– Это еще что такое, Кейс, друга?
– Это всего лишь картинка, Малькольм, – обессилено пробормотал Кейс. – Парень из Мурашовника, которого я знал. А говорит с нами Зимнее Безмолвие. Этой картинкой он просто создает для нас ощущение реальности разговора.
– Чушь собачья, – сказал Финн. – Я уже объяснял Молли, что это не для антуража. Мне это необходимо, чтобы общаться с вами. Потому что у меня нет даже аналога того, что вы называете личностью. Ладно, это все равно что ссать против ветра, потому что, как я уже сказал, у нас проблемы.
– Тогда объяснись, Безмолвие, – сказал Малькольм.
– Для начала, у Молли опять сломана нога. Она не может ходить. Мы рассчитывали, что она опустится вниз, войдет в покои, уберет с дороги Питера, узнает у Три-Джейн магическое слово, поднимется к голове и скажет ей это слово. Сейчас она вышла из игры. Поэтому я хочу, чтобы вы отправились туда за ней.
Кейс уставился на лицо на экране.
– Мы?
– А кто же еще?
– Аэрол, – предложил Кейс, – пилот с "Вавилонского рокера", друг Малькольма.
– Нет. Это должен быть ты. Это должен быть кто-то, кто имеет связь с Молли и кто знает Ривейру. Малькольм – лишь для мускульной поддержки.
– Ты не забыл, что я здесь занимаюсь маленьким вторжением, и как раз сейчас самый его разгар? Ты помнишь про это? Или ты хочешь вытащить меня отсюда для того...
– Кейс, послушай. Времени мало. Очень мало. Так что запоминай. Связь между твоей декой и "Блуждающими огнями" сейчас осуществляется через навигационную систему "Гарвея" на нестандартной полосе частот. Вы проведете "Гарвей" в один очень приватный док, который я вам покажу. Китайский вирус уже практически пропитал всю ткань программного обеспечения твоей "Хосаки". Так что в настоящий момент в "Хосаке" нет ничего, кроме вируса. К тому времени, когда вы войдете в док, вирус уже будет контролировать внешнюю охранную систему виллы, и мы сможем плюнуть на маскировку хитрыми полосами частот. Ты возьмешь с собой свою деку, Котелка и Малькольма. Найдешь Три-Джейн, вытрясешь из нее слово, убьешь Ривейру и возьмешь у Молли ключ. За работой китайской программы ты сможешь следить, время от времени подключая свою деку к сети "Блуждающих огней". Это я беру на себя. На затылке у головы имеется стандартное гнездо для подключения, под крышкой с пятью цирконами.
– Ривейру убивать?
– Да, убей его.
Кейс сидел и молча моргал глазами, рассматривая лицо Финна. Потом почувствовал, что на плечо ему легла рука Малькольма.
– Эй. Ты забыл кое о чем. – Кейс почувствовал, как в нем разгорается веселая злость. – Ты облажался. Вместе с Армитажем ты отправил к чертовой матери пульт управления захватами яхты. И "Ханива" держит нас крепко. Армитаж сжег вторую "Хосаку", а электронная оснастка компьютера яхты уплыла вместе с мостиком.
Финн кивнул.
– Так что мы сидим здесь как привязанные, приятель. И это означает, что ты в заднице, дружище.
Кейсу хотелось рассмеяться, но смех застрял у него в горле.
– Кейс, друга, – тихо произнес Малькольм, – "Гарвей" – буксир.
– Вот именно, – сказал Финн и подбадривающе улыбнулся.
– Что, развлекался в большом внешнем мире? – спросил у Кейса конструкт сразу же, как тот вернулся в Матрицу. – Могу спорить, что у тебя снова был с визитом Зимнее Безмолвие...
– Ага. Ты выиграл. Как "Куань" – в порядке?
– Шурует вовсю. Вирус-убийца.
– Отлично. У нас небольшая заминка, но мы над этим работаем.
– Может, расскажешь?
– Нет времени.
– Ладно, мальчик, дело твое. Меня это не касается, мне смерть уже не грозит...
– Да пошел ты, – сказал Кейс и перескочил в симстим, оборвав на середине душескребительный смех Котелка.
– Она мечтала о стиле жизни, требующем минимального вмешательства со стороны сознания живого существа, – сказала Три– Джейн.
На своей сложенной чашкой руке она держала большую камею и демонстрировала ее Молли. Выбитый в камне профиль имел чрезвычайное сходство с самой Три-Джейн.
– Животное блаженство. Мне кажется, она смотрела на развитие человеческого разума как на нечто вроде отклонения от магистрального пути.
Три-Джейн взяла брошь в другую руку и принялась рассматривать ее сама, поворачивая так и эдак под разными углами и любуясь играющими на поверхности вещицы лучами света.
– И только в редчайших, самых решающих случаях должно было происходить индивидуальное – и только от членов клана – осознанное вмешательство в течение жизни.
Молли кивнула. Кейс вспомнил, что ей сделали укол. Что ей вкололи? Боль по-прежнему была с ней, но ощущение ее, доходящее до Молли, было незначительным, размытым. В тканях мышц ее бедра словно бы копошились неоновые черви, Кейс чувствовал короткие прикосновения поверхности джутовой ткани, слышал запах жарящегося криля. Его разум содрогнулся и отпрянул. Если не сосредоточиваться на ощущениях, то это переживание растекалось, наслаивалось, становилось чувственным эквивалентом белого шума. Если нечто подобное происходит сейчас и с нервной системой Молли, то что останется после от ее сознания?
Поступающие от Молли зрительные образы были неестественно яркими и четкими, гораздо более контрастными, чем при нормальных условиях. Казалось, что окружающие ее предметы вибрируют, причем каждая персона или объект – с индивидуальной и только ему присущей частотой. Ее руки, все еще заключенные в черный шар, лежали на бедрах. Молли сидела в одном из пляжных кресел, ее сломанная нога была вытянута вперед и покоилась на подушечке с верблюжьим ворсом. Напротив, в другом кресле и на другой подушечке, утопая в слишком большой для нее галабие из некрашеной шерсти, сидела Три-Джейн. Она казалась очень юной.
– Куда он ушел? – спросила Молли. – Принять очередную дозу?
Три-Джейн в глубине своего шерстяного халата пожала плечиком и отвела в сторону упавший на глаза локон темных волос.
– Он сказал мне, в какой момент я должна была впустить тебя на виллу. Но не сказал зачем. Все должно было происходить в тайне. Ты хотела причинить нам вред?
Кейс почувствовал, что Молли не знает, что сказать.
– Я бы убила его. Я постаралась бы убить ниндзя. После этого я должна была поговорить с тобой.
– Но зачем? – спросила Три-Джейн, убирая камею в один из карманов своей светлой галабии. – Зачем все это? И о чем ты хотела со мной поговорить?
Казалось, Молли изучает высокие, элегантно очерченные скулы, широкий рот, узкий, ястребиный нос своей пленительницы. Глаза Три– Джейн были темными, удивительно непроницаемыми.
– Потому что я его ненавижу, – ответила наконец Молли. – Просто потому, что он такой, а я такая, и потому, что меня наняли для этого.
– И еще из-за того спектакля, – добавила Три-Джейн. – Я видела шоу.
Молли кивнула.
– А Хидео?
– Потому что он – само совершенство. Потому что такой, как он, однажды убил моего партнера.
Три-Джейн нахмурилась. Затем подняла брови.
– Потому что мне нужно было видеть это своими глазами, – сказала Молли.
– И после этого мы должны были поговорить, ты и я? Как сейчас? – Темные и очень прямые волосы Три-Джейн были разделены посередине на прямой пробор, свободно убраны назад и лишь ниже шеи перевязаны. – Можем мы поговорить об этом сейчас?
– Сними с меня это, – попросила Молли, приподнимая скованные руки.
– Ты убила моего отца, – сказала Три-Джейн, но в голосе ее не было никаких эмоций. – Я видела это на экране монитора. Глазами моей матери – так он называл их.
– Он убил марионетку. И она была похожа на тебя.
– У него была склонность к широким жестам, – сказала Три-Джейн. Ривейра, излучающий наркотическое довольство, был уже рядом с ней, облаченный в тот же самый серый арестантский костюм, в котором Кейс уже видел его во время завтрака на лужайке на крыше отеля.
– Знакомитесь друг с другом? Она очень интересная девушка, не правда ли? Я понял это при первой же нашей встрече. – Ривейра шагнул вперед и загородил собой Три-Джейн. – Этот фокус у тебя не пройдет, ты меня поняла?
– Ой ли, Питер? – Молли выдавила улыбку.
– Зимнее Безмолвие не первый, кто совершил такую ошибку. Недооценил меня.
Питер прошел по окаймляющим бассейн кафельным плиткам к белому столику и плеснул себе минеральной воды в стакан, похоже, вырезанный из цельного куска хрусталя.
– Он говорил со мной, Молли. Наверно, он говорил с каждым из нас по отдельности. С тобой, с Кейсом. С тем, с чем можно поговорить в Армитаже. Видишь ли, Молли, он не способен понять нас. У него есть эти его подробные описания нас, но это ведь всего лишь статистические данные. Ты еще можешь быть таким статистическим зверем, дорогая, и Кейс тоже ничего сложного собой не представляет, но я... Я обладаю качеством, не поддающимся расчету по самой его природе.
Питер отпил из стакана.
– Что ты имеешь в виду, Питер? – спокойно и равнодушно спросила Молли.
Ривейра просиял.
– Извращенность.
Он вернулся от столика к двум женщинам, побалтывая небольшим количеством воды на дне стакана – массивного, угловатого цилиндрического куска хрусталя – будто наслаждался его тяжестью.
– Я получаю удовольствие только от добровольного акта. И я принял это решение, Молли, целиком на добровольной основе.
Молли ждала, разглядывая Ривейру.
– Ну, Питер, – сказала Три-Джейн по-детски капризным тоном.
– Ты не узнаешь это слово, Молли. Видишь ли, он сказал мне про это тоже. Три-Джейн знает код, само собой разумеется, но ты его не узнаешь. Не узнает его и Зимнее Безмолвие. Моя Три-Джейн чрезвычайно честолюбивая девушка – в своем, извращенном понимании.
Питер снова улыбнулся.
– Она – воспитанница семейной империи и двух сбрендивших искусственных разумов. Но вот пришел Ривейра и помог ей выпутаться из всего этого, ты тому свидетельница. И Питер сказал: сиди тихо. Слушай папочкины любимые пластинки с свингом и предоставь Питеру возможность сотворить для тебя оркестр, толпы танцующих. Пробуждать к жизни мертвого короля Ашпула. – Питер выпил минеральную воду до дна. – Нет, не надо, папочка, не делай этого. Пусть этот Питер уходит домой.
Порозовев лицом от кокаинового и мепиридинового наслаждения, Питер с размаху ударил стаканом в левую линзу Молли, мгновенно обратив зримый ею мир во вспышку крови и света.
Когда Кейс сорвал с головы троды, Малькольм был распростерт на потолке кабины. В таком удивительном положении его удерживали серые резиновые присоски на стенах, веревками соединенные с нейлоновым поясом, застегнутым у него на талии. Он был без рубашки и трудился над одной из крышек-панелей на потолке кабины, зажав в руке странного вида гаечный ключ, специально приспособленный для работы в невесомости. Стопорная пружина ключа звякнула, и сионит вытряхнул на ладонь очередную гайку. Корпус "Маркуса Гарвея" трясся и скрежетал от чрезмерной нагрузки.
– Безмолвие ведет я и я к доку, – объяснил сионит, аккуратно упрятывая гайку в холщовый мешочек на поясе. – Малькольм возьмет на себя посадку, а пока нам нужно снаряжение.
– Ты хранишь там свой инструмент? – Кейс вытянул шею, пытаясь увидеть содержимое отсека за панелью, скрытое жилистой коричневой спиной с канатами мускулов.
– Вот этот, да, – ответил Малькольм, извлекая из-за панели длинный черный полиэтиленовый сверток.
Поставив панель на место, он закрепил ее, наживив одну– единственную гайку. Пока сионит работал, беспризорный черный сверток успел уплыть от него к корме. Малькольм нажатием пальца куда-то на своем поясе освободил присоски и выловил добытый из-за панели сверток.
Оттолкнувшись, Малькольм плавно пересек кабину – на центральном экране пульсировала зеленая причальная диаграмма – и уцепился рукой за подлокотник противоперегрузочного ложа Кейса.
– Один человек в Китае сказал, что истина сидит вот в этом, – произнес сионит, освобождая от полиэтиленовой упаковки старинное, блестящее от смазки помповое ружье "Ремингтон" со стволом, обрезанным в нескольких миллиметрах от затертого цевья. Приклад ружья был полностью удален и заменен деревянной пистолетной рукояткой, обмотанной тусклой изоляционной лентой. От пилота пахло потом и ганджей.
– А еще ружья у тебя нет?
– Больше нет, друга, – ответил сионит, вытирая красной тряпицей масло со ствола. Черный полиэтилен упаковки болтался в воздухе, зацепившись за пистолетную рукоятку. – Я и я – воин Растафари, будь спокоен.
Кейс натянул на голову троды. Техасский катетер он себе больше не ставил. Он сможет потом как следует отлить на вилле, даже если и в последний раз.
Кейс подключился.
– Ага, пожаловал, – сказал конструкт. – Старина Питер оказался законченным обезьяньим дерьмом, так я понимаю?
К настоящему моменту они превратились уже в часть айса "Тиссье– Ашпул"; изумрудные дуги расширились, срослись вместе, стали монолитной массой. В плоскостях китайской программы, окружающей их, также преобладал зеленый цвет.
– Подходим вплотную, а, Котелок?
– Вплотную, совсем вплотную. Ты скоро будешь нужен здесь.
– Слушай, Котелок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44