– Значит, ты на меня не злишься?
– Господи, конечно, нет. С чего бы это мне на тебя злиться?
– Не знаю. Я подумала, что, может, я была слишком назойливой или, может, ты подумал, что между мной и Шефердом что-то есть.
Это последнее предположение – предположение о том, что он может испытывать беспокойство из-за Шеферда, – окончательно сбило Пола с выбранного им ранее пути перевоспитания Аниты. Упоминание о том, что он может ревновать к капитану Зеленых, было настолько несуразным, выказывало, как мало понимает его Анита, что только это привлекло его внимание.
– Я начну ревновать тебя к Шеферду тогда, когда ты примешься ревновать меня к Катарине Финч, – рассмеялся он.
К его крайнему изумлению, Анита всерьез отнеслась к этим словам.
– Не может быть!
– Чего это не может быть?
– Что я должна ревновать тебя к Катарине Финч. К этой коротышке…
– Погоди минутку! – Разговор становился все более ожесточенным. – Я просто хочу сказать, что предположение относительно тебя и Шеферда столь же абсурдно, как и то, что между мною и Катариной может что-то происходить.
Она все еще продолжала обороняться и, по-видимому, не уловила смысла приведенной им параллели. И тут же перешла в наступление.
– Что ж, Шеферд наверняка представляет собой более привлекательного мужчину, чем Катарина – женщину.
– Я не спорю относительно этого, – в отчаянии сказал Пол. – И вовсе не собираюсь спорить на эту тему. Между мною и Катариной ничего нет, точно так же, как между тобой и Шефердом. Я просто хотел сказать, насколько бессмысленно было бы для каждого из нас подозревать в чем-либо другого.
– Ты считаешь меня неинтересной?
– Я считаю, что ты страшно интересна. И ты это знаешь. – Говорил он теперь громко и, выглянув на улицу, увидел, что за ними – за людьми, которые собирались быть наблюдателями, – наблюдают посторонние. Бумажный кораблик мчался по быстринам, не привлекая ничьего внимания. – Мы приехали сюда не затем, чтобы обвинять друг друга в неверности, – понизил он голос до хриплого шепота.
– А зачем мы сюда приехали?
– Я уже сказал тебе: чтобы нам обоим легче было увидеть мир таким, каков он есть, а не таким, каким он выглядит с нашего берега реки. Чтобы увидеть, что наш образ жизни принес остальным.
Теперь, после того как Анита успешно атаковала и смутила Пола, а также, удостоверившись наконец, что ее не ругают и не подвергают наказанию, она почувствовала себя хозяйкой положения.
– В моем представлении все они тут выглядят довольно сытыми.
– Но ведь люди, подобные моему отцу, подобные Кронеру, Бэйеру или Шеферду, подобные нам с тобой, лишили их духовных ценностей.
– Видно, не слишком-то много было у них этих ценностей, иначе они не оказались бы здесь.
Это окончательно взбесило Пола. Тонкий механизм, который удерживал его от того, чтобы причинить ей боль, отказал.
– Но ведь если бы не случайность, тут именно и было бы твое место.
– Пол! – Она разразилась слезами. – Это нечестно, – сказала она совершенно убито. – Это совсем нечестно. Не знаю, зачем тебе это понадобилось.
– Плакать тоже нечестно.
– Жестокий ты, вот ты какой – просто жестокий. Если ты хотел причинить мне боль, то можешь себя поздравить – тебе это прекрасно удалось, – она шмыгнула носом. – Должно же было быть во мне нечто такое, чего не было у этих людей, иначе бы ты не женился на мне.
– Олигомеоррея, – сказал он.
Она недоуменно заморгала.
– Это что такое?
– Олигомеоррея – это то, что было у тебя и чего у других не было. А означает это – задержка менструаций.
– И как это ты умудрился заучить такое слово?
– Я нашел его в словаре через месяц после нашей женитьбы, и оно как-то запало мне в голову.
– О! – Анита густо покраснела. – Ты сказал уже достаточно, вполне достаточно, – с горечью произнесла она. – Если ты не повезешь меня домой, я пойду пешком.
Пол пустил машину на всю катушку, с каким-то дикарским наслаждением вслушиваясь в скрежет шестерен коробки скоростей, и повел ее обратно через мост на северный берег реки.
Когда они достигли середины моста, он все еще был разгорячен и взволнован стычкой с Анитой. Когда же они добрались до охраняемого автоматами пространства подле Айлиумских Заводов, разум и угрызения совести взяли в нем верх.
Это его столкновение с Анитой было совершенно неожиданным. И никогда они не вкладывали в свои распри столько желчи. И что самое удивительное, Пол на этот раз был нападающей стороной, а Анита чуть ли не жертвой. Смущенно пытался он восстановить в памяти ход событий, которые привели к этой стычке. Но не смог.
И до чего же бесполезной и ненужной была эта борьба! Под горячую руку, под влиянием момента он наговорил ей таких вещей, которые, несомненно, должны были причинить ей боль, а это, в свою очередь, могло заставить ее возненавидеть его. А ему вовсе этого не хотелось. Ей-богу, он совсем не хотел этого. И надо же было, чтобы он довел ее до такого состояния именно в тот момент, когда намеревался посвятить ее в свои планы.
Сейчас они проезжали мимо дорожки для гольфа. Через несколько минут они будут дома.
– Анита…
Вместо ответа она включила радио и нетерпеливо вертела тумблер, ожидая музыки, по-видимому, для того, чтобы заглушить его слова. Радиоприемник не работал уже многие годы.
– Анита, послушай. Я люблю тебя больше всех на свете. Ей-богу, я страшно сожалею о том, что мы наговорили друг другу.
– Я не сказала ничего похожего на то, что ты сказал мне.
– Из-за этого я готов просто вырезать себе язык.
– Только не пользуйся нашими чистыми кухонными ножами.
– Получилось все очень глупо.
– Ну что ж, наверно, я глупа. Ты проехал наши ворота.
– Я знаю. У меня есть для тебя сюрприз. Ты увидишь, как сильно я тебя люблю и насколько глупой была эта наша с тобой стычка.
– Спасибо, на сегодня с меня уже довольно сюрпризов. Поверни, пожалуйста, машину. Я совершенно измоталась.
– Этот сюрприз стоит восемь тысяч, Анита. Ты все еще настаиваешь на том, чтобы я повернул?
– Ты думаешь, что меня можно купить? – сердито проговорила она, однако выражение ее лица смягчилось в ответ на вопросы, которые она сама задавала себе: «Что же это может быть? Неужели? Целых восемь тысяч долларов».
Пол немного успокоился и, откинувшись на сиденье, наслаждался ездой.
– Твое место не в Усадьбе, милая.
– А черт его знает – может, именно там.
– Нет, нет. В тебе есть что-то, чего никакие проверки и никакие машины обнаружить не в состоянии: у тебя художественная натура. И это одна из трагедий нашего времени – то, что машины не могут определить именно это качество, понять его, развить его и проявить к нему сочувствие.
– Это именно так, – грустно сказала Анита. – Это так, так.
– Я люблю тебя, Анита.
– Я люблю тебя, Пол.
– Погляди! Олень! – Пол включил дальний свет фар, чтобы осветить животное, и разглядел капитана Команды Зеленых, все еще трусившего рысцой, однако теперь уже окончательно выбившегося из сил. Ноги Шеферда передвигались слабо и нерегулярно, а тапочки мокро хлюпали по мостовой. В глазах его не отразилось ничего: он их не узнал и бессмысленно продолжал плестись вперед.
– С каждым шагом он забивает гвоздь в крышку моего гроба, – проговорил Пол, прикуривая новую сигарету от предыдущей.
Через десять минут он остановил машину и, обойдя вокруг, открыл дверцу Аниты и нежно предложил ей руку.
– Язычок щеколды на месте, дорогая, и открывает нам новую и более счастливую жизнь.
– Что это означает?
– Увидишь. – Он подвел ее по темной дорожке, как по тоннель, стены и свод которого составляли кусты сирени, к двери низкого маленького дома. Он взял руку Аниты и положил ее на язычок щеколды. – Нажми.
Она, забавляясь, нажала. Щеколда за дверью подскочила, и дверь распахнулась.
– О! Ох, Пол!
– Это наше. Это принадлежит Полу и Аните.
Она медленно вошла, голова ее поникла, а ноздри расширились.
– Это настолько великолепно, что я просто готова заплакать.
Пол торопливо осмотрел, все ли приготовлено как надо для чудесных часов, которые им предстояло тут провести, и обрадовался. Мистер Хэйкокс, по-видимому, в приступе самоуничтожения отдраил все. Исчезли пыль и грязь, остался только чистый мягкий налет времени на всем: на оловянной посуде над камином, на ящике вишневого цвета старинных часов, на черном кованом железе очага, на ореховом дереве и серебряной инкрустации приклада длинного ружья, висящего на стене, на жести керосиновых ламп, на теплом вытертом кленовом дереве стульев. А на столе, в центре комнаты, были приготовлены два стакана, кувшин, бутылка джина, бутылка вермута и ваза со льдом – все это в мягком освещении комнаты выглядело тоже довольно архаично. А помимо всего этого, были еще два стакана цельного свежего молока с фермы, свежие крутые яйца с фермы и свежая жареная курица тоже с фермы.
Пол готовил коктейли, а Анита тем временем кружила по комнате, вздыхая от счастья и с любовью прикасаясь ко всем вещам.
– Неужели это и вправду наше?
– Со вчерашнего дня. Я вчера подписал все бумаги. Тебе здесь в самом деле нравится?
Она опустилась в кресло перед камином и взяла стакан, который он ей подал.
– Неужели ты сам не видишь? Чувства мои буквально рвутся наружу. – Она тихонько рассмеялась. – Он хочет знать, нравится ли мне здесь? Этому цены нет, мой самый бриллиантовый, и ты получил все это за восемь тысяч долларов! Ну и хитер же ты!
– За нашу счастливую годовщину, Анита!
– Мне хотелось бы более сильного слова, чем «счастливая».
– За нашу великолепную годовщину, Анита!
– За нашу великолепную годовщину, Пол! Я люблю тебя. Боже, как я тебя люблю!
– Я люблю тебя.
Никогда не любил он ее так сильно.
– Да понимаешь ли ты, дорогой, что одни только эти прадедовские часы стоят почти тысячу долларов?
Пол чувствовал себя страшно умным. Просто невероятно, до чего же здорово все сейчас складывалось. Радость Аниты по поводу покупки фермы была подлинной, а сам процесс перевода ее из одного дома в другой, от одного образа жизни к другому почти завершился в эти волшебные несколько минут.
– Ведь это именно то окружение, которое подходит тебе, правда?
– Ты ведь знаешь, что это именно так.
– А ты знаешь, в этих часах механизм сделан из дерева? Подумать только! Каждая часть выточена из дерева.
– Не волнуйся. Это легко исправить.
– Хмм?..
– Мы сможем добыть электромеханизм и вставить его в корпус.
– Но ведь тогда все очарование…
Однако сейчас ею завладел дух созидания, и она уже не слушала его.
– Понимаешь, если мы избавимся от маятника, тогда в нижней части корпуса часов можно будет установить электростатический пылеуловитель.
– Ох!
– А знаешь, куда я их поставлю?
Он оглядел комнату, но так и не смог подыскать часам более подходящего места.
– Я полагаю, что эта ниша просто идеально для них подходит, – сказал Пол.
– В прихожую! Неужто ты не видишь, что они прямо туда просятся.
– Да здесь нет прихожей, – с удивлением проговорил он. Дверь с улицы вела прямо в комнату.
– В нашу прихожую, глупенький.
– Но, Анита…
– А эта полочка для специй на стене – представляешь, как великолепна она будет, если ящички выдвинуть и посадить в них филодендроны? Я уже знаю одно местечко для нее в гостиной.
– Да, шикарно.
– А эти потолочные перекрытия, да ведь им цены нет, Пол. Это значит, что мы и в комнатах сможем сделать грубо отесанные потолки. Не только на кухне, но и в комнатах. И я готова съесть твой классификационный билет, если в этом умывальнике не уместится наш телевизор.
– Я и сам собирался изжевать его в недалеком будущем, – тихо проговорил Пол.
– А эти полы с их широченными досками – ты представляешь себе, как здорово они будут выглядеть в нашем баре.
– А что мне до нашего бара? – мрачно сказал Пол.
– Что ты сказал?
– Я сказал: «А что мне до нашего бара?»
– А, понимаю. – Она рассеянно усмехнулась, ее сияющие глаза продолжали осматривать комнату в поисках новой жертвы.
– Анита…
– Да? О! Какой великолепный абажур.
– Послушай же меня хотя бы минуту.
– Конечно, дорогой.
– Я купил этот дом для нас, чтобы жить в нем.
– Ты хочешь сказать, чтобы мы жили в нем, в таком, какой он есть?
– Вот именно. Его нельзя изменять.
– Ты хочешь сказать, что мы ничего не можем отсюда вывезти?
– Да, не можем. Но мы можем сами перебраться сюда.
– Это еще одна из твоих шуток. Не дразни меня, милый. Я ведь так радуюсь.
– Я и не дразню тебя. Вот она, жизнь, какой мне хочется. И это дом, в котором мне хотелось бы жить.
– Здесь так темно, я даже не могу понять по твоему лицу, серьезно ты говоришь или шутишь. Включи свет.
– Здесь нечего включать.
– Нет электричества?
– Только то, что у тебя в волосах. Здесь нет электроотопления.
– А камин?
– Топится дровами. И холодильником здесь служит простой ледник.
– Как здорово ты умеешь разыгрывать!
– Я говорю совершенно серьезно, Анита. Я хочу здесь жить.
– Мы умерли бы здесь через шесть месяцев.
– Род Хэйкоксов жил здесь несколько поколений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51