Их мягкие сапожки ободрались, кожаные штаны лопнули на правом колене, но делать было нечего.
Луна скрылась снова, и Скада пропала, но Дженна, поглощенная восхождением, даже и не заметила этого.
Через минуту луна вышла, и Скада вновь прилипла к скале рядом с Дженной.
– Как тяжело ты дышишь, сестра.
– Ты говоришь это мне назло. Замолчи, ради Альты. – Однако Дженна все же занялась своим дыханием, и ей сразу стало легче.
Иссеченная тенями щербатая стена обманывала и руку, и глаз. Мнимая выбоина оказывалась гладким камнем, мнимая опора осыпалась из-под пальцев И каждая ошибка стоила им драгоценных минут. Дженна не знала, добрались ли другие до своей цели – женщины до верха стены, мужчины до ворот. Но стоило ей подумать о них, как правая рука соскользнула, Дженна отчаянно вцепилась в осыпающуюся скалу. Острый камень вонзился ей в ладонь. Дженна выругалась, и Скада откликнулась ей, словно эхо. Собрав все внимание, Дженна нащупала другую опору и вздохнула с облегчением, как и Скада.
Над ними – очень высоко – светилось окно. Дженна знала, что они должны добраться туда еще до рассвета – ей нужна была Скада, ее верный клинок и ее ободряющее слово. Дженна сказала это вслух.
– Спасибо, – шепнула в ответ Скада, – но лучше не отвлекайся.
Дженна на миг остановилась и поднесла ладонь ко рту, чтобы зализать ранку. Скада сделала то же самое, словно передразнивая ее. Но они даже не улыбнулись и снова полезли вверх.
Каждая пядь преодолевалась ценой нескольких минут. Стена не столько боролась с ними, сколько сопротивлялась им – собственное тело становилось худшим врагом. Все имело свой предел – растяжимость связок, гибкость мускулов, сила рук и ног. Но, в конце концов, рука Дженны уцепилась за верхушку стены.
– Здесь начинается башня, – шепнула она. Но луна опять скрылась, и ей никто не ответил.
– Волосы Альты! – выбранилась Дженна, что случалось с ней редко, и подтянулась, чтобы перелезть через стену. Даже кожаная одежда плохо защищала от камня – Дженна чувствовала все его неровности.
Хлопнувшись на колени, она увидела перед собой пару здоровенных сапог.
– Погляди-ка на меня, – сказал голос. – Хочу видеть твою рожу, прежде чем скину тебя вниз. Погляди на меня, покойничек.
Дженна медленно подняла голову, не переставая молиться о том, чтобы проглянула луна. И лицо часового предстало перед ней уже ярко освещенным. Дженна улыбнулась ему.
– Клянусь Кресом, да ты не мужчина, – опешил он, и губы его дрогнули в ответной улыбке.
Дженна скромно потупилась, как делала при ней одна служанка из Новой Усадьбы, и подала ему руку. Солдат непроизвольно нагнулся к ней.
– Давай! – крикнула Дженна.
Он в испуге отступил назад, но снизу ему нанесла удар другая коленопреклоненная фигура. Он рухнул и умер еще прежде, чем кинжал вышел из его сердца.
Дженна взвалила труп на плечо и перебросила через стену. Она не слышала, как он упал. Скада стояла как громом пораженная.
– Что с тобой? – спросила Дженна.
– Я… я никогда еще никого не убивала. Надо же – один укол, и он умер.
– Но мы ведь убили Гончего Пса. И Медведя. И отрубили руку Быку, отчего он тоже умер.
– Нет, Дженна, – это сделала ты.
– Ты моя темная сестра – ты чувствуешь то же, что и я, и знаешь то, что я знаю.
– Это… не… одно и то же, – ответила Скада, с трудом выговаривая каждое слово.
– Верно, – согласилась Дженна. – Ты права. С этим безымянным часовым я чувствую не то, что с другими. Моя рука не помнит, как он умер.
Руки сестер на миг соприкоснулись.
– Давай-ка подниматься на башню. Это только начало. Могут быть и другие стражники…
Скада кивнула.
– А когда рассветет, от тебя не будет никакого проку. И если я умру…
– Можешь не напоминать, – с угрюмой улыбкой сказала Скада. – Каждая темная сестра знает законы жизни и света. Я живу, пока жива ты, и умираю, когда ты умираешь. Давай лезь. Я не могу начать без тебя.
Дженна, задрав голову, взглянула на башню. Кирпич был не столь древним, как скала, на которую они только что взобрались, но буйный северный ветер уже порядком вышелушил стену. Как она будет крошиться под рукой!
Они начали новый подъем, перешептываясь – но так тихо, что никакая стража не могла услышать. Временами они ругались – это подкрепляло их, как глоток вина, и напоминало о том, что гнев всегда поддержит там, где решимость слабеет.
Дженна первой добралась до окна. Из-под сорванного ногтя сочилась кровь, пораненная ладонь горела, ноги после долгого подъема тряслись, мышцы между лопатками точно в узел завязались. Но Дженна, несмотря ни на что, вся сосредоточилась на подоконнике и на свете, льющемся из окна. Мускулы под ее камзолом вздулись в последнем усилии, и она легла на широкий подоконник животом, задев ногами голову Скады. Она не чувствовала ничего, кроме великого облегчения и досады на сестру.
– Чего ты под ноги лезешь?
– Это твои ноги виноваты, – огрызнулась Скада. – Я под них голову не совала.
Дженна скатилась с подоконника внутрь, ухватившись по дороге за светильник. Он погас, и ей показалось, что падение длится вечно.
– Я держу его, – крикнул кто-то, и Дженну схватили за руки. Ее поставили на колени и сорвали с пояса меч. Борьба ни к чему не привела: ей только еще раз сильнее заломили руки назад, чуть не сломав их, и Дженна перестала биться.
– Зажгите факелы, дурачье, – приказал кто-то голосом мягким, но властным. Над головой у Дженны вспыхнул факел, и тот же голос сказал из мрака: – Там в углу вторая, болваны. Светите туда.
Двое мужчин, один с факелом, другой с мечом наголо, ринулись в угол, но яркий свет рассеял тени, и только у дальней стены, куда не смотрел никто, кроме Дженны, мелькнуло согнутое колено и шевельнулась голова.
– Тут никого, лорд Калас.
– Игра света, – вставила Дженна. – Разве я далась бы вам так легко, будь у меня спутница? Я пришла одна. Я всегда одна… – Дженна помолчала, подбирая слова поубедительнее, – и горжусь этим.
Факел снова поднесли к лицу Дженны.
– Это Белая Дева, лорд Калас, – сказал человек, который его держал. – Если и она теперь у нас, заодно с принцем, бунту конец. Говорят, что…
– Мало ли что говорят, – перебил Калас. – Дайте-ка я на нее погляжу. Ба, да она совсем еще ребенок. Я думал, это взрослая женщина, – засмеялся он, – а тут такой длинноногий белый жеребенок.
Дженна в свою очередь разглядывала его, но ей мешал факел. Она много слышала о Каласе от Карума и Пита, и ни один не сказал о нем доброго слова. Но неужели этот потасканный хлыщ с крашеными рыжими волосами и бородой, от которой еще заметнее мешки под глазами, – тот самый зловещий лорд Калас из Северных Владений? Неужели это та самая коварная жаба, которую все так ненавидят и боятся?
– Наговорить можно с три короба, но тебе, может быть, лестно будет узнать, что говорит о тебе несчастный, еще недавно бывший принцем Карум, неизвестно почему именующий себя Длинным Луком.
Дженна удержала язык, не преминув заметить, что Калас упомянул о Каруме в настоящем времени, а вот часовой нет. Жив ли Карум? Конечно, жив. Она непременно почувствовала бы, если бы он умер. «Еще недавно бывший принцем» относится скорее всего к титулу, а не к человеку. Гаруны любят играть словами. Она заставила себя улыбнуться врагу, не показывая ему своих чувств.
– А не хочешь ли послушать, что говорил о тебе еще недавно бывший живым Медведь, ты, петух крашеный?
– Нет, – прошептал Калас, – уже не ребенок. Вся женская злость налицо. Я узнал бы тебя, даже если бы ты перекрасила волосы сама. Белая Богиня Длинного Лука. Он говорил, что на язык ты такая же скорая, как и на то, чтобы лечь с мужчиной – как все бабы из Долин.
– Карум никогда бы… – И она осеклась, досадуя, что ее и правда провели, как ребенка.
– На дыбе говорят еще и не то, моя милая.
– Только вот правду говорят редко, – отбрила Дженна. Калас положил руку ей на голову, словно хотел погладить, но вместо этого вытащил косу у нее из-за ворота и дернул за нее.
– Девочки, играющие в женщин, по-своему милы. Женщины, играющие в девочек, тоже милы на свой лад. Но женщины, играющие в воинов, мне противны. – Он улыбнулся, показав пожелтевшие от пиджи зубы. – Притом у тебя, красавица, это плохо получается. Твой принц в темнице, а не на башне – зачем же было карабкаться так высоко. – Он плашмя хлопнул ее мечом по правой коленке. – Разве чтобы поупражнять эти прелестные ножки.
– Клянусь волосами Альты… – начала Дженна, надеясь за божбой скрыть свои чувства.
– Волосы Альты седы и слишком коротко острижены, чтобы ее согреть, – невозмутимо ответил Калас. – А мы тебя поймали за твои длинные! – Он посмеялся собственной шуточке. – Но если ты взялась играть в мужские игры, мы и поступим с тобой как с мужчиной. Вместо того чтобы греть мою постель – в этом ты, конечно, не мастерица, хотя юность имеет свои преимущества, даже у жительницы Долин, – ты будешь дрогнуть вместе с другими в темнице.
Дженна прикусила губу, стараясь показаться испуганной – ведь темница была именно тем местом, куда она хотела попасть. Предпочтительнее, правда, было бы оказаться там с мечом и кинжалом.
– Ага, вижу, ты слышала о моей тюрьме. Как, бишь, она у вас зовется? – Он намотал ее косу на кулак и приблизил ее лицо к своему. На миг она испугалась, что сейчас он ее поцелует. Его дыхание было тошнотворно-сладким, и при этой мысли ее едва не стошнило.
– Преисподняя Каласа, – прошептала она.
– Ты оценишь ее по достоинству, как уже оценили другие. – Он отпустил ее, отвернулся, хлестнув себя плащом из кожи ящериц по лодыжкам, и ушел.
* * *
Стражники потащили Дженну вниз по лестнице. «Я спускаюсь куда быстрее, чем поднималась», – подумала она.
Руки ей так туго скрутили за спиной, что она перестала чувствовать пальцы уже на втором пролете. Единственным утешением было то, что человек с факелом шел впереди и тени от идущих падали назад. Если бы он шел позади, на лестнице появилась бы вторая связанная женщина, с темной косой вдоль спины, с дырой на правой коленке и с сильной болью в голове. Дженна пообещала себе, что нипочем не даст стражникам оглянуться и увидеть идущую за ними Скаду, не выдаст ее ни словом, ни движением.
Лестница сходила винтом все ниже и ниже. Когда она выпрямилась, Дженна поняла, что они спустились с башни в собственно замок. С каждым пролетом воздух становился все более холодным и затхлым. По обе стороны тянулись двери, каждая с зарешеченным окошком. В окошках мелькали какие-то пятна, и лишь на третий раз Дженна поняла, что это лица. Тогда она подняла голову, чтобы люди за решетками могли видеть ее и узнать. Она не желала, чтобы ее замуровали здесь тайно.
Но вот лестница уперлась в тяжелую дверь, и понадобились три ключа, чтобы отпереть засовы. Дженну бесцеремонно втолкнули внутрь, и дверь снова заперли. За все время, что они сходили вниз, никто не произнес ни слова.
Темница вполне оправдывала свое название – здесь было темно, сыро и пахло, точно в стойле больного поносом вола. Дженна никогда в таком стойле не бывала, но запах узнала сразу.
Чтобы не задохнуться, Дженна повернулась и закричала вслед уходящим стражникам:
– Чтоб вас повесили на волосах Альты. Чтоб она вплела ваши кишки в свои косы, а ваши черепа…
– Никогда еще не слышал, как ты ругаешься, – сказал голос, почти неузнаваемый от усталости. – Могла бы по крайней мере выдумать что-нибудь поновее.
– Карум! – прошептала Дженна, оборачиваясь и пытаясь найти его в темноте. – Так нас посадили вместе?
– Это особое местечко, девушка, – сказал второй голос. – Хуже уже не бывает.
Здесь было не так уж темно – кое-какой свет просачивался в окошко на двери. Скоро Дженна стала различать какие-то тени, хотя не могла угадать, которая из них Карум. Скада исчезла, но Дженна и не ожидала увидеть ее при таком скудном свете. И не желала своей темной сестре той боли, которую ей самой причиняли связанные руки.
Чьи-то пальцы коснулись ее плеча, спустились ниже и принялись распутывать веревки.
– Вообще-то полагается говорить, – прошептал ей на ухо Карум, – «чтоб вас повесили на воротах Альты». А не на длинных, как у тебя, волосах. Я вычитал это в Приюте Бертрама. Но я люблю твои волосы, и ты никогда не должна стричься. Мне не терпится распустить их опять, уже при свете.
Ему было трудно развязывать веревки, и Дженна стояла смирно, чтобы облегчить ему работу, несмотря на внезапную дрожь в ногах. От него пахло совсем не так, как ей помнилось, – впрочем, вряд ли и она сама благоухала.
Наконец он развязал узлы и растер ее онемевшие запястья.
– Ну вот. Теперь моя правая рука свободна.
– Свободна? – устало отозвалась она. – Это здесь-то? Но теперь я хотя бы знаю, что ты жив. Я намеревалась ткнуть Каласа ножом в пасть и вышибить его желтые зубы.
– Ты его видела? – насторожился вдруг Карум.
– Видела ли? Эта жаба поймала меня – запросто, как ребятишки ловят головастиков.
– Он… он тебя трогал? – Карум бережно обнял ее. Она мягко высвободилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Луна скрылась снова, и Скада пропала, но Дженна, поглощенная восхождением, даже и не заметила этого.
Через минуту луна вышла, и Скада вновь прилипла к скале рядом с Дженной.
– Как тяжело ты дышишь, сестра.
– Ты говоришь это мне назло. Замолчи, ради Альты. – Однако Дженна все же занялась своим дыханием, и ей сразу стало легче.
Иссеченная тенями щербатая стена обманывала и руку, и глаз. Мнимая выбоина оказывалась гладким камнем, мнимая опора осыпалась из-под пальцев И каждая ошибка стоила им драгоценных минут. Дженна не знала, добрались ли другие до своей цели – женщины до верха стены, мужчины до ворот. Но стоило ей подумать о них, как правая рука соскользнула, Дженна отчаянно вцепилась в осыпающуюся скалу. Острый камень вонзился ей в ладонь. Дженна выругалась, и Скада откликнулась ей, словно эхо. Собрав все внимание, Дженна нащупала другую опору и вздохнула с облегчением, как и Скада.
Над ними – очень высоко – светилось окно. Дженна знала, что они должны добраться туда еще до рассвета – ей нужна была Скада, ее верный клинок и ее ободряющее слово. Дженна сказала это вслух.
– Спасибо, – шепнула в ответ Скада, – но лучше не отвлекайся.
Дженна на миг остановилась и поднесла ладонь ко рту, чтобы зализать ранку. Скада сделала то же самое, словно передразнивая ее. Но они даже не улыбнулись и снова полезли вверх.
Каждая пядь преодолевалась ценой нескольких минут. Стена не столько боролась с ними, сколько сопротивлялась им – собственное тело становилось худшим врагом. Все имело свой предел – растяжимость связок, гибкость мускулов, сила рук и ног. Но, в конце концов, рука Дженны уцепилась за верхушку стены.
– Здесь начинается башня, – шепнула она. Но луна опять скрылась, и ей никто не ответил.
– Волосы Альты! – выбранилась Дженна, что случалось с ней редко, и подтянулась, чтобы перелезть через стену. Даже кожаная одежда плохо защищала от камня – Дженна чувствовала все его неровности.
Хлопнувшись на колени, она увидела перед собой пару здоровенных сапог.
– Погляди-ка на меня, – сказал голос. – Хочу видеть твою рожу, прежде чем скину тебя вниз. Погляди на меня, покойничек.
Дженна медленно подняла голову, не переставая молиться о том, чтобы проглянула луна. И лицо часового предстало перед ней уже ярко освещенным. Дженна улыбнулась ему.
– Клянусь Кресом, да ты не мужчина, – опешил он, и губы его дрогнули в ответной улыбке.
Дженна скромно потупилась, как делала при ней одна служанка из Новой Усадьбы, и подала ему руку. Солдат непроизвольно нагнулся к ней.
– Давай! – крикнула Дженна.
Он в испуге отступил назад, но снизу ему нанесла удар другая коленопреклоненная фигура. Он рухнул и умер еще прежде, чем кинжал вышел из его сердца.
Дженна взвалила труп на плечо и перебросила через стену. Она не слышала, как он упал. Скада стояла как громом пораженная.
– Что с тобой? – спросила Дженна.
– Я… я никогда еще никого не убивала. Надо же – один укол, и он умер.
– Но мы ведь убили Гончего Пса. И Медведя. И отрубили руку Быку, отчего он тоже умер.
– Нет, Дженна, – это сделала ты.
– Ты моя темная сестра – ты чувствуешь то же, что и я, и знаешь то, что я знаю.
– Это… не… одно и то же, – ответила Скада, с трудом выговаривая каждое слово.
– Верно, – согласилась Дженна. – Ты права. С этим безымянным часовым я чувствую не то, что с другими. Моя рука не помнит, как он умер.
Руки сестер на миг соприкоснулись.
– Давай-ка подниматься на башню. Это только начало. Могут быть и другие стражники…
Скада кивнула.
– А когда рассветет, от тебя не будет никакого проку. И если я умру…
– Можешь не напоминать, – с угрюмой улыбкой сказала Скада. – Каждая темная сестра знает законы жизни и света. Я живу, пока жива ты, и умираю, когда ты умираешь. Давай лезь. Я не могу начать без тебя.
Дженна, задрав голову, взглянула на башню. Кирпич был не столь древним, как скала, на которую они только что взобрались, но буйный северный ветер уже порядком вышелушил стену. Как она будет крошиться под рукой!
Они начали новый подъем, перешептываясь – но так тихо, что никакая стража не могла услышать. Временами они ругались – это подкрепляло их, как глоток вина, и напоминало о том, что гнев всегда поддержит там, где решимость слабеет.
Дженна первой добралась до окна. Из-под сорванного ногтя сочилась кровь, пораненная ладонь горела, ноги после долгого подъема тряслись, мышцы между лопатками точно в узел завязались. Но Дженна, несмотря ни на что, вся сосредоточилась на подоконнике и на свете, льющемся из окна. Мускулы под ее камзолом вздулись в последнем усилии, и она легла на широкий подоконник животом, задев ногами голову Скады. Она не чувствовала ничего, кроме великого облегчения и досады на сестру.
– Чего ты под ноги лезешь?
– Это твои ноги виноваты, – огрызнулась Скада. – Я под них голову не совала.
Дженна скатилась с подоконника внутрь, ухватившись по дороге за светильник. Он погас, и ей показалось, что падение длится вечно.
– Я держу его, – крикнул кто-то, и Дженну схватили за руки. Ее поставили на колени и сорвали с пояса меч. Борьба ни к чему не привела: ей только еще раз сильнее заломили руки назад, чуть не сломав их, и Дженна перестала биться.
– Зажгите факелы, дурачье, – приказал кто-то голосом мягким, но властным. Над головой у Дженны вспыхнул факел, и тот же голос сказал из мрака: – Там в углу вторая, болваны. Светите туда.
Двое мужчин, один с факелом, другой с мечом наголо, ринулись в угол, но яркий свет рассеял тени, и только у дальней стены, куда не смотрел никто, кроме Дженны, мелькнуло согнутое колено и шевельнулась голова.
– Тут никого, лорд Калас.
– Игра света, – вставила Дженна. – Разве я далась бы вам так легко, будь у меня спутница? Я пришла одна. Я всегда одна… – Дженна помолчала, подбирая слова поубедительнее, – и горжусь этим.
Факел снова поднесли к лицу Дженны.
– Это Белая Дева, лорд Калас, – сказал человек, который его держал. – Если и она теперь у нас, заодно с принцем, бунту конец. Говорят, что…
– Мало ли что говорят, – перебил Калас. – Дайте-ка я на нее погляжу. Ба, да она совсем еще ребенок. Я думал, это взрослая женщина, – засмеялся он, – а тут такой длинноногий белый жеребенок.
Дженна в свою очередь разглядывала его, но ей мешал факел. Она много слышала о Каласе от Карума и Пита, и ни один не сказал о нем доброго слова. Но неужели этот потасканный хлыщ с крашеными рыжими волосами и бородой, от которой еще заметнее мешки под глазами, – тот самый зловещий лорд Калас из Северных Владений? Неужели это та самая коварная жаба, которую все так ненавидят и боятся?
– Наговорить можно с три короба, но тебе, может быть, лестно будет узнать, что говорит о тебе несчастный, еще недавно бывший принцем Карум, неизвестно почему именующий себя Длинным Луком.
Дженна удержала язык, не преминув заметить, что Калас упомянул о Каруме в настоящем времени, а вот часовой нет. Жив ли Карум? Конечно, жив. Она непременно почувствовала бы, если бы он умер. «Еще недавно бывший принцем» относится скорее всего к титулу, а не к человеку. Гаруны любят играть словами. Она заставила себя улыбнуться врагу, не показывая ему своих чувств.
– А не хочешь ли послушать, что говорил о тебе еще недавно бывший живым Медведь, ты, петух крашеный?
– Нет, – прошептал Калас, – уже не ребенок. Вся женская злость налицо. Я узнал бы тебя, даже если бы ты перекрасила волосы сама. Белая Богиня Длинного Лука. Он говорил, что на язык ты такая же скорая, как и на то, чтобы лечь с мужчиной – как все бабы из Долин.
– Карум никогда бы… – И она осеклась, досадуя, что ее и правда провели, как ребенка.
– На дыбе говорят еще и не то, моя милая.
– Только вот правду говорят редко, – отбрила Дженна. Калас положил руку ей на голову, словно хотел погладить, но вместо этого вытащил косу у нее из-за ворота и дернул за нее.
– Девочки, играющие в женщин, по-своему милы. Женщины, играющие в девочек, тоже милы на свой лад. Но женщины, играющие в воинов, мне противны. – Он улыбнулся, показав пожелтевшие от пиджи зубы. – Притом у тебя, красавица, это плохо получается. Твой принц в темнице, а не на башне – зачем же было карабкаться так высоко. – Он плашмя хлопнул ее мечом по правой коленке. – Разве чтобы поупражнять эти прелестные ножки.
– Клянусь волосами Альты… – начала Дженна, надеясь за божбой скрыть свои чувства.
– Волосы Альты седы и слишком коротко острижены, чтобы ее согреть, – невозмутимо ответил Калас. – А мы тебя поймали за твои длинные! – Он посмеялся собственной шуточке. – Но если ты взялась играть в мужские игры, мы и поступим с тобой как с мужчиной. Вместо того чтобы греть мою постель – в этом ты, конечно, не мастерица, хотя юность имеет свои преимущества, даже у жительницы Долин, – ты будешь дрогнуть вместе с другими в темнице.
Дженна прикусила губу, стараясь показаться испуганной – ведь темница была именно тем местом, куда она хотела попасть. Предпочтительнее, правда, было бы оказаться там с мечом и кинжалом.
– Ага, вижу, ты слышала о моей тюрьме. Как, бишь, она у вас зовется? – Он намотал ее косу на кулак и приблизил ее лицо к своему. На миг она испугалась, что сейчас он ее поцелует. Его дыхание было тошнотворно-сладким, и при этой мысли ее едва не стошнило.
– Преисподняя Каласа, – прошептала она.
– Ты оценишь ее по достоинству, как уже оценили другие. – Он отпустил ее, отвернулся, хлестнув себя плащом из кожи ящериц по лодыжкам, и ушел.
* * *
Стражники потащили Дженну вниз по лестнице. «Я спускаюсь куда быстрее, чем поднималась», – подумала она.
Руки ей так туго скрутили за спиной, что она перестала чувствовать пальцы уже на втором пролете. Единственным утешением было то, что человек с факелом шел впереди и тени от идущих падали назад. Если бы он шел позади, на лестнице появилась бы вторая связанная женщина, с темной косой вдоль спины, с дырой на правой коленке и с сильной болью в голове. Дженна пообещала себе, что нипочем не даст стражникам оглянуться и увидеть идущую за ними Скаду, не выдаст ее ни словом, ни движением.
Лестница сходила винтом все ниже и ниже. Когда она выпрямилась, Дженна поняла, что они спустились с башни в собственно замок. С каждым пролетом воздух становился все более холодным и затхлым. По обе стороны тянулись двери, каждая с зарешеченным окошком. В окошках мелькали какие-то пятна, и лишь на третий раз Дженна поняла, что это лица. Тогда она подняла голову, чтобы люди за решетками могли видеть ее и узнать. Она не желала, чтобы ее замуровали здесь тайно.
Но вот лестница уперлась в тяжелую дверь, и понадобились три ключа, чтобы отпереть засовы. Дженну бесцеремонно втолкнули внутрь, и дверь снова заперли. За все время, что они сходили вниз, никто не произнес ни слова.
Темница вполне оправдывала свое название – здесь было темно, сыро и пахло, точно в стойле больного поносом вола. Дженна никогда в таком стойле не бывала, но запах узнала сразу.
Чтобы не задохнуться, Дженна повернулась и закричала вслед уходящим стражникам:
– Чтоб вас повесили на волосах Альты. Чтоб она вплела ваши кишки в свои косы, а ваши черепа…
– Никогда еще не слышал, как ты ругаешься, – сказал голос, почти неузнаваемый от усталости. – Могла бы по крайней мере выдумать что-нибудь поновее.
– Карум! – прошептала Дженна, оборачиваясь и пытаясь найти его в темноте. – Так нас посадили вместе?
– Это особое местечко, девушка, – сказал второй голос. – Хуже уже не бывает.
Здесь было не так уж темно – кое-какой свет просачивался в окошко на двери. Скоро Дженна стала различать какие-то тени, хотя не могла угадать, которая из них Карум. Скада исчезла, но Дженна и не ожидала увидеть ее при таком скудном свете. И не желала своей темной сестре той боли, которую ей самой причиняли связанные руки.
Чьи-то пальцы коснулись ее плеча, спустились ниже и принялись распутывать веревки.
– Вообще-то полагается говорить, – прошептал ей на ухо Карум, – «чтоб вас повесили на воротах Альты». А не на длинных, как у тебя, волосах. Я вычитал это в Приюте Бертрама. Но я люблю твои волосы, и ты никогда не должна стричься. Мне не терпится распустить их опять, уже при свете.
Ему было трудно развязывать веревки, и Дженна стояла смирно, чтобы облегчить ему работу, несмотря на внезапную дрожь в ногах. От него пахло совсем не так, как ей помнилось, – впрочем, вряд ли и она сама благоухала.
Наконец он развязал узлы и растер ее онемевшие запястья.
– Ну вот. Теперь моя правая рука свободна.
– Свободна? – устало отозвалась она. – Это здесь-то? Но теперь я хотя бы знаю, что ты жив. Я намеревалась ткнуть Каласа ножом в пасть и вышибить его желтые зубы.
– Ты его видела? – насторожился вдруг Карум.
– Видела ли? Эта жаба поймала меня – запросто, как ребятишки ловят головастиков.
– Он… он тебя трогал? – Карум бережно обнял ее. Она мягко высвободилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57