Ломаные линии и галлюцинирующие образы исчезли, и порождение "Куаня" стало очень похоже на "Маркус Гарвией, на бескрылый старинный реактивный истребитель с блестящей гладкой поверхностью из черного хрома.
– Жмет прямо в десятку, – сказал Котелок.
– Прямо в десятку, – повторил Кейс и перескочил в симстим.
– ...таких, как это. Мне очень жаль, – приговаривала Три-Джейн, бинтуя Молли голову. – Наш аппарат сказал, что сотрясения мозга у тебя нет и необратимых повреждений глаза – тоже. Ты хорошо раньше знала Ривейру?
– Вообще не знала его, – едва слышно прошептала Молли.
Она лежала на спине на высокой кровати или на столе с мягкой подстилкой. Раненой ноги Кейс не чувствовал вообще. Обезболивающее действие первого укола заканчивалось. Черный шар исчез, но руки Молли были обездвижены мягкими повязками, которых она видеть не могла.
– Он хотел убить тебя.
– Я заметила, – ответила Молли, устремив взгляд на шероховатый потолок, залитый очень ярким светом.
– Не думаю, что мне бы этого хотелось, – произнесла Три-Джейн, и Молли, превозмогая боль, повернула к ней голову и взглянула в темные глаза.
– Не играй со мной, – сказала она.
– Мне кажется, что это меня позабавит, – сказала Три-Джейн, наклонилась и поцеловала Молли в лоб, потом протянула руку и осторожно пригладила ее волосы. На светлой галабие Три-Джейн темнели пятна крови.
– Куда он ушел? – спросила Молли.
– Скорее всего, сделать себе еще инъекцию, – ответила Три– Джейн, выпрямляясь. – Он с большим нетерпением ждал твоего появления. Это может оказаться забавным – ухаживать за тобой, Молли.
Три-Джейн улыбнулась, рассеянно вытирая выпачканные в крови руки о полу халата.
– Тебе понадобится новая нога, но это можно будет устроить.
– А что с Питером?
– Питер? – Три-Джейн тихо покачала головой. Выбившаяся прядь темных волос упала ей на лоб. – Питер начинает мне надоедать. Я вообще нахожу употребление наркотиков очень скучным занятием. – Три– Джейн хихикнула. – По крайней мере, глядя на других. Мой отец был просто-таки фанатичным их поклонником, если ты успела заметить.
Молли напряглась.
– Да не волнуйся, я знаю, что ты здесь ни при чем.
Пальцы Три-Джейн нежно гладили кожу Молли выше ремня кожаных джинсов.
– Его самоубийство было следствием моих манипуляций с управлением процессом замораживания и размораживания его усыпальницы. Но сама я фактически никогда с ним не встречалась. Я была зачата после того, как он в последний раз лег в холодный сон. Однако я хорошо его знала. Очень хорошо. Компьютеры виллы помнят все. Я видела, как он убил мою мать. Я покажу тебе эту пленку, когда тебе полегчает. Он задушил ее в кровати.
– Почему он убил ее?
Взгляд свободного от повязки глаза Молли не отрывался от лица Три-Джейн.
– Он не смог принять то направление развития, которое мать избрала для нашей семьи. По ее инициативе были созданы наши искусственные разумы. Она была мечтательницей. Она видела наше будущее в симбиозе с ИР, действующими по нашим приказам. По нашим сознательным приказам. Тиссье-Ашпул должны были стать бессмертными, ульем, в котором все мы выступали бы как частички единого целого. Потрясающе. Я прокручу тебе ее пленки. Это около тысячи часов. Но, скажу откровенно, я так и не смогла понять ее – ее идеи умерли вместе с ней. Ее воля больше не оказывала влияние на наше развитие, и мы начали хоронить себя под самими собой. Теперь мы очень редко бываем на людях. Я составляю в этом, наверное, единственное исключение.
– Ты сказала, что пыталась убить старика? Ты испортила программу криогенной системы?
Три-Джейн кивнула.
– Но мне помогли. Призрак. Так я назвала его, потому что, когда я была маленькой, то думала, что в сердце машин живут призраки. Голоса. Один из них – тот, кого ты называешь Зимнее Безмолвие. Это код в регистре Тьюринга нашего ИР в Берне. То, чему служишь ты – всего лишь одна из его подпрограмм.
– Один из? Есть и другие?
– Есть еще один. Но тот уже несколько лет отказывается разговаривать со мной. Мне кажется, он замкнулся в себе и перестал вообще чем-либо заниматься. Подозреваю, что оба они представляли собой две части плана моей матери, потому что производство ИР и их электронной основы происходило по ее специальному заказу. Она была очень скрытной женщиной, когда полагала, что сохранение тайны действительно важно. Вот, пей.
Три-Джейн приложила мягкую пластиковую трубку к губам Молли.
– Это вода. Пей, только немного.
– Джейн, прелесть моя, – раздался довольный голос Ривейры откуда-то вне поля зрения Молли, – ты забавляешься?
– Оставь нас, Питер.
– Играем в доктора...
Внезапно в десяти сантиметрах от носа Молли повисло изображение ее собственного лица. На нем не было повязки. Левый имплантат был разбит вдребезги, длинные осколки серебристого пластика глубоко вонзались в глазницу, превратившуюся в повернутое боком озерко крови.
– Хидео, – сказала Три-Джейн, поглаживая живот Молли, – сделай Питеру больно, если он не уйдет. Пойди искупайся, Питер.
Проекция исчезла.
19:58:40 в темноте забинтованного глаза.
– Он сказал, что ты знаешь код. Питер сказал так. Зимнему Безмолвию нужен этот код.
Кейс неожиданно почувствовал под левой грудью Молли твердое – ключ на тонком нейлоновом шнурке. Ключ с надписью "ГОЛОВ-Т".
– Да, – ответила Три-Джейн, убирая руку. – Я знаю его. Я заучила этот код еще в детстве. Мне кажется, что я услышала его во сне... Или где-нибудь среди тысячи часов дневников моей матери. Но я думаю, что у Питера была причина, когда он убеждал меня не становиться на вашу сторону. Могут возникнуть неприятности с Тьюрингом, если я правильно его поняла, а сами эти призраки – они не более, чем каприз нуворишей.
Кейс отключился.
– Странная малышка, а? – Финн улыбался Кейсу с экрана старого "Сони".
Кейс пожал плечами. Он увидел, что по коридору к нему идет Малькольм с "Ремингтоном" на плече. Сионит улыбался, кивая головой в такт неслышному ритму. Из его ушей выходили тонкие желтые проводки и исчезали в боковом кармане куртки без рукавов.
– Даб, друга, – сказал Малькольм.
– Ты что, спятил? – удивился Кейс.
– Я все слышу, друга. Праведный даб.
– Эй, ребята, – сказал Финн, – на старт. Транспорт на подходе. Я не могу особенно часто откалывать такие тонкие номера, вроде видеозапаси Восемь-Жана, сбившей с толку нашего камердинера, но довезти вас до покоев Три-Джейн в силах.
Из дальнего конца коридора, из полукруглой бетонной арки, вывернула знакомого вида тележка, возможно, та самая, в которой недавно ехали негры. Но сейчас сиденья были пусты. Кейс поспешно выдернул адаптер из гнезда. На спинке одного из сидений, вцепившись лапками в мягкую черную обивку, висел маленький Браун. Красная полоса на его корпусе безостановочно мигала.
– А вот и попутка, – сказал Кейс Малькольму.
20
Его злость снова пропала. И он тосковал по ней.
Маленькая тележка была переполнена: Малькольм, с "Ремингтоном" на коленях, Кейс, с декой и конструктом на груди. Карт неся со скоростью, на которую он явно рассчитан не был; перегруженный автомобильчик кренился на крутых виражах, поэтому Малькольму приходилось свешиваться с сиденья в сторону, противоположную повороту. Это не доставляло неудобства, когда тележка поворачивала налево, потому что Кейс сидел справа, но при правом повороте сионит наваливался на Кейса и на его деку, вминая их в сиденье.
Кейс не имел ни малейшего представления о том, где они находятся. Все казалось ему знакомым, но он не был уверен, что раньше видел конкретно именно это место. Круглый зальчик со стеллажами, заполненными всяческими диковинами: черепа огромных птиц, монеты, чеканные маски из серебра. Все это Кейсу было в новинку. Слышно было только пение электрических моторчиков тележки и шуршание шин, да еще время от времени, когда Малькольм наваливался на Кейса при крутом правом повороте, из наушников пилота доносились едва различимые обрывки даба. Дека и конструкт вдавливали сюрикен, лежащий в кармане куртки, Кейсу в грудь.
– У тебя есть часы? – спросил Кейс у Малькольма.
Сионит тряхнул дредами.
– Время есть время.
– Господи, – простонал Кейс и закрыл глаза.
Браун пробежался по холмистой ковровой равнине и постучал лапкой с мягким наконечником по низу огромной прямоугольной двери из коричневого дерева. Позади Кейса и сионита шипела и разбрасывала из– под днища искры тележка. Искры впивались в ковер и опаляли его. В воздухе витал запах паленой шерсти.
– Сюда, друга? – Малькольм указал глазами на дверь и снял ружье с предохранителя.
– Хм, – сказал Кейс больше для себя, чем для Малькольма, – ты думаешь, я знаю?
Круглое тело Брауна завращалось, красная полоса на нем мигала еще настойчивее.
– Оно хочет, чтобы мы открыли дверь, – сказал Малькольм, кивнув в сторону кибера.
Кейс шагнул вперед и подергал медную дверную ручку. На уровне глаз к двери была привинчена медная табличка, настолько старая, что надпись, некогда выгравированная на ней, превратилась в тончайшую паутину совершенно неразборчивых каракулей – название, не использовавшееся столь долго, что оно погрузилось в пучину небытия. У Кейса мелькнула в голове мысль насчет того, каким образом Тиссье– Ашпулы приобретали свое барахло: скорее всего не каждую вещь в отдельности, а скопом, на какой-нибудь свалке в большом европейском аналоге "Метро голографикс". Кейс приоткрыл дверь. Дверные петли заунывно заскрипели. Малькольм осторожно последовал за Кейсом, держа "Ремингтон" на уровне бедра.
– Книги, – сказал Малькольм.
Библиотека, белые полки с карточками-указателями.
– Теперь я знаю, где мы, – сказал Кейс.
Он повернулся назад и посмотрел на электрическую тележку. Из– под ее днища от ковра поднимались кольца дыма.
– Дальше придется идти пешком, – сказал Кейс. – Карт, карт?
Тележка и не думала двигаться с места. Браун потерся о ногу Кейса и принялся дергать лапкой за брючину джинсов. Кейс с трудом подавил в себе желание пнуть невоспитанный автомат ногой.
– Что тебе?
Механизм с тиканьем устремился за дверь. Кейс зашагал следом.
В библиотеке их ждал еще один монитор "Сони", столь же древний, как и предыдущий. Браун подбежал в постаменту с монитором и изобразил перед ним подобие джиги.
– Зимнее Безмолвие?
На экране появились знакомые черты. Финн улыбнулся.
– Пора провести очередную корректировку, Кейс, – сказал Финн, щурясь от сигаретного дыма. – Давай, включайся.
Браун бросился к ноге Кейса и начал торопливо взбираться по ней. Его манипуляторы больно щипали кожу Кейса сквозь тонкую ткань джинсов.
– Черт!
Кейс смахнул кибера с ноги, и тот, перекувырнувшись в воздухе, врезался в стену, упал на спину и принялся бессмысленно и конвульсивно дергать лапками.
– Что, черт возьми, случилось с этой штуковиной?
– Что-то в нем сгорело, – ответил Финн. – Забудь про него. Не беспокойся. Подключайся.
Внизу под монитором было четыре гнезда, одно из них подошло к адаптеру "Хитачи".
Кейс включился.
Ничего. Серая пустота.
Ни Матрицы. Ни переплетений каналов связи. Ни инфопространства.
Дека исчезла. Его пальцы...
На самом краю его сознания появилось нечто туманное, мерцающее, наплывающее и мчащееся к нему по черной зеркальности из бесконечности серой бездны.
Кейс попытался закричать.
Почему-то ему казалось, что где-то далеко, за поворотом пляжа, есть город.
Кейс скорчившись лежал в своем убежище за холмиком мокрого песка, обхватив руками колени, и дрожал.
Он оставался в таком положении очень долго – так ему представлялось – даже после того, как дрожь улеглась. Город, если это был город, был невысоким и серым. Время от времени город исчезал за клубами тумана, стелющегося над тихими мерными волнами прибоя. Один раз Кейс решил что это вовсе не город, а одно большое здание, возможно, разрушенное; но он никак не мог определить расстояние до него.
Песок был черный, но не абсолютно – цвета аморфного серебра. Пляж был песчаный, очень длинный, песок влажный, низ джинсов Кейса совсем промок от песка... Кейс обнимал себя руками, баюкал и успокаивал, напевая колыбельную без слов и мелодии.
Небо тоже было цвета серебра, но другого. Тиба. Это было небо Тибы. Токийский залив? Кейс повернул голову и посмотрел вдаль, ожидая увидеть голографическую рекламу "Фудзи электрик", авиетку или вертолет, хоть что-нибудь.
Над ним пронзительно закричала чайка. Кейс вздрогнул.
Поднимался ветер. Песок стал колоть его щеки. Кейс спрятал лицо в колени и заплакал, но звуки его рыданий были такими же далекими и чужими, как и крик высматривающей добычу чайки. Теплая моча пропитала его джинсы, вышла на песок, но очень быстро остыла под порывами ветра со стороны моря. Наконец он уже не мог рыдать, потому что слезы у него иссякли и заболело горло.
– Зимнее Безмолвие, – пробормотал Кейс себе в колени, – Зимнее Безмолвие...
Становилось темнее, и теперь он дрожал уже не от горя, а от холода, и именно холод заставил его встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Жмет прямо в десятку, – сказал Котелок.
– Прямо в десятку, – повторил Кейс и перескочил в симстим.
– ...таких, как это. Мне очень жаль, – приговаривала Три-Джейн, бинтуя Молли голову. – Наш аппарат сказал, что сотрясения мозга у тебя нет и необратимых повреждений глаза – тоже. Ты хорошо раньше знала Ривейру?
– Вообще не знала его, – едва слышно прошептала Молли.
Она лежала на спине на высокой кровати или на столе с мягкой подстилкой. Раненой ноги Кейс не чувствовал вообще. Обезболивающее действие первого укола заканчивалось. Черный шар исчез, но руки Молли были обездвижены мягкими повязками, которых она видеть не могла.
– Он хотел убить тебя.
– Я заметила, – ответила Молли, устремив взгляд на шероховатый потолок, залитый очень ярким светом.
– Не думаю, что мне бы этого хотелось, – произнесла Три-Джейн, и Молли, превозмогая боль, повернула к ней голову и взглянула в темные глаза.
– Не играй со мной, – сказала она.
– Мне кажется, что это меня позабавит, – сказала Три-Джейн, наклонилась и поцеловала Молли в лоб, потом протянула руку и осторожно пригладила ее волосы. На светлой галабие Три-Джейн темнели пятна крови.
– Куда он ушел? – спросила Молли.
– Скорее всего, сделать себе еще инъекцию, – ответила Три– Джейн, выпрямляясь. – Он с большим нетерпением ждал твоего появления. Это может оказаться забавным – ухаживать за тобой, Молли.
Три-Джейн улыбнулась, рассеянно вытирая выпачканные в крови руки о полу халата.
– Тебе понадобится новая нога, но это можно будет устроить.
– А что с Питером?
– Питер? – Три-Джейн тихо покачала головой. Выбившаяся прядь темных волос упала ей на лоб. – Питер начинает мне надоедать. Я вообще нахожу употребление наркотиков очень скучным занятием. – Три– Джейн хихикнула. – По крайней мере, глядя на других. Мой отец был просто-таки фанатичным их поклонником, если ты успела заметить.
Молли напряглась.
– Да не волнуйся, я знаю, что ты здесь ни при чем.
Пальцы Три-Джейн нежно гладили кожу Молли выше ремня кожаных джинсов.
– Его самоубийство было следствием моих манипуляций с управлением процессом замораживания и размораживания его усыпальницы. Но сама я фактически никогда с ним не встречалась. Я была зачата после того, как он в последний раз лег в холодный сон. Однако я хорошо его знала. Очень хорошо. Компьютеры виллы помнят все. Я видела, как он убил мою мать. Я покажу тебе эту пленку, когда тебе полегчает. Он задушил ее в кровати.
– Почему он убил ее?
Взгляд свободного от повязки глаза Молли не отрывался от лица Три-Джейн.
– Он не смог принять то направление развития, которое мать избрала для нашей семьи. По ее инициативе были созданы наши искусственные разумы. Она была мечтательницей. Она видела наше будущее в симбиозе с ИР, действующими по нашим приказам. По нашим сознательным приказам. Тиссье-Ашпул должны были стать бессмертными, ульем, в котором все мы выступали бы как частички единого целого. Потрясающе. Я прокручу тебе ее пленки. Это около тысячи часов. Но, скажу откровенно, я так и не смогла понять ее – ее идеи умерли вместе с ней. Ее воля больше не оказывала влияние на наше развитие, и мы начали хоронить себя под самими собой. Теперь мы очень редко бываем на людях. Я составляю в этом, наверное, единственное исключение.
– Ты сказала, что пыталась убить старика? Ты испортила программу криогенной системы?
Три-Джейн кивнула.
– Но мне помогли. Призрак. Так я назвала его, потому что, когда я была маленькой, то думала, что в сердце машин живут призраки. Голоса. Один из них – тот, кого ты называешь Зимнее Безмолвие. Это код в регистре Тьюринга нашего ИР в Берне. То, чему служишь ты – всего лишь одна из его подпрограмм.
– Один из? Есть и другие?
– Есть еще один. Но тот уже несколько лет отказывается разговаривать со мной. Мне кажется, он замкнулся в себе и перестал вообще чем-либо заниматься. Подозреваю, что оба они представляли собой две части плана моей матери, потому что производство ИР и их электронной основы происходило по ее специальному заказу. Она была очень скрытной женщиной, когда полагала, что сохранение тайны действительно важно. Вот, пей.
Три-Джейн приложила мягкую пластиковую трубку к губам Молли.
– Это вода. Пей, только немного.
– Джейн, прелесть моя, – раздался довольный голос Ривейры откуда-то вне поля зрения Молли, – ты забавляешься?
– Оставь нас, Питер.
– Играем в доктора...
Внезапно в десяти сантиметрах от носа Молли повисло изображение ее собственного лица. На нем не было повязки. Левый имплантат был разбит вдребезги, длинные осколки серебристого пластика глубоко вонзались в глазницу, превратившуюся в повернутое боком озерко крови.
– Хидео, – сказала Три-Джейн, поглаживая живот Молли, – сделай Питеру больно, если он не уйдет. Пойди искупайся, Питер.
Проекция исчезла.
19:58:40 в темноте забинтованного глаза.
– Он сказал, что ты знаешь код. Питер сказал так. Зимнему Безмолвию нужен этот код.
Кейс неожиданно почувствовал под левой грудью Молли твердое – ключ на тонком нейлоновом шнурке. Ключ с надписью "ГОЛОВ-Т".
– Да, – ответила Три-Джейн, убирая руку. – Я знаю его. Я заучила этот код еще в детстве. Мне кажется, что я услышала его во сне... Или где-нибудь среди тысячи часов дневников моей матери. Но я думаю, что у Питера была причина, когда он убеждал меня не становиться на вашу сторону. Могут возникнуть неприятности с Тьюрингом, если я правильно его поняла, а сами эти призраки – они не более, чем каприз нуворишей.
Кейс отключился.
– Странная малышка, а? – Финн улыбался Кейсу с экрана старого "Сони".
Кейс пожал плечами. Он увидел, что по коридору к нему идет Малькольм с "Ремингтоном" на плече. Сионит улыбался, кивая головой в такт неслышному ритму. Из его ушей выходили тонкие желтые проводки и исчезали в боковом кармане куртки без рукавов.
– Даб, друга, – сказал Малькольм.
– Ты что, спятил? – удивился Кейс.
– Я все слышу, друга. Праведный даб.
– Эй, ребята, – сказал Финн, – на старт. Транспорт на подходе. Я не могу особенно часто откалывать такие тонкие номера, вроде видеозапаси Восемь-Жана, сбившей с толку нашего камердинера, но довезти вас до покоев Три-Джейн в силах.
Из дальнего конца коридора, из полукруглой бетонной арки, вывернула знакомого вида тележка, возможно, та самая, в которой недавно ехали негры. Но сейчас сиденья были пусты. Кейс поспешно выдернул адаптер из гнезда. На спинке одного из сидений, вцепившись лапками в мягкую черную обивку, висел маленький Браун. Красная полоса на его корпусе безостановочно мигала.
– А вот и попутка, – сказал Кейс Малькольму.
20
Его злость снова пропала. И он тосковал по ней.
Маленькая тележка была переполнена: Малькольм, с "Ремингтоном" на коленях, Кейс, с декой и конструктом на груди. Карт неся со скоростью, на которую он явно рассчитан не был; перегруженный автомобильчик кренился на крутых виражах, поэтому Малькольму приходилось свешиваться с сиденья в сторону, противоположную повороту. Это не доставляло неудобства, когда тележка поворачивала налево, потому что Кейс сидел справа, но при правом повороте сионит наваливался на Кейса и на его деку, вминая их в сиденье.
Кейс не имел ни малейшего представления о том, где они находятся. Все казалось ему знакомым, но он не был уверен, что раньше видел конкретно именно это место. Круглый зальчик со стеллажами, заполненными всяческими диковинами: черепа огромных птиц, монеты, чеканные маски из серебра. Все это Кейсу было в новинку. Слышно было только пение электрических моторчиков тележки и шуршание шин, да еще время от времени, когда Малькольм наваливался на Кейса при крутом правом повороте, из наушников пилота доносились едва различимые обрывки даба. Дека и конструкт вдавливали сюрикен, лежащий в кармане куртки, Кейсу в грудь.
– У тебя есть часы? – спросил Кейс у Малькольма.
Сионит тряхнул дредами.
– Время есть время.
– Господи, – простонал Кейс и закрыл глаза.
Браун пробежался по холмистой ковровой равнине и постучал лапкой с мягким наконечником по низу огромной прямоугольной двери из коричневого дерева. Позади Кейса и сионита шипела и разбрасывала из– под днища искры тележка. Искры впивались в ковер и опаляли его. В воздухе витал запах паленой шерсти.
– Сюда, друга? – Малькольм указал глазами на дверь и снял ружье с предохранителя.
– Хм, – сказал Кейс больше для себя, чем для Малькольма, – ты думаешь, я знаю?
Круглое тело Брауна завращалось, красная полоса на нем мигала еще настойчивее.
– Оно хочет, чтобы мы открыли дверь, – сказал Малькольм, кивнув в сторону кибера.
Кейс шагнул вперед и подергал медную дверную ручку. На уровне глаз к двери была привинчена медная табличка, настолько старая, что надпись, некогда выгравированная на ней, превратилась в тончайшую паутину совершенно неразборчивых каракулей – название, не использовавшееся столь долго, что оно погрузилось в пучину небытия. У Кейса мелькнула в голове мысль насчет того, каким образом Тиссье– Ашпулы приобретали свое барахло: скорее всего не каждую вещь в отдельности, а скопом, на какой-нибудь свалке в большом европейском аналоге "Метро голографикс". Кейс приоткрыл дверь. Дверные петли заунывно заскрипели. Малькольм осторожно последовал за Кейсом, держа "Ремингтон" на уровне бедра.
– Книги, – сказал Малькольм.
Библиотека, белые полки с карточками-указателями.
– Теперь я знаю, где мы, – сказал Кейс.
Он повернулся назад и посмотрел на электрическую тележку. Из– под ее днища от ковра поднимались кольца дыма.
– Дальше придется идти пешком, – сказал Кейс. – Карт, карт?
Тележка и не думала двигаться с места. Браун потерся о ногу Кейса и принялся дергать лапкой за брючину джинсов. Кейс с трудом подавил в себе желание пнуть невоспитанный автомат ногой.
– Что тебе?
Механизм с тиканьем устремился за дверь. Кейс зашагал следом.
В библиотеке их ждал еще один монитор "Сони", столь же древний, как и предыдущий. Браун подбежал в постаменту с монитором и изобразил перед ним подобие джиги.
– Зимнее Безмолвие?
На экране появились знакомые черты. Финн улыбнулся.
– Пора провести очередную корректировку, Кейс, – сказал Финн, щурясь от сигаретного дыма. – Давай, включайся.
Браун бросился к ноге Кейса и начал торопливо взбираться по ней. Его манипуляторы больно щипали кожу Кейса сквозь тонкую ткань джинсов.
– Черт!
Кейс смахнул кибера с ноги, и тот, перекувырнувшись в воздухе, врезался в стену, упал на спину и принялся бессмысленно и конвульсивно дергать лапками.
– Что, черт возьми, случилось с этой штуковиной?
– Что-то в нем сгорело, – ответил Финн. – Забудь про него. Не беспокойся. Подключайся.
Внизу под монитором было четыре гнезда, одно из них подошло к адаптеру "Хитачи".
Кейс включился.
Ничего. Серая пустота.
Ни Матрицы. Ни переплетений каналов связи. Ни инфопространства.
Дека исчезла. Его пальцы...
На самом краю его сознания появилось нечто туманное, мерцающее, наплывающее и мчащееся к нему по черной зеркальности из бесконечности серой бездны.
Кейс попытался закричать.
Почему-то ему казалось, что где-то далеко, за поворотом пляжа, есть город.
Кейс скорчившись лежал в своем убежище за холмиком мокрого песка, обхватив руками колени, и дрожал.
Он оставался в таком положении очень долго – так ему представлялось – даже после того, как дрожь улеглась. Город, если это был город, был невысоким и серым. Время от времени город исчезал за клубами тумана, стелющегося над тихими мерными волнами прибоя. Один раз Кейс решил что это вовсе не город, а одно большое здание, возможно, разрушенное; но он никак не мог определить расстояние до него.
Песок был черный, но не абсолютно – цвета аморфного серебра. Пляж был песчаный, очень длинный, песок влажный, низ джинсов Кейса совсем промок от песка... Кейс обнимал себя руками, баюкал и успокаивал, напевая колыбельную без слов и мелодии.
Небо тоже было цвета серебра, но другого. Тиба. Это было небо Тибы. Токийский залив? Кейс повернул голову и посмотрел вдаль, ожидая увидеть голографическую рекламу "Фудзи электрик", авиетку или вертолет, хоть что-нибудь.
Над ним пронзительно закричала чайка. Кейс вздрогнул.
Поднимался ветер. Песок стал колоть его щеки. Кейс спрятал лицо в колени и заплакал, но звуки его рыданий были такими же далекими и чужими, как и крик высматривающей добычу чайки. Теплая моча пропитала его джинсы, вышла на песок, но очень быстро остыла под порывами ветра со стороны моря. Наконец он уже не мог рыдать, потому что слезы у него иссякли и заболело горло.
– Зимнее Безмолвие, – пробормотал Кейс себе в колени, – Зимнее Безмолвие...
Становилось темнее, и теперь он дрожал уже не от горя, а от холода, и именно холод заставил его встать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44