– Простите. Прежде я все же хотел бы понять позицию Юрия Леонидовича, после того как ему стало все известно.
– Позицию?
– Иными словами, простите уж за банальность, верите ли вы мне? Вот в чем вопрос.
– Вопрос понятен. Ответить, однако, не смогу.
– Сейчас?
– Сейчас. Да и вообще, пожалуй. Вера, Игорь Всеволодович, категория нематериальная, я же не то чтобы кондовый материалист, но профессионально обязан оперировать исключительно материальными факторами. Они же в сумме образуют убежденность. Касательно вас – сегодня, сейчас – я не могу быть убежден ни в чем. Однако то обстоятельство, что в нарушение многих должностных инструкций, вопреки профессиональной этике, в конце концов, я здесь и – заметьте – не рекомендую вам немедленно сдаться людям, которым, надо полагать, из-за вашей выходки сейчас ох как несладко, – говорит о многом. Вопреки, в нарушение… и так далее я готов оказать вам содействие в… сборе информации, отыскании фактов, сумма которых, надеюсь, убедит меня и прочих в вашей невиновности. Господи, я, кажется, сказал речь.
– Ничего. Она была веской.
– К тому же я почти вынудил вас. Но, клянусь, больше ни одного лирического отступления.
– Что ж, поехали. Итак, налицо два убийства, которые весьма изобретательно пытаются повесить на вас.
Вопрос первый – кто пытается? Не будь Морозов второй жертвой, я бы всерьез рассматривал его кандидатуру. Хотя, судя по вашему рассказу, он без особого труда завоевал ваше расположение.
– Это плохо?
– Плохо. Сам по себе господин Морозов – личность интересная, яркая, небесталанная и в высшей степени амбициозная.
– Был.
– Да, был. Однако все эти выдающиеся свойства были направлены исключительно во благо и на пользу господина Морозова, а вернее – его возвышение. Про амбиции я упомянул не случайно. Амбиции и высокомерие.
Последнее сыграло с ним довольно злую шутку. Морозов действительно опоздал к дележке основных пирогов, однако вовсе не потому, что был ленив, как объяснил вам. Вовсе не ленив. Но – высокомерен, из тех, знаете, .
«кто почитает всех нулями». И полагал, что без него ничего серьезного не свершится. Тот же Лемех – простите, Лиза, за напоминание – тем временем такой кульбит исполнил под носом у компетентных, как принято говорить, органов. Хотя какая, к черту, компетентность! В истории с Лемехом – классическое головотяпство. Если не хуже. Словом, Морозова обошли на повороте многие, но он – надо отдать должное – в депрессию не впал, счеты с провидением сводить не стал и, похоже, даже не озлобился. Сделал выводы – и принялся за дело. Учитывая новые исторические реалии. История с «Русским антиквариатом» – замысел грандиозный и отнюдь не такой уж фантастический, как может показаться. Свершись он, нефтяные магнаты ощутили бы себя торговцами «Сникерсами». Он был умен, этот Андрей Морозов, безупречно вычислил национальные достояния, еще не приватизированные и не пущенные с молотка. За «Русским антиквариатом» должен был последовать «Русский соболь». Ситуация с пушниной в стране дичайшая. Большую часть драгоценного меха мы продаем на питерском аукционе, сами довольствуемся контрабандными шкурками, не самой качественной продукцией зверосовхоза – то бишь объедками с собственного стола. Но я отвлекся…
В поле нашего зрения создатель «Русского антиквариата» попал именно в тот момент, когда попытался организовать идеологическое прикрытие акции. Повторяться не стану, он достаточно емко изложил идею Игорю. Общественное мнение предполагалось всколыхнуть эпидемией криминала вокруг антикварного бизнеса. Разносчиками заразы – по замыслу Морозова – должна была стать не привычная уже братва, а популяция особей с политическим окрасом. Как выразился тот подонок, что первым явился к Игорю «Русской стариной должны торговать русские люди». Это был своего рода девиз. Сколько бы Андрей Викторович ни пел про ислам и неоглобализм. На вооружение была взята исключительно идея пан-славянизма, причем в самой порочной форме. Потому идеологическая работа сочеталась с полноценной боевой подготовкой. Историко-патриотические лагеря, рыцарские турниры и прочее полезное вроде бы и приятное времяпрепровождение подростков – были организованы с профессиональным размахом. Нам по крайней мере известно о тридцати семи юношеских военно-патриотических и военно-исторических организациях, которые были созданы исключительно на средства Морозова и развивались под его непосредственным патронажем. Не только в Москве, разумеется. Скорее уж ставка делалась на провинцию. Всего он собрал под свои знамена порядка пяти тысяч юнцов, в основном мальчишек. От тринадцати до восемнадцати лет и старше. Но есть и девицы. Такие дела.
– Солидный размах.
– Солидный. Главное – устремленный в будущее.
Потому я и сказал – плохо, что вы так быстро прониклись его идеями, Игорь.
– Плохо, согласен.
– Однако в нашей теперешней ситуации, пожалуй, что хорошо. Если все, что вы рассказали о вашей беседе – правда, отпадает мотив. Вам незачем было его убивать.
Можно сказать, был подписан протокол о намерениях, исполнение которых сулило лично вам всяческие блага.
Тот, кто пытается навесить на вас убийство Морозова, этого, возможно, не знал. Но как бы там ни было, второе убийство представляется мне сырым, прихваченным на живую нитку. Его не готовили, и не могли готовить по определению: предположить, что вы сбежите от муровцев, отправитесь петлять по Москве, а позже вернетесь в богатырский терем Морозова, не мог никто. Каким бы безупречным аналитиком он ни был. Значит, действовал экспромтом. По собственному опыту знаю: экспромты раскручиваются труднее всего, потому предлагаю второй эпизод пока отложить в сторонку. История с пропавшим портретом и убиенной владелицей представляется более подготовленной, запутанной хитро и искусно, но это значит, что есть шанс ее распутать.
Что дано одному – вполне по силам другому. Итак, женщина…
Была уже глубокая ночь, когда разговор был закончен.
Камин наконец догорел – последние полчаса они сознательно не подбрасывали в него поленья.
Коньяк был допит.
Но главное – был разработан некий план, а вернее схема, согласно которой Лизе и Юрию предстояло действовать в ближайшие дни.
Игорю Всеволодовичу – увы! – не оставалось ничего другого, кроме как отсиживаться на даче и «шевелить мозгами» – копаться в памяти, вспоминать детали, искать ассоциации, прислушиваться к ощущениям и смутным подозрениям.
К тому же требовались кое-какие исторические факты – с утра ему предстояло погрузиться в паутину Интернета.
Двух других ждала работа в городе – встречи, беседы, поиск старых знакомых и новые знакомства, могущие оказаться полезными.
Все по крайней мере было ясно.
И оттого на душе у Лизы и Игоря – снова, похоже, одной на двоих – стало легче.
Москва, 5 ноября 2002 г., вторник, 8.00

Ночевать вчера он, понятное дело, не остался.
Этим двоим, как никогда, пожалуй, нужно было теперь остаться наедине.
Даже при том, что дом большой и гостевая спальня наверняка далека от хозяйской.
Все равно.
Останься он – они не чувствовали бы себя свободными вполне. От всего свободными и ото всех – а это, думалось, было залогом многого, чрезвычайно важного для них теперь. И окончательной победы в том числе.
Он не лгал и не кривил душой, когда сказал Непомнящему, что не вправе говорить о вере и вообще верить во что бы то ни было в этой запутанной истории.
Равно как и не верить.
Однако ж право иметь внутреннее убеждение или отдавать предпочтение какой-то версии в душе у него было.
Чаще это состояние называют интуитивным.
Что ж, можно и так.
Прошедший много такого, о чем не догадывается даже родная, единственная, любимая женщина – жена Люда, подполковник Федеральной службы безопасности Юрий Вишневский полностью доверял собственной интуиции. Особенно в ситуациях, похожих на историю антиквара – балансирующих на грани закона. Пограничных.
Термин в общем-то из лексикона психиатров. Юрий позаимствовал его у жены – она заведовала отделением в институте Сербского. Но к правовым коллизиям, особенно в наше время, оказался очень даже пригоден.
Классический спор Жеглова с Шараповым о праве переступить закон, дабы исполнить его же, так и остался неразрешенным. Более того, со временем становился все более актуальным.
Умом подполковник Вишневский был полностью на стороне Шарапова. На деле – особенно в подобных, пограничных ситуациях – случалось действовать по принципу Жеглова. И поводом служило уже не простое исполнение закона. Вопрос стоял куда более остро, совсем по-гамлетовски: «Быть или не быть?»
Вернее, жить или не жить?
Ему, Юрию Вишневскому, его коллегам из разных силовых, как принято их называть, ведомств.
От суровых «контрактников» спецназа – «волков войны», не знающих сомнений и страха, до двадцатилетних солдат срочной службы.
Просто людям, живущим вблизи войны и за тысячи верст от нее.
Так теперь стоял вопрос.
Елизавете, к слову, повезло.
Она застала его буквально на пороге кабинета, только что возвратившегося из командировки в Чечню – честно убывающего в короткий отпуск.
К счастью, они с Людмилой не планировали никаких поездок, дети – в школе, да и жене вряд ли удалось бы расстаться со своим буйным отделением.
Думал просто отоспаться, зачитаться до одури, сгонять на дачу. Если повезет со снегом – пробежаться на лыжах.
Но – назвался груздем…
А он назвался – интуиция не то что шепнула, громко и отчетливо произнесла несколько слов.
Деваться было некуда.
Утро расползалось над городом – пока еще сонное, тусклое. Но, похоже, обещало распогодиться.
Юрий аккуратно припарковал машину у подъезда – возможно, а скорее всего вероятно, ездить сегодня придется много. Чего ж даром гонять в гараж?
Дома, на кухне горел свет.
Квартира благоухала запахом свежего кофе.
– Вот это кстати! – Он чмокнул жену в розовую, теплую со сна щеку.
– Это всегда кстати. А что у нас с отпуском?
– У вас – не знаю. А у меня, похоже, – увы.
– Уезжаешь? – Людка умела держать удар. Голос не дрогнул, только едва заметно оперлась о плиту. Всем телом – подвели, надо думать, ноги.
– Упаси Боже! Остаюсь при вашей милости. И вообще – официально – с отпуском полный порядок.
– А неофициально?
– Решил попробовать себя в частном сыске.
– Ты это серьезно?
– Вполне. Помочь надо хорошему человеку.
– Ну, если хорошему – пей, так и быть, мой кофе.
Я все равно не успеваю.
Она умчалась одеваться.
Он с удовольствием отхлебнул горячий ароматный напиток.
Спать – это подполковник Вишневский знал из богатого опыта бессонных ночей – захочется только к вечеру, и то если не захватит какая-нибудь идея. В этом случае – вообще неизвестно когда.
Теперь самое время было подумать.
Через сорок минут, проводив жену, насладясь еще двумя чашками кофе, он взялся за телефон.
Первый звонок был адресован заместителю начальника МУРа – новичку на Петровке, назначенцу последних лет, в прошлом – лубянскому коллеге.
Это был сугубо частный звонок.
И хотя прежде они были знакомы только шапочно, Вишневский отчего-то был уверен, что будет понят.
Притом – правильно.
Москва, 5 ноября 2002 г., вторник, 11.15

Он проснулся, когда Лизы уже не было рядом. Только легкая вмятина на соседней подушке, едва заметная, словно спал не человек – нормальная женщина, пусть и хрупкая, коротко стриженная – от прошлой непослушной гривы не осталось и следа, – а существо бестелесное: эльф или фея.
Фея, однако, вроде бы пользовалась духами – пряным восточным ароматом тянуло от подушки.
Возможно, впрочем, не было никаких духов.
Кто их, фей, знает – чем они на самом деле пахнут.
А вернее – благоухают.
Он проснулся таким счастливым, что, еще не стряхнув окончательно пушистое облако сна, еще не выбравшись из теплого кокона волшебного небытия, готов был всерьез размышлять над всякими забавными глупостями. Вроде этой – насчет благоухания фей.
Все, однако, проходит – и полудрема прошла.
Но счастье осталось, и сладкая ломота во всем теле, и в памяти – яркое, острое чувство минувшей ночи.
Однако все прочее он тоже помнил прекрасно.
И все равно был счастлив.
Самой большой неприятностью нынешнего утра всерьез считал то, что бессовестно проспал Лизаветин уход, а вернее – отъезд. Всерьез печалясь по этому поводу, Игорь Всеволодович наконец выбрался из-под одеяла и первым делом взглянул на часы.
Начало двенадцатого.
Лиза уже, возможно, приземлилась в Питере.
Юрий – если вчерашнее впечатление не обмануло – теперь беседует с теми самыми молодыми людьми с Петровки, которые не далее как вчера радикально изменили жизнь Игоря Всеволодовича, превратив респектабельного столичного антиквара в беглого преступника – убийцу и вора.
Вспомнив о них, а вернее – обстоятельствах расставания, Игорь Всеволодович невольно поморщился – таким мерзким показался сейчас идиотский побег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39