— Я сдрейфил? Так ты это называешь? — Он грустно улыбнулся. — Да, я сдрейфил. Нельзя сказать, что я не любил ее, это не так. Я ее любил. Но все же...
Лилиан наблюдала за его глазами.
— Это был очень серьезный шаг. Ко всему надо было привыкать заново. Жизнь не так-то просто изменить. Наше тело привыкает к определенному образу жизни, наш ум — к определенному образу мыслей. И они противятся переменам.
Разве не так?
— Иногда так, иногда нет. По всякому случается.
— Но отчего это зависит?
В его глазах светился неподдельный интерес, и Лилиан с удовольствием отметила это.
— От человека. От обстоятельств.
Она сделала глоток из запотевшего стакана.
— Человеку очень трудно меняться, если он счастлив. Или, наоборот, несчастлив. Но я обычно не бываю ни по-настоящему счастливой, ни по-настоящему несчастной. Люблю перемены. Я рада им, стремлюсь к ним. Перемены позволяют чувствовать себя... — Она на секунду запнулась. — Свободной. Да, свободной.
— И тебе никогда не хотелось ничего устойчивого, постоянного?
Насколько же эта пытливость не в его духе!
— Я ненавижу покой.
Он серьезно кивнул.
— Понимаю тебя. Думаю, что очень хорошо понимаю. — Он улыбнулся своей мимолетной озорной улыбкой, которую Лилиан так любила. Она придавала его серьезному и даже сумрачному лицу мальчишеский вид. Лилиан вспомнила, как они познакомились. Это произошло много лет назад; в ту пору она была очень дружна с его сестрой.
Как раз сестра и познакомила их. Случилось это здесь, в Париже. Лилиан часто бывала в бистро на бульваре Сен-Жермен. Она любила сидеть в уютном кафе, потягивая коктейль и наблюдая за студентами, составлявшими большинство посетителей. Ей нравилась их юная жизнерадостность, они частенько распевали песни Пита Сигера. Случалось, на нее накатывала ностальгия по собственной юности. Но тоска быстро уступала место чувству освобождения от вашингтонской жизни, измен Филиппа, одиночества.
Его сестра была довольно миловидной, хотя с точки зрения Лилиан и несколько простоватой. Она была на несколько лет старше Лилиан, но ее мучили те же проблемы. Муж постоянно изменял ей, но внешне их брак оставался вполне счастливым союзом. Она подумывала о разводе, но, как однажды призналась, ей не хватало решимости.
Лилиан затратила немало сил, пытаясь уговорить ее порвать с прошлым, уйти от мужа и начать новую жизнь. Бедняжка никак не могла решиться: это сулило слишком большие перемены. Жизнь, жаловалась она, слишком безрадостна, слишком отупляюща. Как-то раз она поймала себя на том, что мечтает о служащем из конторы мужа. Ее часто тревожили грешные сны. Это смущало, и она спрашивала Лилиан, не слишком ли безнравственны ее фантазии. Лилиан лишь улыбалась и продолжала уговаривать ее уйти от мужа.
Постепенно Лилиан оказалась втянутой в самый центр чужой жизни. Ей было приятно ясно видеть проблемы другого человека и пути их разрешения. Впервые в жизни Лилиан чувствовала себя нужной, она приносила пользу и получала от этого огромное удовлетворение. Все эти фантазии, убеждала Лилиан, вполне нормальны и естественны, поэтому их стоит осуществить. Думала Лилиан при этом не столько об этой милой женщине, сколько о себе. Та пугалась и отрицательно качала головой. Нет, это невозможно. Никогда. Это значит сознательно совершить зло. Лилиан возмущалась. Если невозможно порвать с ненавистной жизнью, то не стоит ли сделать ее хотя бы более приятной? — спрашивала она. Лилиан убеждала настойчиво и методично, она рисовала заманчивые перспективы любовной связи, ей самой нравились собственные слова. Кончилось все тем, что Лилиан в один прекрасный день решила, что все ее рецепты очень хорошо подойдут и ей самой. Эта мысль словно распахнула настежь чуть приоткрытую дверь.
Примерно в то же время Лилиан познакомилась с ее братом. Как-то раз они вдвоем зашли к ней в отель. Сестра представила Лилиан брата, дипломата, только что прибывшего в Париж. «Мой отпуск заканчивается, с застенчивой улыбкой сказала она, — а брат совершенно не знает города». Не могла бы Лилиан познакомить его с Парижем?
Лилиан, конечно, согласилась. Она вполне созрела для этой встречи, потому что чувствовала себя бесконечно одинокой в самом романтичном городе мира.
Удивилась ли она, увидев его в первый раз и признав в брате своей подруги Дэвида Тернера? Или, точнее сказать, человека, которого она некогда знала под именем Дэвида Тернера. Человека, к которому привязалась, человека, которого спасла много лет назад и которого так внезапно потеряла. Человека, ставшего в те далекие теперь годы ее наставником и учителем и сейчас готового вновь взять на себя эту роль, открыть для нее таинственный мир, который Лилиан так страстно мечтала познать.
Он все еще был очень красив и энергичен. Может быть, даже слишком. Конечно же, он не походил на верх совершенства и кое-что в нем неплохо было бы изменить, чем и попыталась заняться Лилиан. Но в нем ощущались постоянство и надежность. Его мир был столь ясен и понятен, что в сравнении с ним ее собственный мир и мир Филиппа выглядели особенно беспорядочными. Этот хаос, в котором она жила долгие годы, исчезал, как только Лилиан встречалась со своим новым другом. Но больше всего Лилиан подкупало то, что он никогда не стремился уйти от нее в какую-то другую жизнь, где ей, Лилиан, не было места. Он никогда внезапно не исчезал. Он всегда был рядом. Наоборот, ей время от времени приходилось оставлять его. У Лилиан захватывало дух от новых ощущений. Их связь была сном, сказкой, мечтой. Кто мог сказать, что их отношения приведут к тому, к чему привели?
— Как Мими? — спросила Лилиан.
— Прекрасно, — ответил он. — Часто спрашивает о тебе, скучает.
— Мне ее очень не хватает.
— Да? — Он улыбнулся и взял ее руки в свои.
— Я хотела тебя спросить... — Она в нерешительности умолкла, но продолжила: — Почему ты послал ко мне Мими? Почему не пришел сам?
— Ты хочешь знать правду? Я не знал, как ты встретишь меня. Тогда, в Токио, я так внезапно покинул тебя. Это было необходимо, но я боялся, что ты можешь не понять.
Лилиан слабо улыбнулась.
— Я так хорошо помню день, когда Мими привела тебя ко мне. Я ведь была совершенно уверена, что никогда не увижу тебя. Во всяком случае, я постоянно твердила себе это. Но в глубине души всегда жила надежда. В сущности, все эти годы я только и делала, что ждала тебя. Ты многому меня научил. В том числе и терпению.
— А я так и не поблагодарил тебя за то, что ты сделала для меня в Токио.
— Ты сделал больше. — Она сжала его пальцы. — Ты возродил меня.
Их глаза встретились. Лилиан поняла, что настал момент, когда следует перейти Рубикон. Она высвободила руку и достала из своей сумочки крошечный пакет.
— Я принесла, — просто сказала она и положила пакет ему на ладонь. Вот и все, подумала она, вот и все. Легко и просто. Душа ее пела.
— Вот, — сказал Евгений Карск, — мы с тобой и подошли, но не к концу, а к началу. — Он поднял бокал и улыбнулся. — У нас впереди целый мир, новый мир.
* * *
Когда Элиан проснулась, Майкла уже не было. Она заворочалась на футоне в крошечной комнате для гостей в квартире Стика Харумы. Простыни еще хранили тепло Майкла. Она нежно погладила вмятины, оставленные его телом, положила голову на его подушку и закрыла глаза. Она не спала, она мечтала о Майкле.
Когда Элиан снова разомкнула веки, она была готова к новому дню. Завернувшись в старое кимоно Стика, отправилась в ванную. Надо будет приобрести какую-нибудь одежду, подумала Элиан, рассматривая себя в зеркале. Выйдя из ванной, она услышала шум на кухне, заглянула туда. Стик возился с завтраком.
— Вы видели Майкла? — спросила Элиан.
— Он ушел еще до того, как я встал, — ответил Стик, скатывая рисовые шарики. Вдруг он взглянул на нее и спросил: — Вы любите такое блюдо на завтрак?
— Не очень.
Стик усмехнулся.
— Я тоже. Тогда, может, заглянем в кафе на Синдзуку?
Элиан весело рассмеялась:
— Позвольте, я угадаю. Уж не то ли, что облюбовали американцы?
— Именно. Там лучшие оладьи по эту сторону линии перемены дат.
— Никогда в жизни не ела оладий, — сказала Элиан.
— Ну, в таком случае вы никогда и не жили. Спустя полчаса они сидели за столиком в уютном кафе.
Элиан взглянула на Стика и спросила, указав на стеклянную бутылку с бурой жидкостью:
— А это что такое?
— Кленовый сироп, — весело ответил Стик. — Им поливают блины или оладьи.
Элиан с сомнением поболтала вязкую коричневую бурду.
— Попробуйте, — настаивал Стик. — Вы просто обязаны это сделать. Без кленового сиропа у оладий совсем не тот вкус.
Элиан осторожно капнула на оладьи, подцепила на вилку и с опаской откусила кусочек.
— О, да это и впрямь вкусно, — заметила она.
Кафе называлось «Пэнкейк Хэвен» и располагалось на втором этаже какого-то учреждения. С застекленного балкона открывался прекрасный вид на Кобуки-тё, восточную часть Синдзуку. Отсюда было хорошо видно запруженные людьми тротуары. Люди в ярких одеждах спешили по своим делам, не оставляя и квадратного дюйма свободного пространства. Кафе было оформлено в несколько старомодном стиле. Пластиковые столы и стулья, яркие краски. Широкие окна и море солнечного света. Элиан огляделась. Подростки в кожаных куртках, словно сошедшие с фотографий пятидесятых годов, смеялись и болтали, поглощая оладьи и отбивные с картофельным пюре. Они весело пикировались с официантами. Здесь царил дух счастливой юности.
— Мне нравится это место, — искренне сказала Элиан. — Оно так не похоже на те, где я бывала.
— Да, — кивнул Стик, заказывая еще по порции оладий. — Трудно представить себе, чтобы вы могли посещать подобные заведения.
Она пристально посмотрела на него.
— Что вы имеете в виду? Стик пожал плечами.
— У вашей семьи столько денег, что вы, вероятно, попросту не знаете, что с ними делать. Зачем вам ходить в такие кафе? Да вы, скорее всего, и понятия не имеете о существовании подобных заведений.
— Я вас не понимаю, — ровным голосом ответила Элиан. В грудь ее прокрался холодок.
— Я помогу вам понять. — Стик сделал паузу, дожидаясь, пока официантка поставит новую порцию дымящихся оладий. — Ваш отец — Нобуо Ямамото. А Ямамото не появляются в районах вроде Кобуки-тё. Вряд ли ваш отец повел бы свою дочь в такое кафе, не так ли?
— Вы ошибаетесь, — тихо сказала Элиан, — меня зовут Синдзё, Элиан Синдзё.
— Извините, мисс Ямамото, но вам нет никакого смысла упорствовать. Вы избегали фотографов, старались не появляться вместе с членами вашей семьи, но это не всегда было возможно. Правда ведь? Я видел вас с вашим отцом, Ямамото-сан, на заводе в Кобе. — Он отправил в рот оладью и продолжал с набитым ртом: — Это было в тот день, когда «Ямамото Хэви Индастриз» объявила о получении правительственных субсидий на разработку реактивного истребителя «ФАКС». Вы помните? Уверен, что помните. Вы стояли рядом с отцом, когда он делал заявление для прессы. Американскому посольству потребовались мои услуги. Я переводил речь вашего отца для многочисленных иностранных гостей.
Элиан положила вилку.
— Хорошо, — сказала она. — Чего вы хотите?
Он пожал плечами.
— Это зависит от обстоятельств.
— От каких? — резко спросила она.
— Например, от степени моей полезности.
Она посмотрела на него, как мангуст на змею.
— Я не вижу, чем вы можете быть мне полезным.
— В самом деле? — Стик продолжал уплетать, как ни в чем не бывало. — Что ж, жаль. Ведь Майк в конце концов найдет документ Катей, который ищете и вы. Я знаю все, мисс Ямамото, все и обо всем. Майк мне вчера многое рассказал. Как видите, он мне доверяет.
Он подцепил последний кусок.
— Я даже знаю, что он думает о вас. Он собирается взять меня с собой, когда отправится за документом. Меня, а не вас, поскольку вам он не доверяет.
— И, как я полагаю, вы можете исправить это? — прямо спросила Элиан.
— Вполне вероятно.
— Ведь Майкл ваш друг, Стик. Вы собираетесь его предать, почему?
— Я собираюсь предать Майка? Разве я говорил о предательстве? — Стик напрягся, произнося эти слова.
— Мне так показалось.
— Все имеет цену, мисс Ямамото. По крайней мере, все ловкие люди имеют цену. Какова ваша?
— Я не стану отвечать на подобные вопросы.
— Я хочу знать, на кого вы работаете? На вашего отца? На Масаси Таки? На вашу мать Митико? Я никогда не поверю, что Нобуо Ямамото связался с кланом Таки-гуми. Ведь вы не из якудзы, не так ли?
— Нет, — ответила Элиан, — не из якудзы. Внезапно она почувствовала смертельную усталость. Довольно лжи. Она измучена бесконечным нагромождением вранья, она устала жить в зыбком мире неправды, где каждое слово, каждый шаг может выдать ее с головой. Она устала от этого вечного страха разоблачения. Она устала нести бремя многочисленных масок. Элиан беспомощно посмотрела на Стика. Она хотела сейчас только одного — освободиться от лжи. Стик, заметив ее замешательство, мягко спросил:
— Кто вы? Скажите мне.
Элиан посмотрела в широкое окно кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74