– Из-за неё, – подтвердила Джейн. – Как-то раз, года полтора назад, я обнаружила, что подушки в постели Алисы пахнут этой чёртовой «Шанелью». Тогда я впервые заподозрила, что она спит с Марикой... Подлая обманщица!.. Но всё равно я люблю её.
Кейт не смог удержать горький вздох.
– Когда-нибудь ты обязательно встретишь хорошего парня...
– Заткнись! – проворчала Джейн и перевернулась на другой бок, спиной к брату. – Не нужны мне твои парни, пропади они пропадом. И впредь не смей наставлять меня на путь истинный. Это моя личная жизнь, только моя. Ты потерял право вмешиваться в неё ещё десять лет назад... Да, кстати, – добавила она после короткой паузы. – Если нам повезёт, и мы выберемся из замка, то будем изображать не брата и сестру, а супругов.
– Зачем? – удивился Кейт.
– К замужней женщине не так сильно пристают мужчины. А я ненавижу мужчин и их приставания...
Больше они не разговаривали. Джейн постепенно засыпала, а Кейт сидел на краю кровати и в задумчивости смотрел на сестру. Мысли его были далеки от радостных.
«Джейн, милая. Как мне помочь тебе? Чем искупить свою вину? Как исправить содеянное?..»
Ответа он не находил.
Глава 16
Стэн проснулся резко, внезапно.
В шатре было ещё темно, лишь сквозь плотные стенки пробивались слабые отблески горевших снаружи костров. За перегородкой ровно сопел носом его оруженосец; у входа слышалась негромкая болтовня часовых.
Впрочем, Стэна разбудили не их разговоры. Этой ночью он спал плохо, беспокойно, неоднократно просыпался, затем снова забывался в тревожном сне. Но на сей раз ясность мыслей в его голове свидетельствовала о том, что он проснулся окончательно.
Рядом безмятежно спала молоденькая девушка – дочь одного из маркитантов, сопровождавших в походе их войско. Её отец нисколько не возражал, когда Стэн положил неё глаз, скорее наоборот – только обрадовался. Уже давно было известно, что молодой князь непостоянен в привязанностях, но всех своих женщин он хорошо обеспечивал, особенно в случае рождения ребёнка, хотя официально своих внебрачных детей не признавал. Правда, все эти дети, которые приписывались ему, на самом деле были не от него. Стэн знал это точно, так как у них отсутствовал колдовской дар. Но если бы родился ребёнок-Коннор, он обязательно признал бы его и поселил в своём замке...
Стэн снова прилёг рядом с девушкой, закрыл глаза и ещё несколько минут лежал неподвижно, пока не убедился, что ему действительно не удастся заснуть. Тогда он встал, оделся и выбрался из шатра. Часовые у входа мигом прекратили болтовню, вскочили и вытянулись, приветствуя его; он ответил им небрежным кивком.
Небо на востоке заметно посерело, наименее яркие звёзды уже начали исчезать с небесного свода. Близился рассвет.
«Пожалуй, я проснулся не так и рано, – подумал Стэн, приглаживая свои взъерошенные волосы. – Через полчаса можно смело объявлять подъём. Чем раньше я буду у Буковича, тем лучше».
Жупан Йеньо Букович был из рода Конноров, и его поместье находилось на расстоянии одного дневного перехода. Стэн специально проложил маршрут продвижения своего войска с таким расчётом, чтобы не оставаться надолго без связи с сородичами и успевать вовремя реагировать на предпринимаемые противником шаги. В этой, пока что бескровной войне преимущество в осведомлённости было на стороне Стэна – и он не собирался его терять.
Когда вчера днём из головы колонны ему доложили, что навстречу армии движется небольшой отряд всадников, Стэн уже знал об этом: незадолго до того он получил мысленное сообщение от Эндре Миятовича, который был в числе приближавшихся всадников. Ничего конкретного в сообщении не содержалось – мысленный разговор на расстоянии был занятием весьма утомительным и требовал полной концентрации внимания, – Миятович лишь сказал, что есть новости. А Стэн сразу понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее, коль скоро член Высшего Совета, к тому же живущий в Северном Поморье, рискнул объявиться в Южном Немете и потратил, по меньшей мере, день на дорогу, чтобы лично переговорить с ним. Но даже в страшном сне Стэну не могло привидеться то, о чём поведал ему Эндре Миятович...
«Как это не вовремя! – подумал он. – Боже, как не вовремя! У меня с одним Чеславом забот хватает, а тут ещё эти Хранители... Ну, почему Марика сунулась куда её не просили?! Зачем ей было открывать мамин портал? А раз открыла, то почему сразу не рассказала? Но нет, надо было дождаться кризиса...»
Стэн тяжело вздохнул и собирался было разбудить своего оруженосца, Миха Чирича. Но потом передумал и решил, что пусть парень поспит до общего подъёма – ему сейчас несладко. Всего лишь неделю назад юноша потерял отца, Щепана Чирича, который был первым министром у Стэна и управлял княжеством в его отсутствие. В довершение ко всему, Мих, хоть и был Коннором, не смог даже тайком, под покровом ночи, появиться в своём мышковицком доме, чтобы попрощаться с отцом: его мать и сводный брат Славомир были обыкновенными людьми и ничего не знали о двойной жизни Миха и Щепана. Такая скрытность была в порядке вещей почти во всех смешанных семьях. Наученные горьким опытом первых поколений, большинство Конноров не рисковали доверять свою тайну людям не из их рода – будь то жена, муж или самые близкие и преданные друзья. Крайне редко встречались мужчины и женщины, на которых можно было целиком положиться; такие, например, как князь Всевлад или княжна Аньешка, невеста Стэна, умершая за месяц до их свадьбы. Об этой утрате он продолжал скорбеть по сей день...
Стэн вздохнул и с грустью подумал, что за последние девять лет он потерял самых дорогих ему людей – мать, отца, невесту... А теперь вот умер Щепан Чирич, его друг и наставник, человек, которому он многим был обязан и на которого полагался, как на самого себя. С внезапной кончиной Чирича-старшего у Стэна прибавилось хлопот. Если раньше он мог не беспокоиться о делах княжества, зная, что оно в надёжных руках, то теперь – теперь он не знал, как поступить.
По странной иронии судьбы, среди подданных единственного (пока!) в Империи князя-Коннора было мало его сородичей – значительно меньше, чем в среднем по другим княжествам. И сколько Стэн ни ломал себе голову, он так и не смог назвать имя ни одного из мышковицких Конноров, кто по своему положению, опыту и способностям был бы достоин занять место первого министра. Имелось, впрочем, несколько кандидатур – но все они были либо недостаточно знатными, либо слишком молодыми для столь высокой должности. А назначать на этот пост некомпетентного, будь он хоть трижды Коннором, Стэн не собирался ни в коем случае. Лучше он поручит управление княжеством не сородичу, но опытному и знающему своё дело человеку, в чьей верности и порядочности он не сомневается. К примеру, тому же Славомиру Ковачу, пасынку Щепана Чирича. В высшей степени достойная кандидатура... Правда, с назначением придётся повременить, пока из Мышковича не прибудет гонец с известием о смерти первого министра. А до тех пор следует вести себя так, будто дома всё в порядке.
Стэн разыскал коменданта лагеря и, переговорив с ним, убедился, что подъём и сборы войска будут проведены в срок. Затем вернулся к своему шатру, велел одному из часовых принести завтрак, а другому поручил сходить к гостям и узнать, не проснулся ли Эндре Миятович.
– Если он ещё спит, – сказал Стэн, – разбуди его и передай приглашение разделить со мной завтрак.
Он и сам мог позвать Миятовича – мысленно; однако не был уверен, что тот уже проснулся, а будить его «окриком» не хотел. По собственному опыту Стэн знал, что пробуждение от мысленного зова бывает весьма неприятным, особенно, если в этот момент снятся тревожные сны.
Но, как оказалось, Эндре Миятович недавно проснулся и с радостью принял его приглашение. Минут десять спустя они уже сидели вдвоём возле шатра Стэна и завтракали наскоро разогретой говядиной, обильно нашпигованной специями и приправленной зеленью.
– Ты хорошо выспался? – спросил Миятович, когда их скромная трапеза уже подходила к концу.
– Не очень, – честно признался Стэн. – Твой рассказ меня взволновал, и я никак не мог успокоиться.
– Напрасно. Сегодня нам предстоит длинный переход до поместья Буковичей, а потом ещё... – Миятович умолк и огляделся по сторонам. Убедившись, что охранники находятся на достаточном расстоянии, он смело продолжил: – Ну, что ж. В таком случае, я предложу Стоичкову перенести заседание Совета с вечера на раннее утро...
– Да нет, не нужно, – запротестовал Стэн. – Я чувствую себя нормально.
– Это сейчас, а к вечеру... Только не возражай. Я тоже буду не прочь немного отдохнуть с дороги. А остальным нашим всё равно – что десять вечера, что четыре утра. Раньше лягут, раньше встанут. Нам обоим нужно явиться на собрание с ясной головой. Слишком многое будет зависеть от решения, которое мы примем.
Стэн проглотил последний кусок мяса, вытер жирные пальцы о штаны и взял в руки чашу с бодрящим отваром из жареных кофейных зёрен. Сделав глоток и с недовольством отметив, что повар поскупился на мёд, он сказал:
– Кстати, вчера ты говорил, что лишь трое человек выступили за полное и немедленное прекращение контактов с миром Хранителей. Кто они?
– Во-первых, твоя тётка Зарена. Впрочем, все её возражения сводятся к тому, что нельзя подвергать Марику опасности. Если твою сестру вернуть обратно, то я уверен, что позиция Зарены смягчится. Далее, Ладислав Жих. Вот он твёрдо стоит на своём; считает, что у нас и здесь дел невпроворот, а посему нам незачем соваться в другой мир. Его можно понять – ведь он с Востока. А третья – Мила Танич. По её мнению, ещё не время обнародовать Завет. В качестве главного аргумента она приводит слова самого Коннора: сначала нам нужно овладеть всем Западным Краем, и наша численность должна превысить пять тысяч человек. Отчасти с ней согласен и Дражан Ивашко – но только отчасти. Он предлагает обождать, пока не решится вопрос с императорской короной.
– А ты?
– Я разделяю мнение большинства. Только ребёнок может считать, что если он зажмурит глаза или с головой накроется одеялом, то его никто не увидит. А мы уже не дети, и нам не пристало ни закрывать глаза, ни прятаться под одеяло. Мы должны бороться с опасностью, а не убегать от неё. Хранители знают о нашем существовании – это факт, от которого никуда не денешься. Как много они знают о нас – другой вопрос. Но, в любом случае, они знают о нас больше, чем мы о них. У нас нет ни малейшего представления, как далеко они продвинулись в поисках нашего мира. Мы даже понятия не имеем, как распознать Хранителя при встрече. Меня и большинство наших братьев и сестёр в Совете такое положение дел никак не устраивает. А тебя устраивает?
Стэн медленно покачал головой:
– Нет, не устраивает. Жить и постоянно трястись при мысли, что враг уже здесь, рядом, и готовит нам какую-то каверзу, наподобие того загадочного Запрета... это не для меня. Я предпочитаю бороться с опасностью, а не прятаться от неё. Но Марика...
Миятович поморщился:
– И ты туда же! Вы с Зареной всё ещё видите в ней маленькую девочку и упорно отказываетесь признать, что она уже взрослая девушка и способна сама за себя постоять. А между тем, твоя сестра во многом превосходит всех нас. Даже если предположить, что ваша мать настроила её в детстве на свой портал, это совсем не объясняет, как ей удалось открыть три других портала, получить доступ к Кристаллу Совета, а вдобавок ко всему, излечить смертельный недуг своего отца... – Заметив изумление на лице Стэна, Эндре Миятович спросил: – Разве она не говорила тебе об этом?
– Ну... Марика сказала, что её отец тяжело болен. Но что болезнь смертельная – нет.
– Рак, без сомнения, смертельная болезнь, – невозмутимо заметил Миятович. – Когда Дражан Ивашко услышал об этом, то просто взвился на дыбы и прыгал по Залу, как бешеный мерин. Поначалу Марика скромничала, объясняла свой успех тем, что медицина в мире Хранителей опережает нашу на пять-шесть веков, а она лишь использовала тамошние достижения. Но, в конце концов, под давлением Дражана ей пришлось признать, что самые искусные лекари того мира давно поставили на её отце крест, сочли его неизлечимым и обрекли на медленную смерть. Так что не следует недооценивать Марику... хоть она и поступила неразумно, что так долго молчала о своём открытии. Но это, по большому счёту, твоя вина.
– Разве? – рассеянно произнёс Стэн. Он как раз думал о том, что будь Марика постарше, она бы, наверное, смогла вылечить Аньешку, когда та семь лет назад заболела воспалением лёгких, от которого вскоре умерла... – А я тут при чём?
– Всему виной твой эгоизм и деспотизм, Стэнислав. Я не стану утверждать, что ты держал сестру в ежовых рукавицах, но что чрезмерно опекал её и ревновал чуть ли не к каждому встречному – это бесспорно. Ты хотел, чтобы вся её любовь, вся её привязанность были обращены только на тебя, на тебя одного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63