В Дайне внезапно вспыхнуло безотчетное желание запустить бумажником в ее темно-коричневое лицо, и в тот же миг она поняла, куда ей надо идти.
Прямо напротив того ресторана в Гарлеме, куда Бэб отвел ее в первый вечер их знакомства, в унылом и пустынном квартале, где они стали свидетелями призрачного танца, находилась лавка, в которой шла торговля магией чернокожих. Владелицей той лавки являлась черная как смоль женщина с широкими бедрами и необъятной грудью, пухлыми блестящими щеками и глазами, сверкающими, словно искры.
Ярость, клокотавшая в груди Дайны, не найдя выхода во взрослом мире, обратилась на путь, который выбрала бы ненависть ребенка.
Когда Дайна добралась туда, магазинчик был еще закрыт, и ей пришлось стоять в ожидании на тротуаре снаружи, разглядывая пыльную витрину, заставленную всевозможными фетишами, украшенными перьями и отлитыми каждый в особой форме, идолами со свирепыми рожами. Ко всем этим экзотическим изделиям были прилеплены ярлыки с надписью «Сделано на Гаити», подтверждающими подлинность их происхождения.
Вдруг Дайна слегка отпрянула назад от неожиданности: тень, лежащая возле черной занавески, расшитой черными же нитками, вдруг ожила. Она увидела перед собой пару желто-зеленых глаз, а в следующее мгновение, когда лучи солнца, выглянувшего из-за тучи, осветили витрину, — узкие, кошачьи зрачки внутри них. Кошка потерлась головой о стекло витрины, и вначале ее худое туловище, а затем и длинный, болтающийся хвост скрылись в глубине лавки. «Привет, киска», — пробормотала Дайна.
— Ты ждешь меня, дитя?
Дайна вздрогнула. Обернувшись, она увидела перед собой толстую женщину, хозяйку магазина. Крупные капли пота сверкали на ее черном лице словно бриллианты. Мелодичный голос, приветливый и напевный, подсказал Дайне, теперь уже неплохо разбирающейся в подобных вещах, что его обладательница родилась на Гаити или каком-нибудь другом острове Карибского моря.
Хозяйка магазина принялась шарить в своей сумочке, при этом каждое ее движение сопровождалось громким и нестройным звяканьем узких и широких браслетов, болтавшихся на ее могучей руке. Наконец она вытащила связку ключей на серебряном кольце и поочередно вставила два из них в замки на входной двери лавки.
— Заходи, дитя, — пригласила она Дайну. — Улица, вроде этой, не место для тебя.
Девушка осторожно вошла внутрь, и ей тут же ударил в нос необычный аромат, в котором смешалось множество самых разных запахов. Почувствовав легкое прикосновение, она взглянула вниз и увидела кошку, трущуюся о ее ноги.
— Помнится, ты не раз приходила сюда с большим мужчиной, дитя. Я не ошибаюсь?
— С Бэбом, — она с трудом выдавила из себя его имя.
— Бэб, — повторила хозяйка. — Я не знала его по имени. Она поставила сумочку на прилавок и сняла широкое пальто. — Что-то он больше не появляется в наших краях. — Повесив пальто на вешалку, она повернулась к Дайне. — Ты пришла сюда за приворотным зельем, дитя? Вы поссорились с ним или...
— Он мертв.
— Мертв? — Глаза хозяйки округлились. — Господи, дитя, мне ужасно жаль, что так вышло. — Зайдя за прилавок, она наклонилась вперед и вгляделась в лицо Дайны. — Ну что ж, скажи Лизе-Марии, чем она может помочь тебе.
— Мне нужно какое-нибудь могущественное средство, — сказала Дайна. — Очень могущественное. Какое-нибудь... заклятье или что-то в этом роде.
Лиза-Мария кивнула и положила руки на прилавок.
— У нас есть могущественные талисманы и средства на все случаи жизни.
Дайна посмотрела ей в глаза.
— Мне нужно такое средство, которое убивает. Ей показалось, что после этих слов все вокруг замерло и наступила гробовая тишина. Только черная кошка, сидевшая между Дайной и Лизой-Марией, продолжала как ни в чем не бывало прилежно вылизывать переднюю лапу.
— Господи, дитя, ты еще слишком молода, чтобы тебя посещали такие черные мысли. — Лиза-Мария вышла из-за прилавка. Приблизившись к Дайне, она взяла ее руки в свои и повернула их ладонями вверх. Она принялась водить розовыми кончиками пальцев вдоль линий на них, став похожей на слепую, читающую книгу, напечатанную шрифтом Брайлля.
Наконец ее пальцы остановились, словно обнаружив то, что они искали, и Лиза-Мария бросила мгновенный взгляд на лицо Дайны. Ее глаза еще больше округлились, и на черной коже лица появилась холодная испарина.
— У тебя очень могущественная аура, дитя. Внутри тебя заключена великая магическая сила. — Она отступила назад, точно испугавшись чего-то.
— Ты дашь мне то, о чем я прошу? — Не дождавшись ответа. Дайна отвернулась. — Я не верю твоим словам. У меня нет никакой силы, теперь у меня вообще ничего нет. — Слезы наворачивались ей на глаза, несмотря на то, что она всеми силами старалась сдержать их. Яростно смахнув их, она сказала. — Ну ладно, что тебе стоит? Ведь у тебя есть то, что поможет мне уничтожить человека, убившего Бэба. — Последние слова застряли у нее в горле, и уже никакая сила не смогла бы удержать ее рыдания. — О, Бэб! — повторяла она. Ее плечи тряслись; слезы катились по ее щекам, но теперь она была рада им.
Она почувствовала, как сильные руки Лизы-Марии обняли ее. От них исходило умиротворяющее тепло и сладкий, женский аромат. Мелодичный голос промурлыкал ей на ухо.
— Ничего, ничего, дитя. Не бойся и плачь. Плачь по своему мужчине.
Через некоторое время она выпустила Дайну из своих объятий и, покинув ее, вернулась, неся в руках картонную коробку, одну из тех, в которых продают еду на вынос в китайских ресторанах.
— Вот, — сказала она, вручая коробку Дайне. — Там внутри все, что тебе нужно. Нет, — она накрыла ладонь Дайны своей. Не открывай сейчас. Подожди, пока доберешься до дому. Теперь, дитя, послушай, что тебе надо делать...
* * *
Рубенс вернулся в Нью-Йорк с изящным изумрудным кольцом, которое он купил для нее в «Харри Винстон».
Он отдал его Дайне сразу, как только забрался в машину, в которой она приехала в аэропорт.
— Я беспокоился за тебя до тех пор, пока не увидел эту пресс-конференцию по телевизору, — сказал он. — Господи, ну и задала ты им жару. Волны шока, который они испытали, докатились даже до Нью-Йорка. Сейчас тебе отводят в газетах больше места, чем президенту.
Дайна молча прижималась к нему, размышляя, стоит ли рассказывать о своей встрече с Мейером. В конце концов, она решила, что лучше этого не делать. Рубенса возмутило бы чье угодно вмешательство в его жизнь, в том числе и со стороны старика.
Кольцо, представлявшее собой четырехугольный изумруд в широкой платиновой оправе, излучало холодную силу, и, когда Рубенс надел его на палец Дайны, та неожиданно для самой себя расплакалась. «Боже мой, — подумала она, — как я соскучилась по нему!» Однако вместо того чтобы сказать это вслух, она наклонила его голову и прижалась своими губами к его полураскрытому рту. В эту минуту ей хотелось, чтобы их поцелуй длился вечно.
— Ты, конечно, слышал про Монти, — сказала она.
— Да. Это ужасно. Как раз на прошлой неделе я говорил ему, что он слишком много работает.
— Очевидно, это было не все, что ты сказал ему.
— То, что я сказал ему, — возразил Рубенс, — я говорил для его же блага.
— Ты смертельно обидел его, а ведь он считал тебя своим другом.
— Это не имело никакого отношения к нашей дружбе. Это — бизнес. Ему было совершенно незачем распускать слюни перед тобой. Кем он считал себя, черт возьми? Он был всего лишь большим ребенком. Ему следовало бы знать, как позаботиться о себе... — Внезапно он оборвал фразу и отвернулся к окну.
— Рубенс...
— Нет. Нет, черт возьми! — Он оттолкнул ее руку. Голос Рубенса звучал хрипло, и Дайне показалось, что его плечи мелко трясутся, словно он плачет. — Этот идиот не имел права умирать, — он говорил так тихо, что ей приходилось напрягать слух, чтобы разобрать, о чем он говорит. — Боже мой, — грустно прошептал он, — это имеет непосредственное отношение к дружбе. Непосредственное. — Он повернулся, и Дайна увидела, что его глаза покраснели; все остальные следы слез он бесследно уничтожил. — Ладно, почему бы тебе не сказать это и таким образом закончить разговор раз и навсегда?
— Сказать что?
— Что «я же говорила тебе». Я не должен был допустить, чтобы он думал, будто я предал его.
— Ты делал то, что считал самым правильным. Он хладнокровно посмотрел на нее.
— Ты действительно так думаешь?
— Да. И по-своему ты был прав: он и впрямь не мог уже справляться со всем этим. Однако вопрос можно было решить по-другому, а мы в результате все испортили. Ты и я. — Она на мгновение отвернулась. — Похороны послезавтра. Я уже распорядилась насчет цветов от вас обоих. — Рубенс ничего не ответил, и по молчаливому согласию они решили оставить эту тему.
— Как в Нью-Йорке? — поинтересовалась Дайна. — Я уже соскучилась по нему.
— Трудно сказать. Я был слишком занят, роясь в бумагах компании. Шуйлер подтвердил все, что Мейер рассказал мне. — Положив руку на бедро Дайны, он изучающе всмотрелся в ее глаза. — С тобой все в порядке?
Она слегка улыбнулась, чувствуя, как тепло вновь просачивается в ее тело.
— Да. Так все-таки, что тебе удалось обнаружить?
— Вполне достаточно для того, чтобы повесить этого ублюдка Эшли, — голосом полным ненависти ответил Рубенс. — У него не было ничего, когда он пришел ко мне. Я возвысил его. Предоставил ему шанс, и он проявил себя. Тогда я, как последний дурак, отпустил его с привязи. — Его глаза сверкнули, когда он наклонился, прикуривая сигарету. Сделав одну затяжку, он сломал ее и выбросил. — Знаешь, ты права насчет этого. У них нет никакого вкуса. — Он захлопнул крышку металлической пепельницы, утопленной в плюшевой обивке двери. Потом откинулся назад и глубоко вздохнул.
— Однажды, давным-давно, Мейер сказал мне, что в бизнесе надо каждого держать на привязи. «Не важно, что ты можешь думать в ту или иную минуту, — говорил он. — Лучший из твоих ребят сегодня может завтра обернуться волком и сожрать тебя с потрохами, если ты предоставишь ему хоть половину шанса. Такова человеческая натура. Ее нельзя побороть. От нее можно только защищаться». Рубенс улыбнулся своим воспоминаниям. — В тот момент я подумал, что Мейер — самый циничный негодяй из всех, кого мне приходилось встречать. Я также полагал, будто смогу доказать ему, что он ошибается. Именно это я и пытался сделать в случае с Эшли: предоставил тому возможность самому принимать решения и действовать.
— И что же вышло в результате? Разве Мейер не оказался прав? Эшли только тем и занимался, что систематически вредил мне у меня за спиной. Теперь я получил хороший урок. Мейер не циник, а... просто реально смотрит на вещи.
— Между тобой и Эшли произошло столкновение?
— О нет. Пока нет. Я просто запустил в действие один план, за который он ухватился обеими руками. Я бы на его месте оказался в стороне, но Эшли на это не способен. Он слишком жаден, готов на любое мошенничество. Он сам нарывается на неприятности, как и все они, эти сосунки. Врожденная жадность, вот что губит их.
— У меня здесь достаточно материала, — он хлопнул по своему огромному «дипломату», — чтобы покончить с ним прямо сейчас. Но это был бы слишком неинтересный и бескровный путь для меня. Ведь я не администратор-бюрократ.
— Я собираюсь послать Шуйлера в Нью-Йорк на следующей неделе. Завтра или, в крайнем случае, послезавтра Эшли обнаружит способ выкачивания доходов из корпорации путем перевода биржевых акций на счета дочерней компании. Вся операция будет выглядеть ловкой, быстрой и надежной. Так оно и есть. Но, существует только одна маленькая проблема: этой дочерней компании просто нет в реальности, по крайней мере. Она — фикция, продукт моего воспаленного воображения, оформленная Шуйлером документально таким образом, как если б она существовала с 1975 года.
— С чего ты решил, что он клюнет на эту приманку? — спросила Дайна.
— С того, что я уже начал осуществлять нажим на совет директоров. Кстати, Мейер делал то же самое без ведома Эшли с целью отклонить предложения о слиянии компаний, состряпанное Эшли и его друзьями. Он все отрицает, но нет сомнений, что, как только слияние произойдет, я окажусь не у дел, как и Мейер, и вся наша группа.
— Эшли думает, что располагает достаточной поддержкой в нынешнем совете для осуществления своих планов. Я изменил ситуацию. Однако эта операция с дочерней компанией поможет ему расширить собственный пакет акций и тем самым заполучить на свою сторону еще какое-то количество голосов, достаточное, чтобы решить исход дела в его пользу. — Рубенс улыбнулся. — По крайней мере, ему так будет казаться.
— Ты хочешь поймать его за руку?
Рубенс устало опустил веки.
— Что-то в этом роде. — Он стиснул ее ладонь.
Приехав домой, они расположились в креслах у бассейна, и Рубенс принялся расспрашивать Дайну о прошедшем уик-энде. Она прежде всего сказала, как ей понравилась афиша с ее изображением, а затем, перейдя к другой теме, заметила:
— Я пребываю в недоумении относительно того, что там произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101