Маленький спортивный Mercedes стремительным серебристым зверьком распластался по мостовой – и оказалось, несмотря на низкую посадку, держал дорогу отлично.
К тому же Лиза давно освоила автомобиль, именно этот, со всеми его капризами, положенными аристократическому отпрыску, непростым нравом и категорической – как утверждали многочисленные специалисты – непригодностью для русских дорог.
Особенно зимой.
К тому же терпеливо, как ребенку или не слишком толковому человеку, ей объясняли: эта машина хороша, когда в гараже еще как минимум пара приличных авто – лимузин для поездок с шофером и внедорожник – на случай сюрпризов русской погоды. И вообще. На всякий случай.
Аргументы были сильными, практически не убиенными – тем более что облюбованный кабриолет должен был стать единственной ее машиной. На все случаи жизни, Все было так, и тем не менее, выслушав всех, Лиза поступила по-своему.
И не пожалела.
Ни разу, хотя прошло уже три года и на спидометре было почти семьдесят тысяч километров.
Он и теперь не подвел, домчав из центра города до дома на Рублевке всего за пятьдесят минут.
А дома было хорошо – тепло, несмотря на промозглый вечер, тихо, уютно.
Она разожгла камин и распахнула шторы на высоком окне в гостиной. Уже давно стемнело, но свет из окна проникал в сад. Видны были мокрые стволы древних сосен, местами схваченные белым налетом инея. И тонкие березы, сгибаемые порывами злого ветра. Вдобавок пошел снег, и крупные снежинки, отчетливо различимые во мраке, метались по выстуженному саду.
И пусть.
Лиза почти сознательно бросала вызов злому буйству непогоды – она была под защитой своего надежного дома, любимых вещей, собранных кропотливо и придирчиво, потому что по крупицам собиралось не что-нибудь – маленький мир, который будет окружать ее большую часть жизни, а возможно, всю оставшуюся жизнь.
И трескучий огонь в камине – тоже был сейчас на страже ее покоя.
Пламя к тому же удачно отражалось в оконном стекле.
Нерукотворный пейзаж завораживал – мерцающие языки огня во тьме, в вихре мокрого снега.
«Вот так и нужно, так и должно быть – всегда, все нипочем. Все», – подумала Лиза, заглядевшись на странное отражение.
И заплакала.
Настроение на самом деле было отвратительным и – самое противное и пугающее – становилось все хуже.
Случайное – черт бы его побрал! – давешнее воспоминание все-таки разбередило душу.
Процесс оказался необратимым.
И был один способ хоть как-то смягчить подступающую боль – взять его в свои руки.
– «Вы хочете песен – их есть у меня!» – сказала Лиза, обращаясь к мокрым соснам. – Желаете воспоминаний? Извольте. Только сначала, если вы, конечно, позволите, я сварю себе кофе и налью коньяка. Да-с, коньяка. И не надо качаться так укоризненно – я не спиваюсь и не сопьюсь, потому что не спилась. И не сяду на иглу. По той же причине. Но коньяка сейчас хряпну. Хоть тресните.
Все было сделано, как сказано, – она вообще привыкла неукоснительно исполнять собственные решения, чего бы это ни стоило.
С чашкой кофе и пузатой рюмкой коньяка Лиза уселась с ногами в тяжелое кресло у камина так, чтобы чувствовать жар огня и наблюдать разгул непогоды.
– Это ведь тоже не от хорошей жизни. Доказываю кому-то, что сильна, как прежде. И ветер, дескать, и буря мне нипочем. Ну, будь здорова, Лизавета Аркадьевна!
Глоток коньяка был большим – темно-янтарной жидкости в пузатом бокале заметно поубавилось.
А кофе лишь пригубила, с наслаждением вдохнув острый пряный аромат.
И подумала: "Чего, спрашивается, корчусь в непонятных душевных судорогах? Разве не вот оно – счастье, под рукой. Свобода, дом, возможность вечером сидеть у камина и пить кофе с коньяком, а завтра – если надоест – махнуть в Париж. Не с тем, конечно, размахом, что прежде, без опустошительных визитов на rue Cambon.
Так ведь сколько пропущено, не замечено в том же Париже из-за вечной беготни между avenue Montagne и rue Cambon, поздних завтраков в собственных апартаментах Hotel de Criilon, обедов в «La Grande Cascade» и ночных плясок в «De Bain et de Souches» и прочей светской суеты.
Теперь все можно было организовать совсем по-другому: прилететь с одной сумкой, в джинсах, теплом свитере и легкой куртке – в Париже сейчас тепло, хотя могут зарядить дожди.
И разумеется, в кроссовках – это наипервейшее условие!
Сколько прекрасных минут, а то и целых вечеров и даже ночей омрачено неустойчивыми высокими каблуками, пригодными для того, чтобы пройти от машины до очередного парадного подъезда.
А машины! Что, скажите на милость, можно увидеть из окна лимузина?
Нет, в Париж Надо входить пешком, неприметной личностью из клана «унисекс».
Питаться в маленьких бистро – длинными батонами белого хлеба, начиненными паштетом и зеленью, запивая дешевую еду дешевым же красным вином.
Остановиться следует в маленьком недорогом отеле, а еще лучше – частном пансионе, из числа тех, что еще помнят русских, искавших дешевое жилье в году 1920-м, а может, 1921-м.
Внезапно Лиза подумала, что сама чем-то напоминает тех русских, что безудержно гусарили в Ницце, покупали прибрежные виллы и забывали о них уже на следующий год, строили на Лазурном берегу православные соборы…
А после крутили баранки такси, развозя под утро парижских проституток, и делали вид, что не узнают в пассажирках соотечественниц.
Да что там соотечественниц – сестриных гимназических подруг.
И все время искали жилье подешевле, сначала – в Париже, потом – все дальше, в пригородах, пока не обосновались в промышленном Бьянкуре.
Уже совершенно непохожие на прежних себя – иностранные пролетарии, удачно нанятые империей Рено.
Лиза еще отхлебнула коньяку и решила, что несколько сгущает краски.
Не относительно старых русских в Париже.
Относительно себя.
Москва, 3 ноября 2002 г., воскресенье, 20.55

Город опустел внезапно, хотя было еще не слишком поздно.
Народ, похоже, просто не сразу осознал всю мерзость свалившейся на голову непогоды. И все возможные неприятности, которые вместе с мокрым снегом и пронизывающим ветром, крадучись, тащила она за собой. А сообразив – стремительно убрался восвояси. И правильно сделал.
Езда по вымершему городу в его положении равносильна была прогулке по канату под куполом цирка.
Разумеется, без страховки.
Но менять решение Игорь Всеволодович не собирался. Слишком уж – если быть честным – грело оно душу. Прочие позитивные моменты оставались далеко позади.
Однако – судьба!
Она снова сочла необходимым вмешаться. Настолько решительно, что высшая воля доведена была до сознания Игоря Всеволодовича едва ли не прямым текстом.
Какие там слабые намеки и смутные символы, могущие означать что угодно?
Ясно как день.
Впрочем, теперь был вечер.
Рублево-Успенское шоссе, по которому он, как ни странно, беспрепятственно полетел, проделав почти половину пути, было непривычно пустым. Сумрачный вечер даже его умудрился завесить сырой непроглядной пеленой, рассеять которую не мог яркий неоновый свет.
Стройная шеренга фонарей, всегда сияющих безупречно, спасовала.
Однако белый милицейский Ford, затаившийся в кустах, сразу за развилкой. Непомнящий заметил издалека.
Развилка была крупной, с постом ГАИ, разместившимся во внушительном кирпичном домике.
Словом, выглядывающая на шоссе акулья морда Ford означала только одно: на этом посту игнорируют непогоду, не спят и даже не дремлют. Стало быть, вышли на ночную охоту.
Одинокий новенький Leksus, идущий к тому же на очень приличной скорости, само собой, не пропустят.
А уж когда, исполняя положенные ритуалы, заглянут в компьютер…
Начнется настоящий детектив.
Почти машинально Игорь Всеволодович сбросил скорость. Не для гаишников, конечно, – их это обстоятельство, напротив, подхлестнуло бы.
Скорее уж для себя – момент неминуемой встречи на считанные секунды все же отодвигался.
И значит, было время подумать.
О чем, казалось бы?
Но неожиданно решение пришло.
Благопристойно дождавшись зеленого сигнала светофора, он неспешно свернул направо и так же, никуда будто бы не спеша, поехал по шоссе, убегавшему во мрак. Совершенно не представляя, куда ведет эта дорога.
Расчет оказался верным – охотничий азарт инспекторов был, разумеется, не столь велик. Срываться с места, разворачиваться, догонять – и все, быть может, впустую…
Была охота!
К тому же рано или поздно дичь сама придет в руки.
Ночь впереди долгая.
Некоторое время изрядным усилием воли Игорь Всеволодович удерживал стрелку спидометра на цифре шестьдесят, но скоро стало невмоготу – вдавил педаль до упора.
Джип рыкнул недовольно, но послушно выполнил команду. Рванул с места, стремительно набирая обороты.
Пронзая тьму неземным светом фар.
Он ушел.
Впрочем, бешеная радость зверя, обманувшего погоню, клокотала в душе недолго.
Она улеглась – и тогда вступил в свои права рассудок.
Игорь Всеволодович немного сбавил газ и стал внимательно поглядывать по сторонам в поисках каких-либо дорожных знаков или указателей.
И разглядел-таки.
Небольшое ярко-синее табло ярко вспыхнуло в свете фар – «Новорижское шоссе». И аккуратная стрелочка, указывающая направо.
– Новорижское, значит? Понял. Как не понять, если белым по синему…
Не первый раз этим вечером он обращался к провидению. Притом вслух – будто бы к некой совершенно реальной субстанции, находящейся к тому же поблизости.
Хотя – черт его знает! – возможно, так все и было на самом деле.
Все возможно.
Дорогу к сказочному терему, затерянному в заснеженном лесу, нашел он неожиданно легко и скоро. Оказалось, что на Новую Ригу выскочил совсем неподалеку от нужного поворота. И тот обнаружил без проблем, хотя впотьмах белый шлагбаум на фоне белого снега был едва различим.
Охранник, невысокий, но крепкий парнишка, с ног до головы упакованный в камуфляж, на сей раз вышел навстречу, но смотрел приветливо.
Машину Непомнящего, судя по всему, здесь уже знали.
И не только машину.
– Добрый вечер, Игорь Всеволодович. Вы сегодня договаривались о встрече?
– Нет. Не успел, дело срочное – справьтесь у Андрея Викторовича, примет сейчас?
– Одну минуту.
Охранник возвратился так скоро, будто и не уходил вовсе.
– Все в порядке. Андрей Викторович сказал – ждет.
– Спасибо.
Дорога, ведущая сквозь лес к дому, была, конечно же, расчищена, и, надо полагать, не один раз за день.
Но мокрый снег валил не переставая – ледяная корка под колесами не располагала к быстрой езде.
Впрочем, спешить теперь было, собственно, некуда.
В любом случае на некоторое, возможно, непродолжительное время он успел.
Знакомый уже балкон с массивными резными перилами по углам был уставлен четырьмя коваными светильниками с золотисто-оранжевыми плафонами в форме пылающих факелов. Электрический свет, заливающий сейчас пространство, действительно напоминал свечение живого огня; Однако был ярким и ровным.
Потому, поднимаясь по лестнице. Непомнящий отчетливо различил тяжелую деревянную дверь, ведущую в дом.
И поначалу мельком удивился: дверь была приоткрыта.
В нестандартной ситуации сознание, как правило, работает значительно интенсивнее обычного.
Быстро поднимаясь по лестнице, Игорь Всеволодович успел передумать о многом. К примеру, о том, что Морозов встречает его у входа, гостеприимно приоткрыв дверь.
Идея никуда не годилась: во-первых, такое проявление гостеприимства было явно не в духе Морозова или уж по крайней мере никак не укладывалось в рамки их отношений.
Еще он подумал о том, что дверь открылась случайно, допустим – от сильного порыва ветра.
Но тут же отбросил эту мысль как совершенно негодную: дверь в этом доме была не просто тяжелой – массивная, основательная была дверь.
Какой там порыв ветра!..
Он успел помянуть даже какую-то нерадивую прислугу – горничную или кухарку, попросту не закрывшую за собой дверь.
Но в этот момент лестница кончилась – Игорь Всеволодович оказался рядом с таинственно приоткрытой дверью…
И хорошо знакомый холодок вспорхнул в душе.
Верный спутник дурных предчувствий.
Однако предчувствия – предчувствиями, отступать было некуда.
Да и каковы были основания для отступления, вздумай Непомнящий сейчас действительно повернуть назад?
Не было оснований.
А желание бежать без оглядки было.
Сильное желание, не без труда преодолев которое Игорь Всеволодович толкнул злополучную дверь.
Она поддалась легко, пахнуло трескучим каминным теплом – наваждение отступило.
Игорь Всеволодович почти весело крикнул: «Хозяева!» – и уверенно шагнул за порог.
Он увидел все сразу.
Каминный зал внизу, с пылающим очагом, тяжелые кресла, укутанные звериными шкурами, сундуки…
«Из Углича, – внезапно всплыло в памяти, – опальной царицы Марии Нагой…»
Странные, неуместные мысли всплывали в сознании. Безумные даже, если учесть, что внизу, подле одного из царицыных сундуков, широко раскинув руки, уткнувшись лицом в огромную медвежью шкуру, небрежно брошенную у стены, лежал невысокий, сухопарый мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39