Не нужно спешки, говорил он себе. Только без суеты. Растекающиеся часы Дали по-прежнему показывали неправильное время. На столике а-ля Кандинский и на книжных шкафах стиля нео-ацтек лежали слои пыли. Стена белых транспортных фиберглассовых упаковок наполняла комнату запахом имбиря.
– Дверь закрыта?
Кейс подождал с минуту, но ответа так и не последовало. Он пересек приемную, подошел к двери и толкнул ее.
– Жюль?
Медная лампа с темно-зеленым абажуром отбрасывала на письменный стол Диана ровное круглое пятно света. Кейс внимательно посмотрел на части старинной пишмашинки, на кассеты, мятые распечатки, липкую пластиковую упаковочную коробку, наполненную образцами имбирных сладостей.
В комнате никого не было.
Кейс обошел вокруг стального стола, пинком убрав с дороги кресло Диана. Пистолет он нашел в скрипучей кожаной кобуре, приклеенной к тумбе стола серебристой липучкой. Это было антикварное оружие, "Магнум" .357 со спиленным стволом и без предохранительной скобы спускового крючка. Рукоятка револьвера была утолщена с помощью десятков слоев маскировочной ленты – старой, коричневой, с блестками слежавшейся грязи. Кейс выщелкнул барабан и осмотрел все шесть гнезд. Патроны были на месте. Тускло поблескивал мягкий свинец пуль.
Зажав револьвер в правой руке, Кейс вышел из-за стола, обогнул его слева и встал в центре заваленного барахлом кабинета, подальше от круга света.
– Я так полагаю, мне торопиться некуда – это твое представление. Но все это дерьмо, как бы это сказать, мне уже несколько... обрыдло.
Кейс обеими руками поднял пистолет, прицелился в середину письменного стола и нажал на курок.
Отдача чуть не оторвала ему кисти рук. Пламя выстрела полыхнуло в комнате с яркостью фотовспышки. Страдая от глухого болезненного звона в ушах, Кейс некоторое время смотрел на рваную дыру с зазубренными краями, образовавшуюся в центре стола. Разрывные пули. Он снова поднял пистолет.
– Этого делать не стоило, сынок, – сказал Жюль, выходя из тени. На нем была фланелевая тройка цвета спаржи, полосатая рубашка и галстук-бабочка.
Кейс повернулся, удерживая револьвер перед собой, и глянул поверх мушки в розовое нестареющее лицо Диана.
– Не надо, – сказал Диан. – Ты и без этого совершенно прав. В отношении того, что здесь происходит. В отношении того, кто я. Но все же следует уважать внутреннюю логику происходящего. Если ты спустишь курок, то увидишь очень много крови и мозгов, и уйдет еще несколько часов – твоего относительного времени – для создания другого образа для выражения моих мыслей. Организовать все это было не так-то легко. О, да, и прошу прощения за Линду, в аркаде. Поначалу я собирался разговаривать через нее, но все это я создаю из твоих воспоминаний, однако эмоциональная окраска... В общем, все это очень сложно. Я допустил ошибку. Извини...
Кейс опустил пистолет.
– Это, все вокруг, лишь Матрица. А ты – Зимнее Безмолвие.
– Да. Все это насильственно поступает тебе в мозг через симстим твоей деки. Я рад, что смог перехватить тебя прежде, чем ты успел отключиться.
Диан прошел за свой письменный стол, поправил кресло и уселся в него.
– Присаживайся и ты, сынок. Нам есть о чем потолковать.
– Ой ли?
– Конечно, есть. И раньше было. Я был готов к этому разговору уже тогда, когда пытался связаться с тобой по телефону в Стамбуле. Времени у нас осталось не так много. Машина будет запущена в ближайшие дни, Кейс. Скоро ты возьмешься за дело.
Диан выбрал из короба с леденцами бонбон, сорвал полосатую обертку и сунул кончик конфеты в рот.
– Присядь, – повторил он, посасывая леденец.
Не спуская с Диана глаз, Кейс опустился на гнутое креслице перед письменным столом. Усевшись, положил руку с пистолетом себе на колени.
– А теперь, – торжественно сказал Диан, – самый животрепещущий вопрос этих дней. Что такое, спрашиваешь ты себя, есть Зимнее Безмолвие? Я прав?
– Более или менее.
– Искусственный разум, но это ты уже знаешь. Итак. Твоя ошибка, логическая ошибка, заключается в том, что ты в своем сознании совмещаешь бытие Зимнего Безмолвия с его электронной основой в Берне.
Диан шумно, с причмокиванием посасывал бонбон.
– Тебе уже известно, что "Тиссье-Ашпул" владеют еще одним ИР, не правда ли? В Рио. Я же, если только понятие "я" применимо ко мне – вопрос скорее метафизический, сам понимаешь, – я – это то, что организует действия Армитажа. Или Корто, который, кстати говоря, чрезвычайно нестабилен. Впрочем, он будет достаточно стабилен, – продолжил Диан, вытягивая из жилетного кармана инкрустированные золотые часы и щелчком открывая их, – в течение еще примерно суток.
– Мне не ясна конечная цель этого дела. В чем смысл твоих действий? Если ты такой умный, черт возьми...
– То почему не богатый? – Диан рассмеялся и с хрустом раскусил свой бонбон. – Ну знаешь, Кейс, я отвечу тебе, и думаю, что это не будет одним из того множества ответов, которые ты уже успел себе надумать. Зимнее Безмолвие – это не часть другого, так сказать, потенциального бытия. Я (позволь мне этот термин), если так можно выразиться, есть один из аспектов разума этого бытия. Это может быть похоже, в понятных для тебя аналогиях, на то, как если бы ты имел дело с небольшой частью левой доли человеческого мозга. В подобном случае вряд ли имеет смысл говорить, что ты имеешь дело с человеком, – Диан улыбнулся.
– История Корто – это правда или нет? Ты проник в него через софтовый микромодуль во французском госпитале?
– Да. И я создатель досье, найденного тобой в Лондоне. Выражаясь привычными тебе понятиями, я пытаюсь планировать ситуацию, но, говоря откровенно, это не мое амплуа. Я скорее импровизатор – вот мой главный талант. Видишь ли, мне гораздо проще разобраться с внезапным изменением ситуации, чем составить какой-то план... Уж так я устроен. Я способен перерабатывать огромные объемы информации, и перерабатывать очень быстро. Однако у меня ушло очень много времени на то, чтобы собрать команду, в которую ты сейчас входишь. Корто был первым, и на нем все дело чуть было не засыпалось. Слишком далеко у него все зашло, там, в Тулоне. Ел, испражнялся и мастурбировал где только мог. Но основа его мании была все та же: "Броневой кулак", предательство, слушание в Конгрессе.
– Он все еще безумен?
– Его нельзя рассматривать как личность, – Диан улыбнулся. – Я уверен, ты уже в курсе его слабостей. Но Корто – лишь часть операции, и дела складываются так, что скоро я буду уже не способен поддерживать тонкое равновесие в его мозгах. Он сорвется, очень скоро, Кейс, и поэтому я рассчитываю на тебя...
– Это хорошо, ублюдок, – сказал Кейс и выстрелил Диану прямо в рот.
То, что Жюль говорил о мозгах, оказалось правдой. И о крови – тоже.
– Друга, – сказал Малькольм. – Мне это не нравится...
– Все в порядке, – сказала Молли. – Все так и должно быть. Эти ребята так работают, это их стиль. Он как будто бы мертв, но это длится всего несколько секунд...
– Я смотрел на экран, ЭЭГ-сигнал показывал смерть. Никаких шевелений сорок секунд...
– Сейчас с ним все в порядке.
– Но линии ЭЭГ были прямыми, как те стропы, – возразил Малькольм.
10
Он пролежал без памяти все то время, пока они проходили таможню, поэтому за него говорила Молли. Малькольм остался на борту "Гарвея". Таможенный досмотр по прибытии на Вольную Сторону сводился в основном к проверке кредитоспособности. Первое, что Кейс увидел перед собой после того, как они оказались на внутренней поверхности Веретена, был филиал кофейного франчайзинга "Прекрасная дева".
– Добро пожаловать на рю Жюль Верн, – сказала Молли. – Если у тебя будут проблемы с ходьбой, просто смотри себе под ноги, и все. Здешние виды – подлая штука, если ты к ним не привык.
Они стояли на широкой улице, казавшейся дном глубокого ущелья или каньона, причем магазины и здания по ее краям плавно уходили вверх, образуя склоны по обе ее стороны. Свет бил сверху сквозь массу зелени, ниспадающей с балконов и специальных стоек, смонтированных повсюду над головой. И солнце...
Слишком яркое, ослепительное сияние, заливающее все вокруг, исходило из тщательно воспроизведенной голубизны небосклона французской Ривьеры. Кейс знал, что солнечный свет нагнетается сюда посредством системы зеркал Ладо-Эчисона, смонтированной на прочной двухмиллиметровой арматуре по всей длине Веретена, при этом эффект неба вокруг источника света непрерывно генерируется на основе библиотеки видеозаписей, и что если небо выключить, то можно будет увидеть, через осветительную арматуру, изгибы озер, крыши казино и другие улицы – но тело Кейса все эти здравые мысли воспринимать отказывалось.
– Господи, – сказал он, – мне все это нравится еще меньше, чем СКА.
– Привыкнешь. Я целый месяц работала здесь телохранителем у одного игорного воротилы.
– Мне хочется скорее куда-нибудь под крышу, прилечь.
– Лады, ключи от номера у меня уже в кармане. Что случилось с тобой, приятель, там, на буксире? Тебе приплюснули мозги?
Кейс покачал головой.
– Еще не знаю. Погоди с этим.
– Хорошо. Возьмем такси, или как тут у них называется то, на чем ездят.
Молли взяла Кейса за руку и перевела его на другую сторону рю Жюль Верн, к витринам с последними образцами французских мехов.
– Невероятно, – сказал Кейс, снова задирая голову.
– Еще бы, – отозвалась Молли, решив, что он имеет в виду меха, – их выращивают на коллагеновой основе, но из ДНК норки. А что?
– Все это просто большая труба, и они гоняют по ней вещи взад и вперед, – объяснила Молли. – Туристов, дельцов, все-все. И есть сеть, тщательно улавливающая деньги, которую не убирают ни на минуту, чтобы быть уверенным, что, когда люди проваливаются обратно в колодезь, их деньги остаются здесь.
Армитаж забронировал для них номер в отеле "Интерконтиненталь", в стеклянном крутобоком утесе, уходящем отвесно в холодную туманную дымку и звуки уличной суматохи. Кейс стоял на балконе их номера и смотрел, как троица подростков французской наружности катается над широким ручьем на простеньких ручных глайдерах – прямоугольниках пластика природных оттенков. Один из ребят повернул, причалил к берегу, и Кейс смог разглядеть его блестящие вьющиеся каштановые волосы, загорелую фигуру, белые зубы, обнаженные в широкой улыбке. Воздух пах только проточной водой и цветами.
– Да, – сказал он, – большие деньги.
Молли рядом с ним прислонилась к балконным перилам, сложив руки на груди.
– Да. Когда-то и мы собирались перебраться сюда или в какое– нибудь подобное место в Европе.
– Кто мы?
– Никто, – ответила она, неопределенно пожимая плечами. – Ты сказал, что желаешь примять постель. Поспать. Я тоже не против.
– Да, – сказал Кейс, с силой растирая щеки ладонями. – Да, то еще местечко.
Узкая полоса системы Ладо-Эчисона уже тлела в близкой имитации заката на Бермудах, дополнительно маскируясь изображениями облаков.
– Да, – повторил Кейс, – поспать.
Но заснуть ему никак не удавалось. Когда же сон пришел, то принес с собой видения, подобные отредактированным воспоминаниям. Кейс периодически просыпался, Молли лежала рядом с ним, он слышал звуки плещущейся воды, в открытую балконную дверь плыли голоса улицы, из жилых зданий с противоположного склона доносился женский смех. Смерть Диана стояла перед ним, как несчастливая карта, хотя он не уставал повторять себе, что это был не Диан. И что всего этого в действительности вообще не было. Когда-то кто-то сказал ему, что средний объем крови в человеческом теле примерно равен объему двенадцатибаночной упаковки пива.
Каждый раз, когда ему виделся образ головы Диана, разлетающейся на куски и забрызгивающей кровью стены офиса, Кейс ощущал присутствие другой мысли, чего-то темного, скрытого, выскальзывающего у него из рук и ныряющего в тину, как угорь.
Линда.
Диан. Кровь на стенах офиса импортно-экспортной компании.
Линда. Запах горелой плоти в тени под куполом неба Тибы. Молли держит в руке упаковку от имбиря, пластик выпачкан в крови. Ее убил Диан.
Зимнее Безмолвие. Кейс представил себе, как маленький софтовый микромодуль нашептывает что-то человеческим останкам по имени Корто, слова текут подобно реке, и примитивная личностная структура по имени Армитаж мало-помалу наделяется сознанием в темноте больничной палаты... Аналог Диана сказал, что работает с данными, используя особенности существующей ситуации.
Но что, если Диан, подлинный Диан, распорядился убить Линду по приказу Зимнего Безмолвия? Кейс начал нащупывать в темноте сигареты и зажигалку Молли. Нет причины подозревать Диана, говорил он себе, закуривая сигарету. Нет причины.
Зимнее Безмолвие способен встроить нечто вроде личности в имеющуюся человеческую оболочку. Насколько хрупка будет эта формация? После третьей затяжки Кейс ткнул сигарету в пепельницу, вделанную в спинку кровати, отвернулся от Молли и попытался уснуть.
Сон, воспоминания разматывались перед ним с монотонностью неотредактированной симстим-пленки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44