Лис, тут люди небось толпами ходят.
– Не зимой и не там, куда ты пойдешь.
– К баку этому я не пойду, – заявил Раф.
– Никто тебя не заставляет, голубчик, – почти смиренно ответил лис.
Сидя на камнях, Шустрик поднял морду к плывущей в небесах мутной луне. Без всякого смысла и почти с тем же восторгом, с каким на опушке английской рощицы поет в мае перелетная славка, ведать не ведая о том, что через полгода какая-нибудь волосатая свинья с манком или негашеной известью убьет ее в Италии или на Кипре, чтобы другие свиньи, уже в Париже, сделали из нее заливное и съели, Шустрик подал свой голос под луной:
Я вижу: в небесах одна
Застряла косточка – Луна.
Отныне все
Понятно мне.
Откуда дырки
На Луне.
О том свидетельствует нюх –
Сие ходы
Червей и мух!
О Муха! Коль
Охота есть
На теплую
Какашку сесть,
То я тебя
Не укушу –
Напротив, милости прошу!
– Продолжай, Шустрик! – одобрил Раф. – Но что толку сидеть тут и петь всякую чушь?
– Толк есть, – ответил Шустрик. – Когда я пою, небожители бросают мне кусочки. Киф или кто другой. Не веришь? А вот посмотри!
Шустрик отошел на несколько ярдов, и мгновение спустя Раф с лисом услышали и учуяли, как тот возится с остатками размокшего пакета с чипсами. Шустрик вернулся, причем целлофановый пакет так и остался у него на морде, словно намордник.
– Бввфу-бввфа-бввфы, – пробубнил он, после чего смахнул пакет передней лапой. – Хочешь попробовать, лис? Только отчего-то оно уже не то, что минуту назад…
Ничего не ответив, лис повернулся и пошел на север в сторону Коротыша.
Через полчаса они спустились на тысячу футов и оказались подле разрушенной кирпичной трубы, у подножия восточного склона Взгорья – уродливый чахлый пейзаж, изувеченный шрамами, оставленными давно ушедшей отсюда промышленностью. Здесь, в маленькой пещерке, образованной этими развалинами, друзья улеглись и, голодные, забылись беспокойным сном часа на два-три. Когда луна села, лис поднял их и целую милю вел вниз по ручью к деревушке Гленриддинг, где под его мудрым предводительством им удалось подкрепиться кое-чем из мусорных баков.
– Бачки – они тоже опасные. Потому вы едва не попались в Даннердейле – не поостереглись. По-умному – сшибай крышку, хватай что придется и ходу, покуда они скумекают, что там грохнулось, торчать на виду – ни-ни!
В предрассветной мгле они возвращались в свое логово, полуголодные и полуотравленные. По пути вдоль ручья Раф то и дело останавливался, извергая на камни вонючую жижу. Воспрявший было духом Шустрик совсем скис и чувствовал себя совершенно несчастным. Оказавшись в холодной норе, он свернулся калачиком подле лиса и крепко заснул.
Дигби Драйвер позвонил в Лондон мистеру Симпсону, продиктовал вторую статью для «Оратора» и вернулся в Даннердейл. Он рассудил, что чем дальше он окажется от Конистона в момент выхода статьи в свет, тем лучше. Произведя разведывательный рейд от бара в «Усталом путнике» до бара в Ньюфилде, он в конце концов последовал мудрому совету Джека Лонгмайра (владельца ньюфилдского заведения), сводившемуся к тому, что ежели кто и знает всю долину вдоль и поперек, так это Боб Тейлор, он зимой и летом только тем и занимается, что рыбачит на Даддоне. Драйверу повезло: он застал Боба дома, тот сидел у стола перед камином и ладил нахлыстовую снасть на форель.
– Да-а, теперь я уж почти и не сомневаюсь, что видел одну из этих собак на Даддоне в то самое утро, когда она удирала от мисс Доусон, – поведал Боб, наливая себе и гостю по стаканчику хереса. – Может, конечно, это была и не она, но тогда я не знаю, откуда в наших краях взялся бесхозный фокстерьер и почему он переплывал Даддон совсем один и в совершенно безлюдном месте. Мисс Доусон какую собаку поймала – не белого с черным фокстерьера?
– Кажется, именно фокстерьера, – подтвердил Драйвер. – Выходит, если вы не ошиблись, именно эта собака и охотится на овец на холмах к востоку от Даддона, и, сбежав от мисс Доусон, она снова отправилась в те же края. Только где, интересно, она прячется?
– Трудно сказать, – задумчиво протянул Боб.
– А там нет заброшенных сараев или амбаров?
– Ни единого, – отозвался Боб, наводя окончательный лоск на готовую черную «муху» с двумя крылышками из кусочков скворечьего пера. – И все-таки вряд ли она живет прямо под открытым небом, по двум причинам. Первая – время года неподходящее, погода вон какая мерзкая. Вторая – в этом случае ее давно бы уже кто-нибудь заметил, Деннис Уильямсон или кто другой.
– Тогда где же?
– Выходит, где-нибудь под землей.
– Это как?
– Ну, давайте прикинем: чем плоха, например, брошенная шахта, или сланцевый карьер, или заброшенный медный рудник – что-нибудь в этом роде.
– И где, по-вашему, ее прежде всего стоит искать?
– Боюсь, на этот вопрос трудно ответить с какой бы то ни было долей вероятности, – ответствовал Боб, который имел за плечами опыт работы школьным учителем и архитектором-застройщиком на Уайтхолле и посему привык давать точные, вразумительные ответы. – Впрочем, если бы я имел ко всему этому какое-нибудь отношение – пока, слава богу, никакого, – я бы, пожалуй, поискал в старом Ситуэйтском медном руднике, возле Ситуэйтского озера, а потом, наверное, еще и наверху в каменоломнях, к югу от верхушки Конистонского Старика; да, и еще в Пэдендских шахтах.
– Не покажете точно, где это?
Дигби Драйвер развернул карту, и Боб ткнул в нее пальцем. Вскоре Драйвер отклонил приглашение гостеприимной миссис Тейлор остаться поужинать и распрощался с хозяевами.
Он погнал машину вдоль Даддона, вверх по течению, оставил ее на проселке возле фермы «Долгой», прихватил фонарик и зашагал к Ситуэйтскому озеру. Обогнув озеро с севера, он обнаружил вход в шахту и вошел в нее. Здесь он выкурил сигарету, избавившись от порожней пачки метким швырком, какой сделал бы честь любому айлингтонскому хулигану из «Ангела». Как и Деннис, побывавший тут раньше, он ушел с пустыми руками, приметив, однако, обглоданные кости, помет и другие свидетельства не столь давнего собачьего пребывания. По невежеству он не сумел определить, покинуто ли это пристанище насовсем или его обитатели удалились лишь ненадолго и вот-вот вернутся.
– Гм-м… – в задумчивости протянул Дигби Драйвер. – Как же, скажите на милость, мне теперь быть? Если сюда кто-нибудь доберется – пиши пропало. Нетушки, фигушки. Мне совершенно ни к чему, чтобы эту псину – или псин – вот так сразу взяли и изловили. Фигушки-нетушки. Этим собачкам крупно повезло, что на свете есть я, честное слово.
15 ноября, понедельник
– Батюшки! – так и ахнул доктор Бойкот.
Он сидел словно оглушенный, уставившись на первую страницу «Оратора». Мистер Пауэлл стоял у него за плечом, тоже замерев и поджав губы; глаза его бегали по строчкам.
СБЕЖАВШИЕ СОБАКИ – ПЕРЕНОСЧИКИ БУБОННОЙ ЧУМЫ?
(от нашего специального корреспондента Дигби Драйвера)
Мирные жители Озерного Края, известного своей живописностью уголка сельской Англии, испытали вчера потрясение. В чем причина? Хотя чиновные бюрократы из Центра жизнеобеспечивающих программ в Лоусон-парке неподалеку от Конистона до последней возможности хранили молчание, публике все же стало известно, что таинственные псы, вот уже который день играющие в казаки-разбойники с местными овцеводами, на самом деле сбежали из находящегося при Центре животника. В официальном заявлении для печати, сделанном Центром два дня тому назад, которое, как у нас принято, скорее затемняет, чем проясняет картину, говорится лишь, что такого-то числа прошлого месяца из Центра сбежали две собаки. Прямо скажем, не слишком содержательно. Но и эта информация никогда не дошла бы до широкой общественности, если бы не «Оратор». Итак, в этой истории участвуют три пса, и имя третьего угадать нетрудно: это сторожевой пес общественных интересов, «Лондонский оратор», самая читаемая газета Великобритании.
В заявлении Центра нет ни слова о том, что это их собаки убивают овец на окрестных пастбищах, что это они совершили дерзкий набег на магазин, принадлежащий мисс Филлис Доусон, и были пойманы на месте преступления – о чем мы уже сообщали. Все это практически не вызывает сомнений. Сейчас не время молчать, на карту поставлена наша безопасность! Однако именно молчание стало тактикой ученых из Лоусон-парка, исследования которых финансируются из кармана налогоплательщиков. Это к ним обращается «Оратор»: пробудитесь, джентльмены, от ваших высоконаучных грез. Пробудитесь, или мы будем вынуждены разбудить вас, ибо того требуют интересы общества!
Однако у этой истории, судя по всему, имеется и еще более зловещий подтекст. Нам – и только нам – удалось получить информацию, что в момент побега собак – а как известно, в ночь преступления они в течение нескольких часов безнадзорно бегали по лабораториям Центра – в этих самых лабораториях проводились работы по исследованию БУБОННОЙ ЧУМЫ. Это смертоносное заболевание, триста лет тому назад опустошившее Лондон и унесшее жизнь короля-жизнелюба Карла II, уже давно считается в нашей стране побежденным; переносчиками его являются блохи, паразитирующие на обыкновенных крысах.
Кто поручится, что сбежавшие собаки не унесли на себе зараженных смертельным недугом блох? Как известно, собаки любят крыс, а блохи любят собак. Но значит ли это, что граждане Великобритании любят скрытность, умолчание, обман? Поэтому сегодня «Оратор» взывает к ученым из Лоусон-парка: джентльмены, откройте ваши двери, откройте ваши сердца и научитесь ДОВЕРЯТЬ ЛЮДЯМ!
– Нич-чего себе! – выдавил мистер Пауэлл. – И куда ж, скажите на милость, нам теперь деваться?
– Не знаю, что намерен предпринять директор, – процедил доктор Бойкот, – но я на его месте сделал бы следующее: заставил бы министерство немедленно в категорической форме опровергнуть заявление, что собаки могли быть инфицированы.
– А как теперь быть с самими собаками? Придется все-таки заняться их отловом, да?
– Если бы это зависело от меня, я дождался бы инструкций министерства. Это тот редкий случай, когда от министерства может быть хоть какая-то польза. Собак, разумеется, теперь придется пристрелить, не просто отловить, но уничтожить, и чем скорее, тем лучше. Хотел бы я знать, как этот ораторский писака обо всем пронюхал.
– Может, у Гуднера? – предположил мистер Пауэлл.
– Гуднера на мякине не проведешь. В его возрасте, с его прошлым… если бы он не умел держать язык за зубами, он давно бы оказался совсем в другом месте. Насколько я понимаю, он не раз доказывал это свое умение, в противном случае ему бы не доверили такой проект. Сами понимаете, разработку бактериологического оружия кому попало не поручат. Слишком серьезное дело.
Мистер Пауэлл снова взял «Оратор» и еще раз просмотрел статью, хмурясь и прослеживая взглядом каждую строчку. Нет, никак он не мог взять остывший след, хотя запах и почуял; что же касается доктора Бойкота, он тем не менее унюхал дичь и подал голос.
– А вы никому ничего не говорили? – выпалил он с неожиданной резкостью.
Мистер Пауэлл вздрогнул.
– Я? Да что вы, шеф, никому ни слова.
– Вы уверены? Совсем никому? А этому – помните, который подвез вас из Даннердейла?
– Я плохо помню, о чем мы с ним говорили. Но уж всяко не о служебных секретах.
– Но ведь он, естественно, сообразил, где вы работаете и что вы приехали в Даннердейл именно за собаками. Он вас ни о чем таком не спрашивал?
– Кажется, я действительно что-то сказал про собак – так, к слову, но, разумеется, не поминал ни Гуднера, ни чуму. Да если вдуматься, и не мог я их помянуть. Откуда мне самому-то было знать? Я ведь, на самом деле, понятия не имел, чем Руднер там занимается.
– Ну, ладно, ладно. Директор как-нибудь разберется. Пусть решает судья, как говорят американцы. Может быть, на этом все и кончится. Вы не хуже меня знаете, что собаки не могут быть переносчиками бубонной чумы. Если бы могли и если бы они действительно были инфицированы, они бы давно сдохли. Полагаю, нам надо объявить об этом во всеуслышание, и вся эта шумиха разом уймется. И тем не менее, чем скорее их пристрелят, тем лучше.
– Знаете, шеф, – пробормотал мистер Пауэлл, – что-то мне кажется, наше заявление для печати пришлось не совсем ко времени…
6 ноября, вторник
– Широкомасштабная катастрофа, – изрек Заместитель Министра. – Вот во что это может вылиться, хотя пока еще говорить рано. И надо же этому было приключиться именно сейчас, когда нам и так со всех сторон кричат, что пора перестать тратить государственные средства на воплощение в жизнь решений Саблонского комитета.
– Если у вас нашлось время поразмыслить на эту тему, Майкл, не соблаговолите ли вы поделиться со мной результатами ваших размышлений?
«А если не соблаговолю?»
– Мне представляется, Морис, что если газеты действительно надумали поднять крик по поводу этой истории с чумой, мы можем оказаться в крайне двусмысленном положении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Не зимой и не там, куда ты пойдешь.
– К баку этому я не пойду, – заявил Раф.
– Никто тебя не заставляет, голубчик, – почти смиренно ответил лис.
Сидя на камнях, Шустрик поднял морду к плывущей в небесах мутной луне. Без всякого смысла и почти с тем же восторгом, с каким на опушке английской рощицы поет в мае перелетная славка, ведать не ведая о том, что через полгода какая-нибудь волосатая свинья с манком или негашеной известью убьет ее в Италии или на Кипре, чтобы другие свиньи, уже в Париже, сделали из нее заливное и съели, Шустрик подал свой голос под луной:
Я вижу: в небесах одна
Застряла косточка – Луна.
Отныне все
Понятно мне.
Откуда дырки
На Луне.
О том свидетельствует нюх –
Сие ходы
Червей и мух!
О Муха! Коль
Охота есть
На теплую
Какашку сесть,
То я тебя
Не укушу –
Напротив, милости прошу!
– Продолжай, Шустрик! – одобрил Раф. – Но что толку сидеть тут и петь всякую чушь?
– Толк есть, – ответил Шустрик. – Когда я пою, небожители бросают мне кусочки. Киф или кто другой. Не веришь? А вот посмотри!
Шустрик отошел на несколько ярдов, и мгновение спустя Раф с лисом услышали и учуяли, как тот возится с остатками размокшего пакета с чипсами. Шустрик вернулся, причем целлофановый пакет так и остался у него на морде, словно намордник.
– Бввфу-бввфа-бввфы, – пробубнил он, после чего смахнул пакет передней лапой. – Хочешь попробовать, лис? Только отчего-то оно уже не то, что минуту назад…
Ничего не ответив, лис повернулся и пошел на север в сторону Коротыша.
Через полчаса они спустились на тысячу футов и оказались подле разрушенной кирпичной трубы, у подножия восточного склона Взгорья – уродливый чахлый пейзаж, изувеченный шрамами, оставленными давно ушедшей отсюда промышленностью. Здесь, в маленькой пещерке, образованной этими развалинами, друзья улеглись и, голодные, забылись беспокойным сном часа на два-три. Когда луна села, лис поднял их и целую милю вел вниз по ручью к деревушке Гленриддинг, где под его мудрым предводительством им удалось подкрепиться кое-чем из мусорных баков.
– Бачки – они тоже опасные. Потому вы едва не попались в Даннердейле – не поостереглись. По-умному – сшибай крышку, хватай что придется и ходу, покуда они скумекают, что там грохнулось, торчать на виду – ни-ни!
В предрассветной мгле они возвращались в свое логово, полуголодные и полуотравленные. По пути вдоль ручья Раф то и дело останавливался, извергая на камни вонючую жижу. Воспрявший было духом Шустрик совсем скис и чувствовал себя совершенно несчастным. Оказавшись в холодной норе, он свернулся калачиком подле лиса и крепко заснул.
Дигби Драйвер позвонил в Лондон мистеру Симпсону, продиктовал вторую статью для «Оратора» и вернулся в Даннердейл. Он рассудил, что чем дальше он окажется от Конистона в момент выхода статьи в свет, тем лучше. Произведя разведывательный рейд от бара в «Усталом путнике» до бара в Ньюфилде, он в конце концов последовал мудрому совету Джека Лонгмайра (владельца ньюфилдского заведения), сводившемуся к тому, что ежели кто и знает всю долину вдоль и поперек, так это Боб Тейлор, он зимой и летом только тем и занимается, что рыбачит на Даддоне. Драйверу повезло: он застал Боба дома, тот сидел у стола перед камином и ладил нахлыстовую снасть на форель.
– Да-а, теперь я уж почти и не сомневаюсь, что видел одну из этих собак на Даддоне в то самое утро, когда она удирала от мисс Доусон, – поведал Боб, наливая себе и гостю по стаканчику хереса. – Может, конечно, это была и не она, но тогда я не знаю, откуда в наших краях взялся бесхозный фокстерьер и почему он переплывал Даддон совсем один и в совершенно безлюдном месте. Мисс Доусон какую собаку поймала – не белого с черным фокстерьера?
– Кажется, именно фокстерьера, – подтвердил Драйвер. – Выходит, если вы не ошиблись, именно эта собака и охотится на овец на холмах к востоку от Даддона, и, сбежав от мисс Доусон, она снова отправилась в те же края. Только где, интересно, она прячется?
– Трудно сказать, – задумчиво протянул Боб.
– А там нет заброшенных сараев или амбаров?
– Ни единого, – отозвался Боб, наводя окончательный лоск на готовую черную «муху» с двумя крылышками из кусочков скворечьего пера. – И все-таки вряд ли она живет прямо под открытым небом, по двум причинам. Первая – время года неподходящее, погода вон какая мерзкая. Вторая – в этом случае ее давно бы уже кто-нибудь заметил, Деннис Уильямсон или кто другой.
– Тогда где же?
– Выходит, где-нибудь под землей.
– Это как?
– Ну, давайте прикинем: чем плоха, например, брошенная шахта, или сланцевый карьер, или заброшенный медный рудник – что-нибудь в этом роде.
– И где, по-вашему, ее прежде всего стоит искать?
– Боюсь, на этот вопрос трудно ответить с какой бы то ни было долей вероятности, – ответствовал Боб, который имел за плечами опыт работы школьным учителем и архитектором-застройщиком на Уайтхолле и посему привык давать точные, вразумительные ответы. – Впрочем, если бы я имел ко всему этому какое-нибудь отношение – пока, слава богу, никакого, – я бы, пожалуй, поискал в старом Ситуэйтском медном руднике, возле Ситуэйтского озера, а потом, наверное, еще и наверху в каменоломнях, к югу от верхушки Конистонского Старика; да, и еще в Пэдендских шахтах.
– Не покажете точно, где это?
Дигби Драйвер развернул карту, и Боб ткнул в нее пальцем. Вскоре Драйвер отклонил приглашение гостеприимной миссис Тейлор остаться поужинать и распрощался с хозяевами.
Он погнал машину вдоль Даддона, вверх по течению, оставил ее на проселке возле фермы «Долгой», прихватил фонарик и зашагал к Ситуэйтскому озеру. Обогнув озеро с севера, он обнаружил вход в шахту и вошел в нее. Здесь он выкурил сигарету, избавившись от порожней пачки метким швырком, какой сделал бы честь любому айлингтонскому хулигану из «Ангела». Как и Деннис, побывавший тут раньше, он ушел с пустыми руками, приметив, однако, обглоданные кости, помет и другие свидетельства не столь давнего собачьего пребывания. По невежеству он не сумел определить, покинуто ли это пристанище насовсем или его обитатели удалились лишь ненадолго и вот-вот вернутся.
– Гм-м… – в задумчивости протянул Дигби Драйвер. – Как же, скажите на милость, мне теперь быть? Если сюда кто-нибудь доберется – пиши пропало. Нетушки, фигушки. Мне совершенно ни к чему, чтобы эту псину – или псин – вот так сразу взяли и изловили. Фигушки-нетушки. Этим собачкам крупно повезло, что на свете есть я, честное слово.
15 ноября, понедельник
– Батюшки! – так и ахнул доктор Бойкот.
Он сидел словно оглушенный, уставившись на первую страницу «Оратора». Мистер Пауэлл стоял у него за плечом, тоже замерев и поджав губы; глаза его бегали по строчкам.
СБЕЖАВШИЕ СОБАКИ – ПЕРЕНОСЧИКИ БУБОННОЙ ЧУМЫ?
(от нашего специального корреспондента Дигби Драйвера)
Мирные жители Озерного Края, известного своей живописностью уголка сельской Англии, испытали вчера потрясение. В чем причина? Хотя чиновные бюрократы из Центра жизнеобеспечивающих программ в Лоусон-парке неподалеку от Конистона до последней возможности хранили молчание, публике все же стало известно, что таинственные псы, вот уже который день играющие в казаки-разбойники с местными овцеводами, на самом деле сбежали из находящегося при Центре животника. В официальном заявлении для печати, сделанном Центром два дня тому назад, которое, как у нас принято, скорее затемняет, чем проясняет картину, говорится лишь, что такого-то числа прошлого месяца из Центра сбежали две собаки. Прямо скажем, не слишком содержательно. Но и эта информация никогда не дошла бы до широкой общественности, если бы не «Оратор». Итак, в этой истории участвуют три пса, и имя третьего угадать нетрудно: это сторожевой пес общественных интересов, «Лондонский оратор», самая читаемая газета Великобритании.
В заявлении Центра нет ни слова о том, что это их собаки убивают овец на окрестных пастбищах, что это они совершили дерзкий набег на магазин, принадлежащий мисс Филлис Доусон, и были пойманы на месте преступления – о чем мы уже сообщали. Все это практически не вызывает сомнений. Сейчас не время молчать, на карту поставлена наша безопасность! Однако именно молчание стало тактикой ученых из Лоусон-парка, исследования которых финансируются из кармана налогоплательщиков. Это к ним обращается «Оратор»: пробудитесь, джентльмены, от ваших высоконаучных грез. Пробудитесь, или мы будем вынуждены разбудить вас, ибо того требуют интересы общества!
Однако у этой истории, судя по всему, имеется и еще более зловещий подтекст. Нам – и только нам – удалось получить информацию, что в момент побега собак – а как известно, в ночь преступления они в течение нескольких часов безнадзорно бегали по лабораториям Центра – в этих самых лабораториях проводились работы по исследованию БУБОННОЙ ЧУМЫ. Это смертоносное заболевание, триста лет тому назад опустошившее Лондон и унесшее жизнь короля-жизнелюба Карла II, уже давно считается в нашей стране побежденным; переносчиками его являются блохи, паразитирующие на обыкновенных крысах.
Кто поручится, что сбежавшие собаки не унесли на себе зараженных смертельным недугом блох? Как известно, собаки любят крыс, а блохи любят собак. Но значит ли это, что граждане Великобритании любят скрытность, умолчание, обман? Поэтому сегодня «Оратор» взывает к ученым из Лоусон-парка: джентльмены, откройте ваши двери, откройте ваши сердца и научитесь ДОВЕРЯТЬ ЛЮДЯМ!
– Нич-чего себе! – выдавил мистер Пауэлл. – И куда ж, скажите на милость, нам теперь деваться?
– Не знаю, что намерен предпринять директор, – процедил доктор Бойкот, – но я на его месте сделал бы следующее: заставил бы министерство немедленно в категорической форме опровергнуть заявление, что собаки могли быть инфицированы.
– А как теперь быть с самими собаками? Придется все-таки заняться их отловом, да?
– Если бы это зависело от меня, я дождался бы инструкций министерства. Это тот редкий случай, когда от министерства может быть хоть какая-то польза. Собак, разумеется, теперь придется пристрелить, не просто отловить, но уничтожить, и чем скорее, тем лучше. Хотел бы я знать, как этот ораторский писака обо всем пронюхал.
– Может, у Гуднера? – предположил мистер Пауэлл.
– Гуднера на мякине не проведешь. В его возрасте, с его прошлым… если бы он не умел держать язык за зубами, он давно бы оказался совсем в другом месте. Насколько я понимаю, он не раз доказывал это свое умение, в противном случае ему бы не доверили такой проект. Сами понимаете, разработку бактериологического оружия кому попало не поручат. Слишком серьезное дело.
Мистер Пауэлл снова взял «Оратор» и еще раз просмотрел статью, хмурясь и прослеживая взглядом каждую строчку. Нет, никак он не мог взять остывший след, хотя запах и почуял; что же касается доктора Бойкота, он тем не менее унюхал дичь и подал голос.
– А вы никому ничего не говорили? – выпалил он с неожиданной резкостью.
Мистер Пауэлл вздрогнул.
– Я? Да что вы, шеф, никому ни слова.
– Вы уверены? Совсем никому? А этому – помните, который подвез вас из Даннердейла?
– Я плохо помню, о чем мы с ним говорили. Но уж всяко не о служебных секретах.
– Но ведь он, естественно, сообразил, где вы работаете и что вы приехали в Даннердейл именно за собаками. Он вас ни о чем таком не спрашивал?
– Кажется, я действительно что-то сказал про собак – так, к слову, но, разумеется, не поминал ни Гуднера, ни чуму. Да если вдуматься, и не мог я их помянуть. Откуда мне самому-то было знать? Я ведь, на самом деле, понятия не имел, чем Руднер там занимается.
– Ну, ладно, ладно. Директор как-нибудь разберется. Пусть решает судья, как говорят американцы. Может быть, на этом все и кончится. Вы не хуже меня знаете, что собаки не могут быть переносчиками бубонной чумы. Если бы могли и если бы они действительно были инфицированы, они бы давно сдохли. Полагаю, нам надо объявить об этом во всеуслышание, и вся эта шумиха разом уймется. И тем не менее, чем скорее их пристрелят, тем лучше.
– Знаете, шеф, – пробормотал мистер Пауэлл, – что-то мне кажется, наше заявление для печати пришлось не совсем ко времени…
6 ноября, вторник
– Широкомасштабная катастрофа, – изрек Заместитель Министра. – Вот во что это может вылиться, хотя пока еще говорить рано. И надо же этому было приключиться именно сейчас, когда нам и так со всех сторон кричат, что пора перестать тратить государственные средства на воплощение в жизнь решений Саблонского комитета.
– Если у вас нашлось время поразмыслить на эту тему, Майкл, не соблаговолите ли вы поделиться со мной результатами ваших размышлений?
«А если не соблаговолю?»
– Мне представляется, Морис, что если газеты действительно надумали поднять крик по поводу этой истории с чумой, мы можем оказаться в крайне двусмысленном положении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62