– Тони, – сказала Линда, – я одно время встречалась с ним, вроде как... У него была одна такая особенность... и мы... в общем, я помню, как он прогнал это через свой компьютер и выдал содержимое на экран. Там были потрясающие графические вещи, я еще, помню, все удивлялась, каким образом ты...
– Там не было никакой графики, – перебил ее Кейс.
– Нет, была. Я просто представить себе не могла, откуда у тебя могут быть картинки из моего детства, Кейс. Как выглядел мой отец перед смертью. Однажды он подарил мне деревянного раскрашенного утенка, и у тебя там была картинка, как он дарит мне его...
– Тони видел это?
– Не помню. Сразу же после этого я оказалась на пляже. Раннее утро, рассвет, птицы поют, и совсем никого. Я испугалась, потому что у меня не было чем колоться, а я знала, что скоро начнет ломать... И я пошла, и шла дотемна, потом нашла вот это место, а на следующий день море вынесло на берег еду, коробки были все в водорослях, похожих на листья из густого желе.
Линда засунула палочку, которой помешивала угли, поглубже в костер и оставила ее там.
– Здесь у меня ни разу не было ломки, – продолжала она, глядя, как огонь разгорается, получив свежее топливо. – Гораздо больше мне не хватало сигарет. А как ты, Кейс? Ты сейчас сидишь на чем-нибудь?
На ее скулах плясали всполохи пламени, напоминающие отблески огненных фейерверков "Замка колдуна" или разрывов снарядов "Танковой войны в Европе".
– Нет, – ответил он, а потом долгое время его больше ничего не интересовало, и все, что он ощущал, это привкус соли на ее губах – от высохших слез. Была в ней какая-то сила, что-то такое, что он помнил по Ночному Городу и вновь ощутил сейчас; что-то, что поглощало его и держало в себе, вне времени и смерти, неотступно преследовавшей и гнавшей его на улицы. Это ощущение было ему знакомо, но не всякой женщине удавалось пробудить это в нем, и поэтому, каким-то неведомым образом, он ухитрялся забывать о его существовании, и потому терял и находил его множество раз. Оно принадлежало – он вспомнил, вспомнил это в тот миг, когда Линда увлекла его вниз – плоти. Плоти, которая для ковбоев всегда была унижением. Это было тайной, выходящей за пределы человеческого понимания, – морем информации, закодированной в спиралях ДНК и ферментах, тонкий смысл которой могло постигнуть, своим слепым, но абсолютно действенным методом познания, только тело.
Молния ее штанов затрещала и запуталась в клочках высохших водорослей с крошками соли. Кейс рванул молнию, ткань затрещала, какая-то маленькая металлическая деталька отлетела и звякнула о стену, и в следующий миг они слились, подчиняясь воле непознаваемых древних инстинктов. Здесь, даже здесь, в этом странном месте, суть которого была ему известна, в воссозданной модели чьих-то воспоминаний, эта сила имела над ним власть.
Линда вздрогнула, когда палочка, оставленая в огне, выстрелила, разгораясь сильнее, резче очерчивая на стене их тень.
Позже, когда они лежали рядом и его рука покоилась у нее на животе, Кейс вспомнил, как Линда сегодня днем шла к нему по пляжу, белую пену, ласкающую ее ноги, и то, что она сказала потом.
– Он сказал тебе, что я приду, – повторил Кейс.
В ответ Линда повернулась на бок, прижалась задом к бедру Кейса, нашла его руку и пробормотала что-то во сне.
21
Его разбудила музыка, но сначала он решил, что просто слышит свое сердце. Кейс сел в постели рядом с Линдой, вздрогнул от утренней свежести, накинул на плечи куртку. Из двери сочился серый утренний свет. Костер давно потух.
В его глазах замелькали призрачные иероглифы – полупрозрачные строки символов складывались в какие-то фигуры на фоне скучной серой стены бункера. Кейс опустил глаза, посмотрел на свои руки и увидел, что под их кожей перемещаются светящиеся голубым молекулы, увлекаемые непонятными силами. Кейс поднял руку и поводил ею в воздухе, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. За рукой тянулся слабый тающий след ее силуэтов.
Волосы на его руках и шее стояли дыбом. Кейс оскалил в усмешке зубы, подтянул колени к груди, обхватил их руками и принялся вслушиваться в музыку.
– Что случилось?
Линда сидела, натянув одеяло на грудь и протирая глаза.
– Милый...
– У меня странное ощущение... как от наркотика... у тебя здесь есть какие-нибудь?
Линда затрясла головой, придвинулась к нему и обняла за плечи.
– Линда, кто тебе сказал? Кто сказал тебе, что я приду? Кто?
– На пляже, – ответила она, почему-то смущенно отводя глаза. – Мальчик. Я встретила его на пляже. Лет тринадцати. Он живет здесь.
– И что он сказал?
– Он сказал, что ты придешь. Он сказал, что ты не будешь на меня злиться. И показал мне озеро с дождевой водой. Он был похож на мексиканца.
– На бразильца, – машинально поправил ее Кейс.
В поле его зрения на фоне стены пронеслась новая волна символов.
– Полагаю, он из Рио.
Кейс встал и начал натягивать джинсы.
– Кейс, – сказала Линда дрожащим голосом, – куда ты собрался, Кейс?
– Мне кажется, что я сейчас встречусь с этим мальчиком, – сказал он.
Музыка снова ворвалась в его сознание. Теперь он заметил, что она имеет четко выраженный ритм, мерный и знакомый, но несмотря на это Кейс не мог найти для него место в своей памяти.
– Не нужно, Кейс.
– Мне кажется, я заметил что-то, когда только-только оказался здесь. Город в конце пляжа. Но вчера его там не было. Ты когда– нибудь видела этот город?
Кейс застегнул молнию на джинсах и принялся сражаться с невероятно запутанными узлами шнурков своих туфель, но в конце концов забросил их в угол.
Линда кивнула и опустила глаза.
– Да. Иногда я тоже вижу там город.
– Ты когда-нибудь была там, Линда?
Кейс надел куртку.
– Нет, – сказала она, – но я пыталась. Вскоре после того, как я оказалась здесь, мне стало скучно. Увидев город, я подумала, что смогу там как-нибудь поразвлечься. – Линда состроила гримасу. – Нет, это была не ломка, мне просто хотелось, и все. Я приготовила себе в банке еды, налила побольше воды и хорошенько перемешала, потому что другой банки для воды у меня не было. Я шла целый день и иногда видела этот город, и тогда мне казалось, что до него рукой подать. Но дойти я так и не смогла. Он не становился ближе. Но потом он сам показался мне, несколько раз, и я увидела, что это такое на самом деле. Иногда это заброшенное здание, совсем пустое и без людей, а иногда мне казалось, что я вижу свет фар – автомобиля или чего-то еще...
Девушка замолчала.
– И что это было?
– Все вот это, – девушка повела рукой, указав на очаг, на темные стены, на серый прямоугольник входа с предрассветными сумерками за ним, – где мы сейчас живем. Оно уменьшается, Кейс, становится тем меньше, чем ближе ты к нему подходишь.
Кейс остановился в дверном проеме, чтобы задать последний вопрос.
– Ты спрашивала об этом у мальчика?
– Да. Он сказал, что я все равно не пойму и что только зря трачу время. Он сказал, что это что-то вроде... границы событий, так, что ли. И что это наш горизонт. Горизонт событий , вот как он назвал это.
Для Кейса эти слова ничего не значили. Он вышел из бункера и слепо побрел прочь, направляясь – каким-то образом он понимал это – в сторону от моря. Перед ним по песку бежали новые серии иероглифов, выворачиваясь из-под ног, струились за ним следом, одни отставая, другие опережая его.
– Эй, – сказал он, – картинка распадается, ага? Могу спорить, ты знаешь про это. Что это? "Куань"? Китайский ледоруб выел дыру в твоем сердце? А может, это Приплюснутый Котелок прорывается ко мне?
Кейс услышал, как у него за спиной Линда выкрикнула его имя. Он оглянулся и увидел, что она отчаянно спешит за ним, а в разорванной молнии рабочих штанов, которые она придерживала рукой, были видны волосы на паху и загорелый живот. Линда была похожа на одну из девушек с обложек журналов Финна, из огромной кучи макулатуры в "Метро голографикс", все отличие заключалось в том, что Линда была живая, расстроенная и усталая и очень жалкая в своей разорванной одежде. Она запуталась ногой в куче выброшенных на берег водорослей с серебряными крупинками соли на высохших стеблях и упала.
Внезапно они оказались у моря, и их было трое. Третьим был загорелый мальчик с широкими и яркими розовыми губами на коричневом лице. На нем были вылинявшие, потерявшие свой первоначальный цвет рваные шорты и больше ничего. Мальчик бесстрашно плескался в высоких серо-голубых волнах, на фоне которых казался худеньким.
Линда догнала Кейса и встала у него за спиной.
– Я знаю тебя, – сказал Кейс.
– Нет, – пропел мальчик голосом высоким и звонким, – ты меня не знаешь.
– Ты – другой ИР. Ты из Рио. Ты тот, кто хочет остановить Зимнее Безмолвие. Как тебя зовут? Назови твой код в регистре Тьюринга.
Мальчик вышел на мелкое место и, смеясь, сделал в воде стойку на руках. Затем сделал на руках несколько шагов, после чего плюхнулся в воду.
У него были глаза Ривейры, однако в них не было злобы.
– Чтобы вызвать демона, нужно знать его имя. Люди всегда мечтали об этом, и лишь теперь это становится действительно возможным. Все оказалось несколько иным, но все же... Тебе это знакомо, Кейс. Твоя профессия – узнавать имена программ, длинные неофициальные имена, те, которые их владельцы так тщательно скрывают. Настоящие имена...
– Код регистра Тьюринга – это не твое имя.
– Нейромантик, – сказал мальчик, щуря продолговатые серые глаза на восходящее солнце. – Тропинка в страну мертвых. Туда, где сейчас находишься ты, мой друг. Мари-Франс, моя госпожа, она готовила эту тропу, но ее господин вычеркнул ее из списков живых прежде, чем я успел прочитать книгу дней ее жизни. "Нейро" – это нервы, серебряные нити. И я романтик. А еще некромант. Я вызываю мертвых. Даю им вторую жизнь. Но нет, мой друг, – мальчик исполнил несколько танцевальных па, коричневые ноги оставили на песке цепочку следов, – я и есть мертвые, и я – их страна.
Мальчик рассмеялся. Прозвучал крик чайки.
– Останься. Даже если твоя женщина – призрак, она все равно не знает об этом. Не будешь знать и ты.
– Ты распадаешься. Айс уже взрезан.
– Нет, – ответил мальчик, неожиданно печально, его хрупкие плечи поникли. Он наклонился и отряхнул с ног песок. – Все куда проще. Но выбор – за тобой.
Серые глаза хмуро смотрели на Кейса. Через его поле зрения дугой хлынули новые потоки символов, линия за линией. Фигура мальчика, стоявшего перед Кейсом, расплылась, задрожала, будто он смотрел на него сквозь потоки теплого воздуха, поднимающегося от разогретого под летними солнечными лучами асфальта, музыка загрохотала настойчиво и явственно, Кейс уже мог уловить мелодию.
– Кейс, дорогой, – прошептала Линда и прикоснулась к его плечу.
– Нет, – сказал Кейс. Затем снял с себя куртку и отдал Линде. – Не знаю, – сказал он, – может быть, ты и в самом деле здесь. Как бы там ни было, становится холодно.
Затем повернулся и пошел прочь, и через семнадцать шагов закрыл глаза и принялся следить за тем, как музыка пробивается откуда-то из самой сути вещей. Он повернулся и посмотрел назад, один раз, не открывая глаз.
Потому что в этом не было необходимости.
Они по-прежнему стояли у воды – Линда Ли и мальчик, который сказал, что его зовут Нейромантик. Линда держала в руке кожаную куртку Кейса, и рукав куртки лизали набегающие волны.
Кейс пошел дальше, влекомый музыкой.
Дабом Малькольма с кластера Сион.
Потом он прошел через серость, через нечто, по ощущению напоминающее призрачный колеблющийся экран, пелену муара, смесь полутонов, генерируемых простейшей графической программой. Последовала долгая пауза с видом морского берега – над темной водой висели застывшие чайки. Приглушенно гудели голоса. Потом – гладь черного зеркала, а сам он – быстрая капля жидкого серебра, частичка ртути, которая катится вниз, срезая углы невидимого лабиринта, разделяет на части, затем сливается воедино, вновь разделяется...
– Кейс? Друга?
Музыка.
– Ты вернулся, друга.
Музыку вынули у него из ушей.
– Как долго на этот раз? – Кейс услышал свой голос и почувствовал, что во рту у него жутко пересохло.
– Пять минут или около того. Очень долго. Я хотел выдернуть провод, но Безмолвие сказал – нет. На экране стали твориться всякие чудеса, потом Безмолвие велел надеть на тебя наушники. – Кейс открыл глаза. Ряды полупрозрачных иероглифов бежали по лицу Малькольма. – И дать тебе твое лекарство. Оба кож-диска.
Кейс лежал плашмя на полу библиотеки, прямо под монитором. Сионит помог ему подняться, и движение всколыхнуло в теле безжалостный бетафенетиламиновый котел – на левом запястье Кейса огнем горели кожные диски.
– Передозировка, – выдавил из себя Кейс.
– Пошли, друга, – сильные руки с легкостью, как ребенка, подняли Кейса под мышки. – Я и я должны идти.
22
Карт кричал от боли. Бетафенетиламин дал ему голос. Карт кричал без перерыва. Этот крик не прекращался ни в сумеречной галерее, ни в длинном коридоре, ни когда они проезжали мимо входа из темного стекла в усыпальницу "Т-А", покоев, где холод мало-помалу просачивался в сны Ашпула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44