Элейн затрепетала. Эндрю долго не произносил ни слова, но, когда заговорил, в его голосе звучало изумление.
– Это король!
У Элейн перехватило дыхание. Она почувствовала облегчение; радость охватила ее.
– Ты уверен?
– Да, мадам, уверен. Поглядите-ка сами. Во второй лодке. Его герб хорошо виден сейчас.
Элейн щурилась на солнце, стараясь разглядеть гребцов. Но вдруг с болью воскликнула:
– Нет! Не хочу его видеть! – Она опустила ниже плотную темную вуаль, которая скрывала ее обезображенное лицо и голову. – Я не желаю… – Повернувшись, она убежала в башню. Дженет и Эндрю посмотрели ей вслед.
– Она не желает вас видеть, сир, – преклонив колено перед королем, сказал ему старый воин. У него тряслись руки.
– Что ты говоришь? Как это – не желает? – Король в удивлении смотрел на старика. Доннет уже вился вокруг короля. – Она должна принять меня. – У него от волнения пересохло во рту.
Эндрю поглядел на свою жену:
– Тут много чего случилось, сир…
– Знаю. Леди Ронвен все рассказала лорду Файфу.
– Леди Ронвен жива? – Лицо старика засияло от радости.
– Да, жива. И я не уверен в том, что де Куинси отважится когда-либо снова сунуть свой нос в Шотландию. Но если это случится, он заплатит за то, что учинил с леди Ронвен, своей жизнью. Она теперь в Фолкленде и еще нездорова. А теперь я хотел бы видеть леди Честер.
– Сир. – Дженет, оттолкнув мужа, вышла вперед. – Вы не знаете. В ту ночь, когда увезли леди Ронвен… – Взглянув на мужа, который тянул ее за рукав, она сердито прикрикнула на него: – Нет, не замолчу! Король должен это знать! Сир, миледи обгорела. Очень сильно.
– Господи Иисусе! Как это случилось?
– И не ведаю, сир, она была тогда одна. Наверное, она упала.
– Проклятые огненные чары! Порой они завладевают ею. – Александр покачал головой. Ему вдруг стало очень страшно за Элейн. – Я должен был знать, что с ней опять может случиться такое. Где она?
Король опустился на постель рядом с ней и ласково положил ей руку на плечо. К Элейн его привел верный Доннет, который вьюнком взмыл вверх по винтовой лестнице, указывая ему путь. Теперь он гордо замер у постели хозяйки, положив свою огромную лохматую голову ей на ноги.
– Ответь мне, любимая, умоляю тебя.
Она молча отвернулась к стене. Плотная вуаль ниспадала на ее лицо.
– Прошу вас, уйдите. – В голосе Элейн слышались слезы.
– Не уйду. – Александр взял ее за плечи и притянул к себе.
Он ничего не мог разглядеть сквозь темную ткань, закрывавшую ей лицо. Но вдруг король заметил ее выпуклый живот и застыл.
– Это мой ребенок? – Он уже не старался открыть ей лицо. Его рука легла ей на живот. – О, моя милая, я не знал. – Она сжала его руку перевязанными пальцами, он улыбнулся: – Как он сильно толкается!
– Да, сильно.
Рука Аяександра скользнула к ее лицу. Взяв вуаль за краешек, он приподнял ее и откинул назад. Элейн замерла, ожидая увидеть гримасу отвращения на его лице. Он внимательно ее рассматривал – лицо, голову, но никакого отвращения к ее ранам она не прочла в его глазах. Король осторожно и ласково провел рукой по ее голове.
– Бедняжка, где же твои прекрасные волосы? Но они вырастут снова. Вот здесь, чувствуешь, уже начинают появляться. – Его пальцы ощупывали темечко Элейн. – Сгорели только кончики. Ничего страшного.
– А рубцы? – тихо спросила она.
– Рубцы заживут.
– Я не могу на них посмотреть, у меня нет зеркала. – Элейн умоляюще посмотрела на него.
– Я буду твоим зеркалом, – улыбнулся Александр. – Видишь, я вовсе не огорчился. Только плохо, что это болит. – Он сжал ей руку и заметил, как она дернулась.
– Ты опять видела вещую картинку? Наше дитя было в огне?
Она пожала плечами.
– Я видела всадника, но это был не ты. Кто-то другой. Я пыталась дотронуться до него, хотела, чтобы он повернул ко мне свое лицо. – Элейн снова опустила вуаль. – Мне хотелось знать, не наш ли это сын или, возможно, кто-то другой… – По ее щекам побежали слезы.
Король поднялся и подошел к окну.
– Де Куинси знает, что это не его ребенок?
– Да.
Король долго молчал.
– Надолго он собирался запрятать тебя здесь?
– Не знаю. Наверное, навсегда.
Александр пробыл в крепости четыре дня, и это были счастливые мгновения для обоих. Влюбленные гуляли по острову, делили одно ложе. Он целовал ее живот, грудь, ее бедное, покрытое рубцами лицо и руки. Но когда пришла пора ему отбывать, он оставил ее в замке.
– Крепость теперь будет на моем попечении. Тебе будут привозить вдоволь еды и вина. Я пришлю сюда слуг и стражников, чтобы они охраняли тебя от де Куинси и его людей, – помолчав, он прибавил: – Здесь будет безопаснее для тебя, Элейн.
У обоих в этот момент перед глазами возник образ королевы. Элейн кивнула:
– Я и не хочу покидать этот остров. Не теперь, во всяком случае. Пока не родится ребенок и не разгладится мое лицо.
Чтобы ее больше не мучил страх остаться некрасивой, король вскоре прислал ей венецианское зеркало. Она часами сидела перед ним, глядела на свое лицо и ощупывала кончиками пальцев нежную новую кожу вокруг подживающих рубцов. Она плакала, а Энни ее журила:
– Они пройдут, обещаю вам. Вот новая мазь, которую я приготовила. Она смягчит кожу и разгладит рубцы. Вы опять будете красивой.
XV
Через три дня после отъезда короля лорд Файф привез на остров леди Ронвен. Кроме того, он привез Элейн дары: много дорогого шелка, гребни из слоновой кости для ее волос, которые и в самом деле отрастали, и маленький молитвенник. Поцеловав ей обе руки, он отбыл.
Через восемь дней она родила. При родах присутствовали и помогали ей Ронвен, Дженет и Энни. Все прошло легко и быстро. Священник, доставленный в замок из Кинроса, нарек новорожденного Джоном. Младенцу было отпущено всего семь часов жизни.

Книга третья
1244–1250
Глава семнадцатая

I
Лондон. 1244
В доме на Грейсчерч-стрит было темно, мрачно. Небо над ним заволокло черными тучами. В небольшом, узком дворике слышались раскаты грома, лил дождь. Его тяжелые капли лупили по лужам. Струи воды бежали к сточной канаве на улицу, по которой несся стремительный поток, увлекая с собой всяческий мусор. Был полдень, но в доме горели свечи.
Роберт де Куинси стоял у стола, держа в руке документ, скрепленный печатью короля Англии.
Элейн, застыв у камина, смотрела на бумагу, не делая при этом никакой попытки подойти и взять ее у него из рук.
Роберт положил документ на стол.
– Вот, как я и обещал. Разрешение на свидание с твоим братом Граффидом в Тауэре.
– Благодарю.
У Элейн выросли новые золотисто-рыжие волосы. Они были такие же пышные, как прежде, и завивались локонами. Но теперь по золоту проступали серебряные нити, хотя ей было всего двадцать шесть лет. Лицо ее осталось таким же прекрасным, только высоко на лбу едва был заметен небольшой шрам – след от ожога, но он был скрыт под ее головным убором. Другой был в уголке рта. Остались страшные следы на одной руке – кожа на внутренних сгибах пальцев была пунцового цвета.
За три прошедших года Роберт видел ее во второй раз. Король Генрих дал очень ясно понять, что ему лучше держаться подальше от Фозерингея. Роберт не спрашивал Генриха, что тому было известно о произошедшем и какие силы стояли за королевским повелением оставить Элейн в покое. Он еще долго жил, опасаясь возмездия, но со временем страх начал проходить, и Роберт перестал то и дело оборачиваться, ожидая удара ножа в спину.
Но на этот раз он явился в дом к бывшей графине Честер по приглашению, дабы передать ей письмо от короля. Он давно обрел свой обычный спесивый вид, а тут особо приосанился к случаю.
Но когда Элейн, наконец, предстала перед ним, при виде ее холодного лица он сразу сник, и его самоуверенность исчезла.
– Ты здорова? – спросил он, с трудом изобразив улыбку.
– Да.
– Мне лучше удалиться.
Он явился сюда добрым вестником, прощупать почву в надежде завоевать ее расположение, – ведь это он добился для Элейн позволения у короля увидеться в Тауэре с ее братом. Но ее лицо было неприветливо. Подойдя к столу, она взяла в руки бумагу.
– Элейн…
– Теперь, пожалуйста, уйди, – произнесла она холодно.
Она прижала к груди пергамент обеими руками и держала его так, будто это был щит, которым она защищалась от мужа.
Пожав плечами, он направился к двери, открыл ее, но на пороге задержался и, повернувшись к Элейн, бросил:
– Привет брату.
Она не ответила. Еще долго после его ухода она стояла в задумчивости, не шевелясь.
II
Тауэр, Лондон. Март 1244
Возможно, это была случайность или же так было задумано, но день, когда ей было позволено повидаться с братом в Тауэре, приходился на день святого Давида. Элейн и Ронвен нашли Граффида в довольно уютных небольших покоях, отведенных ему королем.
Граффид подождал, пока вышел за дверь стражник, и только тогда приветствовал их:
– Элейн, наконец-то! Как ты, сестричка?
Элейн принялась его рассматривать. В этом толстом, лысеющем мужчине не осталось ничего от того рыжеволосого красавца, каким она его помнила.
– Ради Бога, Граффид, что они с тобой сделали? – Она обняла его раздувшийся живот.
– Ты про мое жирное пузо? Оно исчезнет, когда я буду на свободе. Вот увидишь. Сенена ругалась по-всякому, когда приезжала навестить меня в прошлый раз. – В его глазах появилась грусть. – Боже, как я по ним скучаю! Но я рад, что они уехали. Здесь им было не сладко. Ты видела ее и мальчиков?
Оуэйн все еще оставался с отцом в Тауэре, остальные были с Сененой в Криссете.
– А кому здесь сладко? – воскликнула Элейн. – Нет, я не видела их. Я не была в Гвинеде с тех пор, как умер папа.
– Значит, ты не видела нашего возлюбленного братца? – Голос Граффида звучал резко, неприязненно.
– Нет.
Ронвен устроилась в сторонке, на сиденье в глубокой оконной нише, где для удобства были разложены подушки. В комнате стены были закрыты занавесами; тут стоял стол, а вокруг него скамьи и стулья, около камина – кресло. Стол был завален всякой всячиной, говорящей о том, как проводили время обитатели этих покоев. Тут лежала доска с расставленными на ней шахматами – игра была не закончена, остановлена на середине; рядом лежал пергамент, и тут же – перья, книги и небольшая кожаная коробка для игральных костей. Среди всего этого стояли несколько пустых бокалов из-под вина.
– Граффид, зачем ты остался здесь? Что с тобой стряслось? Как ты можешь жить без верховой езды, без привычных тебе забав и драк?
– У меня нет другого выбора. Я живу здесь, потому что я узник короля, милая моя сестричка. Ты знаешь это не хуже меня, и знаешь, из-за чего я здесь, – из-за предательства нашего брата! – Его голос был полон горечи. – Но давай не будем больше говорить обо мне. Расскажи о себе. Почему ты не в Шотландии?
– Александр не хочет, чтобы я оставалась с ним. Я родила ему двух сыновей, Граффид, и оба они умерли. Какая ему от меня польза? – грустно сказала она и отвернулась.
Он нахмурился.
– Я думал, он любит тебя, милая. – Граффид взял ее за плечи, повернул к себе и посмотрел ей в лицо. – У него есть жена, чтобы рожать ему детей. Ты ему нужна была для любви, разве не так? – Он с нежностью и состраданием смотрел ей в глаза. – Ты не была с ним?
Она отрицательно повела головой.
Да, Александр присылал ей послания и подарки, но она не радовалась им, а, наоборот, все глубже погружалась в свою печаль. Ведь сам он не ехал к ней. Она хотела его – не нужны были ей его дары. Через две недели после того, как похоронили маленького Джона, она оставила Лох-Ливен и пустилась в дальний путь, на юг. Он никого не выслал вслед за ней. Он ничего не сделал, чтобы остановить ее.
Элейн проделала все путешествие в Англию словно в забытьи, не видя никого и ничего вокруг. Лицо ее закрывала черная вуаль. Приехав в Фозерингей, она удалилась в свою опочивальню и погрузилась в траур по своим детям и по своей любви.
Она не думала о том, что в Фозерингей может ворваться Роберт. Этого и не случилось, за что она еженощно благодарила богов. Ей было неинтересно знать, где он и кто не пускал его к ней в Фозерингей. Его не было – и она была спокойна. Элейн любила своих лошадей, и собак, и красивую природу вокруг, и это помогло ей окончательно восстановить свои силы. Она совершала прогулки верхом, гуляла и снова, взяв бразды правления в свои руки, занималась хозяйством на землях, оставленных ей в наследство.
Александр продолжал присылать ей дары и письма, но она ему не отвечала. Он забыл ее, оставил одну, наедине с невыносимой скорбью. Гордость не позволяла ей написать ему, умолять его приехать к ней, а потом уже было поздно. Как бы ни было сильно в Элейн желание оказаться в его объятиях, в ее сердце уже проник холодок. Он лег на сердце тяжелым грузом и мешал ей позвать Александра. Всякий раз, когда она мыслями переносилась в Шотландию и вспоминала короля, перед ее внутренним взором возникал образ маленького Джона, бледного, неподвижного в своей королевской колыбельке. Эти воспоминания изматывали ей душу.
Элейн ничего не знала о Роберте до того дня, когда она оказалась в Лондоне, где навещала Лунед с ее выводком шумливых, веселых ребят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80