое вино, имеют особый вкус, и в нашем послепослезавтра это правило тоже действовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Идем, – согласился Уилл. – И я расскажу тебе такое, что ты в жизни не поверишь, но тебе очень захочется поверить. Если ты ухватил, хотя бы в общих чертах, к чему я веду.
– Не уверен, – ответил Тим. – Ладно, когда придем, тогда расскажешь.
И они пошли.
Паб, в который они пришли, был хорошо известен и назывался «Летящий Лебедь». Тиму еще никогда не доводилось здесь бывать. Чтобы добраться до этого заведения, пришлось долго и мучительно топать от самого Чизвика. Ничего другого им не оставалось. Бесконечный трамвай двигался только в одном направлении – по часовой стрелке. Если бы они все-таки решили добраться до пивной на трамвае, им пришлось бы пересечь весь Центральный Лондон, снова вернуться в Брентфорд и выйти за одну остановку до той, на которой Тим вытащил Уилла на платформу.
Что можно сказать о «Летящем Лебеде»?
Кое-что можно.
Этот паб существовал еще во времена королевы Виктории. Он стоял на Илинг-роуд, ныне мощеной пешеходной улице, которая вела к той самой жилой башне, где жили Тим и Уилл.
И никуда исчезать не собирался. Он пережил и двадцатый век, когда с легкой руки владельцев его интерьер подвергся почти полной перестройке. И неизбежную, казалось бы, угрозу уничтожения в двадцать первом, когда в ходе «реконструкции» почти весь Брентфорд сравняли с землей и возвели на месте прежних домов грандиозные жилые башни. И все благодаря старинной хартии, скрепленной государственной печатью королевы Виктории. Эта хартия подтверждала, что паб находится во владениях Короны и гарантировала «Летящему Лебедю» защиту от сноса на тысячу лет. Кроме него уцелело лишь одно здание в Брентфорде – дом, построенный в конце эпохи короля Георга, в великолепном Баттс-Эстейт. В двадцатом веке дом принадлежал некоему профессору Слокомбу, который обитал в нем один со своим старым слугой Гэммоном.
А что можно сказать об интерьере «Лебедя»?
Кое-что можно. Но очень немного.
Ныне это был самый старый паб в мире, очень спокойный, как и полагается добропорядочным старикам. И популярностью был обязан прежде всего своему почтенному возрасту и всему, что с этим связано. Он сохранил все черты, которые делают паб пабом, отличают его от бара и придают ему особое достоинство. А именно: высокая барная стойка красного дерева, восемь сортов эля, которые наливаются вручную, ровная шеренга английских барных столиков, мишень для прицельного метания дротиков и музыкальный автомат, который давным-давно вышел из строя.
Окна из травленого стекла давно потемнели от миллиона струек и колец табачного дыма. Изрядно потертый персидский ковер помнил шаги тысяч героев. На стенах сохранились выцветшие бумажные обои, на которых кое-где угадывались остатки рисунка.
На полках, которые тянулись вдоль стены за стойкой и под ней, выстроились всевозможные стеклянные емкости для эля, сувениры из Латинской Америки, бутыли из-под старых вин. Повсюду красовались древние открытки с плоскими крышами Брентфорда и прочими видами далекого прошлого.
А между полками и стойкой стоял бармен. Он работал на условиях частичной занятости, и его звали Невилл.
– Добрый вечер, джентльмены, – бросил бармен Невилл, едва Тим и Уилл переступили порог заведения. – Чем могу служить?
Уилл поглядел на Тима. Тим поглядел на Уилла.
– Хм-м… – изрек Уилл, изучая старинное барное оборудование.
– У нас восемь сортов эля, разливаем вручную, – с нескрываемой гордостью сообщил Невилл. – Такого огромного выбора вы во всей округе не найдете, – он выдержал паузу и повторил: – Восемь.
С таким же видом какой-нибудь лорд перечисляет свои поместья.
Уилл улыбнулся:
– А что бы вы порекомендовали усталому путнику?
– Пинту «Лардж» – ответил Невилл. – А что вашему компаньону?
– То же самое, – ответил Тим.
Невилл явно знал свое дело – достаточно было видеть, как он наливал пиво. Наконец, с удовлетворением отметив, что вековой ритуал исполнен должным образом, посетители получили по пинте священного напитка.
Уилл окинул взглядом божественную картину – две кружки на полированной крышке стойки.
– Превосходно, – это было все, что он мог вымолвить.
– Отведайте, – предложил Невилл.
Уилл осторожно сделал глоток.
– У меня слов нет, – произнес он.
– Именно так, как и должно быть, – изрек Невилл. Тим тоже попробовал.
– Недурно, – кивнул он. – Где монитор?
– Монитор? – переспросил Невилл.
– Иридосканер. Чтобы я мог кредитовать вас за выпивку. Бармен развел руками:
– Боюсь, у нас ничего подобного нет. В этом заведении расплачиваются только наличными.
– Что? – ахнул Тим. – Да наличными вот уже пятьдесят лет никто не платит.
– Я заметил, что торговля стала идти хуже, – скорбно констатировал Невилл.
Тим помотал головой, и его лицо пропало под волосами.
– Вот, – Уилл покопался в карманах брюк и достал пригоршню мелочи, – держи.
В волосяной занавеси, скрывающей лицо Тима, появился просвет, в котором показался один глаз.
– Старые деньги, – пробормотал он. – Где ты их взял?
– Долгая история. Держи, расплатись.
Занавес распахнулся полностью. Тим взял монеты, отсчитал несколько и вручил Невиллу. Тот пробил чек на старинном кассовом аппарате и протянул Тиму сдачу.
– Кажется, вы мне недодали, – заметил Тим.
– Ну что вы, – возразил бармен. – Все до единого пенса.
– А, правда… большое спасибо.
Тим проследовал за Уиллом к столику в углу. Там, расположившись в удобных креслах, приятели принялись потягивать свежее пиво.
– Неправдоподобно, – заявил Тим. – Самый настоящий эль. Я и не знал, что существует такое местечко.
Уилл многозначительно улыбнулся.
– Ты был здесь раньше? – подозрительно спросил Тим.
– О да.
– Ты мне об этом никогда не рассказывал.
– Тебя тогда еще на свете не было.
Последний язычник Земли снова приложился к кружке.
– Начало многообещающее. Во всяком случае, голова у меня уже кругом. Кстати, как получилось: такой славный паб, а мы с тобой тут одни?
– Скоро все узнаешь, – ответил Уилл, делая глоток. – Но это действительно самый лучший паб, который только может существовать на свете, ты не находишь?
– Вне всякого сомнения, – Тим поднял кружку, словно его друг только что произнес тост. – Итак, еще раз с начала, если ты не возражаешь. В будущем, в следующую пятницу, я дал тебе «ретро». И это позволило тебе вспомнить всех своих предков. Затем ты вернулся назад – физически. Ты привел меня в паб, который находится чуть ли не у самой моей входной двери и которого я при этом ни разу в жизни не видел. И теперь мы сидим тут и пьем самое лучшее пиво, какое мне доводилось пробовать, но ты его пробовал в какое-то другое время, когда и в проекте меня не было. Я все правильно понял?
– Правильно, – сказал Уилл. – Но это далеко не все.
– Отлично, – произнес Тим. – Мне это начинает нравиться.
– Есть много такого, что тебе не понравится.
– Так не говори мне то, что мне не понравится.
– Я должен рассказать тебе все. И даже когда я расскажу, это будет еще не конец. Далеко не конец. По сути, все еще только начинается, и ты должен мне помочь. Поэтому я здесь.
– Но ты никогда не исчезал.
– Я был в туалете, – напомнил Уилл. – В трамвае.
– Был, – подтвердил Тим, делая основательный глоток эля. – Я это помню.
– Я действительно зашел в туалет. Но тот, кто туда вошел, был не тем, кто оттуда вышел. Первоначальный я – ну, тот, который вошел, – все еще в трамвае. Я велел ему проехать весь маршрут по Центральному Лондону, а потом возвращаться домой. И мне пришлось позаботиться о том, чтобы невзначай его не коснуться. Это временной парадокс. Нечто подобное происходит с Дэвидом Уорнером в старом фильме «Патруль времени». Но у нас пока до такого не докатилось.
– А мне это все еще нравится, – протянул Тим. – Правда, я начинаю понемногу путаться. Можно поподробнее?
– Это очень долгая история, – ответил Уилл. – Я имею в виду – по-настоящему долгая. Она тянется почти триста лет.
– Пойду-ка я принесу еще пива.
– Моя очередь.
– Деньги твои, я плачу, – напомнил Тим. – Ты рассказываешь, я приношу пиво.
– Это по-честному, – согласился Уилл.
Тим принес еще пива. И Уилл рассказал свою историю.
Он подробно рассказал о том, что случится на следующей неделе. О «Мастерском ударе эльфа-дровосека» и цифровых часах на руке Медника. О ведьмах, которые придут в архив Галереи Тэйт, чтобы уничтожить картину, о том, как он спрячет ее от них и подменит картиной Ротко.
Затем он рассказал о роботе викторианской эпохи – роботе с ужасными черными глазами и ужасным зловонным запахом. О том, что робот будет убивать Уильямов Старлингов и попытается убить Уилла, который-сейчас-сидит-и-разговаривает-с-Тимом и которого не следует путать с Уиллом, который-зашел-в-туалет-в-трамвае, хотя в действительности это один и тот же Уилл.
В этом месте Тим начал выказывать признаки некоторой растерянности. Особенно когда Уилл привел его собственные слова насчет старинного голливудского фильма про робота-убийцу из будущего.
– Только этот явился из прошлого, – пояснил Уилл. – Чтобы не дать мне изменить будущее, которое, в свою очередь, должно изменить прошлое. Вернее, уже изменило.
Тим растерялся еще больше.
Тогда Уилл рассказал Тиму во всех подробностях, что случилось после того, как Тим дал ему «ретро» в пятницу на будущей неделе.
Тим растерялся окончательно.
Но пиво было отменным. И Уилл рассказывал очень хорошо.
И, как большинство хорошо рассказанных историй, повествование велось от третьего лица. Вот что получилось в итоге.
ГЛАВА 9
Пластиковая трубочка лежала на столешнице. И она была пуста.
Уилл сидел прямо, уставясь в пространство. Его глаза остекленели, зрачки расширились. Лицо зловеще посерело, а губы стали неестественно синими.
Тим осторожно подался вперед, коснулся рукой его шеи в районе яремной впадины, чтобы нащупать пульс.
Пульс отсутствовал.
Сердце не билось.
Уилл Старлинг был мертв.
И вдруг глаза Уилла открылись. Рот тоже.
– Сквозь огуречную пелену я узрел блуждающий велосипед, – изрек Уилл.
– Прошу прощения? – переспросил Тим, несколько опешив.
– Пятнистая юность времен живет в дверной ручке из макарон, – произнес Уилл.
– Опять ничего не понял, – сокрушенно отозвался Тим. – Но главное, что ты не сыграл в ящик. И это меня безмерно радует.
Еще несколько секунд Уилл ничего не отвечал, потом его глаза расширились.
– Беги, – произнес он. – Спасайся.
– Что? Спасаться? От чего?
– Беги! – заорал Уилл, вскакивая со стула и переворачивая столик. А заодно, как и следовало ожидать, обе кружки, которые только что принес Тим.
– Ты оставил нас без выпивки, – беспомощно пробормотал Тим. Он успел отступить и таким образом избежал столкновения со столиком и кружками. – Клянусь Божьей Матерью Упаковок, ты принял «ретро» – не так ли, Уилл?
– Я все – все знаю, – Уилл напоминал бегуна на старте. – Я знаю прошлое и ближайшее будущее. Нам надо бежать немедленно. Со всех ног.
Однако их уже окружили. Небольшая компания, отделившись от группы у стойки, обступила Уилла, Тима и опрокинутый столик. Обычно под словом «толпа» подразумевается «толпа праздных зевак». Которая обычно очень быстро трансформируется в «толпу, охваченную жгучим любопытством».
– Бегите, народ! – рявкнул Уилл. – Сейчас тут такое начнется! Скипайте, и побыстрее!
И первым устремился в направлении выхода. Слова, подкрепленные действиями, обычно производят большее впечатление. Однако толпа на провокацию не поддалась.
– Вот она, нынешняя молодежь! – произнесла дама в соломенной шляпке. – Чуть что – и у них, простите, сносит крышу. В наши времена такого не было.
– В ваши времена было и покруче, – возразил тип в джинсовом платке. – Они ели лягушек с флагштоков и нюхали ароматы Сары.
– Пропустите! – крикнул Уилл, упираясь в могучее брюхо одного из зевак. – Он сейчас придет. И перебьет всех.
– Пожалуйста, пропустите его, – подхватил Тим. – Это мой приятель, он хлебнул лишнего. Боюсь, он не удержится и извергнет свой ужин на кого-нибудь из вас.
Обладатель могучего брюха, в которое все еще колотился Уилл, сделал попытку отступить, но попытка не увенчалась успехом, так как любопытные, собравшиеся за его спиной, твердо намеревались двигаться в противоположном направлении.
– Бегите! – взывал Уилл. – А кто не может – уползайте!
– Вот о чем я и говорю, – провозгласила дама в соломенной шляпке, – Все беды от недоедания. Он уже бредит от голода. Он постоянно недоедает, верно?
– Здесь я с вами согласен, – крикнул малый в джинсовом платке, которому голодная смерть явно не грозила. – В ваших древних мозгах сверкнул луч истины.
– Так не говорят с теми, кто годится вам в матери!
– Но вы-то мне не мать.
– Будь я вашей матерью, я бы вас отравила!
– Будь вы моей матерью, я бы сам отравился!
Вокруг раздались аплодисменты. Старые шутки, как и старое вино, имеют особый вкус, и в нашем послепослезавтра это правило тоже действовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59