Исступленный взгляд свекрови напугал ее.
– Но ведь если сэр Дункан и его люди подождут нас неподалеку, – сказала Элейн, – не случится ничего плохого. Потом они смогут вернуться и забрать нас.
– Нет! – кричала Элизабет яростно. – Пусть они идут! Я должна ждать луну. Это мой единственный шанс. Мой единственный шанс, – повторила она сквозь сжатые зубы.
– Лучше делайте, как она говорит, – мягко сказала Элейн сэру Дункану. Она поглядела на Элизабет. – Нас защитит Пресвятая Дева, а также духи, охраняющие это место, – тихо добавила она. – Их сила еще не иссякла на этих холмах; они следят, чтобы воды святого источника текли непрерывно.
Еще раз беспокойно взглянув на Элейн, сэр Дункан сделал, как ему приказали. Коврики и полотенца были сложены в часовне, огонь аккуратно разведен у подножия скалы; сухие ветки рябины, сосны и березы и даже колючего терновника были кучей сложены в углу, после чего эскорт отбыл и они остались одни.
Элейн и Элизабет наблюдали, как всадники ехали вниз по склону, потом Элизабет повернулась к ней.
– Мы поедим, пока будем ждать восхода луны, – сказала она.
Женщины сидели перед огнем в пустой часовне, пока сумрак, идущий с востока, стелил фиолетовые тени вдоль долины реки. Свет угасал быстро. Через открытую дверь Элейн смотрела на небо. Оно стало тускло-аквамариновым, далеким и холодным; пунцовое облако пересекло его. Между горами тени стали черными, мягкими и таинственными. Откуда-то издалека донеслось завывание волка. Элейн видела, что собаки прижали уши. Шерсть на их загривках поднялась, но собаки не двинулась с места.
– Боитесь. – Насмешливый голос Элизабет был громок в тишине.
Элейн сжала кулаки.
– Я боюсь за вас. Вдруг вам станет хуже…
– Мне не станет хуже. Я приехала сюда, чтобы вылечиться, и, как только взойдет луна, я буду купаться в водоеме. – Элизабет внезапно вздрогнула. – Бросьте еще немного дров в огонь и повесьте полотенца греться. – Она сидела неподвижно, когда Элейн с трудом поднялась выполнять ее приказание. Ее спина болела так сильно, что она едва могла двигаться, когда бросала дрова в огонь. На мгновение она заколебалась, пристально глядя в зовущий ее огонь, но заставила себя отвернуться. Элейн устало дотянулась до полотенец и расстелила их на каменном выступе.
– Уже почти стемнело. – Элизабет наклонилась вперед. – Скоро выйдет луна.
– Я пойду взгляну.
Элейн медленно пошла навстречу ветру. Снаружи было холодно. Закат почти истаял на западе. Облако, мохнатое и черное, текло поперек темнеющего неба. На востоке, за холмами, виднелось мерцание восходящей луны. Через мгновение ее серебряный диск выплыл из облака. Вода позади была черной, как бархат, и тихо струилась из недр скалы.
– Не пора? – Хриплый голос Элизабет заставил Элейн вздрогнуть.
– Луна почти в зените. – Элейн обернулась, Она затаила дыхание от удивления. Элизабет сняла платье. Одетая лишь в белую сорочку под плащом, она была подобна призраку. Серебряный лунный свет медленно лился по гладким плоским камням. Элейн следовала за нею, взяв ее за руку, поскольку та поскользнулась. – Вам нельзя погружаться полностью. Вода – ледяная.
Элизабет запротестовала.
– Возьмите мой плащ. Он согреет меня, когда я выйду. – Элизабет почти захлебывалась словами.
– Просто ополоснитесь. Этого будет вполне достаточно. – Элейн пыталась сдержать ее. – Позвольте мне набрать немного воды для вас…
– Оставьте меня! – Голос Элизабет резко повысился. Она оттолкнула Элейн и сделала последние шаги к краю водоема.
Лунный свет заливал темную воду, тяжелые ленты облаков неслись на запад. Элизабет замерла, переводя дыхание, когда водоем превратился в серебро. Она осторожно ступила в мелкий каменный бассейн. Ледяная вода сковывала ее: сперва лодыжки, затем, когда она сделала следующий шаг, и колени. Она слышала, как сильно бьется ее сердце, слышала шум крови в висках. Лунный свет заливал ей глаза. Она медленно подняла руки к небу.
С берега Элейн наблюдала за ней, собаки не отходили от нее. Она видела, как Элизабет осторожно дошла до середины водоема и воздела руки к луне. Элейн с сожалением улыбнулась. Значит, эта женщина, как и она сама, происходила из древней кельтской линии графов Бакан и помнила древних богов. Элейн задрожала, кутаясь в плащ, поскольку ветер посвежел и дул по склону горы. Элейн чувствовала, как ребенок в ее животе резко двигается; это было неудобно. Занятая своими мыслями об этой неспокойной жизни внутри нее, она увидела, что Элизабет в водоеме упала на колени. Она шагнула в ее сторону, глядя на залитую лунным светом воду.
– Помогите!
Она едва расслышала зов Элизабет за журчанием источника. Схватив плащ, Элейн бросилась к краю водоема. Элизабет резко осела в воду, простирая руки. Ее лицо исказила боль.
Сабина с громким всплеском первой ринулась в воду и потянула за платье женщины. Через секунду Элейн, почти не чувствуя холода в ногах, поймала руку Элизабет. Голова женщины безвольно болталась. Скрипя зубами, Элейн ощутила, как Элизабет навалилась на нее, когда она с помощью собак стала тянуть ее из воды,
Боль пронзила спину, и Элейн, задыхаясь, едва не отпустила Элизабет обратно в воду. Она глубоко вздохнула и со стоном, подхватив Элизабет под руки, шаг за шагом подтягивала ее к краю водоема. Элизабет, несмотря на свою худобу, была высокой женщиной, и еще тяжелее делала ее пропитанная водой одежда. Элейн слышала громкие рыдания, когда вновь потащила Элизабет. И тут она снова почувствовала страшную боль в животе.
Наконец она вытянула Элизабет на берег и упала на землю рядом с нею, стараясь отдышаться, затем дотянулась до плаща и осторожно завернула в него свекровь.
– Вы слышите меня? – задыхаясь, Элейн взяла ее холодную мягкую руку и стала растирать ее. – Вы слышите меня? – Ее голос сорвался на стон.
Элизабет смотрела на луну, делая глубокие вдохи, стараясь успокоить сердцебиение. Все ее тело пронзила внезапная судорога.
– Пресвятая Дева, помоги мне.
Она была одна на пустом склоне горы рядом с больной женщиной, и вот подступили роды. Элизабет, почти не понимая, что происходит, посмотрела не нее.
– Что это? – пробормотала она. Несмотря на собственные муки, она наконец поняла бедственное положение Элейн.
– У меня начинаются роды.
– Не надо было помогать мне. – Лицо Элизабет исказилось. – Какая жалость. – Она закрыла глаза, дыша резко и неровно. – Оставьте меня. Идите в тепло, – бормотала она. – Идите. – Она потянулась тонкой рукой к Элейн. – Да благословит вас Господь… – она сделала паузу, – дочка.
Элейн смотрела не нее.
– Не умирайте. – Она заскрежетала зубами, когда новый приступ боли настиг ее. – Вы не можете умереть, вы же купались в водоеме. Вы теперь бессмертны. – Она сжимала руку Элизабет. – Пожалуйста, не умирайте. – Это была просьба, полная испуга.
Голова Элизабет повисла, ее глаза слегка закрылись, и жизнь покинула их. После ее резкого дыхания тишина казалась даже еще более страшной. Элейн выпустила ее руку и озиралась в панике. Склон горы был пуст. Ночь была тихой. Только серебряная луна наблюдала за потрясенной женщиной, которая стояла на коленях возле тела своей свекрови, и единственным звуком теперь было тихое журчание источника.
Она почувствовала неудержимую дрожь во всем теле и после недолгого колебания стянула плащ с тела Элизабет и завернулась в него сама. С трудом встав на ноги, Элейн пошла к часовне. Собаки с тревогой шли за ней, слыша, как она рыдает при каждом новом приступе боли. В дверном проеме она оглянулась на мертвую женщину, распростертую на мягком пологе папоротника и мха возле источника, и на мгновение позавидовала ее спокойствию. Преодолевая боль, Элейн развела огонь и расстелила одеяла на каменной кровати, прежде чем упала на нее, сжимая зубы при каждом новом приступе. Собаки, казалось, знали, что происходит. Роулет остался начеку за дверью; уставившись в ночь, Сабина легла подле своей хозяйки. Глаза собаки словно говорили ее хозяйке, что животное все понимает и сочувствует ей.
В коротком затишье между схватками Элейн едва приходила в себя. Огонь угасал; надо было подкладывать в него дрова. Каким-то чудом ей удавалось делать это и заканчивать приготовления к рождению. Она порвала на полосы свое белье, чтобы завернуть младенца, и у нее было много ковриков, чтобы не замерзнуть. Она отрывала нити от остатков белья, чтобы сделать шнур. Морна родила ребенка одна, она сказала – так лучше всего. Никакой суеты, никаких сплетничающих друзей, которые могли бы толкаться вокруг дома. В этот момент Элейн была бы рада любой суете. В конце часовни, почти вне ее поля зрения, на плоской плите, служившей алтарем, стоял маленький, грубо вырезанный кельтский крест. В этом пустынном месте не было никаких статуй. И не было никакой надежды на паломников, которые могли бы прийти и помочь ей. Она должна сохранять спокойствие. Жизнь младенца, вероятно и ее собственная, зависела от этого. Вспоминая предыдущие роды, Элейн надеялась справиться сама.
Первые лучи солнца скупо падали на пол, и вот наконец ребенок свободно выскользнул из нее и лежал, тихо попискивая. Это был мальчик. Элейн сделала то, что надо было сделать. Собрав последние силы, она перевязала пуповину и перегрызла ее. Потом она тщательно обсушила ребенка полотенцем и приложила его к груди. Сабина заскулила, и Элейн улыбнулась ей. Но потом схватки начались снова. Элейн легла, обнимая младенца. Как только выйдет послед, боли больше не будет. Но боль продолжала усиливаться, и она испугалась. Элейн посмотрела на младенца, который заснул в ее руках, и положила его рядом.
Когда они вернутся? Элизабет приказала свите быть здесь и полдень, а было еще только утро. Рядом Сабина обнюхивала запеленатого младенца.
– Охраняй его, Сабина, хорошо охраняй его, – бормотала Элейн. – Сбереги его для меня.
Когда боль подступила снова, Элейн потеряла сознание. Ее распростертое тело напрягалось в борьбе с приступами схваток, и она то приходила в себя, то вновь впадала в забытье, пробуждаясь от возобновлявшихся спазмов в сведенных мышцах – рождался второй ребенок. Элейн вновь нашла силы перевязать пуповину и обернуть младенца в коврик, который лежал около нее, и только тогда она упала без сил.
Сабина сидела, наклонив голову, и смотрела на второго младенца, выскользнувшего из рук Элейн и лежащего возле нее. Младенец хныкал, и сука осторожно понюхала его. Незапеленатый, как его брат, он махал ручками, отталкивая от себя коврик, в который был обернут; поскольку маленькое тельце начало замерзать, крик его слабел. Сабина, волнуясь, подталкивала его, а затем стала облизывать его шершавым языком, не пропуская ни сантиметра маленького тельца и работая так старательно, как если бы вылизывала собственных щенков. Убедившись наконец, что младенец был теплым и сухим, собака встала, отряхнулась и вопросительно посмотрела на Элейн. Не получив ответа от хозяйки, она снова посмотрела на двух младенцев. Младший тихо плакал, и его плач беспокоил собаку. Расположившись рядом с младенцами на каменной кровати, Сабина обвила их большим лохматым телом и, уткнувшись в них носом, уснула. Рядом все глубже погружалась в небытие Элейн.
Глава двадцать шестая
I
– Они сказали вам, чтобы вы возвращались в полдень? – Ронвен встретила сэра Дункана в большом зале. – И вы оставили их одних? – Она смотрела на него, всем своим видом выражая недоверие.
– Так велела леди Map, – сказал он раздраженно.
Ронвен схватилась за голову.
– Ради всего святого, они пробыли там всю ночь! Больная женщина, а с ней роженица.
Возле деревьев, гнущихся на ветру, кружили листья, прибиваясь к земле. Плывшие над замком большие лоскутья фиолетовых туч покрывали сумраком холмы.
Ронвен взяла Агнес и Беток, и они уехали с сэром Дунканом. Он вел их безошибочно, сокращая путь мимо горы, пока они не увидели источник у святого места.
– Пресвятая Дева! – Сэр Дункан смотрел, потрясенный, на тело, распростертое на краю водоема, одна нога женщины все еще находилась в воде. Вороны и грифы уже начали обклевывать лицо Элизабет. На камнях и на одежде была кровь – черная, застывшая кровь смерти. Элейн нигде не было видно.
Сперва Роулет не давал им подойти, но Ронвен выманила его из дверного проема, чтобы она и Беток могли войти.
– Матерь Божья. – Глаза Беток первыми привыкли к темноте в комнате без окон. Элейн лежала, наполовину обернутая в пропитанный кровью плащ, бледная, с закрытыми глазами. Рядом другой огромный волкодав согревал своим теплом двух младенцев. Они были чистые и теплые, и оба живы.
Ронвен и Беток потеряли дар речи. Наконец Ронвен вымолвила:
– Близнецы! Один из них – ребенок Александра. – Она вздохнула. – Великая богиня, это чудо! – От радости голос зазвучал выше. – Дональд Map должен был уступить ради ребенка своего короля.
Беток в замешательстве смотрела на нее. Ронвен, побледнев, осеклась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Но ведь если сэр Дункан и его люди подождут нас неподалеку, – сказала Элейн, – не случится ничего плохого. Потом они смогут вернуться и забрать нас.
– Нет! – кричала Элизабет яростно. – Пусть они идут! Я должна ждать луну. Это мой единственный шанс. Мой единственный шанс, – повторила она сквозь сжатые зубы.
– Лучше делайте, как она говорит, – мягко сказала Элейн сэру Дункану. Она поглядела на Элизабет. – Нас защитит Пресвятая Дева, а также духи, охраняющие это место, – тихо добавила она. – Их сила еще не иссякла на этих холмах; они следят, чтобы воды святого источника текли непрерывно.
Еще раз беспокойно взглянув на Элейн, сэр Дункан сделал, как ему приказали. Коврики и полотенца были сложены в часовне, огонь аккуратно разведен у подножия скалы; сухие ветки рябины, сосны и березы и даже колючего терновника были кучей сложены в углу, после чего эскорт отбыл и они остались одни.
Элейн и Элизабет наблюдали, как всадники ехали вниз по склону, потом Элизабет повернулась к ней.
– Мы поедим, пока будем ждать восхода луны, – сказала она.
Женщины сидели перед огнем в пустой часовне, пока сумрак, идущий с востока, стелил фиолетовые тени вдоль долины реки. Свет угасал быстро. Через открытую дверь Элейн смотрела на небо. Оно стало тускло-аквамариновым, далеким и холодным; пунцовое облако пересекло его. Между горами тени стали черными, мягкими и таинственными. Откуда-то издалека донеслось завывание волка. Элейн видела, что собаки прижали уши. Шерсть на их загривках поднялась, но собаки не двинулась с места.
– Боитесь. – Насмешливый голос Элизабет был громок в тишине.
Элейн сжала кулаки.
– Я боюсь за вас. Вдруг вам станет хуже…
– Мне не станет хуже. Я приехала сюда, чтобы вылечиться, и, как только взойдет луна, я буду купаться в водоеме. – Элизабет внезапно вздрогнула. – Бросьте еще немного дров в огонь и повесьте полотенца греться. – Она сидела неподвижно, когда Элейн с трудом поднялась выполнять ее приказание. Ее спина болела так сильно, что она едва могла двигаться, когда бросала дрова в огонь. На мгновение она заколебалась, пристально глядя в зовущий ее огонь, но заставила себя отвернуться. Элейн устало дотянулась до полотенец и расстелила их на каменном выступе.
– Уже почти стемнело. – Элизабет наклонилась вперед. – Скоро выйдет луна.
– Я пойду взгляну.
Элейн медленно пошла навстречу ветру. Снаружи было холодно. Закат почти истаял на западе. Облако, мохнатое и черное, текло поперек темнеющего неба. На востоке, за холмами, виднелось мерцание восходящей луны. Через мгновение ее серебряный диск выплыл из облака. Вода позади была черной, как бархат, и тихо струилась из недр скалы.
– Не пора? – Хриплый голос Элизабет заставил Элейн вздрогнуть.
– Луна почти в зените. – Элейн обернулась, Она затаила дыхание от удивления. Элизабет сняла платье. Одетая лишь в белую сорочку под плащом, она была подобна призраку. Серебряный лунный свет медленно лился по гладким плоским камням. Элейн следовала за нею, взяв ее за руку, поскольку та поскользнулась. – Вам нельзя погружаться полностью. Вода – ледяная.
Элизабет запротестовала.
– Возьмите мой плащ. Он согреет меня, когда я выйду. – Элизабет почти захлебывалась словами.
– Просто ополоснитесь. Этого будет вполне достаточно. – Элейн пыталась сдержать ее. – Позвольте мне набрать немного воды для вас…
– Оставьте меня! – Голос Элизабет резко повысился. Она оттолкнула Элейн и сделала последние шаги к краю водоема.
Лунный свет заливал темную воду, тяжелые ленты облаков неслись на запад. Элизабет замерла, переводя дыхание, когда водоем превратился в серебро. Она осторожно ступила в мелкий каменный бассейн. Ледяная вода сковывала ее: сперва лодыжки, затем, когда она сделала следующий шаг, и колени. Она слышала, как сильно бьется ее сердце, слышала шум крови в висках. Лунный свет заливал ей глаза. Она медленно подняла руки к небу.
С берега Элейн наблюдала за ней, собаки не отходили от нее. Она видела, как Элизабет осторожно дошла до середины водоема и воздела руки к луне. Элейн с сожалением улыбнулась. Значит, эта женщина, как и она сама, происходила из древней кельтской линии графов Бакан и помнила древних богов. Элейн задрожала, кутаясь в плащ, поскольку ветер посвежел и дул по склону горы. Элейн чувствовала, как ребенок в ее животе резко двигается; это было неудобно. Занятая своими мыслями об этой неспокойной жизни внутри нее, она увидела, что Элизабет в водоеме упала на колени. Она шагнула в ее сторону, глядя на залитую лунным светом воду.
– Помогите!
Она едва расслышала зов Элизабет за журчанием источника. Схватив плащ, Элейн бросилась к краю водоема. Элизабет резко осела в воду, простирая руки. Ее лицо исказила боль.
Сабина с громким всплеском первой ринулась в воду и потянула за платье женщины. Через секунду Элейн, почти не чувствуя холода в ногах, поймала руку Элизабет. Голова женщины безвольно болталась. Скрипя зубами, Элейн ощутила, как Элизабет навалилась на нее, когда она с помощью собак стала тянуть ее из воды,
Боль пронзила спину, и Элейн, задыхаясь, едва не отпустила Элизабет обратно в воду. Она глубоко вздохнула и со стоном, подхватив Элизабет под руки, шаг за шагом подтягивала ее к краю водоема. Элизабет, несмотря на свою худобу, была высокой женщиной, и еще тяжелее делала ее пропитанная водой одежда. Элейн слышала громкие рыдания, когда вновь потащила Элизабет. И тут она снова почувствовала страшную боль в животе.
Наконец она вытянула Элизабет на берег и упала на землю рядом с нею, стараясь отдышаться, затем дотянулась до плаща и осторожно завернула в него свекровь.
– Вы слышите меня? – задыхаясь, Элейн взяла ее холодную мягкую руку и стала растирать ее. – Вы слышите меня? – Ее голос сорвался на стон.
Элизабет смотрела на луну, делая глубокие вдохи, стараясь успокоить сердцебиение. Все ее тело пронзила внезапная судорога.
– Пресвятая Дева, помоги мне.
Она была одна на пустом склоне горы рядом с больной женщиной, и вот подступили роды. Элизабет, почти не понимая, что происходит, посмотрела не нее.
– Что это? – пробормотала она. Несмотря на собственные муки, она наконец поняла бедственное положение Элейн.
– У меня начинаются роды.
– Не надо было помогать мне. – Лицо Элизабет исказилось. – Какая жалость. – Она закрыла глаза, дыша резко и неровно. – Оставьте меня. Идите в тепло, – бормотала она. – Идите. – Она потянулась тонкой рукой к Элейн. – Да благословит вас Господь… – она сделала паузу, – дочка.
Элейн смотрела не нее.
– Не умирайте. – Она заскрежетала зубами, когда новый приступ боли настиг ее. – Вы не можете умереть, вы же купались в водоеме. Вы теперь бессмертны. – Она сжимала руку Элизабет. – Пожалуйста, не умирайте. – Это была просьба, полная испуга.
Голова Элизабет повисла, ее глаза слегка закрылись, и жизнь покинула их. После ее резкого дыхания тишина казалась даже еще более страшной. Элейн выпустила ее руку и озиралась в панике. Склон горы был пуст. Ночь была тихой. Только серебряная луна наблюдала за потрясенной женщиной, которая стояла на коленях возле тела своей свекрови, и единственным звуком теперь было тихое журчание источника.
Она почувствовала неудержимую дрожь во всем теле и после недолгого колебания стянула плащ с тела Элизабет и завернулась в него сама. С трудом встав на ноги, Элейн пошла к часовне. Собаки с тревогой шли за ней, слыша, как она рыдает при каждом новом приступе боли. В дверном проеме она оглянулась на мертвую женщину, распростертую на мягком пологе папоротника и мха возле источника, и на мгновение позавидовала ее спокойствию. Преодолевая боль, Элейн развела огонь и расстелила одеяла на каменной кровати, прежде чем упала на нее, сжимая зубы при каждом новом приступе. Собаки, казалось, знали, что происходит. Роулет остался начеку за дверью; уставившись в ночь, Сабина легла подле своей хозяйки. Глаза собаки словно говорили ее хозяйке, что животное все понимает и сочувствует ей.
В коротком затишье между схватками Элейн едва приходила в себя. Огонь угасал; надо было подкладывать в него дрова. Каким-то чудом ей удавалось делать это и заканчивать приготовления к рождению. Она порвала на полосы свое белье, чтобы завернуть младенца, и у нее было много ковриков, чтобы не замерзнуть. Она отрывала нити от остатков белья, чтобы сделать шнур. Морна родила ребенка одна, она сказала – так лучше всего. Никакой суеты, никаких сплетничающих друзей, которые могли бы толкаться вокруг дома. В этот момент Элейн была бы рада любой суете. В конце часовни, почти вне ее поля зрения, на плоской плите, служившей алтарем, стоял маленький, грубо вырезанный кельтский крест. В этом пустынном месте не было никаких статуй. И не было никакой надежды на паломников, которые могли бы прийти и помочь ей. Она должна сохранять спокойствие. Жизнь младенца, вероятно и ее собственная, зависела от этого. Вспоминая предыдущие роды, Элейн надеялась справиться сама.
Первые лучи солнца скупо падали на пол, и вот наконец ребенок свободно выскользнул из нее и лежал, тихо попискивая. Это был мальчик. Элейн сделала то, что надо было сделать. Собрав последние силы, она перевязала пуповину и перегрызла ее. Потом она тщательно обсушила ребенка полотенцем и приложила его к груди. Сабина заскулила, и Элейн улыбнулась ей. Но потом схватки начались снова. Элейн легла, обнимая младенца. Как только выйдет послед, боли больше не будет. Но боль продолжала усиливаться, и она испугалась. Элейн посмотрела на младенца, который заснул в ее руках, и положила его рядом.
Когда они вернутся? Элизабет приказала свите быть здесь и полдень, а было еще только утро. Рядом Сабина обнюхивала запеленатого младенца.
– Охраняй его, Сабина, хорошо охраняй его, – бормотала Элейн. – Сбереги его для меня.
Когда боль подступила снова, Элейн потеряла сознание. Ее распростертое тело напрягалось в борьбе с приступами схваток, и она то приходила в себя, то вновь впадала в забытье, пробуждаясь от возобновлявшихся спазмов в сведенных мышцах – рождался второй ребенок. Элейн вновь нашла силы перевязать пуповину и обернуть младенца в коврик, который лежал около нее, и только тогда она упала без сил.
Сабина сидела, наклонив голову, и смотрела на второго младенца, выскользнувшего из рук Элейн и лежащего возле нее. Младенец хныкал, и сука осторожно понюхала его. Незапеленатый, как его брат, он махал ручками, отталкивая от себя коврик, в который был обернут; поскольку маленькое тельце начало замерзать, крик его слабел. Сабина, волнуясь, подталкивала его, а затем стала облизывать его шершавым языком, не пропуская ни сантиметра маленького тельца и работая так старательно, как если бы вылизывала собственных щенков. Убедившись наконец, что младенец был теплым и сухим, собака встала, отряхнулась и вопросительно посмотрела на Элейн. Не получив ответа от хозяйки, она снова посмотрела на двух младенцев. Младший тихо плакал, и его плач беспокоил собаку. Расположившись рядом с младенцами на каменной кровати, Сабина обвила их большим лохматым телом и, уткнувшись в них носом, уснула. Рядом все глубже погружалась в небытие Элейн.
Глава двадцать шестая
I
– Они сказали вам, чтобы вы возвращались в полдень? – Ронвен встретила сэра Дункана в большом зале. – И вы оставили их одних? – Она смотрела на него, всем своим видом выражая недоверие.
– Так велела леди Map, – сказал он раздраженно.
Ронвен схватилась за голову.
– Ради всего святого, они пробыли там всю ночь! Больная женщина, а с ней роженица.
Возле деревьев, гнущихся на ветру, кружили листья, прибиваясь к земле. Плывшие над замком большие лоскутья фиолетовых туч покрывали сумраком холмы.
Ронвен взяла Агнес и Беток, и они уехали с сэром Дунканом. Он вел их безошибочно, сокращая путь мимо горы, пока они не увидели источник у святого места.
– Пресвятая Дева! – Сэр Дункан смотрел, потрясенный, на тело, распростертое на краю водоема, одна нога женщины все еще находилась в воде. Вороны и грифы уже начали обклевывать лицо Элизабет. На камнях и на одежде была кровь – черная, застывшая кровь смерти. Элейн нигде не было видно.
Сперва Роулет не давал им подойти, но Ронвен выманила его из дверного проема, чтобы она и Беток могли войти.
– Матерь Божья. – Глаза Беток первыми привыкли к темноте в комнате без окон. Элейн лежала, наполовину обернутая в пропитанный кровью плащ, бледная, с закрытыми глазами. Рядом другой огромный волкодав согревал своим теплом двух младенцев. Они были чистые и теплые, и оба живы.
Ронвен и Беток потеряли дар речи. Наконец Ронвен вымолвила:
– Близнецы! Один из них – ребенок Александра. – Она вздохнула. – Великая богиня, это чудо! – От радости голос зазвучал выше. – Дональд Map должен был уступить ради ребенка своего короля.
Беток в замешательстве смотрела на нее. Ронвен, побледнев, осеклась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80