Приводили примеры медицинских ошибок: кто-то умер от пустякового аппендицита, у кого-то отрезали не ту ногу. Рассказывали пошлые анекдоты, высмеивающие недостатки медицины. Упоминали, конечно, о злоупотреблениях психиатрией против диссидентов и т.п. Потом показали частную больницу, оборудованную якобы по последнему слову медицинской техники и укомплектованную самым первоклассным персоналом. Сказали, что она вполне на уровне больниц такого рода западных стран. Выступили пациенты больницы, расхваливавшие её достоинства и как бы между прочим лягавшие «примитивную» советскую бесплатную медицину.
Я не стал бы смотреть эту передачу и тем более говорить о ней, если бы это не коснулось нас лично: заболела Жена. Потребовалась операция. В городской больнице (остаток советской медицины) нужно ждать в очереди. Кроме того, в ней нет нужных инструментов, лекарств и специалистов — все это какими-то путями перекочевало в частные больницы. А в них надо платить большие деньги. Где их взять? Того, что я имею за частные уроки, слишком мало. Да и этот источник скоро кончится. Сын и дочь сами еле сводят концы с концами. Продать квартиру и купить похуже? На это нужно время. К тому же Сын хочет продать свою квартиру, чтобы начать бизнес, а с семьёй поселиться у нас.
Решили продать библиотеку. Сын нашёл покупателя. Это крупный книжный спекулянт из «новых русских». Продали за полцены. Мне расставаться с книгами было очень больно. Собирали несколько десятков лет. Эта потеря приобрела для меня символический смысл расставания с советским прошлым. Остались только мои научные книги, теперь ненужные никому, и немногие любимые книги, которые я постоянно перечитываю. Они все разместились на книжных полках в моей комнате.
Без книг квартира стала какой-то чужой. С переездом Сына домашние семинары придётся отменить. Критик предложил проводить их у него. Это — выход. Но надолго ли?
В связи с болезнью Жены я особенно остро почувствовал потерю коллектива. Что было бы, если бы это случилось в советское время! В лаборатории добились бы лучшей больницы и лучших врачей. Бесплатно, конечно. Добились бы путёвки в санаторий на месяц. Тоже бесплатно. И все это время было бы оплачено на работе. Сотрудники лаборатории навещали бы Жену в больнице и дома. Приносили бы вкусные вещи. И это — искренне. Это — в натуре русского коллективизма. Теперь ничего этого нет. Никто её не навещает в больнице. Теперь ты брошен на произвол судьбы. Выкарабкивайся сам как можешь. А не можешь — погибай. Всем на это наплевать. Таких , как ты, полно. Без вас, как говорится, воздух чище будет.
Операция была вроде бы успешной. Но нужны дорогие лекарства и не менее дорогое особое питание. Наших пенсий, моей зарплаты и платы за уроки для этого мало. Пришлось продать все драгоценности, которые я дарил Жене и которые мы для неё покупали по особо торжественным случаям. Их было не так уж много: обручальные кольца, пара колечек с камушками, цепочка на шею с медальончиком, браслет, брошка и часы. Расставаться с этим было мучительно, поскольку эти вещи имели для нас не столько материальную ценность, сколько символическую. С ними из нашей жизни уходила живая память о прожитой совместно жизни. У нас отнимали не только будущее, но и прошлое. Один жулик предложил продать ему наши докторские дипломы и мой профессорский диплом (зачем они ему?!), но он предложил такую мизерную цену, что продажа теряла смысл.
Во время пребывания в больнице Жена полностью потеряла интерес к православию и сектантству. Сказала, что ей стыдно за то время, когда она «путалась» (это её слово) с ними. Сказала также, что как только встанет на ноги, непременно найдёт работу по профессии или близко к ней. Не может же быть, чтобы такой специалист нигде не требовался! Я кивал в знак согласия, хотя знал, что теперь в России, как и на Западе, найти работу женщине старше тридцати пяти лет по профессии, требующей высокого уровня образования и практического опыта, почти невозможно. Никто из теоретиков не хочет объяснить этот парадокс научно-технического прогресса. А объяснение банально: высокий уровень образования и опыт фактически не требуются, для них находится компенсация, а молодым и неопытным платят в несколько раз меньше. К тому же их используют как бесплатных любовниц.
Жена тоже страдает бессонницей. По ночам я иногда сижу около неё. Вспоминаю прошлое. Рассказываю о знакомых, о прочитанном, об увиденном. Она слушает — говорить ей пока трудно. Потом засыпает, как ребёнок, оставив свою руку в моей. Иногда я так просиживаю до утра, боясь пошевельнуться и разбудить её.
Хозяин
Когда я занимался с Учеником, зашёл сам Хозяин. Послушал. После урока пригласил меня на обед. Мы немного выпили (я не пьяница, но и не абсолютный трезвенник, изредка выпиваю чуть-чуть). Разговорились. Хотя я его ни в чём не обвинял, он говорил так, как будто хотел оправдаться.
— Вы думаете, что если бы не произошёл антикоммунистический переворот, то такой разрухи, как сейчас, не было бы?
— Я так не думаю. Я — человек науки, а наука не признает «если бы». Утверждения с «бы» нельзя доказать и нельзя опровергнуть.
— Пусть так. Но поговорить-то об этом мы можем!
— Поговорить, конечно, можем.
— Так вот, я утверждаю, что крах всё равно был неизбежен. Я ведь не один год работал в советской системе. И на довольно высоком посту. Состояние советской экономики мне было известно хорошо, причём без всяких приукрашиваний. Все трещало по швам и разваливалось. Наша планово-командная система фактически утратила контроль за экономикой. Хаос нарастал неумолимо. Коррупция. Очковтирательство. Халтура. И как только мы выкручивались! В основном за счёт того, что уже тогда стали превращаться в сырьевую базу Запада — за счёт продажи оружия. А оно устаревало. Весь военно-промышленный комплекс нуждался в модернизации. А на какие средства?! А главное — произошла научно-техническая революция на Западе. Мы не могли тягаться с Западом, силёнок не хватало. А тягаться надо было, иначе нас разгромили бы на десять лет раньше. Вся индустрия менялась радикальным образом. Устаревали одни отрасли, появлялись другие. Нам нужно было почти 80 процентов предприятий либо модернизировать, либо закрывать иа-за нерентабельности и вообще из-за ненужности. И надо было строить новые. А для этого нужна была новая технология, качественно новые кадры. Да что я буду вам перечислять проблемы, о которых вы как образованный человек должны были знать сами.
— Я кое-что, конечно, знал. Не так, как вы, но достаточно для среднего советского человека. Все, что вы говорите, верно. Но дело-то не в этом. Дело не в том, что могло бы быть или не быть, а в том, что и как случилось фактически. Ведь и о перевороте можно сказать, что если бы его не было, если бы советская система не была насильственно разрушена, то Советский Союз преодолел бы кризис. И той разрухи, какую мы имеем сейчас, можно было бы избежать.
— Верно. Я с вами согласен. Мы поступили далеко не наилучшим образом. Что вы думаете, я в восторге от нынешнего режима? Должен вам сказать, что русским капиталистам тоже приходится не сладко. Национальный русский капитализм, который мог бы выправить экономику, не получается. То, что получается, с нормальным капитализмом имеет мало общего.
— А что же делать?
— В том-то и дело, как выкарабкиваться из той пропасти, в которую мы свалились.
— У вас есть какие-то идеи на этот счёт?
— Чего-чего, а идей у нас хватает. Мы, русские, мастера насчёт идей. Поговорить о делах — это мы умеем. А вот дело делать как следует — это мы предоставляем другим.
— А всё-таки?
— Всю Россию одновременно и равномерно из пропасти не вытянешь. Это можно сделать только постепенно и по частям. Россия поднимется рано или поздно. Но сначала должны подняться «точки роста», отдельные города, районы, области. И они потянут за собой остальную Россию. Прежде всего должна вырваться вверх Москва, даже, скажем, Московия. И она уже начинает возвышаться. Я думаю, лет через десять-двадцать Московия станет одним из крупнейших мировых центров.
— Я могу поверить вам. Но в каком качестве она возвысится — как национально русское явление или как международное, в котором нам, русским, будет отведено совсем не первое место.
— Вот в этом отношении я и вы — союзники. От нас самих зависит, упустим мы и эту возможность для других или воспользуемся ею сами. Вот в чём проблема! Не все «новые русские» одинаковы.
— Как и «старые русские».
Московия
Москва и Россия — это далеко не одно и то же с социологической точки зрения. Их взаимоотношение представляет собою чрезвычайно важный и интересный социальный феномен постсоветского периода русской истории и, пожалуй, современной социальной эволюции человечества вообще. Я хочу сказать здесь лишь об одном аспекте этого феномена.
Москва и в советский период русской истории занимала особое положение в стране, включая её социальную организацию. Это явление совсем выпало из поля внимания правителей, идеологов и социологов. Фактически исследовать его научно и публично говорить о нем было запрещено, ибо Москва в этом отношении вела себя совсем не по марксистской теории. В марксизме вообще для такого феномена не было никакого понятия. Но и в постсоветский период положение существенно не изменилось. Когда Критик в отношении современного статуса Москвы употребил выражение «русский Гонконг», никакой реакции на это не последовало.
В советский период в Москве размещались высшая власть страны («Кремль») и все важнейшие учреждения системы власти и управления. А это огромное число людей, занимавших высокое положение в социальной иерархии общества. В Москве сосредоточивались лучшие учреждения культуры, науки, образования. Сюда со всей страны стекалась интеллектуальная и творческая элита. Предприятия наиболее развитой в технологическом отношении индустрии концентрировались в Москве или в регионе Москвы (скажем, в Московии). Жизненный уровень жителей Московии в среднем был выше, чем по стране в целом. Тут было самое интенсивное жилищное строительство, самый высокий уровень обеспеченности детскими садами, школами, медицинскими учреждениями, учреждениями культуры и т.д. В Москве постоянно жило и бывало больше иностранцев, чем в остальной стране. Из выезжавших на Запад советских людей большинство были москвичи. В Москве строгости режима были слабее, чем в других местах. Здесь влияние Запада было самое сильное, сравнительно с остальной страной. Одним словом, Москва была ближе к Западу, была своего рода окном и дверью Советского Союза на Запад. Многие москвичи, особенно из правящей, хозяйственной, идеологической, интеллектуальной, культурной и прочих элит, жили почти как на Западе в смысле культуры, быта, свободы передвижений, свободы мысли и творчества. И при этом они имели гарантированное положение лично для себя и своих детей. Москва образовала своего рода особое элитарное сверхобщество в советском обществе. В него входила и центральная власть, которой подчинялась и локальная власть Москвы. Москва была столицей всего советского блока и претендовала на роль столицы мирового коммунизма. Именно в этом сверхобществе (в Московии) созрели предпосылки для переворота, который произошёл после 1985 года. Он произошёл именно в Московии, в которой западный образец казался шагом вперёд и абсолютным благом. А из Московии переворот распространился на прочую страну — на общество низшего уровня. Распространился как пример и как приказ высших властей. В постсоветский период положение Москвы изменилось. Нет советского блока. Нет Советского Союза. Нет коммунистического социального строя. Москва осталась административной столицей Российской Федерации. В ней размещается высшая общероссийская власть. Но вследствие характера этой власти, её абсолютного ослабления и ослабления её роли в социальной организации страны произошла региональная атомизация страны. Регионы приобрели сравнительно большую автономию, стали меньше зависеть от центра и меньше от него иметь, вступили в связи друг с другом и даже с другими странами, минуя центр. Москва стала одним из регионов. Самым мощным во всех отношениях, но всё-таки регионом.
В Москве сложилась социально сложная ситуация. Тут размещается общероссийская власть и одновременно сложилась региональная власть, которая фактически в значительной мере не зависит от центральной. В Москве фактически правит не президент, а Лужков. Последний даже формально не подчиняется президенту. Трудно сказать, каково сейчас отношение между экономической мощью Москвы как региона и теми ресурсами, какими распоряжается центральная власть. Думаю, что они вполне сопоставимы как силы различных суверенных государств.
Располагающаяся в Москве центральная власть разделена на президентскую и парламентскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Я не стал бы смотреть эту передачу и тем более говорить о ней, если бы это не коснулось нас лично: заболела Жена. Потребовалась операция. В городской больнице (остаток советской медицины) нужно ждать в очереди. Кроме того, в ней нет нужных инструментов, лекарств и специалистов — все это какими-то путями перекочевало в частные больницы. А в них надо платить большие деньги. Где их взять? Того, что я имею за частные уроки, слишком мало. Да и этот источник скоро кончится. Сын и дочь сами еле сводят концы с концами. Продать квартиру и купить похуже? На это нужно время. К тому же Сын хочет продать свою квартиру, чтобы начать бизнес, а с семьёй поселиться у нас.
Решили продать библиотеку. Сын нашёл покупателя. Это крупный книжный спекулянт из «новых русских». Продали за полцены. Мне расставаться с книгами было очень больно. Собирали несколько десятков лет. Эта потеря приобрела для меня символический смысл расставания с советским прошлым. Остались только мои научные книги, теперь ненужные никому, и немногие любимые книги, которые я постоянно перечитываю. Они все разместились на книжных полках в моей комнате.
Без книг квартира стала какой-то чужой. С переездом Сына домашние семинары придётся отменить. Критик предложил проводить их у него. Это — выход. Но надолго ли?
В связи с болезнью Жены я особенно остро почувствовал потерю коллектива. Что было бы, если бы это случилось в советское время! В лаборатории добились бы лучшей больницы и лучших врачей. Бесплатно, конечно. Добились бы путёвки в санаторий на месяц. Тоже бесплатно. И все это время было бы оплачено на работе. Сотрудники лаборатории навещали бы Жену в больнице и дома. Приносили бы вкусные вещи. И это — искренне. Это — в натуре русского коллективизма. Теперь ничего этого нет. Никто её не навещает в больнице. Теперь ты брошен на произвол судьбы. Выкарабкивайся сам как можешь. А не можешь — погибай. Всем на это наплевать. Таких , как ты, полно. Без вас, как говорится, воздух чище будет.
Операция была вроде бы успешной. Но нужны дорогие лекарства и не менее дорогое особое питание. Наших пенсий, моей зарплаты и платы за уроки для этого мало. Пришлось продать все драгоценности, которые я дарил Жене и которые мы для неё покупали по особо торжественным случаям. Их было не так уж много: обручальные кольца, пара колечек с камушками, цепочка на шею с медальончиком, браслет, брошка и часы. Расставаться с этим было мучительно, поскольку эти вещи имели для нас не столько материальную ценность, сколько символическую. С ними из нашей жизни уходила живая память о прожитой совместно жизни. У нас отнимали не только будущее, но и прошлое. Один жулик предложил продать ему наши докторские дипломы и мой профессорский диплом (зачем они ему?!), но он предложил такую мизерную цену, что продажа теряла смысл.
Во время пребывания в больнице Жена полностью потеряла интерес к православию и сектантству. Сказала, что ей стыдно за то время, когда она «путалась» (это её слово) с ними. Сказала также, что как только встанет на ноги, непременно найдёт работу по профессии или близко к ней. Не может же быть, чтобы такой специалист нигде не требовался! Я кивал в знак согласия, хотя знал, что теперь в России, как и на Западе, найти работу женщине старше тридцати пяти лет по профессии, требующей высокого уровня образования и практического опыта, почти невозможно. Никто из теоретиков не хочет объяснить этот парадокс научно-технического прогресса. А объяснение банально: высокий уровень образования и опыт фактически не требуются, для них находится компенсация, а молодым и неопытным платят в несколько раз меньше. К тому же их используют как бесплатных любовниц.
Жена тоже страдает бессонницей. По ночам я иногда сижу около неё. Вспоминаю прошлое. Рассказываю о знакомых, о прочитанном, об увиденном. Она слушает — говорить ей пока трудно. Потом засыпает, как ребёнок, оставив свою руку в моей. Иногда я так просиживаю до утра, боясь пошевельнуться и разбудить её.
Хозяин
Когда я занимался с Учеником, зашёл сам Хозяин. Послушал. После урока пригласил меня на обед. Мы немного выпили (я не пьяница, но и не абсолютный трезвенник, изредка выпиваю чуть-чуть). Разговорились. Хотя я его ни в чём не обвинял, он говорил так, как будто хотел оправдаться.
— Вы думаете, что если бы не произошёл антикоммунистический переворот, то такой разрухи, как сейчас, не было бы?
— Я так не думаю. Я — человек науки, а наука не признает «если бы». Утверждения с «бы» нельзя доказать и нельзя опровергнуть.
— Пусть так. Но поговорить-то об этом мы можем!
— Поговорить, конечно, можем.
— Так вот, я утверждаю, что крах всё равно был неизбежен. Я ведь не один год работал в советской системе. И на довольно высоком посту. Состояние советской экономики мне было известно хорошо, причём без всяких приукрашиваний. Все трещало по швам и разваливалось. Наша планово-командная система фактически утратила контроль за экономикой. Хаос нарастал неумолимо. Коррупция. Очковтирательство. Халтура. И как только мы выкручивались! В основном за счёт того, что уже тогда стали превращаться в сырьевую базу Запада — за счёт продажи оружия. А оно устаревало. Весь военно-промышленный комплекс нуждался в модернизации. А на какие средства?! А главное — произошла научно-техническая революция на Западе. Мы не могли тягаться с Западом, силёнок не хватало. А тягаться надо было, иначе нас разгромили бы на десять лет раньше. Вся индустрия менялась радикальным образом. Устаревали одни отрасли, появлялись другие. Нам нужно было почти 80 процентов предприятий либо модернизировать, либо закрывать иа-за нерентабельности и вообще из-за ненужности. И надо было строить новые. А для этого нужна была новая технология, качественно новые кадры. Да что я буду вам перечислять проблемы, о которых вы как образованный человек должны были знать сами.
— Я кое-что, конечно, знал. Не так, как вы, но достаточно для среднего советского человека. Все, что вы говорите, верно. Но дело-то не в этом. Дело не в том, что могло бы быть или не быть, а в том, что и как случилось фактически. Ведь и о перевороте можно сказать, что если бы его не было, если бы советская система не была насильственно разрушена, то Советский Союз преодолел бы кризис. И той разрухи, какую мы имеем сейчас, можно было бы избежать.
— Верно. Я с вами согласен. Мы поступили далеко не наилучшим образом. Что вы думаете, я в восторге от нынешнего режима? Должен вам сказать, что русским капиталистам тоже приходится не сладко. Национальный русский капитализм, который мог бы выправить экономику, не получается. То, что получается, с нормальным капитализмом имеет мало общего.
— А что же делать?
— В том-то и дело, как выкарабкиваться из той пропасти, в которую мы свалились.
— У вас есть какие-то идеи на этот счёт?
— Чего-чего, а идей у нас хватает. Мы, русские, мастера насчёт идей. Поговорить о делах — это мы умеем. А вот дело делать как следует — это мы предоставляем другим.
— А всё-таки?
— Всю Россию одновременно и равномерно из пропасти не вытянешь. Это можно сделать только постепенно и по частям. Россия поднимется рано или поздно. Но сначала должны подняться «точки роста», отдельные города, районы, области. И они потянут за собой остальную Россию. Прежде всего должна вырваться вверх Москва, даже, скажем, Московия. И она уже начинает возвышаться. Я думаю, лет через десять-двадцать Московия станет одним из крупнейших мировых центров.
— Я могу поверить вам. Но в каком качестве она возвысится — как национально русское явление или как международное, в котором нам, русским, будет отведено совсем не первое место.
— Вот в этом отношении я и вы — союзники. От нас самих зависит, упустим мы и эту возможность для других или воспользуемся ею сами. Вот в чём проблема! Не все «новые русские» одинаковы.
— Как и «старые русские».
Московия
Москва и Россия — это далеко не одно и то же с социологической точки зрения. Их взаимоотношение представляет собою чрезвычайно важный и интересный социальный феномен постсоветского периода русской истории и, пожалуй, современной социальной эволюции человечества вообще. Я хочу сказать здесь лишь об одном аспекте этого феномена.
Москва и в советский период русской истории занимала особое положение в стране, включая её социальную организацию. Это явление совсем выпало из поля внимания правителей, идеологов и социологов. Фактически исследовать его научно и публично говорить о нем было запрещено, ибо Москва в этом отношении вела себя совсем не по марксистской теории. В марксизме вообще для такого феномена не было никакого понятия. Но и в постсоветский период положение существенно не изменилось. Когда Критик в отношении современного статуса Москвы употребил выражение «русский Гонконг», никакой реакции на это не последовало.
В советский период в Москве размещались высшая власть страны («Кремль») и все важнейшие учреждения системы власти и управления. А это огромное число людей, занимавших высокое положение в социальной иерархии общества. В Москве сосредоточивались лучшие учреждения культуры, науки, образования. Сюда со всей страны стекалась интеллектуальная и творческая элита. Предприятия наиболее развитой в технологическом отношении индустрии концентрировались в Москве или в регионе Москвы (скажем, в Московии). Жизненный уровень жителей Московии в среднем был выше, чем по стране в целом. Тут было самое интенсивное жилищное строительство, самый высокий уровень обеспеченности детскими садами, школами, медицинскими учреждениями, учреждениями культуры и т.д. В Москве постоянно жило и бывало больше иностранцев, чем в остальной стране. Из выезжавших на Запад советских людей большинство были москвичи. В Москве строгости режима были слабее, чем в других местах. Здесь влияние Запада было самое сильное, сравнительно с остальной страной. Одним словом, Москва была ближе к Западу, была своего рода окном и дверью Советского Союза на Запад. Многие москвичи, особенно из правящей, хозяйственной, идеологической, интеллектуальной, культурной и прочих элит, жили почти как на Западе в смысле культуры, быта, свободы передвижений, свободы мысли и творчества. И при этом они имели гарантированное положение лично для себя и своих детей. Москва образовала своего рода особое элитарное сверхобщество в советском обществе. В него входила и центральная власть, которой подчинялась и локальная власть Москвы. Москва была столицей всего советского блока и претендовала на роль столицы мирового коммунизма. Именно в этом сверхобществе (в Московии) созрели предпосылки для переворота, который произошёл после 1985 года. Он произошёл именно в Московии, в которой западный образец казался шагом вперёд и абсолютным благом. А из Московии переворот распространился на прочую страну — на общество низшего уровня. Распространился как пример и как приказ высших властей. В постсоветский период положение Москвы изменилось. Нет советского блока. Нет Советского Союза. Нет коммунистического социального строя. Москва осталась административной столицей Российской Федерации. В ней размещается высшая общероссийская власть. Но вследствие характера этой власти, её абсолютного ослабления и ослабления её роли в социальной организации страны произошла региональная атомизация страны. Регионы приобрели сравнительно большую автономию, стали меньше зависеть от центра и меньше от него иметь, вступили в связи друг с другом и даже с другими странами, минуя центр. Москва стала одним из регионов. Самым мощным во всех отношениях, но всё-таки регионом.
В Москве сложилась социально сложная ситуация. Тут размещается общероссийская власть и одновременно сложилась региональная власть, которая фактически в значительной мере не зависит от центральной. В Москве фактически правит не президент, а Лужков. Последний даже формально не подчиняется президенту. Трудно сказать, каково сейчас отношение между экономической мощью Москвы как региона и теми ресурсами, какими распоряжается центральная власть. Думаю, что они вполне сопоставимы как силы различных суверенных государств.
Располагающаяся в Москве центральная власть разделена на президентскую и парламентскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86