Если волшебник и обратил на это внимание, то виду не подал.
— Посмотрю, — ответил он, — как можно помешать альгарвейцам засечь, где именно находятся наши передовые позиции. Что много с этого толку будет, не обещаю — у рыжиков свои волшебники есть, а что один закляст, другой завсегда расклясть может… но попробовать стоит. Во всяком разе, генералы наши, за горами сидючи, так думают.
— Много ли Валмиере было с этой волшбы толку, — пробормотал Смилшу, но обычное солдатское нытье прозвучало в его устах как-то неубедительно: более внятного и дружеского ответа солдаты от своих командиров еще не получали.
— В том и дело, — заметил Талсу. — Его величество, должно быть, до иззелени боится, что мы за Валмиерой вслед отправимся. Так что теперь он на что угодно пойдет, лишь бы не позволить альгарвейцам нас стоптать.
— Было бы лучше с самого начала врезать рыжикам со всей силы, но ты на это с начала войны жалуешься, — отозвался Смилшу и ткнул в сторону чародея черенком саперной лопатки. — Чем это он там занимается?
— Колдует, наверное! — ответил Талсу. — Ему за это платят вроде бы.
Смилшу, фыркнув, швырнул полную лопату песка приятелю под ноги.
Чародей расхаживал взад-вперед перед траншеей. Если бы альгарвейцы решили в это время начать атаку, их передовые окопы лежали бы прямо перед елгаванскими, и светловолосый волшебник рисковал бы поймать шальной луч. Но пока бойцы короля Мезенцио были заняты в иных краях и нимало не препятствовали елгаванцам обустраивать укрепленные позиции в пограничных предгорьях.
Выхаживая, точно петух, вдоль передовой, елгаванский волшебник поводил перед собой крупным и очень красивым опалом — под лучами солнца камень переливался синим, зеленым, алым. Заклятье, которое читал чародей, было составлено на диалекте каунианского настолько архаичном, что Талсу, хотя и учился в школе старинному наречию, мог разобрать лишь отдельные слова и был весьма впечатлен: столь древние чары непременно должны быть наделены великой силой!
Но никакого эффекта солдат не заметил. Вот чародей замолчал, спрятал камень в карман штанов, а ничего не изменилось. Талсу по-прежнему видел перед собою пологие холмы, а за ними — просторы северной Альгарве, ту равнину, которой армия Елгавы так и не достигла.
И не он один взирал на бесплодные действия мага с недоумением.
— Прошу прощения, вашбродь! — крикнул кто-то в дальнем конце траншеи. — А что вы только что сделали?
— А? — устало отозвался чародей — после могущественных заклятий его собратья по ремеслу испытывали нестерпимое утомление — и тут же просветлел лицом. — Ну да, вам же с той стороны не видно! Подойдите сюда кому интересно, гляньте!
Разглядывать траншеи было куда интересней и легче, чем копать. Талсу выбрался из ямы, и многие товарищи последовали его примеру. Не сводя взгляда с окопа, солдат задом приблизился к чародею. С окопом ничего не происходило, и Талсу начал подумывать, а не подвинулся ли волшебник рассудком.
Потом Талсу отступил от траншеи дальше, чем стоял маг, и вместе с несколькими солдатами изумленно вскрикнул. Окоп вроде бы никуда не делся, но сквозь него просвечивала нетронутая трава. Еще несколько шагов в сторону — и ямы начали расплываться, таять, еще два шага — и пропали вовсе.
— Есть такое хитроумное приспособление — куусаманского, вообще говоря, производства — называется «полупроницаемое зеркало», — пояснил волшебник. — Если свет зажжен перед ним, а позади темно, оно отражает все в точности, как обычное зеркало. Но если свет зажжен позади, а перед ним темнота, оно становится прозрачным, словно простое стекло. Эти чары действуют сходным образом.
— Жаль, мы не могли прикрыться таким, когда наступали на альгарвейцев, — заметил Талсу.
— Еще никому не удалось сделать эти чары кинетическими, — ответил волшебник и, заметив недоумение солдата, пояснил: — Заставить их двигаться вместе с отрядом солдат. Для обороны они подходят лучше, но даже в этом отношении далеко не идеальны. Если подойти к заклятым позициям вплотную или воздействовать на них сильными поисковыми чарами, волшебство спадает. Но это лучше, чем ничего.
— М-да… — пробормотал Талсу и двинулся обратно к траншее — та появилась, едва солдат пересек границу действия заклятья.
Действительно, такая защита лучше, чем никакой. Во всяком случае, лучше всего, чем могли защитить себя он и его товарищи до этого момента. Более чем что бы то ни было это подсказывало ему, насколько испуганы король Доналиту и его советники.
На Дерлавайском континенте весна уступала место лету. В краю обитателей льдов зима без всякой охоты признавала, что весна когда-нибудь все же настанет. Погода стояла скверная, холодная и прекрасно гармонировала с умонастроением чародея Фернао.
Ему удалось тайком вывезти фортвежского короля Пенду из Янины, но единственный корабль, с капитаном которого волшебник смог договориться, плыл на юг, через Узкое море в Хешбон, главный и, собственно говоря, единственный город на той прибрежной полоске южного континента, которой владела Янина.
Здесь Фернао даже не мог остаться Фернао. Ему приходилось именовать себя Фернастро и говорить по-альгарвейски, а не на родном лагоанском. Пенда сбрил бороду и согласился выступить под ункерлантским именем Оло. Фортвежский язык походил на северовосточные говоры Ункерланта, поэтому его маскарад увенчался успехом. Кроме того, Фернао наложил на себя и своего спутника несколько простеньких заклятий, так что оба теперь не вполне походили на себя прежних.
А спутник из Пенды вышел прескверный. Привычный к дворцам, бывший король находил отменно непривлекательным грязный постоялый двор в Хешбоне, где они с Фернао остановились.
— В темницах Свеммеля и то было бы уютнее, — ворчал он.
— Уверен, — отозвался Фернао на фортвежском, — это можно устроить.
Беглого монарха передернуло.
— Возможно, — признал он, — я ошибся. — В животе у него заурчало так громко, что Пенда не мог сделать вид, будто ничего не слышал. — Можем тогда уж спуститься и перекусить, — предложил он со вздохом, — если здешняя кухня предложит нам что-нибудь съедобное.
— И даже если не сможет, — добавил Фернао.
Шансы на то и другое, по его мнению, соотносились как один к одному. Постоялый двор держали янинцы и пытались, как могли, потчевать гостей сытной кухней своей родины, но готовить им приходилось из того, чем питались обитатели льдов: верблюжатины, верблюжьего молока, верблюжьей крови и каких-то кореньев, напоминавших на вкус гипс. В результате получались блюда разнообразные, но душа к ним у Фернао как-то не лежала.
Тем не менее чародей опустошил тарелку мяса с вареными кореньями, запивая самогоном, который в Хешбоне гнали из тех же кореньев. Самогон тоже отдавал гипсом, зато мог свалить единорога. Фернао обнаружил, что анестезия языка помогает ему получать больше удовольствия от еды.
Потом со всей возможной поспешностью Фернао и Пенда покинули постоялый двор и направились на базарную площадь.
— Может быть, сегодня нам подвернется караван на восток, — промолвил Пенда, как это случалось каждый день.
— Может быть, — отозвался чародей рассеянно — отчасти потому, что ему надоело изо дня в день слышать одно и то же, а отчасти потому, что в этот миг он смотрел на юг, где лежал Барьерный хребет. Всякий раз, выходя на улицы Хешбона, Фернао не мог отвести взгляда от далеких гор — высокие, острозубые, они тянулись вдоль горизонта, покрытые снегами и льдами до половины сбегающих в море отрогов. Не один исследователь сложил голову, пытаясь подняться на их вершины. Другие искатели приключений стремились преодолеть Барьерный хребет и достичь промороженных внутренних областей полярного континента. Те, кому удавалось избежать встречи с дикими обитателями льдов, горными обезьянами и опасностями менее существенными, писали потом книги о своих приключениях.
Примерно половину прохожих составляли невысокие смуглые янинцы, укутанные поверх тугих панталон и камзолов с широкими рукавами в теплые суконные плащи. Остальные, за вычетом немногих иноземцев вроде Фернао и Пенды, были обитателями льдов. Накидки с капюшонами из того же сукна или вязанные из верблюжьей шерсти, скрывали их фигуры от макушки до пяток. Нечесаные бороды начинались от самых глаз, волосы опускались до бровей. Женщины этого племени, в отличие от всех прочих народов, могли похвалиться столь же густой растительностью на лице.
Они никогда не мылись. Холодный климат отчасти извинял их в этом, но, на взгляд Фернао, лишь отчасти. Хрусткий стылый воздух прогибался от вони, испускаемой равно верблюдами и их хозяевами. Да и верблюды здешние мало напоминали зувейзинских — у них были два горба вместо одного и густая, вся в колтунах бурая шуба. Только скверный характер сразу приводил на память их пустынных собратьев.
У обитателей льдов характер тоже был не сахар. Какая-то женщина осыпала верблюда проклятиями на гортанном родном наречии — Фернао не понимал ни слова, но, судя по ее тону, от брани могли расплавиться ледники в Барьерных горах. Пенда взирал на нее, как завороженный.
— Как думаешь, у них шерсть по всему телу растет? — Прежде чем Фернао успел ответить, король добавил: — И какой несчастный настолько изголодается по женщинам, чтобы проверить?
— Думаю, что по всему, — отозвался чародей. — И поэтому иные клиенты готовы платить любые деньги за общение с ними в самых роскошных борделях Приекуле, Трапани… да и, должен признаться, Сетубала.
Ему показалось, что Пенду сейчас стошнит.
— Зря вы мне это сказали, почтенный чародей!
Фернао подавил улыбку. По его меркам, Фортвег был державой насквозь провинциальной. Но по сравнению с жалкой полоской вечной мерзлоты между горами и морем владения Пенды сразу казались более привлекательными.
Фернао вздохнул.
— Если бы не здешняя киноварь, обитатели льдов могли бы хоть подавиться своей убогой страной.
— Если бы здесь не жили дерлавайцы, нам значительно сложней было бы скрыться из Янины, — заметил Пенда.
— Верно, — согласился Фернао с неоспоримым. — Зато теперь мы никак не можем выбраться из Хешбона.
Они вышли на базарную площадь. Она немного напоминала красочный базар в центре Патраса — янинской столицы — но лишь немного. Жизнь здесь, как и во всем Хешбоне, крутилась вокруг верблюдов. Янинцы и обитатели льдов выставляли на продажу мясо, молоко, сыр, шерсть, самих верблюдов и то, что вьючные звери привозили в город на своих горбах: меха и киноварь в мешках из верблюжьих шкур.
Туземцы и пришельцы торговались на разный манер. Янинцы были, как это у них водилось, даже более возбудимы, или, верней сказать, искренни в своем возбуждении, чем альгарвейцы. Они хватались за голову, закатывали глаза, подпрыгивали и, казалось, готовы были от волнения свалиться, как от апоплексии.
— Это называется киноварь? — взревел один, указывая на полный мешок рыже-красного щебня.
— Да, — отозвался обитатель льдов, с которым янинец пытался торговаться.
Даже поза его выражала полнейшее безразличие к театральной ярости покупателя, отчего янинец взъелся еще сильней.
— Это самая скверная киноварь из всех киноварей на свете! — вскричал он. — Дракон лучше станет палить огнем, если накормить его бобами и поджигать газы под хвостом, чем от этой дряни!
— Не покупай, — ответствовал обитатель льдов.
— Грабитель! Разбойник! — взвизгнул янинец.
Кочевник в грязном балахоне молча взирал на него, ожидая, когда предположительно цивилизованный обитатель Дерлавая назовет наконец свою цену. Когда янинец успокоился настолько, чтобы прервать поток нечленораздельных воплей, именно так он и поступил.
— Большая часть киновари с этого базара, — заметил Пенда, — поступает прямиком в Альгарве.
— Знаю, — грустно отозвался Фернао.
До Шестилетней войны Альгарве держала несколько факторий на побережье южного континента, восточнее Хешбона. Сейчас эти города находились в руках или Лагоаша, или Валмиеры (хотя раз Валмиера пала перед воинами короля Мезенцио, кто знает, что сталось с полярными владениями каунианской державы?). Если Фернао и Пенда смогут добраться до Мицпы — ближайшей лагоанской колонии, они окажутся в безопасности.
Если…
Война в Дерлавае нарушила распорядок караванов на юге. Формально Янина не вступила в войну с Лагоашем, но была так близка к союзу с Альгарве, что торговля между нею и врагами ее великого соседа практически прервалась.
В стороне какой-то обитатель льдов держал вьючных верблюдов в поводу, но не пытался выставить на продажу их груз, и Фернао с Пендой немедленно направились к нему.
— Знаешь этот язык? — спросил Фернао по-альгарвейски.
— Да, — промолвил дикарь. Уловить выражение его немытой бородатой физиономии было невозможно.
— Ведешь караван? — поинтересовался чародей, и обитатель льдов кивнул.
— На восток? — продолжал допытываться Фернао.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106