Не думаю, что он так и сидит у телефона в слезах, в ожидании твоего звонка. Дел у Юрия Леонидовича поболе, чем у нас с тобой, так что… Однако появиться нужно. И знаешь что, давай завалимся к ним прямо с вокзала. Адрес я знаю. Это, кстати, недалеко от вокзала.
– Удобно ли в такую рань? И вообще…
– Они встают рано. Людмила – врач, а медики почему-то начинают работать чуть ли не затемно. А насчет удобства… Полагаю, что да. Они, как мне кажется, такие ребята – с изюминкой и с юмором, хоть и застегнуты снаружи на все пуговицы. К тому же мы ведь не на блины и даже не на чай. Обозначимся, вручим подарок и исчезнем. Стремительно. Пусть гадают потом, были мы на самом деле или со сна привиделись.
Вишневские жили в Сокольниках. Большой кирпичный дом в двух шагах от метро – когда-то такие называли «цековскими».
Лиза помнила, Игорь говорил, что квартира осталась от отца, тоже чекиста и вроде бы даже разведчика.
Домофон на двери подъезда отозвался довольно быстро.
Голос был женский.
– Доброе утро, Люда. Простите за раннее вторжение, это Лиза и Игорь. Юра наверняка о нас рассказывал…
Громко щелкнула невидимая кнопка.
Людмила Вишневская впустила их в подъезд, не дослушав и ничего не сказав в ответ.
Может, на самом деле явились не вовремя?
В лифте ехали молча, задор стремительно таял, уступая место неловкости.
Но – как бы там ни было – отступать было поздно.
На лестничной площадке, разглядев номер квартиры, Лиза потянулась к звонку.
И – отпрянула.
Дверь без звонка открыла высокая женщина с серым, измученным лицом.
В траурной черной одежде.
– Люда?
– Проходите. Юра действительно много говорил о вас.
Потом они сидели в просторной гостиной, и Юрий Вишневский непривычно строго смотрел с большой фотографии в черной рамке.
Фото стояло на какой-то тумбочке, а подле него, как положено, – большая рюмка водки, накрытая куском черного хлеба.
И две гвоздики в хрупкой вазочке.
– Он уехал сразу же, как закончил ваше дело. Даже отпуск не догулял. Что-то там произошло на границе с Грузией… и что-то еще готовилось. Словом, его выдернули очень быстро… А потом… Потом тоже быстро – через два дня мне позвонили. Там был бой. Он отправил своих ребят, а сам остался с пограничниками. Тех было мало, он сказал: лишние руки не помешают. Похоронили на Кунцевском, там его родители.
– Давно?
– Сорок дней скоро. Когда же? Все время сбиваюсь со счета. – Стряхнув оцепенение, она беззвучно зашевелила губами и вдруг остановилась, взглянула на Игоря, будто внезапно вспомнив о чем-то. – Послушайте, Юра перед отъездом оставил для вас какую-то бумагу. Его утром вызвали, он сразу уехал. А потом – меня уже не было дома – заскочил домой собраться.
И оставил для вас… Сейчас… Это должно быть в кабинете…
Она неловко поднялась, неуверенно, будто слепая, вышла из комнаты. Но вернулась скоро, с тонкой пластиковой папкой.
– Возьмите. Это для вас.
Игорь, не удержавшись, заглянул в папку.
Первым, поверх стандартного машинописного листа, в ней лежал небольшой листок с неровным краем, вырванный, похоже, наспех из блокнота. На нем четким, размеренным почерком было написано следующее:
"Лиза, Игорь! Отпуск, к сожалению, закончился. Сегодня в суматохе, однако, образовалось полчаса свободного времени. Сгонял в архив, потому как с некоторых пор стал задаваться одним вопросом из области далекого прошлого, как, собственно, у нас с вами принято.
Что за вопрос – поймете из архивной справки, которую мне вопреки всем существующим нормативам и правилам подготовили и выдали аккурат за те полчаса, что были в распоряжении.
Повезло.
Вам, между прочим.
Читайте и – уж не знаю?! – радуйтесь, восторгайтесь, трепещите. Словом, чувствуйте!
Вернусь – обсудим и, надеюсь, обмоем.
Удачи Вишневский".
Стандартный листок, испещренный машинописным текстом, был той самой архивной справкой, о которой писал Вишневский.
Она гласила:
"На ваш запрос от 10. 11. 2002 г, сообщаю:
Комбриг РККА Раковский С.А, арестован 24 мая 1937 года органами НКВД в качестве подозреваемого по делу об участии в антисоветском троцкистско-правозаговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. Ст, ст. 58-1 "б", 58-3, 58-4, 58-6, 58-9 УК РСФСР.
Расстрелян 12.06.1937 г, по приговору Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР от 11.
06.1937 г.
Жена – Раковская В.Э. – арестована 24.05.37 органами НКВД в качестве подозреваемой по делу об участии в антисоветском троцкистско-правозаговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. Ст, ст. 58-1 "б", 58-3, 58-4, 58-6, 58-9 УК РСФСР.
Специальным судебным присутствием Верховного Суда СССР 15.08.37 приговорена к 10 годам лишения свободы, с поражением в правах, без права переписки.
Скончалась в заключении в 1939 г.
Сын – Раковский B.C.. 1932 года рождения – направлен в детское воспитательное учреждение № 1234.
При оформлении документов, согласно Инструкции Народного Комиссариата внутренних дел за № 12/861 от 11.09.1935 г., фамилия ребенка была изменена на Непомнящий.
Имя и отчество оставлены без изменения".
Сентябрь – ноябрь 2002 года, пос. Николина Гора
РS. Все вышеизложенное полностью является авторским вымыслом.
Любые совпадения могут быть только случайностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Удобно ли в такую рань? И вообще…
– Они встают рано. Людмила – врач, а медики почему-то начинают работать чуть ли не затемно. А насчет удобства… Полагаю, что да. Они, как мне кажется, такие ребята – с изюминкой и с юмором, хоть и застегнуты снаружи на все пуговицы. К тому же мы ведь не на блины и даже не на чай. Обозначимся, вручим подарок и исчезнем. Стремительно. Пусть гадают потом, были мы на самом деле или со сна привиделись.
Вишневские жили в Сокольниках. Большой кирпичный дом в двух шагах от метро – когда-то такие называли «цековскими».
Лиза помнила, Игорь говорил, что квартира осталась от отца, тоже чекиста и вроде бы даже разведчика.
Домофон на двери подъезда отозвался довольно быстро.
Голос был женский.
– Доброе утро, Люда. Простите за раннее вторжение, это Лиза и Игорь. Юра наверняка о нас рассказывал…
Громко щелкнула невидимая кнопка.
Людмила Вишневская впустила их в подъезд, не дослушав и ничего не сказав в ответ.
Может, на самом деле явились не вовремя?
В лифте ехали молча, задор стремительно таял, уступая место неловкости.
Но – как бы там ни было – отступать было поздно.
На лестничной площадке, разглядев номер квартиры, Лиза потянулась к звонку.
И – отпрянула.
Дверь без звонка открыла высокая женщина с серым, измученным лицом.
В траурной черной одежде.
– Люда?
– Проходите. Юра действительно много говорил о вас.
Потом они сидели в просторной гостиной, и Юрий Вишневский непривычно строго смотрел с большой фотографии в черной рамке.
Фото стояло на какой-то тумбочке, а подле него, как положено, – большая рюмка водки, накрытая куском черного хлеба.
И две гвоздики в хрупкой вазочке.
– Он уехал сразу же, как закончил ваше дело. Даже отпуск не догулял. Что-то там произошло на границе с Грузией… и что-то еще готовилось. Словом, его выдернули очень быстро… А потом… Потом тоже быстро – через два дня мне позвонили. Там был бой. Он отправил своих ребят, а сам остался с пограничниками. Тех было мало, он сказал: лишние руки не помешают. Похоронили на Кунцевском, там его родители.
– Давно?
– Сорок дней скоро. Когда же? Все время сбиваюсь со счета. – Стряхнув оцепенение, она беззвучно зашевелила губами и вдруг остановилась, взглянула на Игоря, будто внезапно вспомнив о чем-то. – Послушайте, Юра перед отъездом оставил для вас какую-то бумагу. Его утром вызвали, он сразу уехал. А потом – меня уже не было дома – заскочил домой собраться.
И оставил для вас… Сейчас… Это должно быть в кабинете…
Она неловко поднялась, неуверенно, будто слепая, вышла из комнаты. Но вернулась скоро, с тонкой пластиковой папкой.
– Возьмите. Это для вас.
Игорь, не удержавшись, заглянул в папку.
Первым, поверх стандартного машинописного листа, в ней лежал небольшой листок с неровным краем, вырванный, похоже, наспех из блокнота. На нем четким, размеренным почерком было написано следующее:
"Лиза, Игорь! Отпуск, к сожалению, закончился. Сегодня в суматохе, однако, образовалось полчаса свободного времени. Сгонял в архив, потому как с некоторых пор стал задаваться одним вопросом из области далекого прошлого, как, собственно, у нас с вами принято.
Что за вопрос – поймете из архивной справки, которую мне вопреки всем существующим нормативам и правилам подготовили и выдали аккурат за те полчаса, что были в распоряжении.
Повезло.
Вам, между прочим.
Читайте и – уж не знаю?! – радуйтесь, восторгайтесь, трепещите. Словом, чувствуйте!
Вернусь – обсудим и, надеюсь, обмоем.
Удачи Вишневский".
Стандартный листок, испещренный машинописным текстом, был той самой архивной справкой, о которой писал Вишневский.
Она гласила:
"На ваш запрос от 10. 11. 2002 г, сообщаю:
Комбриг РККА Раковский С.А, арестован 24 мая 1937 года органами НКВД в качестве подозреваемого по делу об участии в антисоветском троцкистско-правозаговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. Ст, ст. 58-1 "б", 58-3, 58-4, 58-6, 58-9 УК РСФСР.
Расстрелян 12.06.1937 г, по приговору Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР от 11.
06.1937 г.
Жена – Раковская В.Э. – арестована 24.05.37 органами НКВД в качестве подозреваемой по делу об участии в антисоветском троцкистско-правозаговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии. Ст, ст. 58-1 "б", 58-3, 58-4, 58-6, 58-9 УК РСФСР.
Специальным судебным присутствием Верховного Суда СССР 15.08.37 приговорена к 10 годам лишения свободы, с поражением в правах, без права переписки.
Скончалась в заключении в 1939 г.
Сын – Раковский B.C.. 1932 года рождения – направлен в детское воспитательное учреждение № 1234.
При оформлении документов, согласно Инструкции Народного Комиссариата внутренних дел за № 12/861 от 11.09.1935 г., фамилия ребенка была изменена на Непомнящий.
Имя и отчество оставлены без изменения".
Сентябрь – ноябрь 2002 года, пос. Николина Гора
РS. Все вышеизложенное полностью является авторским вымыслом.
Любые совпадения могут быть только случайностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39