— Отвези меня домой, будь любезен, — попросил он кучера. Тот почтительно приподнял широкополую шляпу.
Дом Хадджаджа стоял на склоне холма, чтобы было уловимо малейшее дуновение прохладного ветерка. Прохладный ветерок в Бише был острым дефицитом, но по осени и весной порой задувал. Как большинство зданий в столице, обиталище министра было выстроено из золотистого песчаника. Раскиданные в обширном саду пристройки к нему занимали значительную часть склона. Большинство растений вокруг происходили из самой Зувейзы и хорошо переносили засуху.
Домоправитель поклонился переступившему порог Хадджаджу. Тевфик служил семье министра дольше, чем сам Хадджадж жил на свете; ему было уже хорошо за восемьдесят. Время согнуло его спину, покрыло морщинами лицо и покорежило суставы, но оставило в неприкосновенности речь и рассудок.
— Все еще ликуют, словно бешеные, а, мальчик мой? — прохрипел он.
Тевфик единственный на белом свете называл Хадджаджа «мой мальчик».
— Само собой, — ответил министр. — В конце концов, мы одержали победу.
Тевфик хмыкнул.
— Это ненадолго. Все быстро проходит. — Если что и оспаривало его слова, так само существование Тевфика. — Значит, госпожу Колтхаум навестить захотите.
Это не был вопрос. Тевфику не было нужды задавать вопросы. Он и так знал своего хозяина.
Хадджадж действительно кивнул.
— Да, — ответил он и последовал за домоправителем.
Колтхаум была его первой женой и единственным человеком на белом свете, кто знал Хадджаджа лучше, чем Тевфик. Хассилу он взял в жены двадцать лет спустя, чтобы скрепить межклановый договор. Лаллу — недавно, ради развлечения, и очень скоро придется решать, не слишком ли дорого обходятся ее милые выходки.
Однако сейчас — Колтхаум. Когда Хадджадж вслед за Тевфиком вошел в комнату, та учила вышиванию одну из дочерей Хассилы.
— Беги, Джамиля, — проговорила она, едва взглянув на супруга. — Как делается этот шов, я тебе покажу в другой раз. А сейчас нам с твоим отцом надо поговорить. Тевфик…
— Я немедля распоряжусь насчет угощения, — заверил ее домоправитель.
— Спасибо, Тевфик.
Колтхаум и в юности не была красива, а с годами набрала вес. Но мужчины оборачивались на ее голос и не отводили от нее взгляда, потому что Колтхаум очень внимательно слушала их.
— Все не так радужно, как расписывают по кристаллу? — уточнила она, стоило Тевфику выйти.
— А что, бывает настолько радужно, как расписывают? — раздраженно бросил Хадджадж, на что его супруга только рассмеялась. — Но ты не одна так думаешь. Можешь считать, что у тебя появились единомышленники во дворце.
Он пересказал ей свою беседу с царем Шазли, включая и свое предложение; в разговоре с женой предписанного обычаем чаепития с печеньем и вином можно было не дожидаться.
— Хорошо еще, что он тебя не поймал на слове! — возмутилась Колтхаум. — И чем бы ты занялся — весь день путался бы под ногами? А нам что делать, когда ты целыми днями болтаешься по дому?
Хадджадж со смехом чмокнул ее в щеку.
— Слава силам горним — хоть жена меня воистину понимает!
— А как иначе? — отозвалась Колтхаум.
Фернао бывал в Янине пару раз до того, как разразилась война, уже получившая в сетубальских газетах прозвание Дерлавайской и, если память не изменяла чародею, раньше в Патрасе было поспокойнее. Янинцы, конечно, шумели — так, во всяком случае, казалось иноземцам, — но не столь нервозно.
Конечно, подумал он, от жизни в крошечном королевстве, втиснутом между Альгарве и Ункерлантом, у любого нервы испортятся. И от того, что где-то в королевском дворце прячут изгнанного короля Пенду, лучше тоже не становится, особенно когда конунг Свеммель дышит Цавелласу Янинскому в затылок, мечтая наложить на Пенду свои грязные лапы.
Так что по стенам проросли плакаты. Прочесть, что в них написано, Фернао не мог; янинцы пользовались собственной письменностью — сколько мог судить лагоанский чародей, скорей ради того, чтобы попортить нервы соседям, чем по более веским причинам. Но если плакаты, где нарисованы солдаты и драконы, а надписи сделаны красными чернилами и кишат восклицательными знаками, общими для большинства алфавитов, — так вот, если такие плакаты не означают нечто вроде «БЕРЕГИСЬ! ВОЙНА НА ПОРОГЕ!» — значит, Фернао пропустил мимо ушей курс символики.
На дощатом тротуаре напротив лавки, куда собирался заглянуть Фернао, вздорили двое янинцев, причем, судя по всему, вздорили жестоко и с каждой минутой все более яростно. На слух лагоанца, янинский язык напоминал вино, которое льется из кувшина: глюк-глюк-глюк! Больше двух-трех самых расхожих фраз он разобрать не мог: наречие это не было в сродстве с иными.
Собралась толпа. Судя по всему, в Янине было два народных вида спорта: затеивать свары и наблюдать за ними. Тощие смуглые мужчины в камзолах с широкими рукавами и женщины в головных платках напирали на спорщиков. Наконец один из них ухватил своего противника за пышные баки и дернул. Тот с воплем приложил первого в живот, и, сцепившись, оба покатились по мостовой, осыпая друг друга руганью и работая кулаками. Толпа покатилась за ними.
Облегченно вздохнув, Фернао проскользнул в освободившуюся дверь лавки деликатесов. Варвакис поставлял провизию ко двору самого короля Цавелласа; груз копченой лагоанской форели, который привез ему Фернао, стал для чародея пропуском в Янину. А еще купец превосходно владел альгарвейским, за что чародей был ему искренне благодарен.
— Все как обычно, — заметил волшебник, махнув рукой в сторону двери.
— О да, — ответил Варвакис.
Купец был невысоким лысым человечком с роскошными черными усищами и самыми волосатыми ушами, какие только видывал Фернао. Ирония чародея осталась им незамеченной; по его мнению день выдался действительно самый обычный для Патраса.
Фернао окинул лавку взглядом. Сюда стекались товары со всего света. Банки печеночного паштета по-альгарвейски соседствовали с валмиерскими окороками и колбасами, вина из Елгавы — с ункерлантской абрикосовой наливкой, омары и устрицы с берегов Куусамо — с жесткими пластинками сушеных моллюсков из Зувейзы, сушеный сладкий перец из Дьёндьёша — с огненно-острым из тропической Шяулии.
— А это что? — поинтересовался чародей, указывая на связку незнакомых ему сухих бурых листьев.
— Только что привезли, кстати, — ответил Варвакис. — С одного из северных островов — забыл только, с какого. Туземцы набивают ими трубки и курят, точно гашиш, но эти листья не дремоту нагоняют, а подстегивают, если я понятно выражаюсь.
— Это может быть любопытно, — заметил Фернао. — А теперь…
Прежде чем он успел перейти к делу, в лавку зашла какая-то толстуха с заметными усиками. Варвакис рассыпался перед нею в комплиментах. У корзины с черносливом янинцы завели долгий спор, из которого чародей не понял ни слова. В конце концов толстуха соизволила купить пару горстей. Сдачу медяками Варвакис выдал ей с видом ростовщика, дающего своему королю заем на спасение державы. Фернао подавил смешок. Жители Янины еще более, чем альгарвейцы, были склонны к театральным жестам.
— А теперь… — произнес Варвакис, когда толстуха ушла. Способность продолжать прерванный на любом месте разговор у жителей Янины тоже имелась — и не без причины. — Теперь, друг мой, должен сообщить вам приятную, как мне кажется, новость. Знакомый мне лакей утверждает, что…
Купец отвесил низкий поклон покупателю, решившему прицениться к омарам. Морские гады стоили столько, что позволить себе поставить их на стол мог только богач. Фернао молча исходил желчью.
— Так что говорит знакомый вам лакей? — переспросил чародей, когда покупатель вышел и Варвакис вспомнил о существовании гостя — он тоже научился подхватывать оборванные нити беседы, хотя и без малейшего удовольствия. — Неужели, — добавил он не без раздражения, — покупателями не может заняться приказчик, пока мы с вами не закончим?
— Ну хорошо, хорошо, — обиженно отозвался бакалейщик. — Но покупатели-то хотят видеть меня. Они приходят ко мне . — Он горделиво выпятил грудь и рявкнул: — Гизис!
Из задней комнаты вышел приказчик в кожаном фартуке поверх рубахи с широкими, в янинском стиле, рукавами. Варвакис неохотно препоручил ему лавку, а сам завел Фернао на склад, где громоздились на полках запасы деликатесов: часть в горшках, часть — по упокойникам, для свежести.
— Так значит, лакей… — напомнил Фернао.
— Да-да, конечно! — Варвакис сверкнул глазами. — Я что, похож на межеумка? Он говорит, что по сходной цене сумеет проводить вас на свидание с королем Пендой — ну скажем, Пенда пожалуется, что исчахнет без копченой форели. Чем уж вы там будете заниматься, когда с ним встретитесь, я знать не знаю и знать не хочу. — Для большей убедительности он вскинул руку, так что свисающий широкий рукав совершенно скрыл его лицо.
— Это я понимаю, — терпеливо заметил Фернао. — Деньги — не проблема.
Судя по всему, золото текло у Шеломита из ушей. Он выделил изрядную сумму Фернао на расходы и не меньшую — Варвакису: тот не производил впечатления человека, который сдвинется с места прежде, чем его хорошенько подмазать.
Сейчас купец доказал это снова.
— То, что я заплачу Коссосу, пойдет не из моих денег. Извольте возместить.
— Согласен, — не раздумывая, ответил Фернао. Почему бы нет? Деньги-то не его. — Договоритесь о встрече. Заплатите, сколько он попросит. Мы вернем все до гроша.
Варвакис согласно кивнул.
— Тогда идите. Убирайтесь отсюда. Нас не должны видеть вместе. Когда встреча будет назначена, я сообщу вам. И выставлю счет. Оплата перед тем, как вы увидите Коссоса.
Что это — намек на угрозу? Возможно. Варвакис может прикарманить деньги и позволить Фернао забрести в ловушку. Если уж на то пошло, он может прикарманить деньги и подстроить Фернао ловушку. Возможности для предательства были неисчислимы.
Когда чародей вернулся на ничем не примечательный — захудалый, проще сказать — постоялый двор, где остановились они с Шеломитом, лазутчик осыпал его похвалами.
— Этого шанса мы и ждали! — восклицал он, похлопывая Фернао по спине. — Я знал, что рано или поздно один из моих осведомителей пройдет по становой жиле от нас к его величеству!
Фернао про себя заменил слова «я знал» на «я надеялся».
— Сколько бы ни захотел этот Коссос, — заметил он вслух, — нам это обойдется недешево.
Шеломит только плечами пожал. Они остановились на весьма убогом постоялом дворе только ради того, чтобы не привлекать внимания. Золота у Шеломита было много — сколько именно, Фернао не имел понятия. Во всяком случае, достаточно для любой обыкновенной и большинства необыкновенных целей.
Так что при посредничестве Варвакиса Фернао уже через несколько дней смог попасть во дворец короля Цавелласа. Янинская архитектура тяготела к острым декоративным шпилям и куполам-луковицам и практичному лагоанцу казалась экзотической донельзя. Стражники у ворот выделялись панталонами в ало-белую полоску и алыми помпонами на башмаках, но, невзирая на нелепые костюмы, глядели сурово и бдительно. Варвакису они поклонились, узнав поставщика деликатесов, а Фернао пропустили, потому что тот сопровождал бакалейщика.
С картин на стенах дворца глядели древние короли Янины в странных коронах-шлемах — тонкие скорбные лики, мантии, так густо расшитые золотом и серебром, что под их весом опускались плечи. Другие полотна восславляли победы янинского оружия. Если судить по этим картинам, Янина ни разу в своей истории не проигрывала даже битвы, не говоря о войне. Если судить по карте, картины о чем-то умалчивали.
— Поговорим здесь, — вымолвил Коссос, пропуская Фернао и Варвакиса в тесную комнатушку. Как и бакалейщик, он прекрасно владел альгарвейским. Янинцы многому научились от великого восточного соседа. Не все уроки истории бывали приятны.
— Говорите между собой, — бросил Варвакис. — Не хочу слышать, о чем пойдет речь. Чего не слышишь, о том и врать не придется.
Он поклонился вначале Фернао, потом Коссосу и вышел, прежде чем хоть один из них успел промолвить слово.
— Боров холощеный, — бросил Коссос, откидывая голову янинским презрительным жестом. Лакею было лет сорок пять, и на вид он был типичный янинец: жилистый, хитроватый, с носом, похожим на ятаган. — Ну а теперь, друг мой, чем могу тебе помочь?
— В том, что я твой друг, весьма сомневаюсь, — отозвался Фернао, — но, если все пойдет хорошо, я могу стать твоим благодетелем.
— Этого будет довольно, — сухо ответил Коссос. — Спрошу еще раз: чем могу помочь?
Фернао поколебался. Капкан мог захлопнуться в любой миг. Если кто-то, кроме Коссоса, услышит его… то Фернао знает о янинских темницах гораздо больше, чем ему хотелось бы. Он не ощущал присутствия соглядатаев, но не мог судить, способны ли здешние чародеи скрыть наблюдателей от колдовского взора.
Но он пришел сюда не ради осторожности.
— Я бы хотел провести полчаса наедине с королем Пендой, — заявил он, глубоко вздохнув, — так, чтобы никто не узнал об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106