CCXXXVIII
Торгильс сын Хальмы со своим сыном Гримом хранили тело конунга. Они много думали, как сберечь его, чтобы недруги конунга не смогли надругаться над ним, ибо они слышали, как бонды говорили, что, если найдется тело конунга, то надо его сжечь или потопить в море.
Отец и сын видели, как ночью на боле боя, там, где лежало тело конунга, горит свеча, и также потом, когда они спрятали его тело, они все время видели ночью свет над тем местом, где лежало тело конунга. Они боялись, что недруги конунга найдут его тело, если увидят этот свет. И вот Торгильс и его сын решили, что надо перевезти тело в такое место, где оно будет в безопасности. Они сделали гроб, убрали его наилучшим образом и положили в него тело конунга. Потом они сделали другой гроб и положили в него столько соломы и камней, сколько понадобилось, чтобы он стал таким тяжелым, как будто в нем лежит тело, а затем тщательно закрыли его.
Когда из Стикластадира разъехалось все войско бондов, Торгильс с сыном стали собираться в дорогу. Торгильс решил отправиться на небольшом гребном судне. С ним поехало шесть или семь человек, все – его родичи и друзья. Они тайком перенесли гроб с телом конунга на корабль и спрятали его под палубой. А гроб с камнями они тоже взяли на корабль и поставили его на самое видное место. После этого они поплы ли по фьорду. Дул попутный ветер, и вечером, когда стало темнеть, они подплыли к Нидаросу и подошли к причалу конунга. Торгильс послал своих людей в город и велел им сказать Сигурду епископу, что они привезли тело Олава конунга. Когда епископу стало об этом известно, он послал к причалу своих людей. Они сели на лодку, подплыли к кораблю Торгильса и сказали, чтобы им отдали тело конунга. Торгильс и его люди взяли гроб, стоявший на палубе, и перенесли к ним в лодку. Затем люди Сигурда епископа выплыли на середину фьорда и сбросили этот гроб в море.
Была глубокая ночь. Торгильс и его люди плыли вверх по реке, пока город не скрылся из виду. Они подошли к берегу у склона, который называется Грязный Склон. Это – выше города. Они перенесли тело конунга на берег в какую-то заброшенную хижину, стоявшую в стороне от других домов. Всю ночь они бдели у тела конунга. Торгильс отправился в город к людям, которые были верными друзьями Олава конунга. Торгильс спросил, не хотят ли они взять на свое попечение тело конунга. Но никто не осмелился сделать это. Тогда Торгильс отправился с телом дальше вверх по реке и похоронил его на песчаном холме. Затем они сравняли землю так, что могилы нельзя было заметить. Они кончили все до рассвета. Затем они пошли на корабль, поплыли по реке во фьорд и плыли, пока не добрались до Стикластадира.
CCXXXIX
Свейн, сын Кнута Могучего и Альвивы, дочери Альврима ярла, был тогда в Йомсборге и правил Страной Вендов. Кнут конунг, его отец, прислал к нему гонцов, которые сообщили ему, что он должен поехать в Данию, а оттуда в Норвегию, стать ее правителем и принять звание конунга. Свейн отправился в Данию и взял с собой оттуда большое войско. С ним отправился Харальд ярл и многие другие могущественные люди. Об этом говорит Торарин Славослов в песне, которую он сочинил о Свейне сыне Альвивы и которая называется Песнь о Тиши на Море.
Знают все,
Как знатно даны
C ярлом в путь
Снарядились.
Был сам вождь
Меж них первейшим,
А следом шли
Все его люди,
Как на подбор
Добрые вои.
Затем Свейн отправился в Норвегию со своей матерью Альвивой. Там его провозгласили конунгом на всех тингах. Когда была битва при Стикластадире и Олав конунг погиб, Свейн приплыл с востока в Вик. Он двигался дальше и осенью добрался на север до Трандхейма. Там его, как и в других местах, провозгласили конунгом.
Свейн конунг установил в стране много новых законов по датскому образцу, но некоторые из них были много более жестокими. Никто не мог уехать из страны без разрешения конунга, а если он все же уезжал то все его владения доставались конунгу. Тот, кто совершал убийство, лишался земель и добра. Если человеку, объявленному вне закона, выпадало наследство, то это наследство присваивал конунг. К йолю каждый бонд должен был отдать конунгу меру солода с каждого очага и окорок трехгодовалого бычка – эта подать называлась винартодди – и, кроме того, бочонок масла. Каждая хозяйка должна была отдать конунгу столько выделанного льна, сколько можно охватить большим и средним пальцами. Бонды должны были строить все дома, в которых нуждался конунг. От семи человек старше пяти лет один человек должен был идти в войско конунга, и, кроме того, они должны были поставлять ремни для уключин. Каждый, кто выходил в море, куда бы он ни плыл, должен был платить конунгу подать за то, что он ловит рыбу, а именно – он должен был отдать ему пять рыбин. На каждом корабле, уходящем в море, должно было быть оставлено место для конунга. Каждый, кто отправлялся в Исландию, иноземец или местный житель, должен был уплатить конунгу пошлину. К тому же датчане должны были пользоваться таким уважением, что свидетельство одного датчанина перевешивало свидетельство десяти норвежцев. Когда эти законы стали известны народу, все были ими очень недовольны и стали роптать. Те, кто не сражался против Олава конунга, говорили:
– Вот вы, трёнды, и стали друзьями Кнютлингов и получили от них награду за то, что сражались против Олава конунга и убили его. Вам обещали мир и лучшие законы, а получили вы кабалу и рабство, к тому же над вами издеваются и унижают вас.
Ответить на это было нечего. Тут все поняли, что поступили опрометчиво. Но никто не осмелился выступить против Свейна конунга и в основном потому, что многие отдали своих сыновей и других близких родичей в заложники Кнуту конунгу, а также потому, что у них не было предводителя. Вскоре все стали роптать на Свейна конунга, но больше всего на Альвиву, которой приписывали все, что было норвежцам не по душе. Многие тогда смогли говорить правду об Олаве конунге.
CCXL
В ту зиму многие в Трандхейме стали говорить, что Олав конунг был святым, и рассказывали о многочисленных свидетельствах его святости. Многие тогда стали взывать к нему в своих молитвах, прося помочь в их нуждах. Такие молитвы помогали многим, одни получали исцеление от недуга, другие удачу в путешествии или что-нибудь еще, в чем они нуждались.
CCXLI
Эйнар Брюхотряс вернулся домой с запада из Англии в свою усадьбу. Он правил теперь владениями, которые получил в лен от Кнута конунга, когда они встретились в Трандхейме. Это были почти такие же большие владения, как владения ярла. Эйнар Брюхотряс не участвовал в борьбе против Олава конунга и гордился этим. Эйнар помнил, как Кнут обещал ему, что он станет ярлом Норвегии, и как он не сдержал своего слова. Эйнар был первым из могущественных людей, кто уверовал в святость Олава конунга.
CCXLII
Финн сын Арни недолго оставался в Эгге у Кальва, так как он был очень возмущен тем, что Кальв сражался против Олава конунга. Финн часто поносил его за это. Торберг сын Арни был более сдержан в речах, чем Финн, но и он хотел поскорее уехать домой в свою усадьбу. Кальв дал братьям хороший боевой корабль со всей оснасткой и другим снаряжением и достаточно людей. И вот они поплыли домой в свои усадьбы. Арни сын Арни долго не мог оправиться от ран, но в конце концов они зажили, и он не стал калекой. Зимой он отправился на юг в свою усадьбу. Все братья помирились со Свейном конунгом и жили спокойно дома.
CCXLIII
Летом многие стали говорить о святости Олава конунга. Теперь о конунге говорили совсем не так, как раньше. Даже многие из тех, кто раньше ожесточенно ратовал против конунга и не желал слышать о нем правды, верили теперь, что он – святой. Люди стали поносить тех, кто всего больше ратовал против конунга. Во многом обвиняли Сигурда епископа. Вражда против него стала так сильна, что он посчитал за лучшее плыть на запад в Англию к Кнуту конунгу. После этого трёнды послали людей в Упплёнд, чтобы просить Гримкеля епископа приехать на север в Трандхейм. Когда Олав конунг отправился на восток в Гардарики, он отослал Гримкеля епископа обратно в Норвегию. С тех пор тот был в Упплёнде. Когда епископу передали просьбу трёндов, он сразу же собрался в путь. Он охотно согласился поехать, так как верил тому, что говорили о чудесах и святости Олава конунга.
CCXLIV
Гримкель епископ поехал к Эйнару Брюхотрясу, тот принял епископа очень радушно. Они беседовали о многом, в том числе и о тех важных событиях, которые произошли в стране. Они во всем пришли к согласию. Затем епископ отправился в Каупанг, и весь народ его приветствовал там. Он стал подробно расспрашивать о том, что рассказывают о чудесах Олава конунга, и получил точные сведения. Потом епископ послал в Стикластадир за Торгильсом и его сыном Гримом и просил их приехать к нему в город. Отец с сыном быстро собрались и отправились в город к епископу. Они рассказали ему о всех чудесах, о которых они знали, и о том, где они похоронили тело конунга. Затем епископ послал за Эйнаром Брюхотрясом, и тот приехал в город. Эйнар и епископ поговорили с конунгом и Альвивой и просили конунга разрешить им выкопать тело Олава конунга из земли. Конунг дал им такое разрешение и предоставил епископу свободу действий.
В городе было тогда очень много народа. Епископ и Эйнар отправились вместе с другими людьми туда, где было похоронено тело конунга, и велели там копать. Гроб тогда уже сам вышел из земли. Многие стали просить епископа, чтобы он велел похоронить конунга в Церкви Клеменса. А когда со дня кончины Олава конунга прошло двенадцать месяцев и пять дней, гроб с его святыми останками открыли. Он тогда опять сам почти вышел из земли и был совсем, как новый, будто его только что обстругали. Когда Гримкель епископ подошел к гробу Олава конунга, из него разносилось благоухание. Епископ открыл липо конунга. Оно совсем не изменилось, и щеки розовели, будто конунг только что уснул. Но те, кто видел Олава конунга, когда он пал, заметили в нем перемену, У него отросли волосы и ногти, почти так же, как если бы он еще продолжал жить в этом мире и после того, как пал. Свейн конунг и все знатные люди, которые там были, подошли, чтобы посмотреть на тело Олава конунга. Альвива сказала:
– Удивительно долго не разлагаются трупы в песке. Если бы он лежал в земле, такого бы не случилось.
Епископ взял ножницы и подстриг конунгу волосы на голове и бороду. У него была длинная борода, как это тогда было принято. Потом епископ сказал конунгу и Альвиве:
– Вот теперь волосы и борода у него такие, какие были, когда он скончался. Я отстриг ровно столько, насколько они отросли.
Альвива говорит:
– Я поверю, что эти волосы – святые мощи, только если они не сгорят в огне. Мы ведь часто видели, как хорошо сохраняются волосы у людей, которые пролежали в земле и дольше, чем этот человек.
Епископ велел зажечь огонь в кадиле, освятил его и положил туда ладан. Затем он положил в огонь волосы Олава конунга. Когда весь ладан сгорел, епископ вынул из огня волосы. Они были невредимы. Епископ показал их конунгу и другим знатным людям. Тогда Альвива сказала, пусть положат волосы в неосвященный огонь. Но Эйнар Брюхотряс велел ей замолчать и стал поносить ее. Тогда епископ с согласия конунга и по решению всего народа объявил, что Олав конунг – святой. Затем гроб с телом конунга внесли в Церковь Клеменса и поставили над алтарем. Гроб обернули шелковой тканью, а сверху покрыли дорогими коврами. Вскоре много всяких чудес произошло от мощей Олава конунга.
CCXLV
Из песчаного холма, где был сначала похоронен Олав конунг, забил чудесный родник. Водой из этого источника многие излечились от своих недугов. Этот источник огородили, и воду из него бережно охраняют с тех пор. Сначала там построили часовню, а на том месте, где лежало тело конунга, поставили алтарь. Теперь на этом месте стоит Церковь Христа. На том месте, где была могила конунга, Эйстейн архиепископ велел поставить главный алтарь, когда он построил огромный собор, который и теперь стоит. На этом же месте был главный алтарь и в старой Церкви Христа. Говорят, что на месте той хижины, где тело конунга оставили на ночь, теперь стоит Церковь Олава. А то место, куда мощи конунга перенесли с корабля, называется Склоном Олава, теперь это место – прямо в середине города.
Епископ радел о святых останках Олава конунга. Он стриг ему волосы и ногти, ибо они росли так, будто конунг еще продолжал жить в этом мире. Сигват Скальд говорит так;
Солгу ль? У Олава
Власы, как у вяза
Стрел живого – славлю
Росли – княжье войско.
Досель не истлела
Прядь, что в Гардах – светел
Был челом он – болесть
Сняла с Вальдамара.
Торарин Славослов сочинил песнь о Свейне сыне Альвивы. Она называется Песнь о Тиши на Море, в ней есть такие висы:
Днесь престол
Он поставил,
Страж держав,
Свой в Трандхейме.
И навсегда
Господином
Выти сей
Свеян пребудет.
Где допреж
Правил Олав,
Да отошел
В предел небесный,
И стал теперь,
Всякий знает,
Он нетлен,
Всевластитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122