Со второй попытки малютка распробовала и стала жадно сосать у Сельны изо рта.
– Как только смогу, достану тебе молока, – пообещала Сельна вытирая девочке ротик и щекоча ей шейку. – Я наймусь охранять один из пограничных городков или вступлю в армию короля. Они охотно принимают воительниц Альты.
Дженна улыбнулась ей в ответ, размахивая ручонками. Сельна поцеловала ее в лобик, ткнувшись носом в белые волосики, нежные, как крыло мотылька, и снова привязала девочку себе на спину.
– Ночью нам нужно будет пройти еще много миль, прежде чем я почувствую себя в безопасности. – Сельна не упомянула о том, что хочет провести ночь в лесу, потому что теперь полнолуние и ей невыносимо видеть свою бледную тень и объясняться с нею.
ЛЕГЕНДА
В темном лесу близ хейма Альты есть поляна. Там под сенью белых берез растет ирис с красными по краям лепестками. Люди, живущие в Селкирке, к западу от леса, говорят, что каждый год во время второй луны три призрака являются там. Один из них – воительница с темным ожерельем на шее. Вторая – ее теневой двойник. А третий – белая как снег птица, которая летает над ними, крича, как ребенок. Перед рассветом обе женщины пронзают друг друга мечами, и там, где пролилась их кровь, вырастает ирис – белый как птица, красный как кровь. Живущие к востоку от леса называют его «снежный ирис», живущие южнее – «холодное сердце». Но жители Селкирка называют этот цветок «сестрина кровь» и никогда его не рвут. Хотя сок из сердцевины ириса помогает женщине в ее трудное время и унимает жар приливов, жители Селкирка даже пальцем его не трогают и не ходят на ту поляну, когда наступает ночь.
ПОВЕСТЬ
На краю небольшой поляны, неподалеку от города Селкирка, Сельна остановилась отдохнуть. Прислонясь спиной к молодому дубку, заслонявшему ее от полной луны, она отдышалась и бросила наземь лук и меч. Из-за собственного дыхания, шумного поначалу, она не услышала шороха, а когда услышала, было уже поздно. Сильные мозолистые руки схватили ее сзади и приставили ей нож к подбородку.
Она сдержалась и не вскрикнула, хотя ей было больно, а нож скользнул вниз, обведя ее горло кровавым полукружием, словно ожерельем.
– Такие украшения должны носить все Альтины потаскушки, – произнес грубый голос. – Далеко же ты забрела от дома, девушка.
Сельна упала на колени, стараясь повернуться спиной, чтобы защитить дитя, и мужчина, испуганный этим движением, вогнал ей нож в горло. Она хотела крикнуть, но не смогла издать ни звука.
Мужчина с хриплым смехом разодрал на ней камзол, обнажив груди и живот.
– Сложена, как мальчишка, – брезгливо бросил он. – Ваша сестра хороша только дохлой или издыхающей. – Он взял ее за ногу и поволок на освещенную луной поляну, где трава была помягче. Там он попытался перевернуть ее на спину.
Сельна не могла кричать, но еще могла драться. И тут позади раздался другой женский крик, странный и булькающий.
Мужчина, испуганно оглянувшись через плечо, увидел двойника первой женщины, с такой же черной чертой вокруг горла. Обернувшись назад, он понял, что совершил ошибку, ибо Сельна успела достать нож. Из последних сил она метнула клинок в лицо врагу, и нож вошел прямо меж глаз. Но Сельна уже не видела этого – она повалилась ничком и умерла, кончиками пальцев коснувшись руки Марджо.
Мужчина попытался встать, но сумел приподняться только на колени и упал на Сельну так, что рукоятка ножа оказалась в ручонке Дженны. Девочка вцепилась в рукоять и залилась плачем.
Утром их нашел пастух, всегда гонявший своих овец на эту поляну, где весной трава была слаще всего. Он явился туда перед самым рассветом и увидел у опушки три мертвых тела. Когда он, растолкав своих овец, подошел к ним, то понял, что ошибся и мертвых всего двое: женщина с перерезанным горлом и мужчина с ножом между глаз. Дитя за спиной у женщины держалось за рукоять ножа, словно это оно направило смертельный удар.
Пастух опрометью бросился обратно в Селкирк, бросив овец, которые блеяли над убитыми. Когда он вернулся с шестью крепкими пахарями и шерифом, на поляне остался только мужчина. Женщина, ребенок и нож исчезли, а с ними одна из молочных маток.
БАЛЛАДА
Баллада о Селденской малютке
О девы златовласые.
Одетые в парчу.
От страшного несчастия
Вас упредить хочу:
Близ града Селдена леса –
Опасные, глухие,
Листва там глушит голоса,
А люди там лихие.
Однажды в город Селден шла
Охотница младая.
Малютку за спиной несла.
Без страха напевая.
В сукно зеленое одет
Был стан красотки тонкий.
Малютка же была – как свет.
Прекраснейшим ребенком.
Деревья шелестят листвой.
До города – далеко…
Убийца вышел из кустов
И преградил дорогу.
«Чего желаешь ты, злодей.
Лихой полночный тать?
Мой хладный труп оставить здесь,
А мой кошель забрать?
Иль хочешь с плеч моих сорвать
Зеленое сукно?
Иль хочешь девственность отнять –
Так нет ее давно!»
Злодей ни слова не сказал.
Ни имени его,
Ни прозвища ей не назвал,
Ни рода своего.
Как звали мать его с отцом,
Откуда он. Бог весть!
Злодей мечтал лишь об одном –
Отнять красотки честь.
Но лишь охотницу схватил,
Так руки и разжал –
Достало у малютки сил
В ручонку взять кинжал.
И раз, и два сверкнула сталь,
А лезвие остро…
И раз, и два скользнул кинжал
Убийце под ребро.
Где ж колыбель из серебра
Малютке, что смела?
Где злато – той, что так храбра
И мать свою спасла?
Молю, Господь, – мольбе внемли
И милостью своей
Ты каждой матери пошли
Отважных дочерей!
ПОВЕСТЬ
Жрица отменила свой приговор, ибо четыре охотницы нашли мертвую Сельну рука об руку с Марджо. Охотницы скрылись в лесу, когда явился пастух со стадом, дождались, когда он уйдет, и забрали Сельну, ребенка и овцу обратно в хейм.
– Наши сестры снова вернулись к нам, – сказала жрица, встретив охотниц с их скорбной ношей у ворот, и начертала знак Альты – круг и крест – на лбу Сельны. – Несите ее в дом, и ребенка тоже. Теперь это дитя будет дочерью нам всем, а не одной из нас.
– Вспомни пророчество, Мать, – воскликнула Амальда, и многие поддержали ее. – Не об этом ли ребенке говорится в нем?
Жрица покачала головой.
– В Книге сказано о трижды осиротевшем ребенке, а эта крошка потеряла только двух матерей – родную мать и Сельну.
– Ну а Марджо? – не уступала Амальда. – Разве она не была ей матерью тоже?
Жрица поджала губы.
– Мы не должны подгонять события под пророчества, сестра. Вспомни, что сказано: «Чудеса приходят лишь к тем, кто их не ждет». Я сказала свое слово. У малютки в нашем хейме будет не одна мать, но много. – И жрица провела пальцами по своей длинной косе.
Женщины долго переговаривались, но, наконец, согласились с ней. Тело Сельны уложили в ивовую погребальную корзину и отнесли в комнату лекарки. Там покойницу обмыли и одели, до блеска расчесали ей волосы, а после заплели корзину наглухо.
Вшестером, по одной у каждого угла и по одной в голове и в ногах, женщины поднялись со своей ношей на Священный Холм, к огромной, с извилистыми ходами Пещере Альты, где уже многие поколения при свете факелов покоились тела сестер.
Они взошли к пещере в полдень, но дождались ночи, поев лишь плодов, которые взяли с собой. Тихими голосами они поминали Сельну, ее охотничье мастерство и ее бесстрашие, ее скорый гнев и еще более скорую улыбку. А с ней поминали и Марджо, не бледную тень, но веселую и смеющуюся.
Кадрин заметила, что сама Альта помогла им найти тело Сельны.
– Нет, сестра, нам помогло искусство – моих сестер и мое. Мы выслеживали ее несколько ночей, и не лишись она разума, мы нипочем не напали бы на ее след, ведь она была лучшей из нас, – сказала Амальда.
Кадрин положила руку ей на плечо.
– Я хотела сказать, сестра, что Альта своей милостью позволила принести ее сюда, на Священный Холм – ведь столько наших лежит в безымянных могилах!
Когда взошла луна, число собравшихся на Холме увеличилось почти вдвое – только к детям не присоединились темные сестры.
Около Сельны в собственной корзине появилось тело Марджо – прутья ее гроба были заплетены столь же искусно, как и у сестры.
И жрица заговорила прерывающимся от горя голосом:
– Мир нашим сестрам, единым даже в смерти, – сказала она и шепотом добавила слова, не предусмотренные обрядом: – Теперь у вас все хорошо.
Дония испустила глубокий, стонущий вздох, и обе стряпухи залилась слезами.
Жрица пропела первое из семи восхвалений, и все прочие подхватили слова, знакомые им с детства:
Во имя пещеры горной.
Во имя могилы черной…
Kогда был пропет седьмой стих и последние мелодичные отзвуки затихли в воздухе, женщины подняли корзины и внесли Сельну с Марджо в пещеру.
Дония и ее темная сестра шли последними. Дония несла на руках белоголовую малютку, которая, вдосталь напившись овечьего молока, мирно спала у пышной груди стряпухи.
МИФ
И сказала Великая Альта: «И будет среди вас моя единственная дочь, что трижды родится и трижды осиротеет. Трижды будет она лежать у тела мертвой матери, но останется жива. Она будет владычицей всего сущего, но не будет властвовать. Она родит дитя за каждую из своих матерей, но не будет им матерью. Эти трое будут едины и положат начало новому миру. Так я сказала, и так будет».
И Великая Альта извлекла из света плачущее дитя, белое как снег, красное как кровь, черное как ночь, и кормила его грудью, пока дитя не утихло.
Книга вторая
КНИГА СВЕТА
МИФ
Когда Великая Альта говорила, ее слова были как осколки стекла. Когда же солнце осветило их, они стали как озера чистейшего света. Слова, орошенные слезами ее дочерей, отливали радугой. Но каждый раз слова Великой Альты отражали мысли того, кто внимал им: образ в образ, тень в тень, свет в свет.
ЛЕГЕНДА
Был некогда великий учитель – он пришел в Долины с востока, вместе с солнцем. Слова его были столь чудесны, что всем, кто слышал их, они казались прекраснейшими кристаллами, издающими высокий, сладостный звон.
Учитель прожил меж обитателей Долин год и один день, а после ушел на запад вместе с солнцем. Никто не мог сказать потом, был ли он мужчиной или женщиной, высоким или низким, белокожим или смуглым. Но все слова, которые изрек учитель при свете луны – ибо он был нем и мог говорить лишь в полнолуние, – его ученики собрали и составили из них книгу. Все были удивлены тем, сколь маленькой и легкой вышла она, и назвали ее Книгой Света.
ПОВЕСТЬ
Дженне исполнилось семь лет, когда она впервые коснулась Книги Света. Она стояла в ряд с тремя другими девочками своего возраста – так ровно, как только сумели их выстроить Марна, учительница, и Зо, ее темная сестра.
Селинда все время ерзала, Альна же, которой весной было трудно дышать, громко сопела. Только Марга, прозванная Пинтой за свой малый рост, и Дженна стояли смирно.
Жрица улыбнулась, глядя на них, но в ее улыбке не было тепла – она просто приподняла уголки губ. Она напомнила Дженне волчицу в лесу около Селкирка – волки тоже скалятся так, когда их вспугнешь и им приходится бросать добычу. Дженна видела их стаю однажды. Темная сестра жрицы тоже улыбалась, но ее улыбка казалась куда более приветливой.
Дженна слегка повернула голову так, чтобы видеть только ее, но следила за жрицей краем глаза – так, как в лесу. Видит Альта, она всегда старалась угодить Матери – но той, как видно, ничем не угодишь.
Полная весенняя луна освещала каменный алтарь. Рябины при дуновении ветерка шелестели новыми листочками. Облако на миг закрыло луну, и темная сестра жрицы исчезла со своего трона. Никто не шелохнулся, пока луна не вышла опять, и все темные не вернулись. И тихий, удовлетворенный вздох сорвался с восьмидесяти пар губ в амфитеатре, когда это случилось.
Жрица слегка вскинула голову, посмотрев на небо. Облаков поблизости больше не было, и она начала, раскрыв на коленях большую книгу в кожаном переплете и отчеркивая острым ногтем каждое слово.
Дженна не могла оторвать глаз от этого ногтя. Никому больше не разрешалось носить такие, да никто бы и не захотел. Такие ногти, как у жрицы, все время ломались бы на кухне или в кузнице, мешали бы натягивать тетиву или управляться с ножом. Дженна украдкой покосилась на свою руку, думая, как оно было бы, если бы отрастить такие, – и решила, что ничего хорошего в этом нет.
Голос жрицы, тихий и ясный, обволакивал девочек.
– И та, которой минет семь лет, и та, которой минет семь осеней, и та, которой минет семь зим, и та, которой минет семь весен, придет к алтарю и изберет свой путь. Избравши же его, она будет следовать им еще семь лет, не колеблясь ни сердцем, ни разумом. И тогда Избранный Путь станет Верным Путем.
Жрица подняла глаза от книги, где буквы словно светились при луне, и обернула ее раскрытой стороной к себе, так что искорки заплясали на платье.
– Избрали ли вы свой путь, дети мои? – спросила она. Ее темная сестра подняла глаза заодно с ней, ожидая их ответа.
– Да, – ответили девочки хором, как их учили, только Селинда запоздала – она, как всегда, витала в облаках, и Марне с Зо пришлось дать ей тычка сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Как только смогу, достану тебе молока, – пообещала Сельна вытирая девочке ротик и щекоча ей шейку. – Я наймусь охранять один из пограничных городков или вступлю в армию короля. Они охотно принимают воительниц Альты.
Дженна улыбнулась ей в ответ, размахивая ручонками. Сельна поцеловала ее в лобик, ткнувшись носом в белые волосики, нежные, как крыло мотылька, и снова привязала девочку себе на спину.
– Ночью нам нужно будет пройти еще много миль, прежде чем я почувствую себя в безопасности. – Сельна не упомянула о том, что хочет провести ночь в лесу, потому что теперь полнолуние и ей невыносимо видеть свою бледную тень и объясняться с нею.
ЛЕГЕНДА
В темном лесу близ хейма Альты есть поляна. Там под сенью белых берез растет ирис с красными по краям лепестками. Люди, живущие в Селкирке, к западу от леса, говорят, что каждый год во время второй луны три призрака являются там. Один из них – воительница с темным ожерельем на шее. Вторая – ее теневой двойник. А третий – белая как снег птица, которая летает над ними, крича, как ребенок. Перед рассветом обе женщины пронзают друг друга мечами, и там, где пролилась их кровь, вырастает ирис – белый как птица, красный как кровь. Живущие к востоку от леса называют его «снежный ирис», живущие южнее – «холодное сердце». Но жители Селкирка называют этот цветок «сестрина кровь» и никогда его не рвут. Хотя сок из сердцевины ириса помогает женщине в ее трудное время и унимает жар приливов, жители Селкирка даже пальцем его не трогают и не ходят на ту поляну, когда наступает ночь.
ПОВЕСТЬ
На краю небольшой поляны, неподалеку от города Селкирка, Сельна остановилась отдохнуть. Прислонясь спиной к молодому дубку, заслонявшему ее от полной луны, она отдышалась и бросила наземь лук и меч. Из-за собственного дыхания, шумного поначалу, она не услышала шороха, а когда услышала, было уже поздно. Сильные мозолистые руки схватили ее сзади и приставили ей нож к подбородку.
Она сдержалась и не вскрикнула, хотя ей было больно, а нож скользнул вниз, обведя ее горло кровавым полукружием, словно ожерельем.
– Такие украшения должны носить все Альтины потаскушки, – произнес грубый голос. – Далеко же ты забрела от дома, девушка.
Сельна упала на колени, стараясь повернуться спиной, чтобы защитить дитя, и мужчина, испуганный этим движением, вогнал ей нож в горло. Она хотела крикнуть, но не смогла издать ни звука.
Мужчина с хриплым смехом разодрал на ней камзол, обнажив груди и живот.
– Сложена, как мальчишка, – брезгливо бросил он. – Ваша сестра хороша только дохлой или издыхающей. – Он взял ее за ногу и поволок на освещенную луной поляну, где трава была помягче. Там он попытался перевернуть ее на спину.
Сельна не могла кричать, но еще могла драться. И тут позади раздался другой женский крик, странный и булькающий.
Мужчина, испуганно оглянувшись через плечо, увидел двойника первой женщины, с такой же черной чертой вокруг горла. Обернувшись назад, он понял, что совершил ошибку, ибо Сельна успела достать нож. Из последних сил она метнула клинок в лицо врагу, и нож вошел прямо меж глаз. Но Сельна уже не видела этого – она повалилась ничком и умерла, кончиками пальцев коснувшись руки Марджо.
Мужчина попытался встать, но сумел приподняться только на колени и упал на Сельну так, что рукоятка ножа оказалась в ручонке Дженны. Девочка вцепилась в рукоять и залилась плачем.
Утром их нашел пастух, всегда гонявший своих овец на эту поляну, где весной трава была слаще всего. Он явился туда перед самым рассветом и увидел у опушки три мертвых тела. Когда он, растолкав своих овец, подошел к ним, то понял, что ошибся и мертвых всего двое: женщина с перерезанным горлом и мужчина с ножом между глаз. Дитя за спиной у женщины держалось за рукоять ножа, словно это оно направило смертельный удар.
Пастух опрометью бросился обратно в Селкирк, бросив овец, которые блеяли над убитыми. Когда он вернулся с шестью крепкими пахарями и шерифом, на поляне остался только мужчина. Женщина, ребенок и нож исчезли, а с ними одна из молочных маток.
БАЛЛАДА
Баллада о Селденской малютке
О девы златовласые.
Одетые в парчу.
От страшного несчастия
Вас упредить хочу:
Близ града Селдена леса –
Опасные, глухие,
Листва там глушит голоса,
А люди там лихие.
Однажды в город Селден шла
Охотница младая.
Малютку за спиной несла.
Без страха напевая.
В сукно зеленое одет
Был стан красотки тонкий.
Малютка же была – как свет.
Прекраснейшим ребенком.
Деревья шелестят листвой.
До города – далеко…
Убийца вышел из кустов
И преградил дорогу.
«Чего желаешь ты, злодей.
Лихой полночный тать?
Мой хладный труп оставить здесь,
А мой кошель забрать?
Иль хочешь с плеч моих сорвать
Зеленое сукно?
Иль хочешь девственность отнять –
Так нет ее давно!»
Злодей ни слова не сказал.
Ни имени его,
Ни прозвища ей не назвал,
Ни рода своего.
Как звали мать его с отцом,
Откуда он. Бог весть!
Злодей мечтал лишь об одном –
Отнять красотки честь.
Но лишь охотницу схватил,
Так руки и разжал –
Достало у малютки сил
В ручонку взять кинжал.
И раз, и два сверкнула сталь,
А лезвие остро…
И раз, и два скользнул кинжал
Убийце под ребро.
Где ж колыбель из серебра
Малютке, что смела?
Где злато – той, что так храбра
И мать свою спасла?
Молю, Господь, – мольбе внемли
И милостью своей
Ты каждой матери пошли
Отважных дочерей!
ПОВЕСТЬ
Жрица отменила свой приговор, ибо четыре охотницы нашли мертвую Сельну рука об руку с Марджо. Охотницы скрылись в лесу, когда явился пастух со стадом, дождались, когда он уйдет, и забрали Сельну, ребенка и овцу обратно в хейм.
– Наши сестры снова вернулись к нам, – сказала жрица, встретив охотниц с их скорбной ношей у ворот, и начертала знак Альты – круг и крест – на лбу Сельны. – Несите ее в дом, и ребенка тоже. Теперь это дитя будет дочерью нам всем, а не одной из нас.
– Вспомни пророчество, Мать, – воскликнула Амальда, и многие поддержали ее. – Не об этом ли ребенке говорится в нем?
Жрица покачала головой.
– В Книге сказано о трижды осиротевшем ребенке, а эта крошка потеряла только двух матерей – родную мать и Сельну.
– Ну а Марджо? – не уступала Амальда. – Разве она не была ей матерью тоже?
Жрица поджала губы.
– Мы не должны подгонять события под пророчества, сестра. Вспомни, что сказано: «Чудеса приходят лишь к тем, кто их не ждет». Я сказала свое слово. У малютки в нашем хейме будет не одна мать, но много. – И жрица провела пальцами по своей длинной косе.
Женщины долго переговаривались, но, наконец, согласились с ней. Тело Сельны уложили в ивовую погребальную корзину и отнесли в комнату лекарки. Там покойницу обмыли и одели, до блеска расчесали ей волосы, а после заплели корзину наглухо.
Вшестером, по одной у каждого угла и по одной в голове и в ногах, женщины поднялись со своей ношей на Священный Холм, к огромной, с извилистыми ходами Пещере Альты, где уже многие поколения при свете факелов покоились тела сестер.
Они взошли к пещере в полдень, но дождались ночи, поев лишь плодов, которые взяли с собой. Тихими голосами они поминали Сельну, ее охотничье мастерство и ее бесстрашие, ее скорый гнев и еще более скорую улыбку. А с ней поминали и Марджо, не бледную тень, но веселую и смеющуюся.
Кадрин заметила, что сама Альта помогла им найти тело Сельны.
– Нет, сестра, нам помогло искусство – моих сестер и мое. Мы выслеживали ее несколько ночей, и не лишись она разума, мы нипочем не напали бы на ее след, ведь она была лучшей из нас, – сказала Амальда.
Кадрин положила руку ей на плечо.
– Я хотела сказать, сестра, что Альта своей милостью позволила принести ее сюда, на Священный Холм – ведь столько наших лежит в безымянных могилах!
Когда взошла луна, число собравшихся на Холме увеличилось почти вдвое – только к детям не присоединились темные сестры.
Около Сельны в собственной корзине появилось тело Марджо – прутья ее гроба были заплетены столь же искусно, как и у сестры.
И жрица заговорила прерывающимся от горя голосом:
– Мир нашим сестрам, единым даже в смерти, – сказала она и шепотом добавила слова, не предусмотренные обрядом: – Теперь у вас все хорошо.
Дония испустила глубокий, стонущий вздох, и обе стряпухи залилась слезами.
Жрица пропела первое из семи восхвалений, и все прочие подхватили слова, знакомые им с детства:
Во имя пещеры горной.
Во имя могилы черной…
Kогда был пропет седьмой стих и последние мелодичные отзвуки затихли в воздухе, женщины подняли корзины и внесли Сельну с Марджо в пещеру.
Дония и ее темная сестра шли последними. Дония несла на руках белоголовую малютку, которая, вдосталь напившись овечьего молока, мирно спала у пышной груди стряпухи.
МИФ
И сказала Великая Альта: «И будет среди вас моя единственная дочь, что трижды родится и трижды осиротеет. Трижды будет она лежать у тела мертвой матери, но останется жива. Она будет владычицей всего сущего, но не будет властвовать. Она родит дитя за каждую из своих матерей, но не будет им матерью. Эти трое будут едины и положат начало новому миру. Так я сказала, и так будет».
И Великая Альта извлекла из света плачущее дитя, белое как снег, красное как кровь, черное как ночь, и кормила его грудью, пока дитя не утихло.
Книга вторая
КНИГА СВЕТА
МИФ
Когда Великая Альта говорила, ее слова были как осколки стекла. Когда же солнце осветило их, они стали как озера чистейшего света. Слова, орошенные слезами ее дочерей, отливали радугой. Но каждый раз слова Великой Альты отражали мысли того, кто внимал им: образ в образ, тень в тень, свет в свет.
ЛЕГЕНДА
Был некогда великий учитель – он пришел в Долины с востока, вместе с солнцем. Слова его были столь чудесны, что всем, кто слышал их, они казались прекраснейшими кристаллами, издающими высокий, сладостный звон.
Учитель прожил меж обитателей Долин год и один день, а после ушел на запад вместе с солнцем. Никто не мог сказать потом, был ли он мужчиной или женщиной, высоким или низким, белокожим или смуглым. Но все слова, которые изрек учитель при свете луны – ибо он был нем и мог говорить лишь в полнолуние, – его ученики собрали и составили из них книгу. Все были удивлены тем, сколь маленькой и легкой вышла она, и назвали ее Книгой Света.
ПОВЕСТЬ
Дженне исполнилось семь лет, когда она впервые коснулась Книги Света. Она стояла в ряд с тремя другими девочками своего возраста – так ровно, как только сумели их выстроить Марна, учительница, и Зо, ее темная сестра.
Селинда все время ерзала, Альна же, которой весной было трудно дышать, громко сопела. Только Марга, прозванная Пинтой за свой малый рост, и Дженна стояли смирно.
Жрица улыбнулась, глядя на них, но в ее улыбке не было тепла – она просто приподняла уголки губ. Она напомнила Дженне волчицу в лесу около Селкирка – волки тоже скалятся так, когда их вспугнешь и им приходится бросать добычу. Дженна видела их стаю однажды. Темная сестра жрицы тоже улыбалась, но ее улыбка казалась куда более приветливой.
Дженна слегка повернула голову так, чтобы видеть только ее, но следила за жрицей краем глаза – так, как в лесу. Видит Альта, она всегда старалась угодить Матери – но той, как видно, ничем не угодишь.
Полная весенняя луна освещала каменный алтарь. Рябины при дуновении ветерка шелестели новыми листочками. Облако на миг закрыло луну, и темная сестра жрицы исчезла со своего трона. Никто не шелохнулся, пока луна не вышла опять, и все темные не вернулись. И тихий, удовлетворенный вздох сорвался с восьмидесяти пар губ в амфитеатре, когда это случилось.
Жрица слегка вскинула голову, посмотрев на небо. Облаков поблизости больше не было, и она начала, раскрыв на коленях большую книгу в кожаном переплете и отчеркивая острым ногтем каждое слово.
Дженна не могла оторвать глаз от этого ногтя. Никому больше не разрешалось носить такие, да никто бы и не захотел. Такие ногти, как у жрицы, все время ломались бы на кухне или в кузнице, мешали бы натягивать тетиву или управляться с ножом. Дженна украдкой покосилась на свою руку, думая, как оно было бы, если бы отрастить такие, – и решила, что ничего хорошего в этом нет.
Голос жрицы, тихий и ясный, обволакивал девочек.
– И та, которой минет семь лет, и та, которой минет семь осеней, и та, которой минет семь зим, и та, которой минет семь весен, придет к алтарю и изберет свой путь. Избравши же его, она будет следовать им еще семь лет, не колеблясь ни сердцем, ни разумом. И тогда Избранный Путь станет Верным Путем.
Жрица подняла глаза от книги, где буквы словно светились при луне, и обернула ее раскрытой стороной к себе, так что искорки заплясали на платье.
– Избрали ли вы свой путь, дети мои? – спросила она. Ее темная сестра подняла глаза заодно с ней, ожидая их ответа.
– Да, – ответили девочки хором, как их учили, только Селинда запоздала – она, как всегда, витала в облаках, и Марне с Зо пришлось дать ей тычка сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57