Потом потянулась за следующей.
– А у тебя железные нервы, Кейт, – задумчиво промолвила она.
– Вовсе нет, – покачал он головой. – Просто я был сильно напуган, чтобы нервничать.
Джейн слабо усмехнулась:
– А я так испугалась, что перестала соображать. Когда я проснулась и увидела того типа, меня словно парализовало.
– И слава Богу, – заметил Кейт. – Если бы мы оба стали действовать, то только помешали бы друг другу.
– Ты прав... Можно ещё одну затяжку? – Джейн взяла сигарету, затянулась и вернула её брату. – Это жестокий мир.
– Это средневековый мир, – уточнил Кейт. – Он жестокий по определению.
– Но он проще, чем наш. И люди здесь проще. Более открытые, более искренние – и более честные. Ведь сотник знал, что послезавтра... то есть, уже завтра мы уезжаем. Он мог бы промолчать, а после нашего отъезда получить причитающееся нам вознаграждение. Для него это большие деньги – по меньшей мере, его месячное жалование.
– Или даже двухмесячное, – заметил Кейт.
– А хозяин, – продолжала Джейн. – Он расположен к нам не только потому, что мы выгодные клиенты и хорошо ему платим. Просто мы ему понравились – вот и всё. Марыля тоже мила с нами отнюдь не из-за щедрых чаевых.
«Особенно она мила с тобой», – подумалось Кейту.
– Все эти люди принадлежат к третьему сословию, – сказал он. – По-нашему, представители среднего класса. Они респектабельные, сравнительно обеспеченные, занимают видное положение в здешнем обществе. Ты ещё не сталкивалась с чернью... впрочем, нет, сталкивалась. Я уверен, что Рыжий Вепрь – выходец из низов, он нисколько не похож на благородного разбойника.
Джейн содрогнулась:
– Думаешь, все простолюдины здесь такие?
– Я этого не говорил. Но можешь не сомневаться, что окажись мы ночью в трущобах, там нашлось бы немало рыжих вепрей, готовых прикончить нас ради нашего кошелька. И они не обязательно будут разбойниками – а обыкновенными бедняками, влачащими жалкое существование, озлобленными на весь мир и ненавидящими всех, кто живёт лучше их.
– А разве слуги не из бедноты?
– Смотря какие слуги. Домашняя и личная прислуга – это особая каста. В феодальном обществе такие слуги скорее младшие члены семьи – ибо от них зависит не только благосостояние, но зачастую и жизнь хозяев. А нередко случается, что слуги и есть родственники – как, например, Марыля. В богатые дома и в приличные заведения кого попало не берут; а гостиница вуйка Франя, бесспорно, приличное заведение... Гм. Впрочем, не исключено, что кто-то из слуг всё-таки навёл на нас Рыжего Вепря. Я больше чем уверен, что сейчас у хозяина сна нет ни в одном глазу, и он ломает себе голову, кто же из его подчинённых мог оказаться предателем.
– Но ведь он объяснил, как это получилось.
– Да, конечно. Открытые ставни – удобное объяснение. И очень правдоподобное. Вуйко Франь сразу ухватился за него, чтобы хоть частично переложить вину на нас. Это вторжение – чувствительный удар по престижу его заведения. Ведь в «Красном Быке» часто останавливаются ибрийские купцы, ведущие свои дела в Мышковиче, и здесь они должны чувствовать себя в полной безопасности – иначе облюбуют какую-нибудь другую гостиницу.
– Выходит, грабители явились сюда по чьей-то наводке?
– Вполне вероятно. Трудно представить, чтобы человек, которого разыскивают власти, чтобы вздёрнуть на виселице, просто так, положившись на везение, появился в этом довольно фешенебельном квартале, неподалёку от казарм городской гвардии. Он должен был знать наверняка, что здесь ему светит богатая добыча. Значит, кто-то должен был сообщить ему, что у нас денег куры не клюют и что мы имеем обыкновение оставлять открытыми ставни на окнах.
– А может, это случилось непреднамеренно? – предположила Джейн. – Кто-нибудь из слуг или домочадцев встретился со знакомым, рассказал ему о нас, кто-то посторонний услышал их разговор – ну, и так далее.
– Вполне возможно, – сказал Кейт и погасил окурок в чаше. – Что ж, ладно. Ложимся спать?
– Да, пожалуй, – согласилась сестра. – Только не надо гасить свечи. Пусть будет душно, зато не так страшно.
– Хорошо.
Кейт сходил за перегородку, чтобы вытряхнуть пепел и окурок в мусорное ведро и помыть чашу. Когда он вернулся, Джейн уже забралась в постель – но не лежала, а сидела, зябко обхватив плечи руками. Она выглядела такой слабой, беззащитной, уязвимой...
– Кейт, – жалобно произнесла она. – Мне страшно. Только что здесь валялся Рыжий Кабан...
– Вепрь, – машинально поправил он. – Но теперь его нет. И уже не появится. А постель поменяли.
– Я это понимаю. Но всё равно мне страшно... Кейт, пожалуйста, ложись рядом со мной.
Кейт слегка опешил.
– Ну... А ты не боишься меня?
– Нет, не боюсь. Ведь мы уже не дети, как тогда, а взрослые и ответственные люди... Хотя сейчас я чувствую себя маленькой девочкой, и мне очень страшно.
– Хорошо, – сказал Кейт и подошёл к кровати со стороны Джейн.
Она подвинулась, освобождая место. Он снял сапожки и штаны и лёг в постель. Сестра положила голову ему на плечо.
– Теперь тебе лучше? – спросил Кейт.
– Гораздо лучше. Не так страшно, но... Пожалуйста, обними меня.
Он обнял её.
– Теперь мне хорошо, – прошептала Джейн. – Теперь я ничего не боюсь. Рядом со мной ты, и я чувствую себя в полной безопасности... Знаешь, Кейт, ты лучше всех. Ты самый лучший в мире. Я всегда любила тебя.
– Я тоже люблю тебя, родная, – сказал он. – Очень люблю.
Кейт обнимал сестру и чувствовал, как помимо его воли в нём нарастает возбуждение. Джейн тоже чувствовала это, но не отпрянула, а наоборот – ещё крепче прижалась к нему. Её горячее дыхание обжигало его шею и подбородок, а руки гладили спину. Наконец она подняла лицо, и её тёплые мягкие губы встретились с его губами.
Первые их поцелуи были нежными и ласковыми, а затем они целовались жадно, неистово, временами задыхаясь от недостатка воздуха. Кейт почувствовал во рту солоноватый привкус крови – своей или Джейн. Умом он понимал, что им надо немедленно остановиться, прекратить это безобразие, но страсть не желала прислушиваться к доводам рассудка. Они уже миновали точку возврата, разум отступил под натиском эмоций, и их неумолимо несло вперёд, всё глубже затягивая в пучину безумия.
Кейт подмял Джейн под себя, его руки скользнули вниз и задрали её рубашку выше талии. Их близость была бурной, стремительной, неистовой, как изнасилование, с тем только отличием, что Джейн не сопротивлялась, не протестовала, не отталкивала Кейта, а старалась слиться с ним воедино, стать его продолжением, неотъемлемой частью его естества. Она вскрикивала, стонала, всхлипывала, произносила его имя, называла его милым, родным и любимым, требовала не останавливаться и всё целовала, целовала его. А в момент кульминации их единения Джейн что было силы впилась зубами в плечо Кейта. Он испытал острую боль и бесконечное блаженство...
Потом они лежали, крепко обнявшись, не в силах оторваться друг от друга. Джейн зарылась лицом на его груди и тихо постанывала, а Кейт вдыхал тёрпкий аромат волос сестры и гладил её бедро. Но он быстро пришёл в себя, и его первоначальная эйфория уступила место стыду, ужасу перед содеянным, раскаянием за свой поступок.
– Что мы наделали, Джейн?! – в отчаянии произнёс Кейт. – Что мы наделали?..
– Мы занимались любовью, – ответила она. – Как когда-то.
Он отстранил её от себя и виновато проговорил:
– Прости меня, родная. Пожалуйста, прости. Я не...
– Молчи, – сказала Джейн и вновь прижалась к нему. – И не вини себя ни в чём. Это я всё устроила. Я сама так захотела. Я давно этого хотела. Всегда.
– О Боже, Джейн! Ты не соображаешь, что говоришь. Ты сильно переволновалась, ты много выпила...
– Я не пьяная, Кейт. Совсем не пьяная... хоть и много выпила. Просто вино и хорошая встряска придали мне решимости сделать то, что я давно хотела сделать – вернуться к тебе, снова стать твоей.
Она поднялась, стянула через голову ночную рубашку и предстала перед ним уже в полной наготе.
– Теперь это всё твоё, милый, – сказала Джейн. – И это, – она прикоснулась пальцами к губам. – И это, – погладила грудь и живот. – И это, – провела руками вдоль бёдер. – И, конечно же, это, – её ладонь скользнула по гладко выбритому лобку. – Я вся твоя, до последней частички.
Она вновь прильнула к нему. Потрясённый услышанным не меньше, чем происшедшим, Кейт совершенно онемел и даже не мог шевельнуться.
– Мне так хорошо с тобой, – продолжала она. – Мне ни с кем не было так хорошо, ни с одной девушкой.
Наконец к Кейту вернулся дар речи, и он ляпнул первое, что пришло ему в голову:
– Девушки не для тебя, Джейн. Тебе нужен мужчина.
– Да, мне нужен мужчина, – согласилась она. – Мне нужен ты.
– Но, Джейн...
– Молчи, Кейт, и слушай меня внимательно. – Голос её стал жёстким. – Ты прав: девушки не для меня. Я спала с ними тебе назло... и себе тоже. Я ненавидела тебя вовсе не за то, что ты соблазнил меня. Такое случается сплошь и рядом, а ты так искренне каялся, что я готова была простить тебе всё... почти всё. Одного я простить тебе не смогла: тогда ты не просто сделал меня женщиной – ты сделал меня своей женщиной. Ты понимаешь, Кейт? Своей! Именно за это я ненавидела и до сих пор ненавижу тебя. Потому что я люблю тебя больше всего на свете!
– О, Джейн!.. – простонал Кейт.
– По ночам я долго не могла уснуть, я вспоминала минуты нашей близости, я мечтала о тебе, я грезила, я бредила тобой... будь ты проклят! Я попыталась сойтись с одним парнем – уже тогда, в тринадцать лет! – но не смогла заставить себя даже поцеловаться с ним, хотя он мне очень нравился; об остальном я и не говорю. Потом было ещё несколько парней – с тем же самым успехом. В конце концов я увлеклась девушками. Они помогали мне забыться, их любовь отвлекала меня от мыслей о тебе, особенно хорошо мне было с Алисой, она просто прелесть... но ни она, ни другие не могли заменить мне мужчину. А для меня на всём свете существовал лишь один-единственный мужчина – ты, Кейт. Только ты. И никто другой.
– Боже мой! – прошептал Кейт. Впервые за много-много лет ему отчаянно хотелось заплакать. – Боже мой! Что делать?..
– Помнишь, что ты говорил три дня назад? Ты спрашивал, чем можешь искупить свою вину. Ты сказал, что согласен на всё.
– Да, конечно. Только не...
– Только это, Кейт. Только это. Только так ты можешь исправить содеянное, только с тобой я могу быть настоящей женщиной. Твоей женщиной. А кровосмешение... Чёрт с ним! – Джейн приблизила своё лицо к его лицу и легонько прикоснулась губами к его губам. – Кейт, милый мой, родной. Я больше не могу ненавидеть тебя, это выше моих сил – разрываться между любовью и ненавистью. За десять лет я исчерпала все запасы ненависти, теперь я хочу просто любить тебя. И буду любить, несмотря ни на что. – Она вновь поцеловала его, на сей раз по-настоящему. – Я так долго ждала этого дня, я так истосковалась по твоей ласке, я так хочу, чтобы ты снова и снова любил меня... Но я не стану ни к чему принуждать тебя. Сам решай, что для меня лучше – спать с тобой или с девушками; выбирай, какое из двух зол меньшее.
Кейт тяжело вздохнул, обнял её и крепко прижал к себе.
– Джейн, дорогая! Ты разбиваешь моё сердце...
– А ты моё уже разбил, – сказала она. – Десять лет назад.
Глава 23
Прозвучали традиционные слова открытия Совета, все двенадцать его членов засвидетельствовали своё присутствие на заседании, и на несколько секунд в Зале воцарилось сосредоточенное молчание, предварявшее начало серьёзного разговора.
Марика нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Как и полагалось специально приглашённому (такой статус был предусмотрен Уставом Совета), она стояла у стены возле портала. Впрочем, Стоичков принёс для неё кресло, и если бы Марика сейчас села, никто бы не расценил этот поступок, как невежливый. Однако она решила соблюсти все формальности, связанные с её присутствием на Совете.
– Итак, первое, – заговорил Анте Стоичков. – Здесь присутствует Марика Мышкович, дочь Илоны Шубич. Предлагаю утвердить её в тех же правах, что и на предыдущем заседании. Возражения есть?
Возражений не последовало. Стоичков кивнул Марике, предлагая ей садиться.
Марика опустилась в кресло и расправила на коленях платье. Брат, сидевший к ней спиной, на секунду повернул голову и ободряюще улыбнулся. Зато Флавиан, который занимал место по другую сторону стола, почти не сводил с неё глаз. Перед началом заседания они коротко переговорили, Марика сама сообщила ему о согласии выйти за него замуж, а затем Стэн дал своё добро на этот брак. Но во взгляде Флавиана было не торжество победителя, а какой-то робкий, пугливый восторг; это был взгляд не собственника, а счастливого мальчишки, ещё не до конца поверившего в своё счастье.
«Ты хороший парень, Флавиан, – с грустью подумала Марика. – Ты очень нравишься мне. Надеюсь, я смогу полюбить тебя... А ты, Кейт, извини. Нам не суждено быть вместе. Прости, любимый. Прощай...»
На её глаза навернулись слёзы, и она торопливо наклонила голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– А у тебя железные нервы, Кейт, – задумчиво промолвила она.
– Вовсе нет, – покачал он головой. – Просто я был сильно напуган, чтобы нервничать.
Джейн слабо усмехнулась:
– А я так испугалась, что перестала соображать. Когда я проснулась и увидела того типа, меня словно парализовало.
– И слава Богу, – заметил Кейт. – Если бы мы оба стали действовать, то только помешали бы друг другу.
– Ты прав... Можно ещё одну затяжку? – Джейн взяла сигарету, затянулась и вернула её брату. – Это жестокий мир.
– Это средневековый мир, – уточнил Кейт. – Он жестокий по определению.
– Но он проще, чем наш. И люди здесь проще. Более открытые, более искренние – и более честные. Ведь сотник знал, что послезавтра... то есть, уже завтра мы уезжаем. Он мог бы промолчать, а после нашего отъезда получить причитающееся нам вознаграждение. Для него это большие деньги – по меньшей мере, его месячное жалование.
– Или даже двухмесячное, – заметил Кейт.
– А хозяин, – продолжала Джейн. – Он расположен к нам не только потому, что мы выгодные клиенты и хорошо ему платим. Просто мы ему понравились – вот и всё. Марыля тоже мила с нами отнюдь не из-за щедрых чаевых.
«Особенно она мила с тобой», – подумалось Кейту.
– Все эти люди принадлежат к третьему сословию, – сказал он. – По-нашему, представители среднего класса. Они респектабельные, сравнительно обеспеченные, занимают видное положение в здешнем обществе. Ты ещё не сталкивалась с чернью... впрочем, нет, сталкивалась. Я уверен, что Рыжий Вепрь – выходец из низов, он нисколько не похож на благородного разбойника.
Джейн содрогнулась:
– Думаешь, все простолюдины здесь такие?
– Я этого не говорил. Но можешь не сомневаться, что окажись мы ночью в трущобах, там нашлось бы немало рыжих вепрей, готовых прикончить нас ради нашего кошелька. И они не обязательно будут разбойниками – а обыкновенными бедняками, влачащими жалкое существование, озлобленными на весь мир и ненавидящими всех, кто живёт лучше их.
– А разве слуги не из бедноты?
– Смотря какие слуги. Домашняя и личная прислуга – это особая каста. В феодальном обществе такие слуги скорее младшие члены семьи – ибо от них зависит не только благосостояние, но зачастую и жизнь хозяев. А нередко случается, что слуги и есть родственники – как, например, Марыля. В богатые дома и в приличные заведения кого попало не берут; а гостиница вуйка Франя, бесспорно, приличное заведение... Гм. Впрочем, не исключено, что кто-то из слуг всё-таки навёл на нас Рыжего Вепря. Я больше чем уверен, что сейчас у хозяина сна нет ни в одном глазу, и он ломает себе голову, кто же из его подчинённых мог оказаться предателем.
– Но ведь он объяснил, как это получилось.
– Да, конечно. Открытые ставни – удобное объяснение. И очень правдоподобное. Вуйко Франь сразу ухватился за него, чтобы хоть частично переложить вину на нас. Это вторжение – чувствительный удар по престижу его заведения. Ведь в «Красном Быке» часто останавливаются ибрийские купцы, ведущие свои дела в Мышковиче, и здесь они должны чувствовать себя в полной безопасности – иначе облюбуют какую-нибудь другую гостиницу.
– Выходит, грабители явились сюда по чьей-то наводке?
– Вполне вероятно. Трудно представить, чтобы человек, которого разыскивают власти, чтобы вздёрнуть на виселице, просто так, положившись на везение, появился в этом довольно фешенебельном квартале, неподалёку от казарм городской гвардии. Он должен был знать наверняка, что здесь ему светит богатая добыча. Значит, кто-то должен был сообщить ему, что у нас денег куры не клюют и что мы имеем обыкновение оставлять открытыми ставни на окнах.
– А может, это случилось непреднамеренно? – предположила Джейн. – Кто-нибудь из слуг или домочадцев встретился со знакомым, рассказал ему о нас, кто-то посторонний услышал их разговор – ну, и так далее.
– Вполне возможно, – сказал Кейт и погасил окурок в чаше. – Что ж, ладно. Ложимся спать?
– Да, пожалуй, – согласилась сестра. – Только не надо гасить свечи. Пусть будет душно, зато не так страшно.
– Хорошо.
Кейт сходил за перегородку, чтобы вытряхнуть пепел и окурок в мусорное ведро и помыть чашу. Когда он вернулся, Джейн уже забралась в постель – но не лежала, а сидела, зябко обхватив плечи руками. Она выглядела такой слабой, беззащитной, уязвимой...
– Кейт, – жалобно произнесла она. – Мне страшно. Только что здесь валялся Рыжий Кабан...
– Вепрь, – машинально поправил он. – Но теперь его нет. И уже не появится. А постель поменяли.
– Я это понимаю. Но всё равно мне страшно... Кейт, пожалуйста, ложись рядом со мной.
Кейт слегка опешил.
– Ну... А ты не боишься меня?
– Нет, не боюсь. Ведь мы уже не дети, как тогда, а взрослые и ответственные люди... Хотя сейчас я чувствую себя маленькой девочкой, и мне очень страшно.
– Хорошо, – сказал Кейт и подошёл к кровати со стороны Джейн.
Она подвинулась, освобождая место. Он снял сапожки и штаны и лёг в постель. Сестра положила голову ему на плечо.
– Теперь тебе лучше? – спросил Кейт.
– Гораздо лучше. Не так страшно, но... Пожалуйста, обними меня.
Он обнял её.
– Теперь мне хорошо, – прошептала Джейн. – Теперь я ничего не боюсь. Рядом со мной ты, и я чувствую себя в полной безопасности... Знаешь, Кейт, ты лучше всех. Ты самый лучший в мире. Я всегда любила тебя.
– Я тоже люблю тебя, родная, – сказал он. – Очень люблю.
Кейт обнимал сестру и чувствовал, как помимо его воли в нём нарастает возбуждение. Джейн тоже чувствовала это, но не отпрянула, а наоборот – ещё крепче прижалась к нему. Её горячее дыхание обжигало его шею и подбородок, а руки гладили спину. Наконец она подняла лицо, и её тёплые мягкие губы встретились с его губами.
Первые их поцелуи были нежными и ласковыми, а затем они целовались жадно, неистово, временами задыхаясь от недостатка воздуха. Кейт почувствовал во рту солоноватый привкус крови – своей или Джейн. Умом он понимал, что им надо немедленно остановиться, прекратить это безобразие, но страсть не желала прислушиваться к доводам рассудка. Они уже миновали точку возврата, разум отступил под натиском эмоций, и их неумолимо несло вперёд, всё глубже затягивая в пучину безумия.
Кейт подмял Джейн под себя, его руки скользнули вниз и задрали её рубашку выше талии. Их близость была бурной, стремительной, неистовой, как изнасилование, с тем только отличием, что Джейн не сопротивлялась, не протестовала, не отталкивала Кейта, а старалась слиться с ним воедино, стать его продолжением, неотъемлемой частью его естества. Она вскрикивала, стонала, всхлипывала, произносила его имя, называла его милым, родным и любимым, требовала не останавливаться и всё целовала, целовала его. А в момент кульминации их единения Джейн что было силы впилась зубами в плечо Кейта. Он испытал острую боль и бесконечное блаженство...
Потом они лежали, крепко обнявшись, не в силах оторваться друг от друга. Джейн зарылась лицом на его груди и тихо постанывала, а Кейт вдыхал тёрпкий аромат волос сестры и гладил её бедро. Но он быстро пришёл в себя, и его первоначальная эйфория уступила место стыду, ужасу перед содеянным, раскаянием за свой поступок.
– Что мы наделали, Джейн?! – в отчаянии произнёс Кейт. – Что мы наделали?..
– Мы занимались любовью, – ответила она. – Как когда-то.
Он отстранил её от себя и виновато проговорил:
– Прости меня, родная. Пожалуйста, прости. Я не...
– Молчи, – сказала Джейн и вновь прижалась к нему. – И не вини себя ни в чём. Это я всё устроила. Я сама так захотела. Я давно этого хотела. Всегда.
– О Боже, Джейн! Ты не соображаешь, что говоришь. Ты сильно переволновалась, ты много выпила...
– Я не пьяная, Кейт. Совсем не пьяная... хоть и много выпила. Просто вино и хорошая встряска придали мне решимости сделать то, что я давно хотела сделать – вернуться к тебе, снова стать твоей.
Она поднялась, стянула через голову ночную рубашку и предстала перед ним уже в полной наготе.
– Теперь это всё твоё, милый, – сказала Джейн. – И это, – она прикоснулась пальцами к губам. – И это, – погладила грудь и живот. – И это, – провела руками вдоль бёдер. – И, конечно же, это, – её ладонь скользнула по гладко выбритому лобку. – Я вся твоя, до последней частички.
Она вновь прильнула к нему. Потрясённый услышанным не меньше, чем происшедшим, Кейт совершенно онемел и даже не мог шевельнуться.
– Мне так хорошо с тобой, – продолжала она. – Мне ни с кем не было так хорошо, ни с одной девушкой.
Наконец к Кейту вернулся дар речи, и он ляпнул первое, что пришло ему в голову:
– Девушки не для тебя, Джейн. Тебе нужен мужчина.
– Да, мне нужен мужчина, – согласилась она. – Мне нужен ты.
– Но, Джейн...
– Молчи, Кейт, и слушай меня внимательно. – Голос её стал жёстким. – Ты прав: девушки не для меня. Я спала с ними тебе назло... и себе тоже. Я ненавидела тебя вовсе не за то, что ты соблазнил меня. Такое случается сплошь и рядом, а ты так искренне каялся, что я готова была простить тебе всё... почти всё. Одного я простить тебе не смогла: тогда ты не просто сделал меня женщиной – ты сделал меня своей женщиной. Ты понимаешь, Кейт? Своей! Именно за это я ненавидела и до сих пор ненавижу тебя. Потому что я люблю тебя больше всего на свете!
– О, Джейн!.. – простонал Кейт.
– По ночам я долго не могла уснуть, я вспоминала минуты нашей близости, я мечтала о тебе, я грезила, я бредила тобой... будь ты проклят! Я попыталась сойтись с одним парнем – уже тогда, в тринадцать лет! – но не смогла заставить себя даже поцеловаться с ним, хотя он мне очень нравился; об остальном я и не говорю. Потом было ещё несколько парней – с тем же самым успехом. В конце концов я увлеклась девушками. Они помогали мне забыться, их любовь отвлекала меня от мыслей о тебе, особенно хорошо мне было с Алисой, она просто прелесть... но ни она, ни другие не могли заменить мне мужчину. А для меня на всём свете существовал лишь один-единственный мужчина – ты, Кейт. Только ты. И никто другой.
– Боже мой! – прошептал Кейт. Впервые за много-много лет ему отчаянно хотелось заплакать. – Боже мой! Что делать?..
– Помнишь, что ты говорил три дня назад? Ты спрашивал, чем можешь искупить свою вину. Ты сказал, что согласен на всё.
– Да, конечно. Только не...
– Только это, Кейт. Только это. Только так ты можешь исправить содеянное, только с тобой я могу быть настоящей женщиной. Твоей женщиной. А кровосмешение... Чёрт с ним! – Джейн приблизила своё лицо к его лицу и легонько прикоснулась губами к его губам. – Кейт, милый мой, родной. Я больше не могу ненавидеть тебя, это выше моих сил – разрываться между любовью и ненавистью. За десять лет я исчерпала все запасы ненависти, теперь я хочу просто любить тебя. И буду любить, несмотря ни на что. – Она вновь поцеловала его, на сей раз по-настоящему. – Я так долго ждала этого дня, я так истосковалась по твоей ласке, я так хочу, чтобы ты снова и снова любил меня... Но я не стану ни к чему принуждать тебя. Сам решай, что для меня лучше – спать с тобой или с девушками; выбирай, какое из двух зол меньшее.
Кейт тяжело вздохнул, обнял её и крепко прижал к себе.
– Джейн, дорогая! Ты разбиваешь моё сердце...
– А ты моё уже разбил, – сказала она. – Десять лет назад.
Глава 23
Прозвучали традиционные слова открытия Совета, все двенадцать его членов засвидетельствовали своё присутствие на заседании, и на несколько секунд в Зале воцарилось сосредоточенное молчание, предварявшее начало серьёзного разговора.
Марика нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Как и полагалось специально приглашённому (такой статус был предусмотрен Уставом Совета), она стояла у стены возле портала. Впрочем, Стоичков принёс для неё кресло, и если бы Марика сейчас села, никто бы не расценил этот поступок, как невежливый. Однако она решила соблюсти все формальности, связанные с её присутствием на Совете.
– Итак, первое, – заговорил Анте Стоичков. – Здесь присутствует Марика Мышкович, дочь Илоны Шубич. Предлагаю утвердить её в тех же правах, что и на предыдущем заседании. Возражения есть?
Возражений не последовало. Стоичков кивнул Марике, предлагая ей садиться.
Марика опустилась в кресло и расправила на коленях платье. Брат, сидевший к ней спиной, на секунду повернул голову и ободряюще улыбнулся. Зато Флавиан, который занимал место по другую сторону стола, почти не сводил с неё глаз. Перед началом заседания они коротко переговорили, Марика сама сообщила ему о согласии выйти за него замуж, а затем Стэн дал своё добро на этот брак. Но во взгляде Флавиана было не торжество победителя, а какой-то робкий, пугливый восторг; это был взгляд не собственника, а счастливого мальчишки, ещё не до конца поверившего в своё счастье.
«Ты хороший парень, Флавиан, – с грустью подумала Марика. – Ты очень нравишься мне. Надеюсь, я смогу полюбить тебя... А ты, Кейт, извини. Нам не суждено быть вместе. Прости, любимый. Прощай...»
На её глаза навернулись слёзы, и она торопливо наклонила голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63