– Мне просто в какой-то мере хочется подчеркнуть то, что ты говоришь, Пол, мне хочется указать на одну деталь, которая мне кажется довольно интересной. Одна лошадиная сила равняется приблизительно двадцати двум человеческим, и притом хорошим человеческим силам. И если мы переведем лошадиные силы одного из крупнейших прокатных станов в человеческие силы, то окажется, что один только этот стан за час производит большую работу, чем все рабы Соединенных Штатов периода Гражданской войны, и совершает ее все двадцать четыре часа суток.
Он блаженно улыбнулся. Кронер был краеугольным камнем, источником веры и гордости всего Восточного района.
– Это очень интересная цифра, – сказал Пол, пытаясь отыскать в рукописи место, на котором он остановился. – И это, конечно, прямо относится к Первой Промышленной Революции, когда машины обесценили ручной труд. Вторая революция, та, которую мы с вами сейчас завершаем, не так легко поддается выражению в цифрах, как это можно сделать с сэкономленным трудом. Если бы здесь была какая-нибудь единица измерения, вроде лошадиных сил, в которой можно было бы выразить усталость и раздражение человека, занятого монотонным трудом, тогда, пожалуй… Но такой единицы измерения нет.
– Но можно измерить количество брака, это уж я вам точно говорю, – сказал Бэйер, – а также самые невероятные и глупейшие ошибки, которые только можно себе представить. Убытки, простои, липу! Это прекрасно можно выразить в долларах, в долларах, которые тратились на никуда не годную работу.
– Правильно, но я всегда рассматривал это с точки зрения самого рабочего. Две промышленные революции ликвидировали два вида каторжного труда, и мне хотелось бы как-нибудь выразить в каких-то единицах, от чего избавила людей вторая революция.
– Я работаю как каторжник, – сказал Бэйер. Все расхохотались.
– Я говорю о тех, по ту сторону реки, – сказал Пол.
– Они никогда не работали, – сказал Кронер. И опять все расхохотались.
– И они размножаются, как кролики, – сказала Анита.
– Кто это здесь отпускает грязные шуточки по поводу размножения кроликов? – спросил появившийся в дверях Финнерти. Он слегка покачивался, дыхание у него было учащенным. Видимо, он все же отыскал свое виски. – Так кто же это? Когда маленькая крольчиха пришла в кладовку к кролику, а клерк…
Кронер моментально оказался на ногах.
– О Финнерти, как ты себя чувствуешь, мой мальчик? – Он подозвал официанта. – Ты как раз подоспел к кофе, мой мальчик, к большой чашке черного кофе. – Он наложил свою гигантскую лапу на Финнерти и направил его к только что освобожденному Анитой месту. Финнерти поднял со стола карточку сидящего рядом с ним инженера, покосился на нее, а затем и на инженера.
– А где же, черт побери, моя карточка?
– Дайте ему его карточку, ради всего святого, – сказала Анита.
Пол вытащил карточку из кармана, расправил ее и положил перед Финнерти. Финнерти удовлетворенно кивнул и погрузился в мрачное молчание.
– Мы как раз говорили о Второй Промышленной Революции, – сказал Кронер, как будто ничего не произошло. – Пол говорил о том, что нет единиц измерения, чтобы определить, какое количество каторжной работы она ликвидировала. Я считаю, что это можно выразить графически при помощи кривой, как и большинство таких вещей.
– Но только не приход маленькой крольчихи в кладовку к кролику, – сказал Финнерти.
Его замечание игнорировали все, кто следил за объяснениями Кронера.
– Если мы пересчитаем количество рабочих часов, затрачиваемых человеком, на количество действующих вакуумных трубок, то увидим, что количество рабочих часов человека понижается, а количество трубок увеличивается.
– Подобно кроликам, – сказал Финнерти.
– Да, как вы правильно заметили, – улыбнулся Кронер, – подобно кроликам. Кстати, Пол, еще один интересный аспект, о котором тебе, возможно, говорил когда-нибудь твой отец, он заключается в том, что люди сначала не обращали особого внимания на то, что ты называешь Второй Промышленной Революцией, и это тянулось довольно долго. У всех в голове была атомная энергия, и все толковали о том, что мирное использование атомной энергии должно перевернуть весь мир. Атомный век – вот на что все замахивались. Помнишь, Бэйер? А тем временем вакуумные трубки множились, как кролики.
– Соответственно возрастало и потребление наркотиков, алкоголизм, число самоубийств, – сказал Финнерти.
– Эд! – сказала Анита.
– Была война, – спокойно заметил Кронер. – Это случается после каждой войны.
– Порок, число разводов, преступность среди юношества – все это росло параллельно росту использования вакуумных трубок, – сказал Финнерти.
– Ну-ка, Эд, продолжай, – сказал Пол, – ты не сможешь доказать логической связи между этими факторами.
– Если между ними есть хоть какая-нибудь связь, то и это уже заставляет задуматься, – сказал Финнерти.
– Я уверен, что между ними нет связи, достаточной для того, чтобы нам заниматься этим здесь, – сурово сказал Кронер.
– Либо нет достаточного воображения, либо честности, – добавил Финнерти.
– Да что там за честность! О чем вы болтаете? – сказала Анита. Она нервно комкала свою салфетку. – Ну, так как – может, мы оставим это мрачное место и посмотрим на шашечный чемпионат?
Ответом ей были вздохи облегчения и одобрительные кивки всех сидевших за столом. С некоторым чувством сожаления Пол отложил в сторону окончание своего доклада. Все присутствующие, за исключением Финнерти, перешли в комнату для игр, где целая батарея торшеров окружала стол, на котором лежала шахматная доска, незапятнанно чистая и сияющая.
Оспаривающая первенство четверка рысцой пробралась вперед, наскоро провела совещание, и трое из них отправились в гардеробную. Четвертый, Фред Беррингер, уселся за доской, загадочно усмехаясь.
Пол занял место напротив него.
– Играем по крупной? – спросил он.
– По маленькой, по маленькой.
– Погоди-ка, Фред, ты ведь из Миннесоты, не правда ли? Не предстоит ли вам проиграть шашечную корону Миннесоты, Фред?
– К сожалению, мне предстоит выиграть всего лишь звание чемпиона этого клуба, а проигрывать мне нечего.
– Ты проиграешь, проиграешь, – сказал Бэйер. – Все они, все, все проигрывают, проигрывают они, Пол, правда? Все они тебе проигрывают.
– Скромность не позволяет мне отвечать, – сказал Пол. – За меня говорит таблица. – Он разрешил себе это маленькое удовольствие – поговорить о своей непобедимости. Судя по шуму, доносящемуся из гардеробной, в сегодняшней игре ожидалась какая-то эксцентричная выходка, но он был уверен в себе.
– Дорогу Шашисту Чарли! Дорогу Шашисту Чарли! – раздались из фойе крики помощников Беррингера.
Толпа в комнате для игр расступилась, и тройка вкатила завернутый в простыню и громыхающий на роликах ящик высотой с человеческий рост.
– Что там внутри – человек? – спросил Кронер.
– Там внутри мозг, мозг там, – торжествующе сказал Беррингер. – Шашист Чарли, мировой чемпион по шашкам, намерен покорять новые планеты! – Он ухватил за угол простыню и открыл Чарли – серый стальной ящик с вмонтированной в его переднюю стенку шахматной доской. На каждом из квадратов имелись красные и зеленые глазки, за каждым из которых была лампочка.
– Рад познакомиться, Чарли, – сказал Пол, – пытаясь изобразить на своем лице улыбку.
Когда он понял, что здесь готовится, он почувствовал, что краска заливает его лицо, и это привело его в тихое бешенство. Его первым желанием было убраться отсюда ко всем чертям.
Бэйер открыл заднюю стенку ящика.
– О, да-да-да, действительно, – сказал он. – Гляди, гляди, гляди – это идет сюда, а это – о, да-да-да. О, я думаю, что у него даже есть запоминающее устройство. Ведь эта же лента именно для этого, а, ребята? Память? Да?
– Да, сэр, – неуверенно сказал Беррингер. – Я полагаю.
– Это ты сам соорудил? – недоверчиво спросил Кронер.
– Нет, сэр, – сказал Беррингер. – Это мой отец. Шашки – его хобби.
– Беррингер, Беррингер, Беррингер? – вспоминал, мучительно морщась, Бэйер.
– Вы знаете Дейва Беррингера, а это сын Дейва, – сказал Кронер.
– О, – Бэйер с новым восхищением принялся осматривать Шашиста Чарли. – Клянусь Георгием, не удивительно, не удивительно, не удивительно.
Эта штука была построена отцом Фреда, одним из лучших в стране конструкторов счетно-решающих машин.
Пол, ссутулившись, сидел в кресле и покорно ожидал начала комедии. Он глянул на тупое и самодовольное лицо Беррингера и понял, что этот щенок, помимо внешних контактов и сигнальных лампочек, ничего не понимает в этой машине.
Фланирующей походкой Финнерти вышел из столовой, отведывая что-то с тарелки, которую он держал на уровне челюсти. Он поставил ее на ящик Шашиста Чарли и просунул свою голову в открытую заднюю стенку рядом с головой Бэйера.
– Кто-нибудь поставил на него? – сказал он.
– Ты что – с ума сошел? – сказал Пол.
– Как прикажете, как прикажете, – сказал Беррингер. Он выложил на стол свой толстый бумажник.
Остальная тройка юнцов подключила провод Шашиста Чарли к розетке, и теперь, когда они пощелкали выключателями, ящик загудел и защелкал, лампочки на его передней панели замигали.
Пол встал.
– Сдаюсь, – сказал он. Он похлопал по ящику. – Поздравляю, Чарльз, ты оказался более способным человеком, чем я. Леди и джентльмены, разрешите мне представить вам нового клубного чемпиона. – И двинулся по направлению к бару.
– Милый, – сказала Анита, ухватив его за рукав. – О, продолжай, пожалуйста, это ведь так непохоже на тебя.
– Я не могу выиграть у этой чертовой штуки. Она просто не способна на ошибки.
– Но ты можешь играть против нее.
– И что же я этим докажу?
– Валяй, Пол, – сказал Финнерти. – Я осмотрел этого Чарли, и он не показался мне таким уж смышленым. Я ставлю на тебя: здесь пятьдесят долларов наличными – и готов биться об заклад с любым, кто считает, что Шашист Чарли может выиграть.
Шеферд с готовностью бросил три двадцатки. Финнерти ответил равной суммой.
– Уж лучше побейся об заклад, что солнце не взойдет утром, – сказал Пол.
– Играй, – сказал Финнерти.
Пол опять уселся. Неохотно он двинул вперед пешку, Один из юнцов включил контакт, и загорелась лампочка, фиксирующая ход Пола на брюхе Шашиста Чарли, тут же загорелась вторая лампочка, указывающая Беррингеру наилучший ответный ход.
Беррингер улыбнулся и сделал то, что приказывала ему машина. Он закурил сигарету и принялся похлопывать лежащую перед ним пачку денег.
Пол опять сделал ход. Контакт был включен, и загорелись соответствующие лампочки. Так продолжалось в течение нескольких ходов.
К величайшему изумлению Пола, он взял одну из пешек Беррингера, причем это, насколько он понимал, никак не вело к его разгрому. Затем он взял еще одну пешку и еще одну. Он уважительно покачал головой. Машина, по всей видимости, далеко вперед рассчитала партию по какому-то пока еще непонятному стратегическому плану. Шашист Чарли, как бы в подтверждение его мыслей, издал угрожающее шипение, которое все возрастало в ходе игры.
– При таком положении дел я предлагаю три против одного за Пола, – сказал Финнерти. Беррингер и Шеферд тут же поймали его на слове и выложили по новой двадцатке.
Пол разменял свою пешку на три пешки противника.
– Стойте, подождите минуточку, – сказал Беррингер.
– А чего ждать? – сказал Финнерти.
– Здесь что-то не так.
– Просто вас с Шашистом Чарли бьют – вот и все. Всегда кто-нибудь выигрывает и всегда кто-нибудь проигрывает, – сказал Финнерти. – Так уж заведено.
– Верно, но если бы Шашист Чарли работал правильно, он никак не мог бы проиграть, – Беррингер неуверенно поднялся. – Послушайте, может, нам лучше отложить партию, пока мы не выясним, все ли здесь в порядке. – Он испытующе похлопал переднюю панель. – Боже мой, да она раскалена, как сковородка!
– Кончайте партию, юноша. Мне хочется знать, кто будет чемпионом, – сказал Финнерти.
– Да вы что, не видите? – в ярости завопил Беррингер. – Он работает неверно! – и умоляюще оглядел комнату.
– Ваш ход, – сказал Пол.
Беррингер беспомощно глянул на лампочки и передвинул одну из пешек вперед.
Пол взял еще две беррингеровские пешки, а свою провел в дамки.
– Должно быть, это самая хитрая западня в истории шашек, – рассмеялся он. Теперь все это его страшно забавляло.
– В любую минуту Шашист Чарли уловит момент, и тогда прощай твое чемпионство, – сказал Финнерти. – А теперь раз-два, и давай занавес, Пол.
– Точный расчет – великая вещь, – сказал Пол. Он потянул носом. В воздухе стоял тяжелый запах горелой краски, и глаза у него уже начало пощипывать.
Один из помощников Беррингера откинул заднюю стенку ящика, и дым ядовито-зеленого цвета ринулся в комнату.
– Пожар! – закричал Бэйер.
Вбежал официант с огнетушителем и направил струю жидкости внутрь Шашиста Чарли. Каждый раз, когда струя попадала на его раскаленные части, изнутри вырывались облака пара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51