Боже, для горбуна он, когда хотел, мог двигаться очень тихо.
– А ты думаешь, будто ты самый умный, – насмешливо парировала она.
– Я вижу, – продолжал он, оставляя без внимания ее колкость, – по твоему лицу. Всякий раз, когда ты думаешь о доме, твои глаза теряют фокус, и ты поворачиваешься лицом к Кендре. Я знаю нескольких купцов, которые заплатили бы небольшое состояние за возможность устроить тебя штурманом на один из их кораблей. Тогда бы они всегда знали, куда плыть, чтобы добраться до залива Пустельги.
Она невольно улыбнулась.
– Ты по-прежнему называешь домом Кендру.
– Странно, не правда ли? Я ведь родился и вырос не там и большую часть жизни прожил в иных местах; но да, Кендра – то место, которое я всегда считал своим домом. Может быть, так обстоит для всякого, кто считает себя принадлежащим Гренда-Лиру. – Эйджер нахмурился. – Я больше не знаю, принадлежу ли ему.
– Твой дом – Океаны Травы? – спросила Дженроза.
– Наверное.
– Мофэст очень красивая женщина, – заметила Дженроза. Эйджер хмыкнул, улыбнувшись про себя.
– А клан Океана – благородный клан.
– Да. Думаю, теперь я принадлежу ему.
– Клану? Он кивнул.
– А как насчет Дженрозы Алукар? Где ныне ее дом? Среди четтов? Или ты все еще тоскуешь по пыльным коридорам теургии?
– У меня больше нет дома, – кратко ответила она, пытаясь закончить разговор.
– У Правдоречицы всегда будет дом, – возразил Эйджер.
Дженроза заскрипела зубами.
– Я надеялась, что уж кто-кто, но ты-то не станешь называть меня так.
– А… – Эйджер вздохнул. – Так вот, значит, в чем беда.
– Это не беда! – выпалила Дженроза. – Это бред Подытоживающей и других, которые так отчаянно желают обрести новую Правдоречицу, что готовы увидеть способности там, где их нет и в помине.
– Это неправда, и ты сама это знаешь, – резко ответил Эйджер – Подытоживающая не дура, равно как и другие четтские маги, которые говорят о тебе так же, как остальные четты говорят о Линане.
– Я не обязана выслушивать эту…
Эйджер схватил ее за руку и развернул лицом к себе.
– Ты ведешь себя как Линан в начале нашего изгнания. На тебе ответственность, с которой тебе не хочется сталкиваться и которую ты боишься взвалить на свои плечи. Ну и отлично, я прекрасно понимаю твои чувства. Но ни у кого из нас больше нет оправдания Для такого поведения. Нравится нам это или нет, а весь четтский народ отдал себя в наши руки. Линан их король – даже Коригана согласна с этим, – и теперь он и сам признаёт это. А я – вождь клана, и мне тоже пришлось с этим свыкнуться. Ну, а ты – Правдоречица. Пора и тебе признать этот простой факт.
Дженроза высвободила руку.
– А Камаль? Чем ему предназначалось быть, прежде чем его убили?
Эйджер покачал головой.
– Это несправедливо. Ты была его возлюбленной, но мы с Линаном тоже любили его.
Дженроза устыдилась и прикрыла глаза.
– Извини…
– Разве тебе не приходило в голову, что нашей четверке было предназначено покинуть Кендру именно тогда, когда мы ее покинули? Что у судьбы – или у бога, или у того, кто там еще управляет нашими жизнями – была для нас какая-то цель? Линан станет королем Гренды-Лир, теперь я не сомневаюсь в этом. Я, человек, принадлежащий океану, правлю кланом, названным в его честь. Ты, школярка-магичка, которая так и не вписалась в теургию, открываешь, что ты, наверное, самый могущественный маг из всех ныне живущих. А Камаль… Камаль был нашим героем и жертвой. Четты будут помнить его дольше, чем тебя или меня. Каждый раз, когда какой-нибудь четт прошепчет имя Линана Розетема, Белого Волка, он будет также шептать имя Великана, Камаля Аларна. Его жизнь была ценой, уплаченной за такую судьбу. От него она зависела не больше, чем наша от нас.
– И какой же будет наша цена? – спросила она едва слышно.
– Не знаю. – Эйджер отвел взгляд.
– Я вижу в своем будущем только кровь, но не знаю, чья это кровь.
– Не бойся, Дженроза. Мы все зашли уже слишком далеко и нам больше не стоит бояться.
– Я не верю в рок, Эйджер, – сказала она. – Это было бы худшей судьбой, чем ты можешь себе представить.
Едва произнеся эти слова, она поняла, что сказала правду, и некоторые сомнения оставили ее душу.
Линан сидел на троне Чарионы. Тот был ему почти по размеру. «Тогда, должно быть, такая моя судьба – обладать им», – сказал он себе.
Стоящий перед ним пожилой мужчина являл собой странную смесь страха и презрения. Выглядел он вполне заурядно, Линан не заметил бы его в толпе, но в характере этого человека ощущалось нечто такое, что он находил очень привлекательным, хотя и не мог пока точно определить.
– Мне сказали, что вас зовут Фарбен, – заговорил Линан.
– Да. – Один из Красноруких ткнул его в спину навершием меча. – Ваше величество, – нехотя закончил Фарбен.
Линан скрыл поуулыбку за поднятым к лицу пальцем.
– И вы были секретарем Чарионы?
– Секретарем КОРОЛЕВЫ Чарионы. Одним из них.
– Вы знаете, куда она отправилась?
– На верховую прогулку, – ответил Фарбен. – Я ожидаю ее скорого возвращения.
– Несомненно, вместе с армией.
– Вне всяких сомнений.
– А вы остались тут защищать ее дом и очаг? – Фарбен не ответил. – Это был очень храбрый поступок.
– Я привязан ко многим произведениям искусства в этом здании: к статуям, картинам, книгам. Мне хотелось быть уверенным, что ваши варвары не используют их в качестве дров или туалетной бумаги.
За эти слова Фарбен заработал еще один тычок в спину. Он покрылся потом.
– Эти так называемые варвары теперь правят в вашем доме, Фарбен, – обыденно сказал Линан. – Я бы на вашем месте был поосторожней с тем, что говорю о них.
– Мой дом там, где живет моя королева. Четты никогда не будут править там.
«Вот именно это мне в нем и нравится, – подумал он. – Его преданность. Он оцепенел при виде меня, и все же не отречется от своей присяги на верность Чарионе».
– Я хочу, чтобы вы поработали для меня, – сказал Линан. Фарбен уставился на него, широко раскрыв глаза. – Мне нужен помощник для управления этим городом, кто-то, знающий его.
– Вы не можете предлагать этого всерьез.
– Вы будете служить Чарионе, – добавил Линан.
На это Фарбен нервно рассмеялся.
– Отличная шутка, ваше величество.
– Если вы и вправду верите, что она вернется, то наверняка ваш прямой долг – позаботиться о том, чтобы ее город сохраняли для нее?
Лицо Фарбена отразило замешательство.
– Я уже восстановил стены и городские ворота. Большая часть обломков убрана. Мои хаксусские союзники восстанавливают дома и лавки. Я хочу, чтобы жизнь здесь как можно быстрей вошла в нормальное русло, но чтобы сделать это лучше всего, мне нужен человек, готовый взять на себя управление городом и знающий этот город и его народ.
– Вы используете Даавис против своих врагов, – сказал Фарбен. И выпрямился, прежде чем добавить: – А они мои союзники.
Стоящий у него за спиной Краснорукий снова занес навершие меча, но Линан остановил его мановением руки.
– Бесспорно. И тем не менее работающий Даавис лучше всего служит своим жителям, а эти жители могут в один прекрасный день снова стать подданными Чарионы.
– Только не в случае вашей победы, – указал Фарбен.
– Не будьте столь уверены в этом. Она мне не враг. Вражда касается меня и моей сестры. – Линан видел, что на это у Фарбена нет ответа, но убедить его, похоже, еще не удалось. – Если Чариона переживет эту войну и будет готова принести мне вассальную присягу, я буду рад вернуть ей Хьюм и Даавис. Но что за город она получит, если управлять им останется завоеватель?
– Если я приму ваше предложение, люди сочтут меня предателем, – слабо возразил Фарбен.
– В таком случае я разрешаю вам дать знать всем в городе, что вы работаете на Чариону, а не на меня. Можете, если хотите, выпустить уведомления в этом духе. Я лишь прошу вас намеренно не вредить ни мне, ни моему делу.
– Ваше величество? – Фарбен не верил своим ушам.
– За это придется заплатить определенную цену, – добавил Линан.
– Понятно, – фыркнул Фарбен.
– Ничего вам не понятно. Цена состоит в том, что когда Чариона присягнет мне на верность, присягнуть придется и вам.
– Вы можете заставить меня присягнуть и сейчас.
Линан покачал головой.
– Мы с вами оба понимаем, что это не так. Несомненно, я мог бы заставить вас сделать очень многое. Мог бы даже добиться от вас произнесения присяги, но это были бы пустые слова. Я готов подождать истинной преданности.
Какой-то миг Фарбен не отвечал, а затем – самую малость – склонил голову.
Она выглядела необыкновенно желанной. Линан невольно упал в ее объятия, сжимая ее так крепко, словно она была его истинной любовью. Они не говорили, их страсть была такой могучей, что никакие слова не могли ее выразить. Их окружал и поглощал лес. Мир был пышным, зеленым и влажным.
Он вошел в нее, без труда двигаясь в унисон с ее телом. Руки его чувствовали гладкую, как бумага, кожу. Он поцелуями снял пот с ее лица; вкусом тот походил на росу. Ее волосы пахли, как земля. В свою очередь, она целовала его в грудь, в щеку, в лоб, шею и наконец в губы. Он почувствовал, как ее язык скользнул по его языку.
А затем – боль, внезапная и острая, в глубине горла. Он попытался закричать, но у него не осталось ни капли воздуха. Попытался бороться с ней, но она была слишком сильна. Она придавила Линана к земле, по-прежнему прижимаясь губами к его рту, а острый, как игла, кончик ее языка по-прежнему оставался всаженным в него, высасывая его кровь.
Но он не сдался. Положив ладони на зажатые между ними Ключи, он крепко сжал их. Тело его пронизало силой и жаром. Вампирша завизжала и взвилась в воздух. На него полилась его же собственная кровь. Вампирша захлопала гигантскими крыльями и исчезла в ночном небе. Он лежал, хватая воздух открытым ртом и чувствовал, как легкие наполняет дарующий жизнь воздух. Глаза его широко раскрылись… и увидели потолок личных покоев Чарионы. Нарисованные на нем аляповатые фрески, казалось, ожили при мерцающем свете стоящего рядом с постелью канделябра.
Тяжело дыша, он сел. Почувствовав на языке вкус крови, пальцами ощупал десны. Никакой раны не было, и на пальцах не осталось крови. Он свесил ноги с постели и встал. В двух стенах опочивальни были прорезаны окна. Подойдя к ближайшему, Линан открыл деревянные ставни. В покои хлынул чистый ночной воздух. Старый месяц висел низко над горизонтом. Небо испещряли немногочисленные прозрачные облака.
Он удивленно охнул и отпрянул от окна. Ему привиделось, как что-то, похожее на силуэт крыла, затмило луну. Линан велел сердцу замедлить биение, а разуму – прекратить воображать невесть что, и снова выглянул из окна. Луна оставалась неизменной. На фоне неба не наблюдалось никаких гигантских крыльев. Легкий ветерок доносил запах чистого воздуха, сухой земли и созревающего зерна. Это был запах осени.
– Время истекает, – тихо произнес он в ночь. – Время истекает.
Собрав одежду, он быстро облачился и вышел. Двое Красноруких удивленно посмотрели на него, когда Линан покинул опочивальню, и сразу же пристроились к нему в хвост. Обычно его раздражало такое близкое присутствие телохранителей, но только не сегодня ночью.
Он нашел помещение, которое искал, по другую сторону внутреннего двора от королевских покоев.
– Точь-в-точь как в Кендре, – пробормотал он про себя. Подойдя к письменному столу, нашел под крышкой бумагу, перо и чернила и достал их. Двое телохранителей остались у двери.
Сперва он писал быстро, но шли минуты, и постепенно перо начинало двигаться все медленнее, пока ему не пришлось, наконец, с трудом выдавливать из себя каждое слово. Примерно час спустя он отложил перо и прочел написанное. Потом достал второй лист бумаги и начал заново, закончив вдвое быстрей прежнего; тоже перечел, а затем заботливо сложил бумагу и сунул ее за пазуху рубашки.
Когда он вернулся к себе в покои, то обнаружил там ждущую его Коригану.
– Ты все еще бодрствуешь? – спросил он, закрывая за собой дверь и оставляя часовых снаружи.
– Я о многом думала. И удивилась, обнаружив, что ты не только бодрствуешь, но и отсутствуешь. – Она похлопала рукой по постели.
Линан сел рядом с ней и поцеловал ее.
– Мне требовалось немного поработать.
– В скриптории.
– А откуда ты знаешь? – нахмурился он.
Она взяла его за правую руку и повернула ее ладонью вверх.
– Чернильные пятна, – указала она и потерла одно из них. – Свежие. А также вот это.
Прежде чем он успел среагировать, ее рука метнулась к нему за пазуху и извлекла сложенную бумагу. Он попытался выхватить ее, но Коригана оказалась слишком проворной и отступила от постели, помахивая перед ним листами, как приманкой.
– Письмо к какой-то прежней возлюбленной?
– Нет у меня прежних возлюбленных.
Теперь настала ее очередь нахмуриться.
– Ты серьезно?
Линан кивнул.
– Ты хочешь сказать, что был… ну, сам знаешь…
– Мне же всего восемнадцать, – принялся оправдываться он.
– А мне было всего пятнадцать, – парировала она, а затем пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– А ты думаешь, будто ты самый умный, – насмешливо парировала она.
– Я вижу, – продолжал он, оставляя без внимания ее колкость, – по твоему лицу. Всякий раз, когда ты думаешь о доме, твои глаза теряют фокус, и ты поворачиваешься лицом к Кендре. Я знаю нескольких купцов, которые заплатили бы небольшое состояние за возможность устроить тебя штурманом на один из их кораблей. Тогда бы они всегда знали, куда плыть, чтобы добраться до залива Пустельги.
Она невольно улыбнулась.
– Ты по-прежнему называешь домом Кендру.
– Странно, не правда ли? Я ведь родился и вырос не там и большую часть жизни прожил в иных местах; но да, Кендра – то место, которое я всегда считал своим домом. Может быть, так обстоит для всякого, кто считает себя принадлежащим Гренда-Лиру. – Эйджер нахмурился. – Я больше не знаю, принадлежу ли ему.
– Твой дом – Океаны Травы? – спросила Дженроза.
– Наверное.
– Мофэст очень красивая женщина, – заметила Дженроза. Эйджер хмыкнул, улыбнувшись про себя.
– А клан Океана – благородный клан.
– Да. Думаю, теперь я принадлежу ему.
– Клану? Он кивнул.
– А как насчет Дженрозы Алукар? Где ныне ее дом? Среди четтов? Или ты все еще тоскуешь по пыльным коридорам теургии?
– У меня больше нет дома, – кратко ответила она, пытаясь закончить разговор.
– У Правдоречицы всегда будет дом, – возразил Эйджер.
Дженроза заскрипела зубами.
– Я надеялась, что уж кто-кто, но ты-то не станешь называть меня так.
– А… – Эйджер вздохнул. – Так вот, значит, в чем беда.
– Это не беда! – выпалила Дженроза. – Это бред Подытоживающей и других, которые так отчаянно желают обрести новую Правдоречицу, что готовы увидеть способности там, где их нет и в помине.
– Это неправда, и ты сама это знаешь, – резко ответил Эйджер – Подытоживающая не дура, равно как и другие четтские маги, которые говорят о тебе так же, как остальные четты говорят о Линане.
– Я не обязана выслушивать эту…
Эйджер схватил ее за руку и развернул лицом к себе.
– Ты ведешь себя как Линан в начале нашего изгнания. На тебе ответственность, с которой тебе не хочется сталкиваться и которую ты боишься взвалить на свои плечи. Ну и отлично, я прекрасно понимаю твои чувства. Но ни у кого из нас больше нет оправдания Для такого поведения. Нравится нам это или нет, а весь четтский народ отдал себя в наши руки. Линан их король – даже Коригана согласна с этим, – и теперь он и сам признаёт это. А я – вождь клана, и мне тоже пришлось с этим свыкнуться. Ну, а ты – Правдоречица. Пора и тебе признать этот простой факт.
Дженроза высвободила руку.
– А Камаль? Чем ему предназначалось быть, прежде чем его убили?
Эйджер покачал головой.
– Это несправедливо. Ты была его возлюбленной, но мы с Линаном тоже любили его.
Дженроза устыдилась и прикрыла глаза.
– Извини…
– Разве тебе не приходило в голову, что нашей четверке было предназначено покинуть Кендру именно тогда, когда мы ее покинули? Что у судьбы – или у бога, или у того, кто там еще управляет нашими жизнями – была для нас какая-то цель? Линан станет королем Гренды-Лир, теперь я не сомневаюсь в этом. Я, человек, принадлежащий океану, правлю кланом, названным в его честь. Ты, школярка-магичка, которая так и не вписалась в теургию, открываешь, что ты, наверное, самый могущественный маг из всех ныне живущих. А Камаль… Камаль был нашим героем и жертвой. Четты будут помнить его дольше, чем тебя или меня. Каждый раз, когда какой-нибудь четт прошепчет имя Линана Розетема, Белого Волка, он будет также шептать имя Великана, Камаля Аларна. Его жизнь была ценой, уплаченной за такую судьбу. От него она зависела не больше, чем наша от нас.
– И какой же будет наша цена? – спросила она едва слышно.
– Не знаю. – Эйджер отвел взгляд.
– Я вижу в своем будущем только кровь, но не знаю, чья это кровь.
– Не бойся, Дженроза. Мы все зашли уже слишком далеко и нам больше не стоит бояться.
– Я не верю в рок, Эйджер, – сказала она. – Это было бы худшей судьбой, чем ты можешь себе представить.
Едва произнеся эти слова, она поняла, что сказала правду, и некоторые сомнения оставили ее душу.
Линан сидел на троне Чарионы. Тот был ему почти по размеру. «Тогда, должно быть, такая моя судьба – обладать им», – сказал он себе.
Стоящий перед ним пожилой мужчина являл собой странную смесь страха и презрения. Выглядел он вполне заурядно, Линан не заметил бы его в толпе, но в характере этого человека ощущалось нечто такое, что он находил очень привлекательным, хотя и не мог пока точно определить.
– Мне сказали, что вас зовут Фарбен, – заговорил Линан.
– Да. – Один из Красноруких ткнул его в спину навершием меча. – Ваше величество, – нехотя закончил Фарбен.
Линан скрыл поуулыбку за поднятым к лицу пальцем.
– И вы были секретарем Чарионы?
– Секретарем КОРОЛЕВЫ Чарионы. Одним из них.
– Вы знаете, куда она отправилась?
– На верховую прогулку, – ответил Фарбен. – Я ожидаю ее скорого возвращения.
– Несомненно, вместе с армией.
– Вне всяких сомнений.
– А вы остались тут защищать ее дом и очаг? – Фарбен не ответил. – Это был очень храбрый поступок.
– Я привязан ко многим произведениям искусства в этом здании: к статуям, картинам, книгам. Мне хотелось быть уверенным, что ваши варвары не используют их в качестве дров или туалетной бумаги.
За эти слова Фарбен заработал еще один тычок в спину. Он покрылся потом.
– Эти так называемые варвары теперь правят в вашем доме, Фарбен, – обыденно сказал Линан. – Я бы на вашем месте был поосторожней с тем, что говорю о них.
– Мой дом там, где живет моя королева. Четты никогда не будут править там.
«Вот именно это мне в нем и нравится, – подумал он. – Его преданность. Он оцепенел при виде меня, и все же не отречется от своей присяги на верность Чарионе».
– Я хочу, чтобы вы поработали для меня, – сказал Линан. Фарбен уставился на него, широко раскрыв глаза. – Мне нужен помощник для управления этим городом, кто-то, знающий его.
– Вы не можете предлагать этого всерьез.
– Вы будете служить Чарионе, – добавил Линан.
На это Фарбен нервно рассмеялся.
– Отличная шутка, ваше величество.
– Если вы и вправду верите, что она вернется, то наверняка ваш прямой долг – позаботиться о том, чтобы ее город сохраняли для нее?
Лицо Фарбена отразило замешательство.
– Я уже восстановил стены и городские ворота. Большая часть обломков убрана. Мои хаксусские союзники восстанавливают дома и лавки. Я хочу, чтобы жизнь здесь как можно быстрей вошла в нормальное русло, но чтобы сделать это лучше всего, мне нужен человек, готовый взять на себя управление городом и знающий этот город и его народ.
– Вы используете Даавис против своих врагов, – сказал Фарбен. И выпрямился, прежде чем добавить: – А они мои союзники.
Стоящий у него за спиной Краснорукий снова занес навершие меча, но Линан остановил его мановением руки.
– Бесспорно. И тем не менее работающий Даавис лучше всего служит своим жителям, а эти жители могут в один прекрасный день снова стать подданными Чарионы.
– Только не в случае вашей победы, – указал Фарбен.
– Не будьте столь уверены в этом. Она мне не враг. Вражда касается меня и моей сестры. – Линан видел, что на это у Фарбена нет ответа, но убедить его, похоже, еще не удалось. – Если Чариона переживет эту войну и будет готова принести мне вассальную присягу, я буду рад вернуть ей Хьюм и Даавис. Но что за город она получит, если управлять им останется завоеватель?
– Если я приму ваше предложение, люди сочтут меня предателем, – слабо возразил Фарбен.
– В таком случае я разрешаю вам дать знать всем в городе, что вы работаете на Чариону, а не на меня. Можете, если хотите, выпустить уведомления в этом духе. Я лишь прошу вас намеренно не вредить ни мне, ни моему делу.
– Ваше величество? – Фарбен не верил своим ушам.
– За это придется заплатить определенную цену, – добавил Линан.
– Понятно, – фыркнул Фарбен.
– Ничего вам не понятно. Цена состоит в том, что когда Чариона присягнет мне на верность, присягнуть придется и вам.
– Вы можете заставить меня присягнуть и сейчас.
Линан покачал головой.
– Мы с вами оба понимаем, что это не так. Несомненно, я мог бы заставить вас сделать очень многое. Мог бы даже добиться от вас произнесения присяги, но это были бы пустые слова. Я готов подождать истинной преданности.
Какой-то миг Фарбен не отвечал, а затем – самую малость – склонил голову.
Она выглядела необыкновенно желанной. Линан невольно упал в ее объятия, сжимая ее так крепко, словно она была его истинной любовью. Они не говорили, их страсть была такой могучей, что никакие слова не могли ее выразить. Их окружал и поглощал лес. Мир был пышным, зеленым и влажным.
Он вошел в нее, без труда двигаясь в унисон с ее телом. Руки его чувствовали гладкую, как бумага, кожу. Он поцелуями снял пот с ее лица; вкусом тот походил на росу. Ее волосы пахли, как земля. В свою очередь, она целовала его в грудь, в щеку, в лоб, шею и наконец в губы. Он почувствовал, как ее язык скользнул по его языку.
А затем – боль, внезапная и острая, в глубине горла. Он попытался закричать, но у него не осталось ни капли воздуха. Попытался бороться с ней, но она была слишком сильна. Она придавила Линана к земле, по-прежнему прижимаясь губами к его рту, а острый, как игла, кончик ее языка по-прежнему оставался всаженным в него, высасывая его кровь.
Но он не сдался. Положив ладони на зажатые между ними Ключи, он крепко сжал их. Тело его пронизало силой и жаром. Вампирша завизжала и взвилась в воздух. На него полилась его же собственная кровь. Вампирша захлопала гигантскими крыльями и исчезла в ночном небе. Он лежал, хватая воздух открытым ртом и чувствовал, как легкие наполняет дарующий жизнь воздух. Глаза его широко раскрылись… и увидели потолок личных покоев Чарионы. Нарисованные на нем аляповатые фрески, казалось, ожили при мерцающем свете стоящего рядом с постелью канделябра.
Тяжело дыша, он сел. Почувствовав на языке вкус крови, пальцами ощупал десны. Никакой раны не было, и на пальцах не осталось крови. Он свесил ноги с постели и встал. В двух стенах опочивальни были прорезаны окна. Подойдя к ближайшему, Линан открыл деревянные ставни. В покои хлынул чистый ночной воздух. Старый месяц висел низко над горизонтом. Небо испещряли немногочисленные прозрачные облака.
Он удивленно охнул и отпрянул от окна. Ему привиделось, как что-то, похожее на силуэт крыла, затмило луну. Линан велел сердцу замедлить биение, а разуму – прекратить воображать невесть что, и снова выглянул из окна. Луна оставалась неизменной. На фоне неба не наблюдалось никаких гигантских крыльев. Легкий ветерок доносил запах чистого воздуха, сухой земли и созревающего зерна. Это был запах осени.
– Время истекает, – тихо произнес он в ночь. – Время истекает.
Собрав одежду, он быстро облачился и вышел. Двое Красноруких удивленно посмотрели на него, когда Линан покинул опочивальню, и сразу же пристроились к нему в хвост. Обычно его раздражало такое близкое присутствие телохранителей, но только не сегодня ночью.
Он нашел помещение, которое искал, по другую сторону внутреннего двора от королевских покоев.
– Точь-в-точь как в Кендре, – пробормотал он про себя. Подойдя к письменному столу, нашел под крышкой бумагу, перо и чернила и достал их. Двое телохранителей остались у двери.
Сперва он писал быстро, но шли минуты, и постепенно перо начинало двигаться все медленнее, пока ему не пришлось, наконец, с трудом выдавливать из себя каждое слово. Примерно час спустя он отложил перо и прочел написанное. Потом достал второй лист бумаги и начал заново, закончив вдвое быстрей прежнего; тоже перечел, а затем заботливо сложил бумагу и сунул ее за пазуху рубашки.
Когда он вернулся к себе в покои, то обнаружил там ждущую его Коригану.
– Ты все еще бодрствуешь? – спросил он, закрывая за собой дверь и оставляя часовых снаружи.
– Я о многом думала. И удивилась, обнаружив, что ты не только бодрствуешь, но и отсутствуешь. – Она похлопала рукой по постели.
Линан сел рядом с ней и поцеловал ее.
– Мне требовалось немного поработать.
– В скриптории.
– А откуда ты знаешь? – нахмурился он.
Она взяла его за правую руку и повернула ее ладонью вверх.
– Чернильные пятна, – указала она и потерла одно из них. – Свежие. А также вот это.
Прежде чем он успел среагировать, ее рука метнулась к нему за пазуху и извлекла сложенную бумагу. Он попытался выхватить ее, но Коригана оказалась слишком проворной и отступила от постели, помахивая перед ним листами, как приманкой.
– Письмо к какой-то прежней возлюбленной?
– Нет у меня прежних возлюбленных.
Теперь настала ее очередь нахмуриться.
– Ты серьезно?
Линан кивнул.
– Ты хочешь сказать, что был… ну, сам знаешь…
– Мне же всего восемнадцать, – принялся оправдываться он.
– А мне было всего пятнадцать, – парировала она, а затем пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71