Чтобы убедиться, что никто не пришел искать ледоруб, который, как они могли прослышать, ты использовал.
Могло случиться и иначе, так, как это едва не случилось: у ледоруба могла выявиться какая-нибудь странность, он сжег бы тебя насмерть, и тогда одному из ковбоев пришлось бы вломиться в квартиру твоей мамочки и забрать софт, прежде чем найдут твое тело.
— Не знаю… Бовуа, это чертовски жест…
— Задница моя жесткая. Жизнь жестока. Я хочу сказать, мы же говорим о бизнесе, не забыл?
Бовуа рассматривал его с полной безмятежностью. Пластмассовая оправа сползла почти на кончик изящного носа. Он был светлее, чем Дважды-в-День или гигант в костюме — с кожей цвета слегка разбавленного кофе, и к черному мху коротко стриженых волос уходил высокий гладкий лоб. В балахоне из серой плащевки он выглядел худощавым, и Бобби не находил в нем ничего угрожающего.
— Но нам надо выяснить, почему ты здесь, а ты здесь для того, чтобы выяснить, что произошло на самом деле. А это уже нечто другое.
— Однако ты сказал, что он меня подставил, что Дважды-в-День подставил меня так, чтобы меня пришили? — Бобби все еще сидел в кресле-каталке «Материнского общества Святой Марии», хотя теперь ему казалось, что кресло ему больше не нужно. — И что он в глубокой жопе перед этими парнями, этими крутыми из Муравейника?
— Теперь ты понял.
— Так вот почему он ведет себя так, будто ему уже все по хрену, а меня — меня он ненавидит до самых потрохов, да? И он действительно перепуган?
Бовуа кивнул.
— И это все потому, — продолжал Бобби, понимая, наконец, почему Дважды-в-День не в своей тарелке, почему он так испугался, — что на меня напали там, на Большой Площадке, и сволочи долики обули меня на деку! И на их софт, он ведь оставался у меня в деке! — он подался вперед, возбужденный оттого, что сложил все вместе. — А эти парни могут, скажем, убить его, если он не вернет дискету, так?
— Должен тебе сказать, что ты слишком много смотрел кино, — сказал Бовуа, — хотя, в общем и целом, определенно, так.
— Хорошо. — Бобби откинулся на спинку кресла-каталки, закинув голые ноги на край стола. — Ну, Бовуа, кто же эти парни? Как ты их там назвал, унганы? Колдуны? Что, черт побери, это должно означать?
— Видишь ли, Бобби, — сказал Бовуа, — я один из них, а тот большой мужик — ты можешь называть его Лукасом — второй.
— Ты, наверное, видел такие раньше, — сказал Бовуа, когда человек по имени Лукас поставил на стол трехмерный проектор, перед этим методично расчистив для него место.
— В школе, — покорно ответил Бобби.
— Ты ходил в школу, парень? — огрызнулся Дважды-в-День. — Почему ты там, черт побери, не остался?
Он прикуривал одну сигарету от другой с тех самых пор, как они с Лукасом вернулись, и, казалось, был в еще худшем настроении, чем прежде.
— Заткнись, Дважды-в-День, — предложил Бовуа, — немного образования и тебе бы не повредило.
— С их помощью нас учили, как отыскивать дорогу в матрице, как получать доступ ко всякому барахлу из печатных библиотек, все такое…
— Тем лучше. — Лукас выпрямился, отряхивая несуществующую пыль с огромных розовых ладоней. — Ты когда-нибудь пользовался им, чтобы получать доступ к печатным книгам?
Он снял черный, без единой морщинки, пиджак; на крахмальной рубашке под ним ярко выделялась пара изящных темно-бордовых подтяжек. Лукас ослабил узел строгого черного галстука.
— Я не слишком-то хорошо читаю, — сказал Бобби. — Я хочу сказать, могу, но это работа. Ну да, я входил. Искал по-настоящему старые книги о матрице и обо всем таком.
— Так я и думал, — отозвался Лукас, подключая к консоли в основании проектора что-то вроде маленькой деки. — Счет Ноль. Прерывание на счет ноль. Старый программистский жаргон. — Он передал деку Бовуа, который стал вводить в нее команды.
Внезапно в экранном объеме проектора начали возникать сложные геометрические фигуры, выравниваясь вдоль почти невидимых плоскостей трехмерной решетки. Бобби догадался, что Бовуа набрасывает в киберпространстве координаты Барритауна.
— Будем считать, что синяя пирамидка — это ты, Бобби. Вот она. — В самом центре объема мягко запульсировала синяя пирамида. — Теперь мы покажем тебе, что увидели наблюдавшие за тобой ковбои Дважды-в-День. С этого момента ты видишь запись.
Из пирамиды выросла синяя пунктирная линия и побежала по линии решетки.
Бобби смотрел в экранный объем, видя себя, одинокого, в гостиной своей матери с «Оно-Сендаи» на коленях. Занавески задернуты, пальцы бегают по клавишам.
— Пошел ледоруб, — прокомментировал Бовуа.
Синий пунктир достиг стенки экрана. Бовуа нажал пару клавиш, и координаты изменились. Исходную декорацию сменил новый набор геометрических фигур. Бобби узнал нагромождение оранжевых кубов в центре решетки.
— Вот оно, — сказал он.
Из-за стенки экрана появилась синяя линия и потянулась к оранжевой базе. Вокруг кубов мерцали смутные плоскости оранжевого света, которые, когда линия подошла ближе, начали вдруг смещаться и пульсировать.
— Сам видишь, что что-то здесь не так, — сказал Лукас. — Вон он, их лед, и он уже о тебе знает. Подмял тебя еще до того, как ты за него зацепился.
Когда синий пунктир коснулся скользнувшей навстречу оранжевой плоскости, вокруг него тут же образовалась оранжевая трубка чуть большего диаметра. Трубка начала удаляться, двигаясь назад вдоль пунктира, пока не уперлась в стенку экрана…
— А тем временем, — сказал Бовуа, — дома, в Барритауне… — он снова пробежал пальцами по клавишам, и теперь в центре оказалась синяя пирамидка Бобби. На глазах у Бобби оранжевая трубка выросла из стенки экранного объема и по синему пунктиру вкрадчиво подобралась к пирамидке.
— А вот с этого момента, ковбой, ты должен был начать умирать всерьез.
Трубка коснулась пирамидки, оранжевые треугольники сомкнулись, как будто закрывая ее стеной. Бовуа остановил запись.
— Когда няньки Дважды-в-День, — сказал Лукас, — жокеи, в общем-то, бывалые и закаленные, увидели то, что сейчас увидишь ты, друг мой, они решили, что в этой, так сказать, побелке в небесах виновата их дека. Как и у любых профи, у них была вторая дека, для подстраховки. Подключив ее к линии, они увидели то же самое. Именно тогда они решили позвонить своему работодателю, мистеру Дважды-в-День, который, как можно заключить из окружающего нас бардака, собирался устроить вечеринку…
— Мужик, — сказал Дважды-в-День сдавленным от истерики голосом, — я же тебе говорил. У меня тут были клиенты, которых требовалось развлечь. Я заплатил своим мальчикам, чтобы они присмотрели за ледорубом, они и смотрели, а потом позвонили мне. Я позвонил вам. Ну что тебе, черт побери, от меня надо?
— Нашу собственность, — мягко отозвался Бовуа. — А теперь смотри внимательно, — обратился он к Бобби, — такую штуку, кроме как аномальным феноменом, не назовешь, без дураков… — он снова ввел команду, запуская запись. На нижней плоскости экрана расцвели жидкие цветы, белые, как молоко.
Подавшись вперед, Бобби увидел, что состоят они словно из тысяч мельчайших сфер или пузырьков. Цветы полностью подстроились к кубической решетке, срослись с ней, образовав асимметричную структуру с тяжелым верхом, нечто вроде многогранного гриба. Грани были белыми и совершенно пустыми. Фигура в экранном объеме была размером не больше ладони Бобби, но всякому вошедшему в матрицу она показалась бы непомерной. «Гриб» развернул пару «рожек»; «рожки» вытянулись, изогнулись, превратившись в пинцет, который метнулся, чтобы схватить пирамидку. Бобби увидел, как кончики щипцов беспрепятственно прошли сквозь посверкивающие оранжевые плоскости враждебного льда.
— Она сказала: «Что ты делаешь?» — услышал Бобби собственный голос. — Потом она спросила меня, почему они это делают, делают это со мной, убивают меня…
— Ага, — негромко произнес Бовуа, — вот теперь мы хоть как-то продвинулись.
Бобби не знал, куда они идут, но был рад возможности выбраться из кресла. Бовуа пригнулся, чтобы не задеть косо висящую гро-лампу, которая покачивалась на двух отрезках крученой веревки; Бобби последовал за ним, едва не поскользнувшись в луже воды с зеленоватой пленкой. Чем дальше от кушетки-поляны Дважды-в-День, тем чище становился воздух. Стоял тепличный запах перегноя и растущей зелени.
— Вот так это было, — задумчиво произнес Бовуа. — Дважды-в-День послал пару ребят на Ковина-Конкорс-Коуртс, но ты уже ушел. И деки тоже не было.
— Ну, это не совсем его вина, — сказал Бобби, — то есть, я хочу сказать, что если бы я не рванул к Леону… а я и правда искал Дважды-в-День, даже подумывал о том, как бы мне попасть сюда, наверх — то он нашел бы меня, верно?
Бовуа помедлил, чтобы полюбоваться роскошными листьями цветущей конопли, и, протянув худой коричневый палец, тронул бледный бесцветный цветок.
— Верно, — отозвался он, — но бизнес есть бизнес. Ему надо было поставить кого-нибудь следить за твоей квартирой в течение всего набега, чтобы убедиться, что ни ты, ни софт не отправитесь ни на какую незапланированную прогулку.
— Но послал же он Pea и Джекки к Леону, раз я их там видел. — Бобби запустил руку за ворот черной пижамы и почесал заклеенную рану, пересекавшую его грудь и живот. Тут он вспомнил о многоножке, которую Пай использовал как стягивающий рану пластырь, и быстро убрал руку. Шрам отчаянно зудел, превратился в сплошную линию зуда, но многоножки касаться не хотелось.
— Нет, Джекки и Pea — наши. Джекки — мамбо, жрица, лошадь Данбалы.
Бовуа продолжал свой путь, придерживаясь, как решил Бобби, какой-то известной ему тропинки в этом беспорядочном гидропонном лесу, хотя тропинка эта, похоже, петляла безо всякого смысла. Кусты покрупнее пустили корни в огромных грушевидных пластиковых мешках для мусора, наполненных темным гумусом. Мешки местами лопнули, и бледные корни искали себе пропитание в тенях между полосами гро-света, где общими усилиями времени и постепенного опадания листьев нарос тонкий слой компоста. На Бобби были черные нейлоновые тапки, которые подобрала для него Джекки, но в них уже набилась сырая земля.
— Лошадь? — переспросил он, уклоняясь от чего-то шипастого, наводившего на мысль о вывернутой наизнанку пальме.
— Данбала оседлывает ее. Данбала Ведо, змей. А в другое время она лошадь Айды Ведо, его жены.
Бобби решил не углубляться и сменил тему:
— А как вышло, что у Дважды-в-День такая огромная хата? Зачем тут деревья и все такое?
Насколько он понял, Джекки и Pea вкатили его в кресле от «Святой Марии» через какой-то дверной проем, но с тех пор он не видел ни одной стены. При этом он знал, что здание-улей покрывает энное число гектаров, так что вполне возможно, что обиталище Дважды-в-День и в самом деле было очень велико.
Правда, представлялось маловероятным, чтобы толкач, пусть даже очень крутой, мог позволить себе столько пространства. Никто не может позволить себе столько места — да и кому захочется жить в вечно сыром гидропонном лесу?
Последний дерм снашивался, и грудь и спину начинало жечь острой болью.
— Фикусовые деревья, деревья мапоу… весь этот этаж Проекта — лье сан, святое место. — Тронув Бобби за плечо, Бовуа указал на перевитые двухцветные ленточки, свисающие с веток ближайшего дерева. — Все деревья здесь посвящены различным лоа. Вот это посвящено Огу, Огу Ферею, богу войны. Тут растет еще много всего: есть растения, необходимые докторам-травникам, а другие просто для удовольствия. Но это место принадлежит не Дважды-в-День — оно принадлежит всей общине.
— Ты хочешь сказать, весь Проект этим повязан? Тут все вудуисты и всякое такое… — это было хуже самой страшной фантазии Марши.
— Нет, друг мой, — рассмеялся Бовуа. — Наверху, ближе к крыше мусульмане, затем здесь живут несколько — а может, и все десять тысяч праведных баптистов, они разбросаны по всему Проекту. Есть последователи Церкви сайентологии… Обычный сброд. И все же, — он ухмыльнулся, — мы единственные с традицией улаживания дел… Но история этого этажа уходит довольно далеко в прошлое. Проектировщики — а строительство «ульев» велось, может, восемьдесят, а то и все сто лет назад — планировали сделать «ульи» как можно более автономными. Заставить их выращивать пищу. Заставить их обогреваться, генерировать электроэнергию и так далее. Взять конкретно этот Проект: если пробурить достаточно глубокую скважину, то увидишь, что он стоит над резервуаром геотермальных вод. Там и вправду очень жарко, но недостаточно, чтобы запустить мотор, так что никакого тока не будет. Поэтому на крыше установили сотню ротационных ветровых ловушек Даррье — их тут еще называют яйцеварками. Сделали себе ветряные мельницы, понимаешь? Правда, сегодня большую часть своих ватт Проект получает от Ядерной Комиссии, как и все прочие. Но эти геотермальные воды накачивают наверх, в теплообменник. Для питья вода слишком соленая, так что в обменнике она просто греет обычную воду из системы водоснабжения вашего Джерси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Могло случиться и иначе, так, как это едва не случилось: у ледоруба могла выявиться какая-нибудь странность, он сжег бы тебя насмерть, и тогда одному из ковбоев пришлось бы вломиться в квартиру твоей мамочки и забрать софт, прежде чем найдут твое тело.
— Не знаю… Бовуа, это чертовски жест…
— Задница моя жесткая. Жизнь жестока. Я хочу сказать, мы же говорим о бизнесе, не забыл?
Бовуа рассматривал его с полной безмятежностью. Пластмассовая оправа сползла почти на кончик изящного носа. Он был светлее, чем Дважды-в-День или гигант в костюме — с кожей цвета слегка разбавленного кофе, и к черному мху коротко стриженых волос уходил высокий гладкий лоб. В балахоне из серой плащевки он выглядел худощавым, и Бобби не находил в нем ничего угрожающего.
— Но нам надо выяснить, почему ты здесь, а ты здесь для того, чтобы выяснить, что произошло на самом деле. А это уже нечто другое.
— Однако ты сказал, что он меня подставил, что Дважды-в-День подставил меня так, чтобы меня пришили? — Бобби все еще сидел в кресле-каталке «Материнского общества Святой Марии», хотя теперь ему казалось, что кресло ему больше не нужно. — И что он в глубокой жопе перед этими парнями, этими крутыми из Муравейника?
— Теперь ты понял.
— Так вот почему он ведет себя так, будто ему уже все по хрену, а меня — меня он ненавидит до самых потрохов, да? И он действительно перепуган?
Бовуа кивнул.
— И это все потому, — продолжал Бобби, понимая, наконец, почему Дважды-в-День не в своей тарелке, почему он так испугался, — что на меня напали там, на Большой Площадке, и сволочи долики обули меня на деку! И на их софт, он ведь оставался у меня в деке! — он подался вперед, возбужденный оттого, что сложил все вместе. — А эти парни могут, скажем, убить его, если он не вернет дискету, так?
— Должен тебе сказать, что ты слишком много смотрел кино, — сказал Бовуа, — хотя, в общем и целом, определенно, так.
— Хорошо. — Бобби откинулся на спинку кресла-каталки, закинув голые ноги на край стола. — Ну, Бовуа, кто же эти парни? Как ты их там назвал, унганы? Колдуны? Что, черт побери, это должно означать?
— Видишь ли, Бобби, — сказал Бовуа, — я один из них, а тот большой мужик — ты можешь называть его Лукасом — второй.
— Ты, наверное, видел такие раньше, — сказал Бовуа, когда человек по имени Лукас поставил на стол трехмерный проектор, перед этим методично расчистив для него место.
— В школе, — покорно ответил Бобби.
— Ты ходил в школу, парень? — огрызнулся Дважды-в-День. — Почему ты там, черт побери, не остался?
Он прикуривал одну сигарету от другой с тех самых пор, как они с Лукасом вернулись, и, казалось, был в еще худшем настроении, чем прежде.
— Заткнись, Дважды-в-День, — предложил Бовуа, — немного образования и тебе бы не повредило.
— С их помощью нас учили, как отыскивать дорогу в матрице, как получать доступ ко всякому барахлу из печатных библиотек, все такое…
— Тем лучше. — Лукас выпрямился, отряхивая несуществующую пыль с огромных розовых ладоней. — Ты когда-нибудь пользовался им, чтобы получать доступ к печатным книгам?
Он снял черный, без единой морщинки, пиджак; на крахмальной рубашке под ним ярко выделялась пара изящных темно-бордовых подтяжек. Лукас ослабил узел строгого черного галстука.
— Я не слишком-то хорошо читаю, — сказал Бобби. — Я хочу сказать, могу, но это работа. Ну да, я входил. Искал по-настоящему старые книги о матрице и обо всем таком.
— Так я и думал, — отозвался Лукас, подключая к консоли в основании проектора что-то вроде маленькой деки. — Счет Ноль. Прерывание на счет ноль. Старый программистский жаргон. — Он передал деку Бовуа, который стал вводить в нее команды.
Внезапно в экранном объеме проектора начали возникать сложные геометрические фигуры, выравниваясь вдоль почти невидимых плоскостей трехмерной решетки. Бобби догадался, что Бовуа набрасывает в киберпространстве координаты Барритауна.
— Будем считать, что синяя пирамидка — это ты, Бобби. Вот она. — В самом центре объема мягко запульсировала синяя пирамида. — Теперь мы покажем тебе, что увидели наблюдавшие за тобой ковбои Дважды-в-День. С этого момента ты видишь запись.
Из пирамиды выросла синяя пунктирная линия и побежала по линии решетки.
Бобби смотрел в экранный объем, видя себя, одинокого, в гостиной своей матери с «Оно-Сендаи» на коленях. Занавески задернуты, пальцы бегают по клавишам.
— Пошел ледоруб, — прокомментировал Бовуа.
Синий пунктир достиг стенки экрана. Бовуа нажал пару клавиш, и координаты изменились. Исходную декорацию сменил новый набор геометрических фигур. Бобби узнал нагромождение оранжевых кубов в центре решетки.
— Вот оно, — сказал он.
Из-за стенки экрана появилась синяя линия и потянулась к оранжевой базе. Вокруг кубов мерцали смутные плоскости оранжевого света, которые, когда линия подошла ближе, начали вдруг смещаться и пульсировать.
— Сам видишь, что что-то здесь не так, — сказал Лукас. — Вон он, их лед, и он уже о тебе знает. Подмял тебя еще до того, как ты за него зацепился.
Когда синий пунктир коснулся скользнувшей навстречу оранжевой плоскости, вокруг него тут же образовалась оранжевая трубка чуть большего диаметра. Трубка начала удаляться, двигаясь назад вдоль пунктира, пока не уперлась в стенку экрана…
— А тем временем, — сказал Бовуа, — дома, в Барритауне… — он снова пробежал пальцами по клавишам, и теперь в центре оказалась синяя пирамидка Бобби. На глазах у Бобби оранжевая трубка выросла из стенки экранного объема и по синему пунктиру вкрадчиво подобралась к пирамидке.
— А вот с этого момента, ковбой, ты должен был начать умирать всерьез.
Трубка коснулась пирамидки, оранжевые треугольники сомкнулись, как будто закрывая ее стеной. Бовуа остановил запись.
— Когда няньки Дважды-в-День, — сказал Лукас, — жокеи, в общем-то, бывалые и закаленные, увидели то, что сейчас увидишь ты, друг мой, они решили, что в этой, так сказать, побелке в небесах виновата их дека. Как и у любых профи, у них была вторая дека, для подстраховки. Подключив ее к линии, они увидели то же самое. Именно тогда они решили позвонить своему работодателю, мистеру Дважды-в-День, который, как можно заключить из окружающего нас бардака, собирался устроить вечеринку…
— Мужик, — сказал Дважды-в-День сдавленным от истерики голосом, — я же тебе говорил. У меня тут были клиенты, которых требовалось развлечь. Я заплатил своим мальчикам, чтобы они присмотрели за ледорубом, они и смотрели, а потом позвонили мне. Я позвонил вам. Ну что тебе, черт побери, от меня надо?
— Нашу собственность, — мягко отозвался Бовуа. — А теперь смотри внимательно, — обратился он к Бобби, — такую штуку, кроме как аномальным феноменом, не назовешь, без дураков… — он снова ввел команду, запуская запись. На нижней плоскости экрана расцвели жидкие цветы, белые, как молоко.
Подавшись вперед, Бобби увидел, что состоят они словно из тысяч мельчайших сфер или пузырьков. Цветы полностью подстроились к кубической решетке, срослись с ней, образовав асимметричную структуру с тяжелым верхом, нечто вроде многогранного гриба. Грани были белыми и совершенно пустыми. Фигура в экранном объеме была размером не больше ладони Бобби, но всякому вошедшему в матрицу она показалась бы непомерной. «Гриб» развернул пару «рожек»; «рожки» вытянулись, изогнулись, превратившись в пинцет, который метнулся, чтобы схватить пирамидку. Бобби увидел, как кончики щипцов беспрепятственно прошли сквозь посверкивающие оранжевые плоскости враждебного льда.
— Она сказала: «Что ты делаешь?» — услышал Бобби собственный голос. — Потом она спросила меня, почему они это делают, делают это со мной, убивают меня…
— Ага, — негромко произнес Бовуа, — вот теперь мы хоть как-то продвинулись.
Бобби не знал, куда они идут, но был рад возможности выбраться из кресла. Бовуа пригнулся, чтобы не задеть косо висящую гро-лампу, которая покачивалась на двух отрезках крученой веревки; Бобби последовал за ним, едва не поскользнувшись в луже воды с зеленоватой пленкой. Чем дальше от кушетки-поляны Дважды-в-День, тем чище становился воздух. Стоял тепличный запах перегноя и растущей зелени.
— Вот так это было, — задумчиво произнес Бовуа. — Дважды-в-День послал пару ребят на Ковина-Конкорс-Коуртс, но ты уже ушел. И деки тоже не было.
— Ну, это не совсем его вина, — сказал Бобби, — то есть, я хочу сказать, что если бы я не рванул к Леону… а я и правда искал Дважды-в-День, даже подумывал о том, как бы мне попасть сюда, наверх — то он нашел бы меня, верно?
Бовуа помедлил, чтобы полюбоваться роскошными листьями цветущей конопли, и, протянув худой коричневый палец, тронул бледный бесцветный цветок.
— Верно, — отозвался он, — но бизнес есть бизнес. Ему надо было поставить кого-нибудь следить за твоей квартирой в течение всего набега, чтобы убедиться, что ни ты, ни софт не отправитесь ни на какую незапланированную прогулку.
— Но послал же он Pea и Джекки к Леону, раз я их там видел. — Бобби запустил руку за ворот черной пижамы и почесал заклеенную рану, пересекавшую его грудь и живот. Тут он вспомнил о многоножке, которую Пай использовал как стягивающий рану пластырь, и быстро убрал руку. Шрам отчаянно зудел, превратился в сплошную линию зуда, но многоножки касаться не хотелось.
— Нет, Джекки и Pea — наши. Джекки — мамбо, жрица, лошадь Данбалы.
Бовуа продолжал свой путь, придерживаясь, как решил Бобби, какой-то известной ему тропинки в этом беспорядочном гидропонном лесу, хотя тропинка эта, похоже, петляла безо всякого смысла. Кусты покрупнее пустили корни в огромных грушевидных пластиковых мешках для мусора, наполненных темным гумусом. Мешки местами лопнули, и бледные корни искали себе пропитание в тенях между полосами гро-света, где общими усилиями времени и постепенного опадания листьев нарос тонкий слой компоста. На Бобби были черные нейлоновые тапки, которые подобрала для него Джекки, но в них уже набилась сырая земля.
— Лошадь? — переспросил он, уклоняясь от чего-то шипастого, наводившего на мысль о вывернутой наизнанку пальме.
— Данбала оседлывает ее. Данбала Ведо, змей. А в другое время она лошадь Айды Ведо, его жены.
Бобби решил не углубляться и сменил тему:
— А как вышло, что у Дважды-в-День такая огромная хата? Зачем тут деревья и все такое?
Насколько он понял, Джекки и Pea вкатили его в кресле от «Святой Марии» через какой-то дверной проем, но с тех пор он не видел ни одной стены. При этом он знал, что здание-улей покрывает энное число гектаров, так что вполне возможно, что обиталище Дважды-в-День и в самом деле было очень велико.
Правда, представлялось маловероятным, чтобы толкач, пусть даже очень крутой, мог позволить себе столько пространства. Никто не может позволить себе столько места — да и кому захочется жить в вечно сыром гидропонном лесу?
Последний дерм снашивался, и грудь и спину начинало жечь острой болью.
— Фикусовые деревья, деревья мапоу… весь этот этаж Проекта — лье сан, святое место. — Тронув Бобби за плечо, Бовуа указал на перевитые двухцветные ленточки, свисающие с веток ближайшего дерева. — Все деревья здесь посвящены различным лоа. Вот это посвящено Огу, Огу Ферею, богу войны. Тут растет еще много всего: есть растения, необходимые докторам-травникам, а другие просто для удовольствия. Но это место принадлежит не Дважды-в-День — оно принадлежит всей общине.
— Ты хочешь сказать, весь Проект этим повязан? Тут все вудуисты и всякое такое… — это было хуже самой страшной фантазии Марши.
— Нет, друг мой, — рассмеялся Бовуа. — Наверху, ближе к крыше мусульмане, затем здесь живут несколько — а может, и все десять тысяч праведных баптистов, они разбросаны по всему Проекту. Есть последователи Церкви сайентологии… Обычный сброд. И все же, — он ухмыльнулся, — мы единственные с традицией улаживания дел… Но история этого этажа уходит довольно далеко в прошлое. Проектировщики — а строительство «ульев» велось, может, восемьдесят, а то и все сто лет назад — планировали сделать «ульи» как можно более автономными. Заставить их выращивать пищу. Заставить их обогреваться, генерировать электроэнергию и так далее. Взять конкретно этот Проект: если пробурить достаточно глубокую скважину, то увидишь, что он стоит над резервуаром геотермальных вод. Там и вправду очень жарко, но недостаточно, чтобы запустить мотор, так что никакого тока не будет. Поэтому на крыше установили сотню ротационных ветровых ловушек Даррье — их тут еще называют яйцеварками. Сделали себе ветряные мельницы, понимаешь? Правда, сегодня большую часть своих ватт Проект получает от Ядерной Комиссии, как и все прочие. Но эти геотермальные воды накачивают наверх, в теплообменник. Для питья вода слишком соленая, так что в обменнике она просто греет обычную воду из системы водоснабжения вашего Джерси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42