закрывай! Нечего им тут шляться взад-вперед! Это не проходной двор какой-нибудь!
Время от времени он высматривал кого-нибудь в толпе, кто не внушал ему доверия. И тогда, с силой отталкиваясь от булыжной мостовой подкованными каблуками, он нырял в толпу и через пару минут появлялся, волоча за собой очередную жертву. Как правило, это были люди невысокого сословия, беспрепятственно следующие за грозным начальником.
– Ты кто такой?! – орал он. – Что-то я тебя не припомню. Откуда пришел, зачем? А ну, пошли разберемся! Может, ты шпион, или хуже того, гоблин или порченый, – оглушал он рыком испуганную жертву. И, не давая пленнику и слова вымолвить, оттаскивал его за угол сторожевой башни. Через некоторое время он возвращался с удовлетворенным видом, и все повторялось сначала.
«А не заночевать ли мне в поле, чтобы утром спокойно пробраться в город», – подумывал Квентин. Процедура еще одной проверки его не радовала. Но это означало потерю драгоценного времени, а кроме того, он настолько устал и проголодался, что, наверное, обрадовался бы даже скудной баланде в какой-нибудь каталажке. Поэтому будь, что будет, – он решил рискнуть.
Чтобы особенно не светиться, он пристроился подальше от глаз ретивого охранника, за краем крестьянской телеги, на которой сидел старик-крестьянин с уныло повисшими усами. На телеге горкой лежал какой-то груз, прикрытый тряпкой.
– Все, закрываем ворота! – не унимались охранники. – А то так и будете всю ночь шастать.
Толпа ускорила шаг, спрессовалась, и из растянутого по мосту ручейка людей, повозок и лошадей образовался плотный живой таран, ввалившийся в ворота. Теперь, если бы даже охранники и попытались закрыть тяжелые ворота, у них ничего бы не получилось, – их было всего пятеро.
Квентин, увлеченный толпой, думал уже, что ему повезло, и он смог проскочить пост охраны, когда чья-то цепкая и сильная рука дернула его из толпы.
– Ты кто такой?! Гоблин?! – в самое ухо заорал начальник охраны. Его потное лицо было перекошено, а глаза в ярости повылезали из орбит.
– Точно – гоблин! – глушил он Квентина своим ревом. – Я вас за версту чую! – И он потащил Квентина за сторожевую башню.
– Все, закрывай ворота! Сейчас же! – на ходу он отдавал приказания. – Хватит на сегодня. Гоблина я уже поймал! – И рассмеялся таким же громким, как и его команды, смехом.
За сторожевой башней стояла на земле большая железная клетка. В ней уже томилось с десяток подозрительных личностей. Командир стражников отпер огромный замок и молча втолкнул туда Квентина. Железная решетка лязгнула за спиной, щелкнул закрывающийся замок, и командир побежал закрывать ворота.
– Ой, господи… – услышал Квентин причитания старушки, которая была уже не в силах стоять на ногах и опустилась на землю в углу клетки. Она крепко прижимала к себе небольшой узелок из грязноватой тряпицы, последнее свое богатство. – Вот же окаянные… – причитала она. – Вот же выродки… Все им мало. Последнее отбирают… Стоит только выйти за ворота, сразу давай им… Гоблинов, видите ли, ищут! Тьфу, ты! – И она, достав такой же несвежий, как ее узелок, платочек, принялась вытирать им глаза.
– Ага, гоблинов им подавай! – подхватил здоровый мужик, заросший черной бородой. В его широченных плечах и крепких руках, пронизанных рельефом вен, чувствовалась богатырская сила. – Сами они гоблины! Только и думают, кого бы нагреть, отобрать последнее.
– Богатых-то не трогают… – пожаловался невзрачный маленький мужичонка в сером кафтане, с верткими, бегающими по сторонам глазами. – Ежели ты одет богато, на коне, да с оружием – проезжай, пожалуйста, будь ты хоть трижды порченый или гоблин.
– У меня намедни брат с заработков возвращался в город. Три месяца пахал на ферме. Так его до ниточки обобрали. Почти все вытащили, что и заработал, – продолжила молодая женщина.
– Да порядки у нас еще те… – обронил маленький мужичонка в кафтане. И тут все испуганно стихли – одно дело ругать стражников, и совсем другое заикнуться о чем-то более значительном.
– А я че, я не че, – засуетился мужичонка, заискивающе перебегая глазами с одного закаменевшего лица на другое. – Я и говорю, что стражники совсем распустились, указов короля не исполняют, службу несут расхлябанно, не проявляют, понимаешь, твердости… к гоблинам и всяким там разным… – голос его становился все тише, тише, пока наконец не смолк совсем.
В этот момент из-за угла появился весь караульный наряд. Наконец-то им удалось одолеть толпу и закрыть городские ворота. На этом тяготы дневной службы на короля заканчивались, и наступало время позаботиться о своем благополучии, а заодно, если получится, немного расслабиться и повеселиться. Стражники шли с зажженными факелами. На их освещенных лицах читалось удовлетворение людей, добросовестно исполнивших свой долг, и предвкушение от занятия чем-то гораздо более интересным и лично значимым, чем это дурацкое стояние целый день на солнцепеке у ворот. Душа их явно жаждала сатисфакции, превышающей размеры того убогого ежемесячного жалования, которым король намеревался компенсировать издержки их самоотверженного служения. В их глазах играла страсть хищника при виде попавшейся добычи и желание поиграть с пленниками для удовлетворения собственного самолюбия с тем, чтобы все происходящее не выглядело слишком уж просто, как избиение младенцев.
Всех задержанных построили в ряд. Караул с зажженными факелами выстроился перед строем подозреваемых, ярко освещая их факелами. Начальник караула, уже вполне успокоившийся после суматошного дня, несколько раз прошелся перед строем нарушителей. По тщательно выверенной годами традиции все это еще больше должно было нагнать страху на задержанных.
Окинув своих пойманных «кроликов» ястребиным взглядом, он произнес:
– И так, вы задержаны как нарушители общественного порядка и возможные порченые уроды, если не сказать гоблины. Что касается меня, то я нисколько не сомневаюсь, что вы все гоблины.
Поэтому сейчас я велю препроводить вас всех в тюрьму, где через пару месяцев высокая комиссия сможет начать разбор ваших дел. – Сверкнув яростным взглядом, он помолчал, наслаждаясь произведенным эффектом.
Маленький мужичонка подал голос:
– Господин командир, может, как-нибудь того… а? Разберемся на месте…
Начальник насупился, всем своим видом показывая, что никогда не пойдет на нарушение установленного порядка.
– Может, в порядке исключения… – тянул ушлый мужичонка.
– Помилосердствуй, касатик, – взмолилась старушка. – Как же в тюрьму-то?
– Реши, командир, в долгу не останемся, – здоровенный бородач улыбался, заискивающе заглядывая в глаза начальнику.
Начальник пару раз в глубокой задумчивости прошелся вдоль строя. Его лицо, казалось бы, искренне отражало мучительный внутренний выбор: пойти ли вразрез с интересами службы лишь бы облегчить участь этих несчастных или продолжить ревностное исполнение возложенных на него обязанностей.
Наконец он принял непростое для себя решение:
– В указе короля сказано, что в экстренных, не терпящих отлагательства случаях… – затягивая слова и удовольствие, изрекал начальник, – …и при согласии подозреваемых, – сделав акцент, он приподнял указательный палец. – Допускается проведение первичного дознания для установления гоблинов и прочих уродов силами королевской стражи. Все ясно?
Он вновь прошелся вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица и давая возможность своим «кроликам» по достоинству оценить сделанное им предложение.
– И так, все можно решить на месте, здесь и сейчас. Тот, кто думает, что он не гоблин – шаг вперед! – Шагнули почему-то все.
– Ну, вот и хорошо… – удовлетворенно протянул командир королевской стражи. – А теперь займемся каждым в отдельности и в зависимости от его испорченности, сообразительности и… – он игриво подбросил на руке золотую монетку, – …других оснований решим вопрос об его освобождении.
Все, конечно, повздыхали, но как понял Квентин, это испытание на испорченность не было для них в новинку, поэтому каждый, порывшись в своих узелках, сумках, мешках и карманах доставал заветные, служащие пропуском, золотые кружочки и подходил к командиру, который расположился за столиком в дальнем углу огороженного стенами двора. Квентин решил, что с этим проблем не будет, – из башни он прихватил кожаный мешочек Миракла, доверху набитый золотыми монетами и драгоценностями.
Когда очередь дошла до него, он уверено запустил руку в дорожный мешок, где хранилось его имущество, и обмер. Кошелька не было. Он прошарил рукой все до дна. Затем отошел в сторонку и высыпал все содержимое на землю. Мешочек с золотом исчез.
– Эй, ты чего расселся?! – грозно прикрикнул на него стражник. – Все уже прошли испытания, – он довольно улыбнулся, наслаждаясь звоном в карманах. – Или ты гоблин?
– У меня деньги украли… – тихо сказал Квентин.
– Вот так да! Командир, у этого деньги украли!
– Деньги украли? – с подозрением переспросил начальник стражи. – Ну что ж, как говорится, на нет и суда нет. А раз денег нет, то и скорого суда нет, – он развел руками и решительно заявил: – Я сразу понял, что он гоблин. А раз так, пусть идет в тюрьму.
Еще можно было, кинувшись в ноги с жалобной мольбой, упросить стражников повременить с деньгами и отпустить его к друзьям в город, предложить им в залог или взамен денег книги, меч, золотой ободок, про который, признаться, Квентин совсем позабыл. Но все существо принца Монтании противилось этому. Все происходящее было чудовищно несправедливо, и его сердце опередило разум, неожиданно заблокировав этот расчетливый порыв.
Квентин промолчал, и тогда командиру не осталось ничего другого, как привести свои угрозы в действие.
– Оформляй в каталажку! – приказал он стражнику, который что-то записывал в толстую тетрадь.
У Квентина отобрали вещи и оружие и под конвоем доставили в тюрьму.
Дежурный надзиратель расписался в акте о приеме заключенного, забросил все его вещи в большой мешок с нашитым на нем номером и втолкнул Квентина в темную камеру.
Глава 23. Первые встречи
Зарешеченное оконце в двери камеры было настолько мало, что свет из освещаемого факелами тюремного коридора внутрь камеры почти не проникал, и в ней стояла первобытная тьма. Поэтому Квентин не сразу разобрал, есть ли в камере кто-то еще. Неизвестно, сколько бы времени потребовалось, чтобы хоть что-то разглядеть в этой тьме, если бы с правой стороны от Квентина не заворочалось что-то бесформенное, напоминающее в темноте большую кучу тряпья, приготовленного в стирку.
– Что там за гоблин такой? – раздался скрипучий голос из гортани, которая по меньшей мере сутки не испытывала смягчающего действия порции доброго вина. – Отдыхать людям не дают!
Куча зашевелилась на своем жестком ложе и с трудом приобрела смазанные контуры человека. Раздался тяжелый вздох:
– Ну что ты будешь делать с этими гоблинами! Какой уж теперь, к черту, сон!
Глаза Квентина постепенно привыкали к темноте, и он начал различать очертания своего собеседника. Это был человек с длинными спутанными волосами, всклокоченной бородой, с ног до головы, как тряпичная кукла, закутанный в какие-то лохмотья. Судя по его тяжелому сиплому дыханию, напоенному гремучей смесью сивушных ароматов, он вполне мог бы сойти за отдыхающего дракона, у которого совсем не осталось сил, чтобы, воспламенив горючие пары своего дыхания, испепелить непрошенного посетителя.
– Эй ты, гоблин, подойди сюда! – приподнялся человек-дракон и невидящим взглядом уставился на Квентина. – Не бойся, я тебя не съем… сегодня… – он расхохотался харкающим смехом и тут же захлебнулся икотой.
Квентин отделился от двери и прошел вглубь камеры. Через три-четыре шага он наткнулся на противоположную стену, на верху которой, под самым потолком, находилось скрытое козырьком маленькое оконце, забранное толстыми прутьями. Он остановился около окна, с радостью вдыхая свежий, после ароматов камеры, воздух.
В углу снова раздалось невнятное бормотание, которое не сразу сложилось в понятную человеческую речь:
– Ик… ой… ик… Чтоб тебя… ик… будь ты не ладен… Пусть ты хоть трижды гоблин… ик… никому не скажу… ик… если найдешь, чем промочить глотку… ик… Разрази меня гром… ик… – икнул он в последний раз, перевел дыхание и вроде справился с икотой:
– Что эти дураки, – он кивнул на зарешеченную дверь, – могут понимать в гоблинах? У них одно занятие хватать нашего брата и выжимать из него все до последнего гроша, верно?
Квентин счел за благо промолчать, чтобы не нарваться на какую-нибудь провокацию.
– Гоблины им мерещатся… – ворчал человек-тряпочная-гора. – Не знают они еще настоящих гоблинов и не ведают, чем еще завтрашний день обернется. Думают, всегда будет так – тишь, да гладь, да божья благодать. Ан нет, все еще может и по-другому обернуться, верно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78