Он жаждет уважения. А поскольку Масаси все время преследуют мысли о достижениях Ватаро, он потерял бдительность. Думаю, не изменив поведения, Масаси потеряет Таки-гуми.
Бритоголовые монахи чередой пошли по дорожке. Негромкий речитатив молитвы наполнил воздух. Голоса монахов не разрушали тишину, и даже наоборот, подчеркивали ее.
Когда голоса молящихся замерли вдали, Сийна спросил:
— Скажи мне, почему я должен пытаться остановить его?
Я его убедил! — подумал Дзёдзи, а вслух сказал:
— Потому что, помогая мне, вы получите часть Таки-гуми. Разве вам будет лучше, если Таки-гуми уничтожат?
— Ну, если ты так ставишь вопрос... — протянул Сийна, — то я не знаю, как тебе отказать... Дзёдзи нахмурился.
— Ваше вмешательство принесет Таки-гуми великие перемены. — Дзёдзи сказал это с таким видом, будто раньше он ни о чем подобном не задумывался. До сих пор ему приходилось прибегать к помощи Митико, чтобы разобраться в сложных вопросах.
— Не печалься, — доброжелательно произнес Сийна, — вспомни о Мейдзи Дзиндзя. Памятник первому императору династии Мейдзи воздвигли в 1921 году. Он был разрушен во время войны на Тихом океане и восстановлен в 1958 году. Такова суть многих наших традиций. Их история — это история разрушения и восстановления. В том числе и история кланов якудзы, — Сийна улыбнулся. — Думай о добре, которое ты способен сотворить.
— Пока я могу думать только о том, удастся ли мне разделаться с Масаси, — ответил Дзёдзи.
— Послушай меня. Здесь, в этом священном месте, мы можем наблюдать за войной, словно боги. Мы видим обе стороны медали и сумеем создать стратегию, которая сразит твоего брата. Но я предупреждаю: у нас мало времени. Связи, которыми обзавелся Масаси, крепнут день ото дня. Если мы будем готовиться слишком долго, я не смогу тебе помочь.
— Я уже готов, Сийна-сан! — воскликнул Дзёдзи, словно собирающийся на войну самурай. Сийна удовлетворенно перевел дух.
— Я вижу, Дзёдзи. И не сомневаюсь, что ты будешь достоин своей победы.
* * *
— Здравствуй, бабуля!
«Слушай! — велела себе Митико. — Нужно сосредоточиться и слушать».
Но сердце ее разрывалось, и она думала только о том, что Тори, ее бедную девочку, держат взаперти, будто зверюшку.
— Как ты себя чувствуешь, милая?
— Я по тебе скучаю, — отозвалась Тори. — Когда я вернусь домой?
— Скоро, малышка.
— Но я хочу прямо сейчас!
Какой жалобный голосок! Митико явственно представила себе заплаканное лицо девочки.
«Прекрати! — мысленно приказала она себе. — Распустив нюни, ты не поможешь внучке...»
Каждый раз, когда Тори звонила, Митико прислушивалась к неясным шумам в трубке. Иногда она слышала мужские голоса. Ей даже удалось разобрать обрывки фраз: похитителям надоело присматривать за Тори.
Митико вспомнила эпизод из телефильма, в котором похитили подругу главного героя. Всякий раз, когда злодеи звонили, чтобы изложить свои требования, герой слышал один и тот же странный звук. В конце концов, он догадался, что неподалеку работает погрузчик, и, изучив документы, касающиеся городского строительства, разыскал свою подругу. Теперь Митико силилась уловить хоть какой-нибудь звук, который подсказал бы ей, куда Масаси упрятал Тори.
Но ничего, кроме обрывков разговора, она не слышала. Ничего, что навело бы ее на след... Митико не могла даже с уверенностью сказать, находится ли Тори в Токио или ее увезли за город... Она закусила губу. Перед ней стояла неразрешимая задача. Только в кино добро всегда торжествует над злом. А тут реальная жизнь. В реальной жизни никто не в силах предугадать исход...
Митико дала зарок бороться со злом, но сейчас, слыша плач внучки, она начала думать, что, пожалуй, это слишком высокая цена... Тори ни в чем не виновата, и втягивать ее в борьбу жестоко и несправедливо.
— Послушай, малышка, — сделала последнюю попытку Митико. — Тори! Ты меня слышишь? Хорошо. Они тебя слушают? Только не смотри на них. Скажи мне, что видно из окна комнаты, где ты находишься?
— Я ничего не вижу, бабуля, — ответила Тори. — Здесь нет окон.
— Значит, ты под...
— Если вы еще раз предпримете подобную попытку, госпожа Ямамото, — раздался в трубке незнакомый хриплый голос, — я вынужден буду причинить боль вашей внучке.
Митико утратила самообладание.
— Кто вы?
Угрозы, мысли о жестоком обладателе хриплого голоса, страх, что он изобьет ее внучку — это было уже слишком...
— Где вы ее держите? Почему не отпускаете?
— Вы же знаете, что мы не можем этого сделать, миссис Ямамото. Наша задача добиться, чтобы вся ваша семья нам помогала. Не вынуждайте меня снова напоминать вам об этом.
— Позвольте мне еще поговорить с внучкой! Я хочу...
В трубке раздался щелчок — ее положили на рычаг. От этого звука кровь застыла у Митико в жилах.
* * *
— Вот где источник силы, — сказала Элиан. — Здесь, на Мауи, в долине Яо.
В полутьме были видны только ее глаза. Светящиеся точки... Глаза пантеры в ночи...
— Я думаю, существуют некие места средоточия мирового могущества. Это Стоунхендж, пирамиды в Гизе, Ле-Боде-Прованс... Когда я была маленькой, я думала, что таких мест на свете одно или два. Но, став постарше, поняла: список длиннее.
— Мне хотелось бы узнать о документе Катей, — сказал Майкл. Он вышел из своей спальни и посмотрел на Элиан, примостившуюся на кушетке с чашкой горячего чая в руках. — Толстяк Итимада попросил меня узнать у тебя, что это такое.
Время близилось к рассвету. Где-то перекликались птицы. Небо над вершиной вулкана стало жемчужным. Они поспали только несколько часов. Оба были измотаны, но, переволновавшись во время боя в Кахакулоа, почти не сомкнули глаз.
На носу Майкла белела повязка. Нос был ободран и распух, но хрящ остался цел.
— Но из всех центров мирового могущества, где я была, — продолжала Элиан, — здесь сосредоточена наибольшая энергия. Гавайцы говорят, что именно в этой долине собирались их древние боги. Здесь они предавались любви и сражались, метали громы и молнии, обрушивали на землю потоки дождя.
Майкл присел на кушетку рядом с девушкой. Он взял у нее чашку с чаем и повернул Элиан лицом к себе.
— Элиан, кто ты? Где ты обучилась владеть мечом, словно сенсей, настоящий мастер?
В ее глазах отразились бледные лучи рассветного солнца. Щеки девушки порозовели. Элиан высвободилась из его рук и встала. Она подошла к креслу, на котором висели мятые джинсы, и принялась их натягивать.
— Тебе не кажется, что мы встретились неспроста? Элиан пригладила рукой волосы и посмотрелась в зеркало, висевшее на стене.
— Не говори только, что это всего лишь совпадение, — не отставал от нее Майкл. — Я, например, явился сюда, чтобы найти толстяка Итимаду. Твой дружок работал на него...
— Я знаю, ты все время пытался проникнуть в поместье и выяснить, кто убил твоего отца.
— Верно.
— Раз уж ты решил открыть мне правду, — сказала Элиан, — то и я признаюсь тебе, что тоже хотела пробраться в усадьбу. А дружка у меня никакого нет.
Элиан вернулась к кушетке и села. Майкл посмотрел на нее.
— Так кто же ты, Элиан? Итимада тебя знал?
— Я из якудзы, — ответила девушка. — По крайней мере, я — ее детище. Моя мать — дочь Ватаро Таки. Точнее, падчерица. Он удочерил ее давным-давно, задолго до моего рождения.
Майкл смотрел на нее с нескрываемой нежностью. Она должна знать, кто я, думал он. Она должна узнать все.
— Тебя послал Масаси? — спросил он.
— Я не работаю на Масаси. Я его презираю, как и моя мать.
— Но ты все же пришла сюда. Почему?
— Чтобы попытаться найти бумаги Катей. Найти их раньше, чем это сделают люди Масаси.
— Итимада сказал, что мой отец украл документ Катей у Масаси Таки.
— Я слышала об этом.
— Что такое документ Катей?
— Это сердце Дзибана — клики министров, образованной сразу после второй мировой войны. Клика Ватаро Таки была обречена на гибель. У Дзибана имелся долговременный план развития Японии.
— Что за план?
— Этого никто не знает, — ответила Элиан. — Никто, кроме членов Дзибана. А может быть, теперь еще и Масаси. У него были какие-то контакты с Дзибаном.
— И чего же Дзибан хочет?
— Независимости для Японии. Они не хотят зависеть от нефтедобывающих стран. Но больше всего жаждут освобождения от американского влияния.
В мозгу Майкла прозвучал предупредительный звоночек, но Майкл был не в состоянии задуматься, почему. Слишком много всего навалилось... В голосе его роилась тысяча вопросов. Например, таких, как те, что задал на прощанье его отец:
«Ты помнишь Синтаи?»
И где он мог видеть красный шнурок, о котором упоминал Итимада?
— Почему ты приехал на Мауи? — спросила Элиан.
— Потому что мой Отец, по-видимому, звонил толстяку Итимаде в тот день, когда его убили.
— Об этом Итимада говорил перед смертью, да?
— Я не знаю, — соврал Майкл.
Он сидел рядом с полуобнаженной женщиной, к которой испытывал заметное влечение, особенно сейчас, когда вокруг царили тишина и покой. Но можно ли ей доверять? Это уже совсем другой вопрос...
— Почему ты мне сразу не сказала, что ты из якудзы? — спросил он.
— Может быть, по той же причине, по какой ты мне ничего не рассказывал. — Элиан смотрела на солнечный свет, который заливал вершины вулканов, высившиеся над долиной; казалось, она любовалась картиной художника-небожителя. — Я не доверяла тебе. Мне были непонятны твои мотивы. Они мне до сих пор неясны.
Это прозвучало как признание, но облегчения Майклу не принесло.
Тсуйо предупреждал его:
«Самый умный из твоих врагов первым делом постарается стать тебе ближайшим другом. Вместе с дружбой приходят доверчивость и беспечность. Это самые лучшие союзники твоего врага».
— Как убили твоего отца? — спросила Элиан. — Боже, это было ужасно...
— Не знаю. Я приехал на Гавайи именно для того, чтобы это выяснить. Я надеялся, что толстяк Итимада сможет мне рассказать. Теперь надо разыскать Удэ и расспросить у него.
«Как уберечься от умного врага, сенсей?» — спросил однажды Майкл.
«Так же, как охраняет свою жизнь барсук, — ответил Тсуйо. — Он постоянно обнюхивает и проверяет все вокруг. И ты проверяй каждого, кто попытается с тобой сблизиться. Другого способа нет».
— Ты любил его? — спросила Элиан. — Ну, своего отца?
— Да. И жаль, что мне не хватило времени получше узнать его.
— А почему не хватило?
Я был слишком занят постижением тонкостей японского языка, подумал Майкл. Он пожал плечами.
— Отец слишком часто уезжал, когда я был маленьким.
— Но ты почитал его?
Майкл задумался. Как ответить на ее вопрос? Это оказалось непросто... Филипп Досс не был вице-президентом преуспевающей компании, каким гордятся дети. Но, с другой стороны, он всего добился сам, без чьей-либо помощи.
— Большую часть моей жизни я даже не знал, чем он занимается, — ответил Майкл. — Так что о почтении говорить трудно.
Горы уже заливал яркий свет. Пламя наступающего дня пробивалось сквозь плотные заросли.
— Мне трудно разобраться в своих чувствах, — продолжал Майкл. — Я им восхищаюсь. Он обладал огромным даром убеждения.
— Но? — Элиан что-то уловила в его голосе.
— Я не уверен, что одобряю его деятельность.
— А чем он занимался?
— Поговорим лучше о твоем отце, — предложил Майкл. Элиан взяла кружку и так стиснула руками, словно от нее сейчас зависела жизнь.
— Я его уважаю.
— Но? — Теперь настала очередь Майкла улавливать что-то в ее голосе.
— Никаких «но»! — Элиан смотрела прямо перед собой.
— Ладно. Если не хочешь, не будем об этом говорить. Но Элиан все же решилась. С большим трудом. Сложность заключалась в том, что раньше ей не с кем было поделиться своими переживаниями. Она никогда не могла раскрыть свою душу матери.
— Мой отец не обращал на меня внимания. — Элиан уставилась в кружку, на дне которой темнели чаинки. — Мною всегда занималась только мама. Отец занимался бизнесом. И всякий раз, когда мама пыталась вмешиваться, он очень сердился. Он считал, что у нее не деловой склад ума. Но мама все равно вмешивалась. Она постоянно вмешивается.
Элиан поставила кружку и добавила:
— Пока я не повзрослела, я редко общалась с отцом. Элиан поняла, что признание далось ей с трудом. С большим, чем можно было себе представить. Но ей отчаянно хотелось поделиться своими переживаниями. Ей вдруг показалось, что она всю жизнь искала человека, которому могла бы довериться.
— Но был другой человек, — произнесла она. — Друг моей матери. Он приходил повидаться со мной. Я думала, что он приходит по маминой просьбе. Что мама хочет таким образом облегчить мне жизнь. Но потом я поняла, что он любит меня и приходит не из-за матери, а по собственному почину. — Элиан почувствовала, что вот-вот заплачет, и закрыла глаза, пытаясь совладать с собой. — Мама всегда хотела, чтобы я ему доверяла. Ей вообще хотелось, чтобы я хоть кому-нибудь доверяла. Но особенно ему.
— Почему?
Элиан ссутулилась, сжала бока локтями.
— Да просто так! После смерти моего деда мне было необходимо хоть кому-нибудь верить!
В комнату потихоньку просачивался солнечный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Бритоголовые монахи чередой пошли по дорожке. Негромкий речитатив молитвы наполнил воздух. Голоса монахов не разрушали тишину, и даже наоборот, подчеркивали ее.
Когда голоса молящихся замерли вдали, Сийна спросил:
— Скажи мне, почему я должен пытаться остановить его?
Я его убедил! — подумал Дзёдзи, а вслух сказал:
— Потому что, помогая мне, вы получите часть Таки-гуми. Разве вам будет лучше, если Таки-гуми уничтожат?
— Ну, если ты так ставишь вопрос... — протянул Сийна, — то я не знаю, как тебе отказать... Дзёдзи нахмурился.
— Ваше вмешательство принесет Таки-гуми великие перемены. — Дзёдзи сказал это с таким видом, будто раньше он ни о чем подобном не задумывался. До сих пор ему приходилось прибегать к помощи Митико, чтобы разобраться в сложных вопросах.
— Не печалься, — доброжелательно произнес Сийна, — вспомни о Мейдзи Дзиндзя. Памятник первому императору династии Мейдзи воздвигли в 1921 году. Он был разрушен во время войны на Тихом океане и восстановлен в 1958 году. Такова суть многих наших традиций. Их история — это история разрушения и восстановления. В том числе и история кланов якудзы, — Сийна улыбнулся. — Думай о добре, которое ты способен сотворить.
— Пока я могу думать только о том, удастся ли мне разделаться с Масаси, — ответил Дзёдзи.
— Послушай меня. Здесь, в этом священном месте, мы можем наблюдать за войной, словно боги. Мы видим обе стороны медали и сумеем создать стратегию, которая сразит твоего брата. Но я предупреждаю: у нас мало времени. Связи, которыми обзавелся Масаси, крепнут день ото дня. Если мы будем готовиться слишком долго, я не смогу тебе помочь.
— Я уже готов, Сийна-сан! — воскликнул Дзёдзи, словно собирающийся на войну самурай. Сийна удовлетворенно перевел дух.
— Я вижу, Дзёдзи. И не сомневаюсь, что ты будешь достоин своей победы.
* * *
— Здравствуй, бабуля!
«Слушай! — велела себе Митико. — Нужно сосредоточиться и слушать».
Но сердце ее разрывалось, и она думала только о том, что Тори, ее бедную девочку, держат взаперти, будто зверюшку.
— Как ты себя чувствуешь, милая?
— Я по тебе скучаю, — отозвалась Тори. — Когда я вернусь домой?
— Скоро, малышка.
— Но я хочу прямо сейчас!
Какой жалобный голосок! Митико явственно представила себе заплаканное лицо девочки.
«Прекрати! — мысленно приказала она себе. — Распустив нюни, ты не поможешь внучке...»
Каждый раз, когда Тори звонила, Митико прислушивалась к неясным шумам в трубке. Иногда она слышала мужские голоса. Ей даже удалось разобрать обрывки фраз: похитителям надоело присматривать за Тори.
Митико вспомнила эпизод из телефильма, в котором похитили подругу главного героя. Всякий раз, когда злодеи звонили, чтобы изложить свои требования, герой слышал один и тот же странный звук. В конце концов, он догадался, что неподалеку работает погрузчик, и, изучив документы, касающиеся городского строительства, разыскал свою подругу. Теперь Митико силилась уловить хоть какой-нибудь звук, который подсказал бы ей, куда Масаси упрятал Тори.
Но ничего, кроме обрывков разговора, она не слышала. Ничего, что навело бы ее на след... Митико не могла даже с уверенностью сказать, находится ли Тори в Токио или ее увезли за город... Она закусила губу. Перед ней стояла неразрешимая задача. Только в кино добро всегда торжествует над злом. А тут реальная жизнь. В реальной жизни никто не в силах предугадать исход...
Митико дала зарок бороться со злом, но сейчас, слыша плач внучки, она начала думать, что, пожалуй, это слишком высокая цена... Тори ни в чем не виновата, и втягивать ее в борьбу жестоко и несправедливо.
— Послушай, малышка, — сделала последнюю попытку Митико. — Тори! Ты меня слышишь? Хорошо. Они тебя слушают? Только не смотри на них. Скажи мне, что видно из окна комнаты, где ты находишься?
— Я ничего не вижу, бабуля, — ответила Тори. — Здесь нет окон.
— Значит, ты под...
— Если вы еще раз предпримете подобную попытку, госпожа Ямамото, — раздался в трубке незнакомый хриплый голос, — я вынужден буду причинить боль вашей внучке.
Митико утратила самообладание.
— Кто вы?
Угрозы, мысли о жестоком обладателе хриплого голоса, страх, что он изобьет ее внучку — это было уже слишком...
— Где вы ее держите? Почему не отпускаете?
— Вы же знаете, что мы не можем этого сделать, миссис Ямамото. Наша задача добиться, чтобы вся ваша семья нам помогала. Не вынуждайте меня снова напоминать вам об этом.
— Позвольте мне еще поговорить с внучкой! Я хочу...
В трубке раздался щелчок — ее положили на рычаг. От этого звука кровь застыла у Митико в жилах.
* * *
— Вот где источник силы, — сказала Элиан. — Здесь, на Мауи, в долине Яо.
В полутьме были видны только ее глаза. Светящиеся точки... Глаза пантеры в ночи...
— Я думаю, существуют некие места средоточия мирового могущества. Это Стоунхендж, пирамиды в Гизе, Ле-Боде-Прованс... Когда я была маленькой, я думала, что таких мест на свете одно или два. Но, став постарше, поняла: список длиннее.
— Мне хотелось бы узнать о документе Катей, — сказал Майкл. Он вышел из своей спальни и посмотрел на Элиан, примостившуюся на кушетке с чашкой горячего чая в руках. — Толстяк Итимада попросил меня узнать у тебя, что это такое.
Время близилось к рассвету. Где-то перекликались птицы. Небо над вершиной вулкана стало жемчужным. Они поспали только несколько часов. Оба были измотаны, но, переволновавшись во время боя в Кахакулоа, почти не сомкнули глаз.
На носу Майкла белела повязка. Нос был ободран и распух, но хрящ остался цел.
— Но из всех центров мирового могущества, где я была, — продолжала Элиан, — здесь сосредоточена наибольшая энергия. Гавайцы говорят, что именно в этой долине собирались их древние боги. Здесь они предавались любви и сражались, метали громы и молнии, обрушивали на землю потоки дождя.
Майкл присел на кушетку рядом с девушкой. Он взял у нее чашку с чаем и повернул Элиан лицом к себе.
— Элиан, кто ты? Где ты обучилась владеть мечом, словно сенсей, настоящий мастер?
В ее глазах отразились бледные лучи рассветного солнца. Щеки девушки порозовели. Элиан высвободилась из его рук и встала. Она подошла к креслу, на котором висели мятые джинсы, и принялась их натягивать.
— Тебе не кажется, что мы встретились неспроста? Элиан пригладила рукой волосы и посмотрелась в зеркало, висевшее на стене.
— Не говори только, что это всего лишь совпадение, — не отставал от нее Майкл. — Я, например, явился сюда, чтобы найти толстяка Итимаду. Твой дружок работал на него...
— Я знаю, ты все время пытался проникнуть в поместье и выяснить, кто убил твоего отца.
— Верно.
— Раз уж ты решил открыть мне правду, — сказала Элиан, — то и я признаюсь тебе, что тоже хотела пробраться в усадьбу. А дружка у меня никакого нет.
Элиан вернулась к кушетке и села. Майкл посмотрел на нее.
— Так кто же ты, Элиан? Итимада тебя знал?
— Я из якудзы, — ответила девушка. — По крайней мере, я — ее детище. Моя мать — дочь Ватаро Таки. Точнее, падчерица. Он удочерил ее давным-давно, задолго до моего рождения.
Майкл смотрел на нее с нескрываемой нежностью. Она должна знать, кто я, думал он. Она должна узнать все.
— Тебя послал Масаси? — спросил он.
— Я не работаю на Масаси. Я его презираю, как и моя мать.
— Но ты все же пришла сюда. Почему?
— Чтобы попытаться найти бумаги Катей. Найти их раньше, чем это сделают люди Масаси.
— Итимада сказал, что мой отец украл документ Катей у Масаси Таки.
— Я слышала об этом.
— Что такое документ Катей?
— Это сердце Дзибана — клики министров, образованной сразу после второй мировой войны. Клика Ватаро Таки была обречена на гибель. У Дзибана имелся долговременный план развития Японии.
— Что за план?
— Этого никто не знает, — ответила Элиан. — Никто, кроме членов Дзибана. А может быть, теперь еще и Масаси. У него были какие-то контакты с Дзибаном.
— И чего же Дзибан хочет?
— Независимости для Японии. Они не хотят зависеть от нефтедобывающих стран. Но больше всего жаждут освобождения от американского влияния.
В мозгу Майкла прозвучал предупредительный звоночек, но Майкл был не в состоянии задуматься, почему. Слишком много всего навалилось... В голосе его роилась тысяча вопросов. Например, таких, как те, что задал на прощанье его отец:
«Ты помнишь Синтаи?»
И где он мог видеть красный шнурок, о котором упоминал Итимада?
— Почему ты приехал на Мауи? — спросила Элиан.
— Потому что мой Отец, по-видимому, звонил толстяку Итимаде в тот день, когда его убили.
— Об этом Итимада говорил перед смертью, да?
— Я не знаю, — соврал Майкл.
Он сидел рядом с полуобнаженной женщиной, к которой испытывал заметное влечение, особенно сейчас, когда вокруг царили тишина и покой. Но можно ли ей доверять? Это уже совсем другой вопрос...
— Почему ты мне сразу не сказала, что ты из якудзы? — спросил он.
— Может быть, по той же причине, по какой ты мне ничего не рассказывал. — Элиан смотрела на солнечный свет, который заливал вершины вулканов, высившиеся над долиной; казалось, она любовалась картиной художника-небожителя. — Я не доверяла тебе. Мне были непонятны твои мотивы. Они мне до сих пор неясны.
Это прозвучало как признание, но облегчения Майклу не принесло.
Тсуйо предупреждал его:
«Самый умный из твоих врагов первым делом постарается стать тебе ближайшим другом. Вместе с дружбой приходят доверчивость и беспечность. Это самые лучшие союзники твоего врага».
— Как убили твоего отца? — спросила Элиан. — Боже, это было ужасно...
— Не знаю. Я приехал на Гавайи именно для того, чтобы это выяснить. Я надеялся, что толстяк Итимада сможет мне рассказать. Теперь надо разыскать Удэ и расспросить у него.
«Как уберечься от умного врага, сенсей?» — спросил однажды Майкл.
«Так же, как охраняет свою жизнь барсук, — ответил Тсуйо. — Он постоянно обнюхивает и проверяет все вокруг. И ты проверяй каждого, кто попытается с тобой сблизиться. Другого способа нет».
— Ты любил его? — спросила Элиан. — Ну, своего отца?
— Да. И жаль, что мне не хватило времени получше узнать его.
— А почему не хватило?
Я был слишком занят постижением тонкостей японского языка, подумал Майкл. Он пожал плечами.
— Отец слишком часто уезжал, когда я был маленьким.
— Но ты почитал его?
Майкл задумался. Как ответить на ее вопрос? Это оказалось непросто... Филипп Досс не был вице-президентом преуспевающей компании, каким гордятся дети. Но, с другой стороны, он всего добился сам, без чьей-либо помощи.
— Большую часть моей жизни я даже не знал, чем он занимается, — ответил Майкл. — Так что о почтении говорить трудно.
Горы уже заливал яркий свет. Пламя наступающего дня пробивалось сквозь плотные заросли.
— Мне трудно разобраться в своих чувствах, — продолжал Майкл. — Я им восхищаюсь. Он обладал огромным даром убеждения.
— Но? — Элиан что-то уловила в его голосе.
— Я не уверен, что одобряю его деятельность.
— А чем он занимался?
— Поговорим лучше о твоем отце, — предложил Майкл. Элиан взяла кружку и так стиснула руками, словно от нее сейчас зависела жизнь.
— Я его уважаю.
— Но? — Теперь настала очередь Майкла улавливать что-то в ее голосе.
— Никаких «но»! — Элиан смотрела прямо перед собой.
— Ладно. Если не хочешь, не будем об этом говорить. Но Элиан все же решилась. С большим трудом. Сложность заключалась в том, что раньше ей не с кем было поделиться своими переживаниями. Она никогда не могла раскрыть свою душу матери.
— Мой отец не обращал на меня внимания. — Элиан уставилась в кружку, на дне которой темнели чаинки. — Мною всегда занималась только мама. Отец занимался бизнесом. И всякий раз, когда мама пыталась вмешиваться, он очень сердился. Он считал, что у нее не деловой склад ума. Но мама все равно вмешивалась. Она постоянно вмешивается.
Элиан поставила кружку и добавила:
— Пока я не повзрослела, я редко общалась с отцом. Элиан поняла, что признание далось ей с трудом. С большим, чем можно было себе представить. Но ей отчаянно хотелось поделиться своими переживаниями. Ей вдруг показалось, что она всю жизнь искала человека, которому могла бы довериться.
— Но был другой человек, — произнесла она. — Друг моей матери. Он приходил повидаться со мной. Я думала, что он приходит по маминой просьбе. Что мама хочет таким образом облегчить мне жизнь. Но потом я поняла, что он любит меня и приходит не из-за матери, а по собственному почину. — Элиан почувствовала, что вот-вот заплачет, и закрыла глаза, пытаясь совладать с собой. — Мама всегда хотела, чтобы я ему доверяла. Ей вообще хотелось, чтобы я хоть кому-нибудь доверяла. Но особенно ему.
— Почему?
Элиан ссутулилась, сжала бока локтями.
— Да просто так! После смерти моего деда мне было необходимо хоть кому-нибудь верить!
В комнату потихоньку просачивался солнечный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74