Искренно ваш доктор Пол Протеус ».
Профессор фон Нойманн снял очки, протер глаза и уставился на лежащие перед ним листки бумаги, ожидая, чтобы кто-нибудь высказался.
– Да-а… – протянул начальник транспортного отдела нерешительным тоном, – немножко заумно, не правда ли?
– Звучит это очень здорово, – сказал ответственный за безопасность, – но не лучше ли было бы добавить сюда немножечко об этом вот… Ну, я не очень умею красно говорить, но кто-нибудь, наверное, мог бы это сказать. А я вот просто и не знаю, как это все сказать…
– А вы попробуйте, – сказал Финнерти.
– Ну вот, я хочу сказать, что у каждого сейчас такое чувство, что ты и плевка даже не стоишь и что это очень паршивая вещь, когда тебя окунают в дерьмо вещи, которые ты сам сделал.
– Так ведь это есть в письме, – сказал Лэшер.
Пол вежливо кашлянул.
– Мне следует это подписать?
Фон Нойманн недоуменно уставился на него.
– Господи, да ведь это было подписано и разослано несколько часов назад, когда вы еще спали.
– Благодарю вас.
– Не стоит благодарности, – отозвался профессор с отсутствующим видом.
– А не считаете ли вы, что после этого письма они примутся за нас с новыми силами? – спросил нервный человек.
– Ни в коем случае, – сказал Лэшер. – Но это, несомненно, заставит их задуматься обо всех нас. А когда наступит великий день, мы хотим, чтобы каждый знал, что мы выступаем за великое и правое дело.
– Полиция! – выкрикнул кто-то в глубине запутанной сети подземных убежищ.
В отдалении послышались выстрелы, усиленные и многократно повторенные эхом.
– К западному выходу! – скомандовал Лэшер. Бумаги были быстро собраны со стола и упрятаны в конверты; лампы задуты. Пол почувствовал, как толпой бегущих людей его несет по коридорам. Двери открывались и с треском захлопывались, люди спотыкались, наталкивались на стены и друг на друга, но все это проделывалось в абсолютном молчании.
Внезапно Пол обнаружил, что звуки шагов его спутников затихли и что он бежит теперь, только следуя за эхом собственных шагов. Запыхавшись, совершенно сбитый с толку грохотом сапог и выкриков полицейских, он окончательно потерял ориентировку в лабиринте переходов и залов и все чаще и чаще попадал в тупики. Наконец, когда он попытался выйти из одного из таких тупиков, его ослепил луч карманного фонаря.
– Вот один из них, хватай его, Джой!
Пол ринулся мимо фонарика, с силой выбросив вперед оба кулака.
Что-то грохнуло его повыше уха, и он свалился на влажный пол.
– Клянусь богом, хоть одному из них не удалось смыться, – услышал он над собой чей-то голос.
– Ну и влепил же ты ему, а?
– Стану я церемониться с вонючим саботажником, клянусь богом.
– Видно, какая-то мелкая рыбешка, а?
– Ну, еще бы. А ты чего ждал? Думал, наверное, что сам Протеус станет расхаживать по этим развалюхам в полном одиночестве, как будто он не знает, что к чему? Нет, сэр, я тебе скажу, что Протеус сейчас сидит себе в соседнем графстве цел-целехонек и поплевывает на нас с тобой!
– Вот паршивый саботажник!
– Это уж точно. Ну ладно. Эй, ты там, ну-ка вставай и давай трогайся.
– Что случилось? – пробормотал Пол.
– Полиция. А ты получил по черепу за попытку отвести след от Протеуса. И чего только ты не жил своим умом? Он ведь подонок, скажу тебе по правде. Вколотил себе в башку, что он царь, и все тут.
XXXI
Товарищем Пола по камере в подвальном помещении управления полиции был маленький и элегантный молодой негр по имени Гаролд. Попал он за решетку за мелкий саботаж: разбил автоматическую установку по обучению правилам уличного движения – громкоговоритель с соответствующим оборудованием, установленный на фонарном столбе прямо напротив окна его спальни.
– «Оглядитесь по сторонам!» – орал Гаролд. – «Переходите улицу только на перекрестках!» – подражая голосу громкоговорителя, записанному на магнитофонную ленту. – Целых два года я вынужден был жить рядом с этим паршивым громкоговорителем. Ведь каждый раз даже теперь, когда кто-нибудь шагнет на мостовую, он тут же включает свой электрический глаз и начинает вопить: «Не проходите на стоянке между двумя машинами!» И наплевать ему, кто это идет и зачем. Он просто так сделан, что должен быть внимательным. «Осторожней! Не делайте того! Не делайте этого!» Старая бродячая собака проходит под окнами в три часа ночи, но эта паскудная штука и здесь не пропустит шанса поорать на всю улицу. «Если вы сидите за рулем, – вопит он этой старой собаке, – если вы сидите за рулем, не потребляйте спиртных напитков!» А потом ползет какой-то пьяница на четвереньках, и этот механический идиот сообщает ему, что по установленному в городе порядку каждый мотоцикл должен иметь задние фары.
– И сколько вам дали за это? – спросил Пол.
– Пять дней. Судья говорит, что я уже могу выходить. Единственное, чего они от меня хотят, – это чтобы я сказал, будто жалею о своем поступке. Но я говорить этого не собираюсь, потому что ничуть не жалею.
Пол был очень доволен, что Гаролд слишком занят своими заботами, чтобы интересоваться неприятностями Пола. Дело вовсе не в том, что Полу было бы больно говорить о них, просто ему очень трудно объяснять все. Его собственные побуждения были довольно смутными. – Распределение ролей в спектакле, как теперь стало ясно Полу, было страшно запутанным, и развязка пока все еще не наступила. И во всем этом он играл крайне пассивную роль: его тянули то в одну сторону, то в другую. И ему еще только предстояло взять руль в свои руки и выбрать, наконец, направление.
Инженеры и управляющие все еще продолжают его считать своим человеком; Общество Заколдованных Рубашек было столь же уверено, что он принадлежит им, и обе стороны совершенно недвусмысленно дали ему понять, что выбор какого-либо третьего пути для него невозможен.
Когда полиция опознала Пола, ее очень обеспокоил его высокий показатель интеллекта и его столь же высокий ранг в преступной иерархии. Сверхпреступник, предполагаемый король саботажа! Человек столь высокого ранга еще не попадал в руки полицейских Айлиума, и полиция, покорная рутине, вдолбленной в нее всем ее жизненным укладом, запросила в верхах инквизитора с соответственным классификационным номером и ПИ.
А тем временем Пол проводил время в компании Гаролда.
– Нет, я ни капельки не жалею, – сказал Гаролд. – Что это за стук?
Неравномерное постукивание доносилось из-за стены из листового железа, отделявшей камеру Пола и Гаролда от столь же тщательно изолированного помещения рядом.
Для пробы Пол постучал ладонью по своей стенке. «Десять, восемнадцать, четырнадцать», – простучали в ответ. Пол сразу же узнал код, который применялся мальчишками в школе: один означал «А», два – «Б» и так далее… «Десять, восемнадцать, четырнадцать» означало – «кто?!».
Пол простучал свое имя и, в свою очередь, вопрос.
«Четыре, один, шестнадцать, восемнадцать».
– Гарт! – вырвалось у Пола, и он выстучал: «Бодрись, милый».
Странное чувство охватило его, и нужно было какое-то время, чтобы разобраться в нем. Впервые за всю его упорядоченную жизнь Пол оказался в беде вместе с другим человеческим существом. Судьба заставляла его испытывать теплое чувство по отношению к Гарту, человеку бесцветному, нервному, запуганному, – теплое чувство, которого он никогда до этого не испытывал ни по отношению к Аните, ни к Финнерти, ни к родителям, ни вообще по отношению к кому бы то ни было.
«Это вы расправились с деревом?»
«Точно», – простучал Гарт.
«Почему?»
«Мальчик опять провалил экзамены. Он окончательно сломлен».
«Господи! Какая жалость», – выстучал Пол.
«Лишний человек. Бесполезный. Обуза».
«Ну, что вы!»
«Но только господь способен создать дерево», – простучал Гарт.
«Блаженны фетишисты, ибо они унаследуют землю», – выстучал Пол.
«Гниль и разложение у нас».
«А как же с вами?» – поинтересовался Пол.
Гарт выстучал всю свою историю, как было раскрыто его преступление на Лужке, какой это произвело фурор, какие угрозы посыпались на него, рассказал об искренних слезах зрителей, пролитых над раненым Дубом. Гарта заперли в Здание Совета под стражей обозленных дюжих инженеров и управляющих. Ему мрачно посулили, что влепят на полную катушку – он попадает на многие годы в тюрьму, да к тому же ему придется уплатить такой штраф, что это просто сотрет его с лица земли.
Когда полиция прибыла на остров, чтобы увезти его, полицейские, заразившись этим всеобщим настроением, обращались с Гартом как с самым опасным преступником века.
«И только когда мы уже прибыли сюда и встал вопрос о предъявлении мне обвинения, они, наконец, спохватились», – простучал он.
Пол – и сам охваченный благоговейным ужасом перед преступлением Гарта – не сразу понял, в чем дело.
«Как это?» – простучал он.
«Ха, – простучал Гарт. – А в чем состоит мое преступление?»
Пол недоумевающе усмехнулся.
«Убийство дерева?» – выстучал он.
«Покушение на убийство дерева, – выстучал Гарт. – Эта штука все еще жива, хотя, по-видимому, никогда больше не будет давать желудей».
– Протеус! – выкрикнул громкоговоритель в коридоре. – Посетители. Гаролд, оставайтесь на своем месте.
– А я никуда и не собираюсь, потому что я ничуть не жалею, – сказал Гаролд. – «Осторожней и оглянитесь. Идите по мостовой лицом к движению машин!»
Дверь камеры загудела, распахнулась, и Пол подошел к зеленой двери комнаты для свиданий. Зеленая дверь распахнулась и мягко захлопнулась за ним. Пол оказался лицом к лицу с Анитой и Кронером.
Оба были одеты с похоронной торжественностью, как бы стараясь не затмить своим блеском покойника. Мрачно и без единого слова Анита вручила ему картонный пакет с молоком и пачку газет.
Потом она приподняла вуаль и коснулась поцелуем его щеки.
– Пол, мой мальчик, – прогрохотал Кронер. – Тебе тяжело досталось, не правда ли? Ну как ты, мой мальчик?
Пол сделал шаг назад, подальше от этих больших, жизнерадостных отцовских рук.
– Спасибо, отлично.
– Пол, милый, поздравляю тебя, – проговорила Анита тоненьким голоском.
– С чем это?
– Она знает, мой мальчик, – пояснил Кронер. – Она знает, что ты секретный агент.
– И я ужасно горжусь тобой.
– Когда я смогу выйти отсюда?
– Сейчас же. Как только мы запишем все, что ты узнал о Заколдованных Рубашках – кто они и как они работают, – сказал Кронер.
– Дом готов к твоему приходу, Пол, – сказала Анита. – Прислугу я отпустила, и у нас возвращение домой состоится в старом добром американском стиле.
Мысленно Пол почти воочию представил себе, как она создает эту старую добрую атмосферу – накладывает табу на электронный пылеулавливатель, заводит часовой механизм на табличку управления, благодаря чему обеденная порция будет вынута из холодильника и помещена в печь именно в нужный момент, а телевизор будет включен, как только они переступят порог.
Подзуживаемый примитивным и явно ощущаемым аппетитом, Пол даже всерьез продумал ее предложение. Однако он с удовольствием убедился, что верх в нем берут более высокие человеческие побуждения, побуждения, которые заставляли его если не чувствовать, то по крайней мере думать, что ему совершенно наплевать, будет ли он спать с ней когда-либо снова. Она, казалось, чувствовала это, а поскольку, помимо секса, у нее в арсенале не было никаких иных средств, чтобы заинтересовать Пола, ее ободряющая и всепрощающая улыбка превратилась в натянутую и жалкую.
– Ваши телохранители могут пообедать и позже, – сказал Кронер. Он хихикнул. – А знаешь ли, здорово у тебя получилось это письмо, которое ты составил для Заколдованных Рубашек. Звучит преотлично до тех пор, пока ты не попытался связать концы с концами.
– А вам это удалось? – спросил Пол.
Кронер отрицательно покачал головой.
– Просто набор слов.
– Но оно все же сделало доброе дело, о котором, ручаюсь, ты никогда бы не догадался, – вставила Анита. – Можно, я скажу ему относительно новой работы?
– Да, Пол, – сказал Кронер. – «Восточному району требуется главный инженер.
– И тебе будет предоставлено это место, милый! – воскликнула Анита.
– Главный инженер? – переспросил Пол. – А что с Бэйером?
Несмотря на то, что собственная его жизнь летела кувырком, Пол почему-то был совершенно уверен в том, что весь остальной мир прочно стоит на месте. И ничто во всем этом остальном мире не казалось ему более прочным, чем союз инженерного гения Бэйера с краеугольным камнем технологии – Кронером.
– Неужто он умер?
– Нет, – грустно произнес Кронер, – нет, он все еще жив. В физическом смысле, хочу я сказать. – Он уместил микрофон на стол и пододвинул к нему кресло, чтобы Пол мог давать свои показания с наибольшими удобствами. – Что ж, по-видимому, так оно и должно было произойти. Бедняжка Бэйер был не слишком стойким человеком, ты сам знаешь, – он поправил микрофон. – Вот, ну, давай, Пол, мой мальчик.
– А что же с Бэйером? – продолжал настаивать Пол.
– О, – вздохнул Кронер, – он прочитал это дурацкое письмо, вытряс все содержимое из ящиков письменного стола и ушел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51