Где-то на орбите. И довольно скромно, если те деньги, какие он из меня выдаивает, что-то для него значат. Правда, я слышал, там есть места, где можно прожить без денег, если сумеешь найти себе нишу в их экономике, так что, возможно, это «где-то» простирается довольно далеко. Однако не спрашивай меня, у меня агорафобия. — Он скверно улыбнулся в сторону Бобби, который все пытался изгнать из памяти вид острого языка. — Знаешь, — сказал он, прищурившись на Лукаса, — это происходило приблизительно в то же время, когда до меня стали доходить разговоры о таинственных делах, происходящих в матрице.
— Например? — спросил Бобби.
— Держись, мать твою, от этого подальше, — сказал Финн, все еще глядя на Лукаса. — Было кое-что — еще до того, как появились вы, ребята, новая команда вуду. Я знал одну девчонку, уличного самурая. Так вот, она устроилась работать на одного типа из спецназа, по сравнению с которым даже Виг выглядел нормальным как пробка. Она и еще один ковбой, которого вытащили с помойки в Тибе, пошли на какое-то странное дело, искали что-то. Может, нашли. Последний раз я видел их в Стамбуле. Но пару лет назад слышал, что она живет в Лондоне, а может — уже и нет. Кто, черт побери, знает? Семь, восемь лет прошло…
Вид у Финна стал вдруг очень усталый, и сам он внезапно как-то сильно постарел. Он поглядел на Бобби как большая мумифицированная крыса, приводимая в движение ниточками и скрытыми проводками. Финн вынул из кармана наручные часы с треснувшим стеклом на половинке грязного кожаного ремешка и сверился с ними.
— Господи. Ну, это все, что ты от меня сегодня получишь, Лукас. Через двадцать минут ко мне заглянут друзья из банка органов поговорить о небольшом дельце.
Бобби подумал о трупах наверху. Они пролежали там весь день.
— Э-э, — сказал Финн, прочитав выражение на его лице, — банки органов славятся умением избавляться от тел. У этих беспризорных ублюдков наверху не так уж много осталось органов… — и Финн рассмеялся.
— Ты говорил, он близок к… Легбе? А Легба — это тот, который, как вы с Бовуа сказали, послал мне удачу, когда я въехал в черный лед?
За сотами геодезиков светлело небо.
— Да, — ответил Лукас. Негр, казалось, был погружен в глубокую задумчивость.
— Но он, похоже, вообще не верит ни в какое вуду.
— Это не имеет значения, — сказал Лукас, когда в конце улицы появился «Роллс». — Он всегда был близок к духу вещей.
Глава 17
БЕЛИЧИЙ ЛЕС
Самолет приземлился возле журчания бегущей воды. Ворочаясь в ремнях антигравитационной сетки, Тернер услышал этот звук в бреду, а может, это было во сне — вода по камням, одна из древнейших песен. Самолет был умненьким, как какой-нибудь сообразительный пес, — со встроенным в «железо» инстинктом «прячься». Тернер чувствовал, как он покачивается на лапах-шасси, забираясь в кусты, как шуршат и царапают по темной кабине ветки. Реактивник заполз глубоко в зеленую тень и опустился на складные колени. Посадочная рама поскуливала и потрескивала, сжимаясь, обнажая брюхо, вжавшееся в глину и перегной, как электрический скат в песок. Мимикрирующее полиуглеродное покрытие на крыльях и фюзеляже потемнело и пошло пятнами, принимая цвет расписанного лунными разводами камня и лесной почвы. Наконец самолет затих, и единственным звуком остались перепевы родниковой воды…
Он очнулся как машина: глаза распахнуты, зрение подключено, в оперативной памяти — пусто. Вспомнил красную вспышку смерти Линча в прицеле «смит-и-вессона». Изгиб кабины над головой был разрисован кружевом листьев и веток — камуфляж хамелеона. Бледный рассвет и звук бегущей воды. На нем все та же синяя спецовка Оукея. Теперь от нее пахло кислым потом, а рукава Тернер оторвал еще позавчера. Пистолет лежал у него между ног, нацелившись на черный джойстик ручного управления самолетом. Антигравитационная сетка путаницей ремней обвисла вокруг плеч и бедер. Извернувшись, Тернер заглянул назад, чтобы проверить, как девочка. Увидел овал белого как бумага лица и коричневую струйку засохшей крови, сбегавшую из носа. Еще без сознания.
Капли пота на лбу, губы слегка приоткрыты, как у куклы.
— Где мы?
— В пятнадцати метрах на юго-юго-восток от заданных вами координат посадки, — ответил самолет. — Вы снова потеряли сознание. Я выбрал маскировку.
Тернер выдернул из разъема коннектор интерфейса, оборвав связь с самолетом. Потом тускло оглядел пульт, нашел рычаги ручного управления кабиной. Та вздохнула сервоприводами, от движения качнулось кружево полиуглеродной листвы.
Перекинув ногу через борт, он прижал ладонь к фюзеляжу, поглядел вниз.
Полиуглерод, до того воспроизводивший серые тона глины вокруг, у него на глазах стал вырисовывать овал цвета его ладони. Тернер перебросил вторую ногу — пушка осталась лежать забытой на сиденье — и соскользнул на землю в высокую сладкую траву. Там он снова заснул, уткнувшись лицом в траву, и ему снилась бегущая вода.
Проснувшись, он пополз по-пластунски, чтобы не задеть низкие, тяжелые от росы ветки. Наконец Тернер выбрался на поляну и рухнул вперед, перекатился на спину, раскинул руки, будто — и сам он это почувствовал — сдавался на чью-то милость. Высоко над ним взметнулось с ветки что-то маленькое и серое, приземлилось на другую, покачалось на ней, потом стало карабкаться прочь.
Лежи тихо, услышал он голос, учивший его этой премудрости много лет назад. Просто ляг и расслабься, и очень скоро они о тебе забудут, потеряют среди серости, и росы, и рассвета. Они вышли кормиться, кормиться и играть, и их мозгам долго не удержать двух позывов сразу. Мальчишка-Тернер устраивается рядом с братом, винчестер в нейлоновом чехле ложится поперек груди. Мальчик вдыхает запах новой латуни и ружейного масла, и застрявший в волосах запах лагерного костра. И его брат всегда был прав, говоря о белках.
Они возвращаются. Они уже забыли о прозрачном прищуре смерти, разлегшейся под ними в заштопанной джинсе и синей стали. Они вернулись, наперегонки перескакивая с ветки на ветку, останавливаясь, чтобы принюхаться к утру.
Тернеров двадцать второй калибр щелкнул, и обмякшее серое тельце, кувыркаясь, упало вниз. Остальные рассыпались, исчезли, а Тернер передал ружье брату. И снова они лежали в траве и ждали, чтобы белки о них забыли.
— Вы ведь похожи на меня, — сказал Тернер белкам, вырываясь из сна.
Одна из них внезапно присела на толстом суку и взглянула прямо ему в глаза.
— Я тоже всегда возвращаюсь. — Белка ускакала прочь. — Возвращался, когда бежал от голландца. Возвращался, когда улетел в Мексику. Возвращался, когда убил Линча.
Он лежал там очень долго, наблюдая за игрой белок, а тем временем вокруг него просыпался лес и согревалось утро. Прилетела ворона, снизилась, зависла, тормозя перьями, которые она распустила будто черные механические пальцы или стрелки часов. Остановилась проверить, не мертв ли он.
Тернер усмехнулся вслед хлопающей крыльями прочь вороне.
Пока нет.
* * *
Он заполз назад под нависающие ветки и обнаружил, что девочка сидит у основания крыла, привалившись спиной к кабине. На ней была мешковатая белая футболка с косым шрамом логотипа «МААС-НЕОТЕК». На футболке виднелись потеки свежей красной крови. У нее снова шла кровь носом. Яркие голубые глаза растерянные и ошеломленные — в обрамлении желто-черных синяков. Экзотический макияж.
Юная, понял он, почти ребенок.
— Ты дочь Митчелла, — сказал Тернер, выудив имя из досье биософта. — Анджела.
— Энджи, — автоматически отозвалась она. — А ты кто? У меня кровь идет из носа. — Она показала ему кровавую гвоздику скомканной тряпки.
— Тернер. Я ждал твоего отца. — Только сейчас он вспомнил о пистолете, сообразив, что второй ее руки не видно. Рука оставалась за краем кабины. — Ты знаешь, где он?
— На плато. Он думал, что сможет поговорить с ними, все им объяснить. Потому что он им нужен.
— С кем поговорить? — Тернер сделал шаг вперед.
— С «Маасом». С советом директоров. Они не могут себе позволить причинить ему вред. Не могут же?
— С чего бы это? — еще шаг. Она промокнула нос красной тряпицей.
— Потому что он отослал меня прочь. Потому что он знал, что они собираются причинить мне вред, может быть, убить. Из-за снов. — Снов?
— Как ты думаешь, они ведь, правда, его не тронут?
— Нет. Конечно, они этого не сделают. А сейчас я залезу наверх, идет?
Она кивнула. Ему пришлось провести руками по боку фюзеляжа, чтобы отыскать мелкие утопленные поручни. Мимикрирующее покрытие показывало ему лист, лишайник, сучья… И вот он наверху, рядом с девочкой, и пистолет, как оказалось, лежал возле ее ноги в черной тапочке. — Но разве он не собирался прибыть сам? Я ждал его, твоего отца.
— Нет. Мы никогда этого не планировали. И планер у нас был только один. Разве он тебе не сказал? — ее начало трясти. — Разве он ничего тебе не сказал?
— Достаточно, — сказал Тернер, кладя ей руку на плечо. — Он рассказал нам достаточно. Все будет хорошо… — он перекинул ноги через борт, нагнулся, отодвинул «смит-и-вессон» от ее ноги и нашел кабель интерфейса.
Все еще не убирая руки, он поднял кабель и вставил его в разъем за ухом.
— Покажи мне процедуры стирания всего, что ты сохранил за последние сорок восемь часов, — приказал он. — Я хочу подавить курс на Мехико-сити, твой перелет с побережья, все…
— Никаких данных о запланированном курсе на Мехико-сити не обнаружено, — отозвался голос — прямой нейронный вход на аудио.
Потирая подбородок, Тернер глядел на девочку.
— Куда мы направлялись?
— В Боготу, — сказал самолет и выдал на дисплей координаты посадки, которой они не совершали.
Энджи зажмурилась, потом недоуменно воззрилась на него. Веки у нее были в таких же черных синяках, как и вся кожа вокруг глаз.
— С кем ты разговариваешь?
— С самолетом. Митчелл сказал тебе, куда, по его мнению, ты направишься?
— В Японию.
— Знаешь кого-нибудь в Боготе? Где твоя мать?
— Никого. А мать, думаю, в Берлине. По правде говоря, я ее почти не знаю.
Тернер стер память самолета, вычищая все, что заложил туда Конрой: курс перелета из Калифорнии, данные полигона, маршрут перелета, который привел бы их на посадочную полосу в радиусе трехсот километров от городского центра Боготы…
Со временем самолет найдут. Тернер вспомнил о системах орбитальной слежки «Мааса» и спросил себя, а много ли проку от «прокрадись-спрячься» — программы, какую он приказал прогнать самолету. Можно было бы предложить реактивник Руди на утиль, но сомнительно, что Руди захочется впутываться в эту историю. Впрочем, если уж на то пошло, само появление дочери Митчелла на ферме затягивало Руди по уши. Но больше идти было некуда. Где еще достать то, что ему сейчас необходимо?
А идти туда четыре часа: сперва — по полузабытым тропинкам, а дальше по петляющему, поросшему сорняками двуполосному шоссе. Тернеру показалось, что деревья кругом совсем не те, но потом он сообразил, насколько они должны были вырасти за годы, прошедшие с тех пор, как он был здесь в последний раз.
Вдоль шоссе через равные промежутки торчали обрубки деревянных столбов. Когда-то на них крепились телефонные провода. Теперь пеньки оплели ежевика и жимолость, провода давным-давно оборваны для разных нужд, а столбы порублены на растопку. В полевых цветах у обочины гудели пчелы…
— Там, куда мы идем, есть какая-нибудь еда? — спросила девочка. Подошвы ее белых тапочек шаркали по выветрившемуся асфальту.
— Конечно, — ответил Тернер. — Все, что захочешь.
— Вот чего бы мне хотелось прямо сейчас, это воды. — Она смахнула прядку прямых каштановых волос с загорелой щеки.
Он заметил, что у девочки постепенно проявляется хромота, она начинала морщиться каждый раз, когда приходилось наступать на правую ногу.
— Что у тебя с ногой?
— Колено. Наверное, ударилась, когда сажала дельтаплан, — скривилась она, но продолжала идти.
— Тогда привал.
— Нет. Я хочу дойти туда, дойти хоть куда-нибудь.
— Привал, — повторил он и, взяв ее за руку, потянул к обочине дороги.
Энджи состроила гримаску, но села рядом с ним, осторожно вытянув перед собой правую ногу.
— А у тебя большая пушка, — заметила она. Теперь стало жарко — слишком жарко для парки. Надев портупею прямо на голое тело, Тернер накинул поверх нее спецовку с оторванными рукавами, полы спецовки развевались по ветру.
— Почему у нее такой странный ствол, как голова у кобры?
— Это прицел, устройство для ведения ночного боя. — Он наклонился, чтобы осмотреть ее колено. Колено быстро распухало. — Не знаю, сколько еще ты пройдешь с такой ногой, — сказал он.
— Тебе много приходится драться по ночам? С оружием?
— Нет.
— Тогда я, наверное, не понимаю, чем ты занимаешься.
Он поднял на нее взгляд.
— Я сам не всегда это понимаю, во всяком случае — в последнее время. Я ждал твоего отца. Он хотел сменить компанию, поработать на других людей. Эти люди наняли меня и еще нескольких человек помочь ему выпутаться из его прежнего контракта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Например? — спросил Бобби.
— Держись, мать твою, от этого подальше, — сказал Финн, все еще глядя на Лукаса. — Было кое-что — еще до того, как появились вы, ребята, новая команда вуду. Я знал одну девчонку, уличного самурая. Так вот, она устроилась работать на одного типа из спецназа, по сравнению с которым даже Виг выглядел нормальным как пробка. Она и еще один ковбой, которого вытащили с помойки в Тибе, пошли на какое-то странное дело, искали что-то. Может, нашли. Последний раз я видел их в Стамбуле. Но пару лет назад слышал, что она живет в Лондоне, а может — уже и нет. Кто, черт побери, знает? Семь, восемь лет прошло…
Вид у Финна стал вдруг очень усталый, и сам он внезапно как-то сильно постарел. Он поглядел на Бобби как большая мумифицированная крыса, приводимая в движение ниточками и скрытыми проводками. Финн вынул из кармана наручные часы с треснувшим стеклом на половинке грязного кожаного ремешка и сверился с ними.
— Господи. Ну, это все, что ты от меня сегодня получишь, Лукас. Через двадцать минут ко мне заглянут друзья из банка органов поговорить о небольшом дельце.
Бобби подумал о трупах наверху. Они пролежали там весь день.
— Э-э, — сказал Финн, прочитав выражение на его лице, — банки органов славятся умением избавляться от тел. У этих беспризорных ублюдков наверху не так уж много осталось органов… — и Финн рассмеялся.
— Ты говорил, он близок к… Легбе? А Легба — это тот, который, как вы с Бовуа сказали, послал мне удачу, когда я въехал в черный лед?
За сотами геодезиков светлело небо.
— Да, — ответил Лукас. Негр, казалось, был погружен в глубокую задумчивость.
— Но он, похоже, вообще не верит ни в какое вуду.
— Это не имеет значения, — сказал Лукас, когда в конце улицы появился «Роллс». — Он всегда был близок к духу вещей.
Глава 17
БЕЛИЧИЙ ЛЕС
Самолет приземлился возле журчания бегущей воды. Ворочаясь в ремнях антигравитационной сетки, Тернер услышал этот звук в бреду, а может, это было во сне — вода по камням, одна из древнейших песен. Самолет был умненьким, как какой-нибудь сообразительный пес, — со встроенным в «железо» инстинктом «прячься». Тернер чувствовал, как он покачивается на лапах-шасси, забираясь в кусты, как шуршат и царапают по темной кабине ветки. Реактивник заполз глубоко в зеленую тень и опустился на складные колени. Посадочная рама поскуливала и потрескивала, сжимаясь, обнажая брюхо, вжавшееся в глину и перегной, как электрический скат в песок. Мимикрирующее полиуглеродное покрытие на крыльях и фюзеляже потемнело и пошло пятнами, принимая цвет расписанного лунными разводами камня и лесной почвы. Наконец самолет затих, и единственным звуком остались перепевы родниковой воды…
Он очнулся как машина: глаза распахнуты, зрение подключено, в оперативной памяти — пусто. Вспомнил красную вспышку смерти Линча в прицеле «смит-и-вессона». Изгиб кабины над головой был разрисован кружевом листьев и веток — камуфляж хамелеона. Бледный рассвет и звук бегущей воды. На нем все та же синяя спецовка Оукея. Теперь от нее пахло кислым потом, а рукава Тернер оторвал еще позавчера. Пистолет лежал у него между ног, нацелившись на черный джойстик ручного управления самолетом. Антигравитационная сетка путаницей ремней обвисла вокруг плеч и бедер. Извернувшись, Тернер заглянул назад, чтобы проверить, как девочка. Увидел овал белого как бумага лица и коричневую струйку засохшей крови, сбегавшую из носа. Еще без сознания.
Капли пота на лбу, губы слегка приоткрыты, как у куклы.
— Где мы?
— В пятнадцати метрах на юго-юго-восток от заданных вами координат посадки, — ответил самолет. — Вы снова потеряли сознание. Я выбрал маскировку.
Тернер выдернул из разъема коннектор интерфейса, оборвав связь с самолетом. Потом тускло оглядел пульт, нашел рычаги ручного управления кабиной. Та вздохнула сервоприводами, от движения качнулось кружево полиуглеродной листвы.
Перекинув ногу через борт, он прижал ладонь к фюзеляжу, поглядел вниз.
Полиуглерод, до того воспроизводивший серые тона глины вокруг, у него на глазах стал вырисовывать овал цвета его ладони. Тернер перебросил вторую ногу — пушка осталась лежать забытой на сиденье — и соскользнул на землю в высокую сладкую траву. Там он снова заснул, уткнувшись лицом в траву, и ему снилась бегущая вода.
Проснувшись, он пополз по-пластунски, чтобы не задеть низкие, тяжелые от росы ветки. Наконец Тернер выбрался на поляну и рухнул вперед, перекатился на спину, раскинул руки, будто — и сам он это почувствовал — сдавался на чью-то милость. Высоко над ним взметнулось с ветки что-то маленькое и серое, приземлилось на другую, покачалось на ней, потом стало карабкаться прочь.
Лежи тихо, услышал он голос, учивший его этой премудрости много лет назад. Просто ляг и расслабься, и очень скоро они о тебе забудут, потеряют среди серости, и росы, и рассвета. Они вышли кормиться, кормиться и играть, и их мозгам долго не удержать двух позывов сразу. Мальчишка-Тернер устраивается рядом с братом, винчестер в нейлоновом чехле ложится поперек груди. Мальчик вдыхает запах новой латуни и ружейного масла, и застрявший в волосах запах лагерного костра. И его брат всегда был прав, говоря о белках.
Они возвращаются. Они уже забыли о прозрачном прищуре смерти, разлегшейся под ними в заштопанной джинсе и синей стали. Они вернулись, наперегонки перескакивая с ветки на ветку, останавливаясь, чтобы принюхаться к утру.
Тернеров двадцать второй калибр щелкнул, и обмякшее серое тельце, кувыркаясь, упало вниз. Остальные рассыпались, исчезли, а Тернер передал ружье брату. И снова они лежали в траве и ждали, чтобы белки о них забыли.
— Вы ведь похожи на меня, — сказал Тернер белкам, вырываясь из сна.
Одна из них внезапно присела на толстом суку и взглянула прямо ему в глаза.
— Я тоже всегда возвращаюсь. — Белка ускакала прочь. — Возвращался, когда бежал от голландца. Возвращался, когда улетел в Мексику. Возвращался, когда убил Линча.
Он лежал там очень долго, наблюдая за игрой белок, а тем временем вокруг него просыпался лес и согревалось утро. Прилетела ворона, снизилась, зависла, тормозя перьями, которые она распустила будто черные механические пальцы или стрелки часов. Остановилась проверить, не мертв ли он.
Тернер усмехнулся вслед хлопающей крыльями прочь вороне.
Пока нет.
* * *
Он заполз назад под нависающие ветки и обнаружил, что девочка сидит у основания крыла, привалившись спиной к кабине. На ней была мешковатая белая футболка с косым шрамом логотипа «МААС-НЕОТЕК». На футболке виднелись потеки свежей красной крови. У нее снова шла кровь носом. Яркие голубые глаза растерянные и ошеломленные — в обрамлении желто-черных синяков. Экзотический макияж.
Юная, понял он, почти ребенок.
— Ты дочь Митчелла, — сказал Тернер, выудив имя из досье биософта. — Анджела.
— Энджи, — автоматически отозвалась она. — А ты кто? У меня кровь идет из носа. — Она показала ему кровавую гвоздику скомканной тряпки.
— Тернер. Я ждал твоего отца. — Только сейчас он вспомнил о пистолете, сообразив, что второй ее руки не видно. Рука оставалась за краем кабины. — Ты знаешь, где он?
— На плато. Он думал, что сможет поговорить с ними, все им объяснить. Потому что он им нужен.
— С кем поговорить? — Тернер сделал шаг вперед.
— С «Маасом». С советом директоров. Они не могут себе позволить причинить ему вред. Не могут же?
— С чего бы это? — еще шаг. Она промокнула нос красной тряпицей.
— Потому что он отослал меня прочь. Потому что он знал, что они собираются причинить мне вред, может быть, убить. Из-за снов. — Снов?
— Как ты думаешь, они ведь, правда, его не тронут?
— Нет. Конечно, они этого не сделают. А сейчас я залезу наверх, идет?
Она кивнула. Ему пришлось провести руками по боку фюзеляжа, чтобы отыскать мелкие утопленные поручни. Мимикрирующее покрытие показывало ему лист, лишайник, сучья… И вот он наверху, рядом с девочкой, и пистолет, как оказалось, лежал возле ее ноги в черной тапочке. — Но разве он не собирался прибыть сам? Я ждал его, твоего отца.
— Нет. Мы никогда этого не планировали. И планер у нас был только один. Разве он тебе не сказал? — ее начало трясти. — Разве он ничего тебе не сказал?
— Достаточно, — сказал Тернер, кладя ей руку на плечо. — Он рассказал нам достаточно. Все будет хорошо… — он перекинул ноги через борт, нагнулся, отодвинул «смит-и-вессон» от ее ноги и нашел кабель интерфейса.
Все еще не убирая руки, он поднял кабель и вставил его в разъем за ухом.
— Покажи мне процедуры стирания всего, что ты сохранил за последние сорок восемь часов, — приказал он. — Я хочу подавить курс на Мехико-сити, твой перелет с побережья, все…
— Никаких данных о запланированном курсе на Мехико-сити не обнаружено, — отозвался голос — прямой нейронный вход на аудио.
Потирая подбородок, Тернер глядел на девочку.
— Куда мы направлялись?
— В Боготу, — сказал самолет и выдал на дисплей координаты посадки, которой они не совершали.
Энджи зажмурилась, потом недоуменно воззрилась на него. Веки у нее были в таких же черных синяках, как и вся кожа вокруг глаз.
— С кем ты разговариваешь?
— С самолетом. Митчелл сказал тебе, куда, по его мнению, ты направишься?
— В Японию.
— Знаешь кого-нибудь в Боготе? Где твоя мать?
— Никого. А мать, думаю, в Берлине. По правде говоря, я ее почти не знаю.
Тернер стер память самолета, вычищая все, что заложил туда Конрой: курс перелета из Калифорнии, данные полигона, маршрут перелета, который привел бы их на посадочную полосу в радиусе трехсот километров от городского центра Боготы…
Со временем самолет найдут. Тернер вспомнил о системах орбитальной слежки «Мааса» и спросил себя, а много ли проку от «прокрадись-спрячься» — программы, какую он приказал прогнать самолету. Можно было бы предложить реактивник Руди на утиль, но сомнительно, что Руди захочется впутываться в эту историю. Впрочем, если уж на то пошло, само появление дочери Митчелла на ферме затягивало Руди по уши. Но больше идти было некуда. Где еще достать то, что ему сейчас необходимо?
А идти туда четыре часа: сперва — по полузабытым тропинкам, а дальше по петляющему, поросшему сорняками двуполосному шоссе. Тернеру показалось, что деревья кругом совсем не те, но потом он сообразил, насколько они должны были вырасти за годы, прошедшие с тех пор, как он был здесь в последний раз.
Вдоль шоссе через равные промежутки торчали обрубки деревянных столбов. Когда-то на них крепились телефонные провода. Теперь пеньки оплели ежевика и жимолость, провода давным-давно оборваны для разных нужд, а столбы порублены на растопку. В полевых цветах у обочины гудели пчелы…
— Там, куда мы идем, есть какая-нибудь еда? — спросила девочка. Подошвы ее белых тапочек шаркали по выветрившемуся асфальту.
— Конечно, — ответил Тернер. — Все, что захочешь.
— Вот чего бы мне хотелось прямо сейчас, это воды. — Она смахнула прядку прямых каштановых волос с загорелой щеки.
Он заметил, что у девочки постепенно проявляется хромота, она начинала морщиться каждый раз, когда приходилось наступать на правую ногу.
— Что у тебя с ногой?
— Колено. Наверное, ударилась, когда сажала дельтаплан, — скривилась она, но продолжала идти.
— Тогда привал.
— Нет. Я хочу дойти туда, дойти хоть куда-нибудь.
— Привал, — повторил он и, взяв ее за руку, потянул к обочине дороги.
Энджи состроила гримаску, но села рядом с ним, осторожно вытянув перед собой правую ногу.
— А у тебя большая пушка, — заметила она. Теперь стало жарко — слишком жарко для парки. Надев портупею прямо на голое тело, Тернер накинул поверх нее спецовку с оторванными рукавами, полы спецовки развевались по ветру.
— Почему у нее такой странный ствол, как голова у кобры?
— Это прицел, устройство для ведения ночного боя. — Он наклонился, чтобы осмотреть ее колено. Колено быстро распухало. — Не знаю, сколько еще ты пройдешь с такой ногой, — сказал он.
— Тебе много приходится драться по ночам? С оружием?
— Нет.
— Тогда я, наверное, не понимаю, чем ты занимаешься.
Он поднял на нее взгляд.
— Я сам не всегда это понимаю, во всяком случае — в последнее время. Я ждал твоего отца. Он хотел сменить компанию, поработать на других людей. Эти люди наняли меня и еще нескольких человек помочь ему выпутаться из его прежнего контракта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42