— О нет, нет. Она спустилась к бассейну и, усевшись на край, принялась болтать ногами в воде...
— Боже мой!
— Он никогда бы не ушел из группы сам, чтобы там он не говорил всем подряд, как бы ни жаловался на публике. Мы все знали об этом. Без «Хартбитс» он, как и любой из нас, был никто. Однако для Иона это было еще хуже, чем для кого-то другого. У него не было шанса выжить. Только группа помогала удерживаться ему на плаву, несмотря на лошадиные дозы наркотиков... Без нее... — Крис пожал плечами.
— И вы дали ему умереть.
— Это было жертвоприношение, как сказала Тай. В любом величии, в любой гениальности должно присутствовать страдание, боль, расставание со старым, уступающим место новому. С Ионом мы бы не ушли далеко. Мы или он, так стоял вопрос, и третьего не было дано. Он мог бы... Это все равно произошло бы довольно скоро. Его печень, почки... сердце, наконец... Долго ли они смогли бы выдерживать подобные нагрузки? Сколько? — Крис перешел на крик. Он плакал и бился в судорогах, прижимаясь к Дайне.
* * *
Уже было светло, когда они выбрались из недр гостиницы и очутились на раздолбанном тротуаре. Пар уже не поднимался сквозь железную решетку, и бродяга, покинув ее, отправился на поиски более теплых краев, прихватив с собой газету. Пустая бутылка, однако, осталась на месте.
Так же, как и такси. Откуда-то с Бродвея ветерок принес запах дымящегося кофе.
Дайна с помощью заспанного водителя запихнула Криса на заднее сидение.
— Вы уверены, что с этим парнем все в порядке? — осведомился шофер, жуя зубочистку. Изо рта у него слегка пахло рыбными консервами. — Он бледен, как труп.
— Отвезите нас назад в «Шерри-Нидерланд», — сказала Дайна, усевшись рядом с Крисом и захлопнув дверь.
— Должно быть, он ваш близкий друг, мисс Уитней, — заметил парень, включая зажигание. Он бросил взгляд в зеркало над головой и присвистнул. — Эге, да я кажется знаю его.
Крис полулежал на спинке сиденья. Он все еще дрожал, но кризис похоже миновал. Открыв глаза, он долго смотрел на здания, мелькавшие за окном.
— Это не Лондон, — хрипло произнес он.
— Нет, — тихо ответила Дайна, стараясь успокоить его. — Мы в Нью-Йорке. Он кивнул.
— Да. В Нью чертовом Йорке. — Закрыв глаза, он добавил более твердым, уже похожим на свой, голосом. — Отвези меня в аэропорт — я хочу вернуться домой. Назад в Лос-Анджелес... Мне надо закончить альбом.
Глава 12
Разумеется, после сцены, происшедшей во время их последней встречи, она не предполагала, что когда-либо захочет снова встретиться с ним. Однако она заблуждалась.
Она поняла это в тот момент, когда, вернувшись из Нью-Йорка, сунула руку в карман шубы и обнаружила там пластиковый пакет, подобранный ею на полу в номере Криса. Посмотрев на него несколько секунд, она положила его рядом с бумажкой, полученной ею от Мейера, на котором четким разборчивым почерком были написаны две строчки:
Чарли By
«Черриз», Ван Найс Б.
В ней проснулось своего рода торжествующее чувство оттого, что она может вручить Бонстилу два возможных ключа к разгадке тайны убийства Мэгги. Это было больше, чем он сделал для нее, но она ничего не имела против. Ей до смерти хотелось увидеть, какое выражение появится у него на лице.
Она не стала звонить в участок и предупреждать его заранее о своем визите. Пройдя мимо серебристого «Мерседеса», казавшегося ей теперь староватым, и даже слегка убогим, она уселась в черный «Феррари», подаренный ей студией сразу же по окончании съемок «Хэтер Дуэлл». Как и подобает в Южной Калифорнии, его регистрационный номер состоял из одних букв: «ХЭТЕР». Это был низкий, весь лоснящийся автомобиль, способный развить очень высокую скорость. Никогда прежде Дайна не испытывала такого воодушевления и буквально чувственного наслаждения от управления машиной, как сидя за рулем этого чуда. Ей почти захотелось перестать пользоваться громоздкими лимузинами.
«Он, как нельзя лучше, подходит ко мне, — думала она, дожидаясь зеленого света перед поворотом на Сансет. — Он скользит сквозь поток транспорта, словно мечта». Она сидела за рулем так низко, что чувствовала себя частью автомобиля: словно она была подключена к мощному мотору и электрическим схемам. Такое ощущение она переживала во время съемок, когда сцена удавалась, и она просто буквально занималась любовью с камерой. «Феррари» вызывал у нее ощущение, будто она занималась любовью с целым городом, проносившемся мимо нее.
Ее мысли начали разбегаться. Одна часть оставалась здесь, другая уводила ее сознание куда-то вдаль. Огромная многочисленная головоломка, сидевшая у нее в мозгу, постепенно прояснялась, и после месяцев бестолковых попыток подогнать один кусочек к другому, наконец-то стал проступать сложный узор.
Сон — воспоминание о смерти матери, явившейся Дайне в Нью-Йорке, помог ей до конца распутать клубок своего прошлого и осознать это прошлое в контексте настоящего. Тогда, проснувшись, она вдруг поняла, что ненависть, которую она испытывала по отношению к Монике, улетучилась в тот день возле постели умирающей. Словно этих долгих промежуточных лет и не было вовсе, и она и мать, лишенные ревности, зависти, страха и гнева по отношению друг к другу, вернулись к никуда не исчезавшей основе их взаимоотношений: любви между матерью и ребенком.
Дайну более не волновало, что сделала Моника и что она не сумела сделать. Шаткое балансирование на грани жизни и смерти делало все, кроме любви, несущественным. Она не хотела, чтобы Моника умирала, и когда это произошло, отвернулась и горько беззвучно заплакала. Она плакала и по матери, и по себе, по тому, от чего когда-то отказалась навсегда. В тот миг ей хотелось повернуть время вспять и стереть начисто эти потерянные годы. Однако это было не в ее власти. Она чувствовала себя беспомощной перед неведомым и невидимым врагом, чей натиск храбро, но безуспешно пыталась отразить Моника.
Она знала также, что Моника, как ни странно, по-своему была права. Она, Дайна, убежала на улицу от всего, чему она не могла противостоять. Презирая друзей, обратившихся к помощи наркотиков, чтобы уйти от реальности, и чувствуя превосходство по отношению к ним, она сама прибегла к иному способу достижения того же самого.
Бэб знал это, и в тот последний вечер она чувствовала, что он собирается отослать ее домой в последний раз, навсегда. «Ради твоего же блага, мама», — сказал бы он. «Все знали, что мне нужно лучше меня, — думала Дайна, ведя „Феррари“ в сторону деловой части Лос-Анджелеса. — Боже, я была таким невинным ребенком тогда. Однако до определенного момента все люди таковы, и первые разочарования самые болезненные».
Дорога вперед слегка расчистилась; машины вытянулись в извилистую линую. Включив четвертую скорость, Дайна нажала на газ, и пришпоренный зверь рванулся вперед, загудев от радости. Дайну прижало к спинке бордового сидения. «Вперед, — повторяла она про себя. — Вперед, вперед, вперед!»
Впервые в жизни она испытывала ощущение завершенности. В ее душе появилось нечто, чего там прежде никогда не было. Только теперь Дайна почувствовала себя человеком во всех отношениях равным любому представителю мужского пола. Однако это несомненно не означало, что она приобрела мужские черты; на сей счет Дайна не волновалась, будучи уверенной в обратном. Что же произошло с ней? Дайна думала о том, что она сделала для Криса. Только теперь она осознала до конца всю леденящую подоплеку того эпизода. Что, если б она не... Ответ на этот вопрос так же не вызывал сомнений: сейчас Криса уже не было бы в живых.
Какая сила заставила ее подобрать тот пакетик? Зачем отдавать его теперь Бонстилу? Сумеет ли он обнаружить в порошке следы чего-нибудь, кроме героина? Она ощутила холод предчувствия в груди. «Во что я ввязалась? — вопрошала она мысленно. — Мэгги, внучка известного политического деятеля, погибла от примеси отравы в героине. Однако прежде ее пытали, возможно сводя политические счеты...»
Дайна притормозила перед поворотом, потом опять включила третью скорость. Перед ее мысленным взором стоял пластиковый пакетик, лежавший на полу в ванной в номере Криса. «Что если Крису подсунули то же, что и Мэгги? Что если экспертиза установит, что это не случайное совпадение? — рассуждала она про себя. — Или все это бред, порожденный моим воспаленным воображением». Она почему-то никак не могла убедить себя в этом, хотя в течение нескольких минут применяла на себя роль «адвоката дьявола». Она, хоть убей, не верила в подобные совпадения.
Полицейский участок выглядел точно так же, как в прошлый раз, напоминая своим видом вереницу составленных в круг повозок переселенцев в ожидании нападения индейцев. Она еще не успела выйти из «Феррари», как услышала знакомый голос.
— Мисс Уитней!
Она увидела Эндрюса, патрульного, в прошлый раз доставившего ее сюда к Бонстилу. Он как раз спускался по ступенькам крыльца здания.
Дайна широко улыбнулась ему.
— Как у вас дела?
— Замечательно, мисс Уитней. Просто замечательно. — Он улыбнулся и слегка замялся. — Вот это тачка. — Он погладил машину так, точно она и впрямь была живой. — Куда нам до такой!
— Кстати, патрульный, как вас зовут?
— Пит, мэм. А это Гарри Брафман. — Он показал большим пальцем через плечо на своего напарника пониже и потемней, чем он, примерно того же возраста. Тот молча кивнул. — Мы оба в подчинении у лейтенанта Бонстила.
— Вы знаете, где он сейчас? У меня к нему важное дело.
— Конечно. Он на пирсе Санта-Моника. Мы как раз направляемся туда. Если хотите, можете присоединиться к нам.
— Не знаю, стоит ли. Пит, — вмешался Брафман. Он нахмурился. — Ты ведь знаешь, какая там обстановка. Нам ведь запрещали пропускать гражданских лиц в оцепленную зону под каким бы то ни было предлогом.
Эндрюс в ответ на слова товарища только махнул рукой.
— Мисс Уитней и лейтенант старые друзья. Если она говорит, что у нее есть дело к нему, он наверняка захочет узнать об этом.
Брафман окинул глазами фигуру Дайны с головы до ног. На его лице появилась слабая усмешка.
— Против этого мне нечего возразить, — сказал он.
Возле пирса действительно творилось что-то неладное. Еще прежде, чем они добрались до Санта-Моника, Дайна услышала пронзительный вой сирен и порадовалась тому, что у нее есть эскорт в лице Эндрюса. В противном случае ей ни за что не удалось бы даже приблизиться туда.
Она насчитала по крайней мере полдюжины полицейских автомобилей, а подъехав поближе, увидела бронемашину, с громыханием покатившую прочь от пирса. Все подступы к месту событий перекрывали баррикады из деревянных козел, а каждого прибывшего тщательно проверяли.
Эндрюс и Брафман вылезли из машины и, поручив кому-то из стоявших в оцеплении патрульных проследить за «Фордом», повели Дайну за заграждения.
Пирс был наводнен полицейскими, одетыми в штатское. Дайна увидела беззвучно мигающие красные огни и широко открытую заднюю дверь машины скорой помощи. Внутри нее никого не было. Слева поодаль двое фельдшеров в белых халатах поднимали что-то с земли и клали на носилки на колесиках. В стоявшем рядом с ними медике Дайна узнала высокого судебно-медицинского эксперта, приезжавшего в дом Криса и Мэгги в день убийства вместе с Бонстилом. Приглядевшись, она увидела, что он запихивает в рот часть чизбургера.
Здесь же был и сам Бонстил, неотразимый в светло-сером костюме из шелково-льняной ткани. Из всех присутствовавших на пирсе он один, похоже, сохранял спокойствие и самообладание. Когда Дайна вместе с Эндрюсом и Брафманом подошли к нему, он смотрел на то, что лежало на носилках.
Некоторое время он не замечал их. Потом он поднял голову и, не сводя глаз с Дайны, обратился к подчиненным.
— Вы прибыли сюда в рекордно короткое время. Перестрелка произошла в дальнем конце. Вы знаете, что делать.
— Как Форейджер? — осведомился Эндрюс.
— Правое плечо. Ничего страшного.
— А Кайс?
Бонстил на долю секунды замешкался с ответом.
— Его больше нет. — Он моргнул. — Мне жаль, Эндрюс. Стоявший возле Дайны Эндрюс застыл на месте, окаменев. Его красивое, словно высеченное из мрамора, лицо казалось постарело за одно мгновение лет на десять. Слабый ветерок слегка трепал его золотистые волосы, чуть более длинные, чем полагается для полицейского. «Это были, — подумала Дайна, — волосы ребенка. Но он больше не ребенок».
Обойдя ее, Брафман дотронулся до плеча Эндрюса.
— Пошли, Пит. Мы должны заняться делом. Он потянул товарища за собой, и когда они, повернувшись спиной к Дайне, побрели прочь, то показались ей двумя самыми обычными людьми, направляющимися на дальний конец пирса, чтобы полюбоваться видом на океан.
— Кайс был его зятем. — Это были первые слова Бонстила, обращенные к ней. — Эндрюс очень близок со своей сестрой. — Он говорил об этом как о чем-то непостижимым для него.
— Привет, Бобби.
— Тебя привезли ребята?
— Я попросила их. У меня есть кое-что для тебя. — Она сделала паузу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101