Он вспомнил Тибу и Вейджа. Боссы выше определенного уровня начинают скрывать свою личную жизнь, Кейсу это было известно. Но у Вейджа все же были друзья, любовницы. И даже, по слухам, дети. Пустота, которую Кейс видел за Армитажем, была чем-то другим.
– Куда теперь? – спросил Кейс. – В какой климат?
– Климата там нет, только погода, – невозмутимо ответил Армитаж. – Вот. Прочитай эти брошюры.
Он бросил что-то на кофейный столик и встал.
– Как там Ривейра, с ним все в порядке? Его уже проверили? Где Финн?
– С Ривейрой все хорошо. Финн уже летит домой.
Армитаж улыбнулся, но его улыбка означала не больше, чем подергивание усика какого-нибудь насекомого. Золотой браслет на запястье Армитажа звякнул, когда он, вытянув руку вперед, легонько толкнул Кейса в грудь.
– Не пытайся казаться умником. Эти маленькие капсулы уже начали потихоньку растворяться, и тебе никогда не узнать, сколько у тебя осталось времени.
Кейс сохранил спокойное выражение лица и заставил себя кивнуть.
Когда Армитаж ушел, Кейс взял одну из брошюр. Все они были красочно отпечатаны на дорогой бумаге и содержали текст на французском, турецком и английском.
ВОЛЬНАЯ СТОРОНА – ЗАЧЕМ ЖДАТЬ?
Для них уже было заказано четыре билета на рейс турецкой авиакомпании из аэропорта Эсилкои. В Париже предстояла пересадка на челнок японской авиакомпании. Кейс сидел в вестибюле стамбульского "Хилтона" и следил за тем, как Ривейра разглядывает поддельные обломки византийских древностей на стеклянной витрине магазинчика сувениров. Армитаж в наброшенном на плечи, на манер плащ-палатки, полувоенном пальто стоял на страже в дверях магазина.
Ривейра был стройным мягко-язычным блондином, его английский лился свободно, без малейших признаков акцента. Молли сказала, что Ривейре тридцать, но по его внешности определить возраст было затруднительно. Молли также сказала, что Ривейра – абсолютный космополит, то есть не имеет никакого гражданства, и разъезжает под фальшивым датским паспортом. Родился он среди развалин, окольцовывающих оплавленный центр бывшего Бонна.
Три маленьких японских туриста, вежливо улыбнувшись Армитажу, суетливо проскользнули в магазинчик. Армитаж подчеркнуто быстро и недвусмысленно прошел к витрине и встал у Ривейры за спиной. Ривейра повернулся к нему лицом и улыбнулся. Он был прекрасен необыкновенно; как решил для себя Кейс, внешность Ривейры тоже была продуктом хирургов Тибы. Тонкая и продуманная работа, ничего общего со смесью примитивной броскости поп-звезд лица Армитажа. Лоб Ривейры был высоким и гладким, серые глаза спокойными и холодными. Его нос производил впечатление некогда превосходно вылепленного, затем сломанного и несколько неуклюже вправленного. Четко очерченные челюсти и промелькивающая улыбка намекали на непреклонную мужественность облика. Зубы у Ривейры были мелкие, ровные и чрезвычайно белые. Со своего наблюдательного пункта Кейсу были видны белые руки Питера, отбивающие пальцами дробь над фальшивыми осколками древних скульптур.
Ривейра вел себя спокойно, совсем не так, как можно было бы ожидать от человека, на которого вчера вечером напали, усыпили выстрелом из иглострела, похитили, подвергли досмотру Финна и заставили присоединиться к их компании под командованием Армитажа.
Кейс бросил взгляд на часы. Молли следовало уже вернуться из своего похода за наркотиками.
– Могу поспорить, что ты, сволочь, и сейчас под кайфом, – сказал он, обращаясь к вестибюлю гостиницы.
Седеющая итальянская матрона в белом кожаном смокинге опустила на нос очки с эмблемой "Порше" и строго посмотрела поверх них на Кейса. Кейс широко улыбнулся ей в ответ, поднялся с места и закинул сумку на плечо. Ему нужно было запастись в дорогу сигаретами. У него мелькнула мысль – разрешено ли вообще курить на японских челноках?
– Ну, пока, мадам, – сказал он даме, которая поспешно водрузила очки на прежнее место и отвернулась.
Сигареты продавались в магазинчике сувениров, но Кейсу не хотелось иметь шанс вступить в разговор с Армитажем или Ривейрой. Он пересек вестибюль и в алькове, в конце ряда телефонов-автоматов, нашел торговый автомат.
Кейс покопался в кармане, вытащил пригоршню местных монет и начал бросать в щель торгового автомата один за другим кружки из легкого сплава, бессознательно изумляясь анахронизму процесса. Телефон рядом с ним зазвонил.
Кейс автоматически снял трубку.
– Да?
В трубке – мелодичные переключения на линии, слабые, почти неслышные голоса перекликаются в беспросветной дали, и звук, напоминающий шум ветра. Затем:
– Здравствуй, Кейс.
Монетка в пятьдесят лир выпала из его руки, звякнула о мраморный пол и закатилась под брюхо торгового автомата.
– Это Зимнее Безмолвие, Кейс. Пришло время нам поговорить.
Голос в трубке был синтезированным, компьютерным.
– Разве ты не хочешь поговорить со мной, Кейс?
Кейс повесил трубку.
Возвращаясь к своему креслу, забыв о сигаретах, Кейс шел вдоль длинного ряда телефонов-автоматов. И каждый из них звонил, один раз, когда Кейс проходил мимо него.

Часть третья. Полночь на рю Жюль Верн
8
Архипелаг.
Острова. Торы, веретена, кластеры – скопления герметичных шаров. Человеческая ДНК поднималась по гравитационному колодцу и расплывалась по космосу подобно каплям масла.
Задайте Вашему терминалу показать на мониторе плотность информационного обмена в архипелаге L-5. Один из сегментов зардеет красным – прямоугольный элемент, наиболее заметный из всего на экране.
Вольная сторона. Вольная Сторона – это много понятий, и не все они очевидны туристу, поднявшемуся и спустившемуся в челноке по колодцу. Вольная Сторона – это деловой и финансовый центр, дворец наслаждений и свободная экономическая зона, пограничный город и курорт. Вольная Сторона – это Лас-Вегас и висячие сады Вавилона, орбитальная Женева и родовой замок взращенного на научной основе рафинированного семейства, промышленного клана Тиссье-Ашпул...
Следуя на турецком лайнере в Париж, они сидели все вместе в первом классе, Молли у окна, Кейс рядом с ней, Ривейра и Армитаж у прохода. Один раз, когда самолет совершал вираж над морем, Кейс увидел блеск драгоценностей на месте греческого островного городка. И один раз, протянув руку к своей выпивке, заметил, как в глубине его бурбона с водой промелькнуло что-то, напоминающее гигантский человеческий сперматозоид.
Молли наклонилась через Кейса и с маху ударила Ривейру по лицу, один раз.
– Нет, детка. Не нужно игр. Если ты будешь играть со мною так – я могу сделать тебе очень больно. Я смогу сделать очень больно, не причиняя никакого вреда. И мне это доставит удовольствие , поверь.
Кейс машинально повернулся, чтобы проверить реакцию Армитажа. Гладкое лицо бывшего полковника было спокойным, голубые глаза настороженными, но в них не было ни капли злобы.
– Она права, Питер. Не надо.
Кейс повернулся обратно к Молли, как раз вовремя, чтобы успеть заметить мелькнувшую перед ней черную розу, лепестки которой блестели так, будто были из кожи, а черный стебель щетинился хромированными шипами.
Питер Ривейра сладко улыбнулся, закрыл глаза и мгновенно провалился в сон.
Молли отвернулась к темному окну, в котором отразились ее очки.
– Ты уже бывал наверху, Кейс? – спросила его Молли, когда он, извиваясь, устраивался в глубоком мягком противоперегрузочном кресле челнока.
– Нет. Я никогда, в общем-то, не любил путешествовать. Только ради дела.
Стюард установил датчики на левом запястье и возле уха Кейса.
– Надеюсь, ты не страдаешь повышенным СКА? – спросила Молли.
– Тошнит ли меня в самолетах? Никогда.
– Это не одно и то же. При нуле "же" биение сердца ускоряется и вестибулярный аппарат перестает действовать. Следует удар по твоим бойцовским рефлексам, тебе вдруг хочется бежать со всех ног незнамо куда, в кровь впрыскивается мощная доза адреналина.
Стюард занялся Ривейрой, выкопав из своей красной пластиковой сумочки еще одну пару тродов.
Кейс повернул голову и поискал очертания старого аэропорта Орли, но посадочная площадка челнока оказалась изолирована от окружающего мира грациозным чашеобразным отражателем из мокрого от дождя бетона. Ближайший к ним челнок, видимый из окна, нес на себе арабские надписи, похожие на красные брызги.
Кейс закрыл глаза и сказал себе, что челнок – это всего-навсего большой самолет, который летает очень высоко. В челноке пахло точно так же, как в самолете: новой одеждой и жевательной резинкой, а также сниженным давлением воздуха. Кейс слушал проникающее в салон органное пение двигателей и ждал.
Через двадцать минут гравитация навалилась на него подобно огромной мягкой лапе с костями из древнего камня.
Синдром космической адаптации у Кейса проявился даже хуже, чем опасалась Молли, но все кончилось довольно быстро, и вскоре он смог уснуть. Стюард разбудил его, когда челнок начал стыковку с причальным сегментом кластера японской авиакомпании.
– Теперь пересадка до Вольной Стороны? – спросил он, тоскливо рассматривая обломок "Ехэюань", плавно всплывший из его нагрудного кармана и танцующий в десяти сантиметрах от его носа. Во время полета в челноках курить было запрещено.
– Нет, нам предстоят небольшие предварительные процедуры в соответствии с загадочными планами босса. Сейчас мы возьмем такси до Сиона, кластер Сион.
Молли дотронулась до кнопки-застежки своего пояса и начала освобождаться от удерживающих ремней и выбираться из облегающего пластика кресла.
– Интересный выбор маршрута, как ты думаешь?
– В каком смысле?
– Дреды и расты, вот чего. Этой колонии уже лет тридцать.
– И что в ней такого?
– Увидишь. По мне, место вовсе не плохое. Тебе тоже должно понравиться – там тебе разрешат курить.
Сион был основан пятью рабочими, отказавшимися возвращаться на землю, повернувшимися спиной к колодцу и начавшими свое строительство. Пока в центральном торе их колонии не появилась вращательная сила тяжести, они страдали от потери кальция и дистрофии сердца. Из круглых окон пузыря такси очертания Сиона напоминали Кейсу лоскутное одеяло архитектуры Стамбула. Некрашеные стены разных по размеру модулей были исписаны нанесенными лазером инициалами строителей-сварщиков и символами Растафари [].
Молли и тощий сионит по имени Аэрол помогли Кейсу одолеть безгравитационный коридор, ведущий по оси малого тора. Вновь захлестнутый тошнотворной волной СКА, Кейс потерял из вида Армитажа и Ривейру.
– Сюда, – сказала Молли, направляя ноги Кейса в маленький люк над его головой. – Хватайся за скобы. Представь себе, что лезешь по скобам задом наперед, понял? Ты будешь двигаться к корпусу, а здесь это то же самое, что в условиях гравитации спускаться вниз. Дошло?
В животе у Кейса шла революция.
– Все будет в порядке, друга, – жизнерадостно сказал Аэрол, блеснув золотыми резцами.
Непостижимым образом верх туннеля превратился в его дно. Кейс был рад слабенькой силе тяжести, словно тонущий человек, внезапно попавший в воздушный пузырь.
– Поднимайся, – сказала Молли. – Еще успеешь поцеловать здешнюю землю.
Кейс, раскинув руки, плашмя лежал на пластике пола. Что-то ударило его по плечу. Он перевернулся на спину и увидел толстый моток эластичного кабеля.
– Будем играть в домик, – сказала Молли. – Помоги мне растянуть это между стенами.
Кейс окинул взглядом просторное пустое помещение, в котором оказался, и обнаружил, что во все стены комнаты без всякой системы вделаны стальные кольца.
Натянув кабель между кольцами в соответствии со схемой, известной только Молли, они навесили на него обшарпанные листы желтого пластика. В процессе работы Кейс начал слышать, а точнее сказать, ощущать, странную ритмическую музыку, доносящуюся непонятно откуда и, как казалось, пронизывающую кластер. Это "даб", мозаика чувств, собранная из необъятной библиотеки цифровых ритмов, – пояснила Молли, – здесь это что-то вроде религиозного служения, объединяющего население кластера. Кейс сидел, облокотившись на одну из желтых стен собранного домика – она была легкой, но, похоже, довольно крепкой. Сион пах варенными овощами, человеком и ганджей.
– Хорошо, – сказал Армитаж, стоя на коленях и глядя внутрь лабиринта тонких желтых стен. За ним прибрел и Ривейра, не очень хорошо чувствующий себя в условиях пониженной тяжести.
– Где ты был, когда нужно было работать? – спросил Кейс у Ривейры.
Питер открыл рот, но вместо ответа из его рта выплыла маленькая форель, за которой тянулась вереница радужных пузырей. Все это проплыло у Кейса перед лицом.
– Во главе экспедиции, руководил, – сказал Ривейра и улыбнулся.
Кейс рассмеялся.
– Отлично, – продолжил Ривейра, – смейся, смейся. Я помог бы вам, но я не очень хорош там, где нужно работать руками.
Он поднял руки ладонями вверх, и они внезапно удвоились. Четыре руки, четыре ладони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44