Что же теперь делать ему, Шустрику? Он вылез из папоротника и пополз вперед, тем более что появилась еще одна утка, за которой увязался бурый селезень с синими перьями на крыльях, как у кряквы.
Селезень стал драться с уткой из-за какого-то лакомого кусочка, который та отыскала под водой, и, покуда они ссорились, их отнесло течением ярда на три назад, на мелководье. Тут-то на них и напал лис, немой как рыба. Движения его, казалось, не были особенно быстрыми, скорее складывалось такое впечатление, что в действие вступила некая природная сила, столь же естественного происхождения, как дуновение ветра или течение потока. Шустрик рванулся вперед, однако прежде – значительно, как показалось ему, прежде – чем он добрался до ручья, лис ринулся на мелководье, схватил селезня за шею и потащил его, бьющего крыльями, на заросший травой берег. Позади него поднялся страшный плеск и громкое кряканье переполошившейся утиной стаи, которая ринулась вверх по ручью.
Не добежав двух ярдов до воды, Шустрик оказался нос к носу с лисом; хитрой морды его было почти не видно из-за бьющихся крыльев и лап селезня, которого он держал в зубах. Не ослабляя хватки, лис выплюнул в морду Шустрику небольшое количество утиного пуха.
– Что?.. Что мне делать? Может…
Шустрик оказался в глупом положении, едва сдерживая себя, чтобы не броситься в мелкую воду. Разжав самый краешек пасти, лис едва разборчиво произнес:
– Дуй отсюда!
Не обращая внимания на то, понял ли его Шустрик, лис проворно побежал вниз по ручью, причем Шустрику по-прежнему казалось, что в действиях лиса нет никакой спешки. Лис быстро достиг укрытия в мелком ольшанике, росшем по берегу ручья, и вдоль дальнего края зарослей они с Шустриком двинулись к открытому склону холма. Лишь однажды лис остановился, положил на землю теперь уже затихшую добычу и, ухмыльнувшись, сказал Шустрику:
– Скоро научишься ходить легко, как пушинка. Следующий раз будет твой. Только смотри свинца не схлопочи.
Шустрик ухмыльнулся в ответ:
– Никоим делом.
Лис опустил глаза на мертвую птицу:
– Утку щипать умеешь? Глянь, сколько перьев. Ничего, я тебя научу.
21 октября, четверг
Укрывшись от ветра за большим камнем, Раф лежал в двухстах ярдах от вершины Могучего. Луну заволокло тучами, света было мало – его едва хватало для того, чтобы различить крутые склоны входа в ущелье, которое вело сюда снизу. Шустрик нетерпеливо суетился. Лис же лежал, вытянувшись во всю длину положив голову на передние лапы.
– Значит, говоришь, загрызать не обязательно?
– Необязательно, приятель, необязательно. Шибче скачет, шибче хлопнется. Только чтоб ты был рядом, сзади. Да гляди, сам не навернись. – Лис приумолк и глянул на Шустрика. – Коли малый наш не лопухнется, дело будет.
Раф снова посмотрел в кромешную темноту пропасти, затем повернулся к Шустрику:
– Понимаешь, мы погоним ее вверх по холму, как можно быстрее. Надо будет повернуть ее и направить в ущелье. Главное – не пропусти ее и не дай убежать назад, понял?
– Не дам, – твердо ответил Шустрик.
– Угым, ты молодцом, управишься, – подтвердил лис и вслед за Рафом рванул вниз по склону.
Шустрик улегся на все еще теплое после Рафа место под скалой и ждал. В узком ущелье завывал холодный ветер и задувал в морду ледяные струи дождя, донося запахи соли и прелой листвы. Затем Шустрик встал, внимательно прислушался и принялся расхаживать туда-сюда. Со стороны западного склона по-прежнему не было слышно никаких звуков охоты. Возможно, в эту минуту он был вообще единственным живым существом, находящимся между утесом Могучий и Ситуэйтским озером.
Некоторое время спустя Шустрик забеспокоился. Вглядываясь в темноту и время от времени тихо поскуливая, он пробежал немного в сторону вершины. Далеко внизу, за глубоким ущельем, он смог различить тусклое мерцание Козьего озера – еще одного из множества других железных баков, которыми люди заполонили весь этот недобрый и неестественный край. Обнюхивая камни, Шустрик наткнулся на окурок сигареты и со страхом отшатнулся, ибо запах этот породил у него в голове образ табачного человека. Растерявшись, Шустрик лег на камни и в который уже раз принялся соскребать со своей головы пластиковую накладку. Когти его за что-то зацепились – за какую-то складку, которой раньше не было, – и мало-помалу Шустрик ощутил некое скользящее движение, накладка подалась, и тут же Шустрик почувствовал, что макушке его стало холодно. Дернув лапой, он обнаружил, что в когтях у него находится черный пластырь, весь изодранный. Несколько мгновений спустя Шустрик сообразил, что это такое, и, подпрыгнув от восторга, схватил накладку зубами и стал грызть, потом подбросил в воздух и поймал, потом снова подбросил и вновь уже собирался поймать, но тут от подножия холма до него вдруг донесся яростный лай.
Резко развернувшись при этих звуках, Шустрик осознал, что не вполне уверен, где находится вход в ущелье. Покуда он медлил в темноте, он услышал, как к нему приближается стук копытцев по камням, и Шустрик ринулся по краю обрыва примерно в том направлении, откуда пришел. Едва он добежал до скалы, где оставил его лис, появилась бегущая вверх овца, которую преследовал Раф, кусая ее за лодыжки. Тут же появился и не издавший ни звука лис; он возник как бы ниоткуда и с оскаленной пастью улегся, наблюдая за овцой, которая поворачивала к Шустрику, потом заметила пса и остановилась. Шустрик бросился на нее, и в то же мгновение овца сломя голову ринулась в темноту ущелья. Следуя за ней, не отставая, Раф тоже исчез. Затем послышался какой-то грохот, звук сыплющихся камней, после чего раздалось душераздирающее короткое блеяние, которое резко оборвалось на затихающей ноте. Сверкая белками глаз в слабом свете, вновь появился Раф и, тяжело дыша, рухнул на камни рядом с Шустриком у края обрыва.
– Я видел, как она свалилась. Мне было не остановиться. Сам чуть не рухнул вниз. Славно сработано, Шустрик! Ты заставил ее свернуть. Ой! – Раф поднял голову и недоверчиво посмотрел на Шустрика. – Что это с тобой такое?
– Что ты имеешь в виду?
Ничего не отвечая, Раф обнюхал и стал вылизывать длинный шов, который шел через всю голову Шустрика. Инстинктивно Шустрик не шевелился и тоже молчал, покуда Раф изучал его, словно чужака, постепенно привыкая к непонятной перемене в облике друга.
– Значит, говоришь, табачный человек поджег ее? – промолвил наконец Раф.
– Не знаю… Я спал, когда все это случилось. Но мне часто кажется, что ее подожгли. А потом я еще и сам туда свалился. Не будь железной сеточки… – Шустрик осторожно встал. – Чего тут, в конце концов, удивительного? Ну дырки. В крышах вот бывают дырки, я видел. И в машинах иногда тоже. А еще трубы, знаешь, которые под дорогой прокладывают. Как-то у нас за воротами копали канаву… Правда, все это было до того, как приехал грузовик.
– Пошли вниз. Нечего рассусоливать. Голодные, небось, как я, – сказал лис и, пробежав несколько ярдов, обернулся на лежащих псов.
– Куда? – спросил Раф. – Далеко она свалилась? Мне показалось, эта овца падала целую вечность. Я даже не услышал, как она упала. Долго туда тащиться?
– Да близко, близко. Вниз и вниз по тропке. Не очень гладкая дорожка.
Однако прошло никак не меньше часа, пока, спустившись к подножию Могучего по Козьей тропе, они отыскали труп упавшей овцы на узкой скальной полке у подножия Большого ущелья.
23 октября, суббота
– Ну, малой, подналяжь!
Вновь и вновь Шустрик налегал всем своим небольшим телом на проволочную дверцу птичника. Когда дверца наконец подалась, лис пролез в щель и, прежде чем Шустрик успел подняться с земли, оказался в птичнике, протиснувшись в щель между двух досок в полу, куда, по мнению Шустрика, не проскочила бы и крыса. Тут же внутри поднялся шум и переполох, и мгновение спустя в одном из соседних сараев залаял пес. В фермерском доме зажегся свет и отворилось верхнее окошко. Тем временем Шустрик изо всех сил крепился, чтобы не дать деру, и пытался укрыться за одной из кирпичных опор, поддерживающих крышу птичника, однако вскоре подле него, одно за другим, на землю шмякнулись дергающиеся тела двух куриц, и лис угрем выскользнул наружу. Шустрик мгновенно вскочил на ноги.
– Поймал?
– А то! Ходу, братец, наддай!
Куриные ноги, голые и желтые, казались Шустрику такими горячими, что он едва удерживал их в зубах. А вверху тем временем по двору рыскал туда-сюда сноп света от мощного фонаря, и едва лис с Шустриком успели пролезть через изгородь наружу, в спину им ударил звук ружейного выстрела.
Лис положил свою курицу на землю, чтобы лучше перехватить, и радостно хихикнул:
– Ловко?
24–25 октября, воскресенье – понедельник
В серых предрассветных сумерках неожиданно показался Раф и встретил ушедших на дело товарищей, когда они обогнули верхний край Ситуэйтского озера. С головы до лап он весь был забрызган свежей кровью. На камнях он оставлял кровавые следы. Неподалеку отсюда, на берегу ручья, с распоротым животом лежала зарезанная им овца из долины Свелдейл.
– Я знал, что сумею, – сказал Раф. – Надо было только передохнуть несколько дней. Дело пустяковое. Я погонял ее туда-сюда вдоль ручья, а потом завалил без особых хлопот, не то что раньше. Пошли туда, если хотите…
Раф поперхнулся, потому что лис с прищуренными на восточном ветру глазами глянул на него со смешанным чувством недоверия и презрения. Наконец он обрел дар речи и не то чтобы заговорил, но скорее завыл:
– Совсем умом тронулся? Башка пустая! Только я отвернусь, он торчит на виду, что твой петушиный гребень, всем показал, где мы прячемся! Дерьмо поганое! Высовываешься, когда не просят? Кобелина недоделанный! Зачем я с вами связался? Не-е, я пошел…
– Погоди! Лис, погоди! – крикнул Шустрик, потому что, говоря это, лис повернулся к ним спиной и пошел прочь в сторону плотины. – Что случилось-то?
– Сперва убиваешь на холме – аккурат под носом у фермера, да крови вокруг напустил, что твоя речка. А теперь сам на видном месте! Думаешь, фермер слепой? Погоди, он сюда явится, лапой не успеешь топнуть. Не миновать тебе темноты, приятель. Считай, она у тебя уже в заднице!
– Но, лис, куда ты собрался?
– Аррх! Вниз, постучать фермеру в дверь, чтоб башку ему прямо под ружье сунуть, – злобно ответил лис. – Все хлопот меньше.
В самом деле, когда дневной свет пролился к востоку от Больших утесов и Ветрила, стало вполне понятным то, что привело лиса в такое отчаяние. Мертвая овца лежала на Озерном Мшанике, словно изодранное в клочья, но реющее на ветру знамя свободы, приманивая к себе, казалось, всех канюков, ворон и синих мух Озерного Края. Пока светало, Шустрик лежал в каких-нибудь пятистах ярдах от входа в пещеру и мрачно наблюдал за тем, как хлюпает, капает и плещет вода, ничуть не менее громко, даже когда дождь вроде бы прекратился над долиной Даннердейл, уходя в сторону плотины к дальнему концу озера. Немалых трудов им стоило уговорить лиса остаться, но после полудня он ушел на западный край Белесого откоса, откуда мог следить за тропой, которая поднималась к озеру от фермы «У Языка».
Однако и к закату, когда вода в мелких ручейках уже потемнела и вздулась, ни люди, ни собаки так и не появились в их долине, и лис, весь мокрый, с волочащимся по земле хвостом, вернулся-таки в пещеру, бормоча себе под нос нечто о том, что «некоторым с дождичком повезло». В этот вечер они не охотились, поскольку останков овцы хватило всем троим.
На следующее утро, когда солнце уже давно встало, покуда Шустрик сладко спал в своей уютной ямке, которую сделал себе в мелком щебне, его поднял лис и, не говоря ни слова, осторожно повел к выходу из пещеры. Внизу, на лугу, стоял человек и курил сигарету, его сопровождали два черно-белых пса, валлийские колли. Человек ворошил своим посохом обглоданный овечий хребет и голые ребра.
26 октября, вторник
– …Хышник, слышь, какой там завелся, – сказал Деннис Уильямсон. – Только этого и не хватало.
Он обошел вокруг своего фургона и пнул ногой заднее колесо.
– Не злобись, – остановил его Роберт Линдсей. – Думаешь, верно?
Деннис прислонился к беленой стене фермы «Даннердейл» и зажег сигарету.
– Куда уж вернее-то. Двух ярок порезали в восемь или девять дней, слышь, и обе на открытом месте, не тово чтобы там свалились, слышь, откудова да ноги переломали.
– Отыскал-то ты их где? – поинтересовался Роберт. – В каком месте-то?
– Первую, слышь, там, возле Леверса, аккурат на самом верху, на этой стороне, где крутизна-то самая. Там тропка такая, вот на ей, слышь, она и лежала…
– Старая, ныбось, ярка-то, а, Деннис?
– То-то и делов-то, что не старая. Трехлетка. Я ей зубы посмотрел и все такое.
– От мать твою!
Высказавшись, Роберт принялся задумчиво сосать набалдашник своей палки. Он считался человеком смекалистым, да и годами был старше Денниса, а кроме того, раньше сам фермерствовал «У Языка» и мог объяснить – или, по крайней мере, до сих пор был уверен, что может, – все, что когда-либо случалось с овцами между утесом Могучий и Серым Монахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Селезень стал драться с уткой из-за какого-то лакомого кусочка, который та отыскала под водой, и, покуда они ссорились, их отнесло течением ярда на три назад, на мелководье. Тут-то на них и напал лис, немой как рыба. Движения его, казалось, не были особенно быстрыми, скорее складывалось такое впечатление, что в действие вступила некая природная сила, столь же естественного происхождения, как дуновение ветра или течение потока. Шустрик рванулся вперед, однако прежде – значительно, как показалось ему, прежде – чем он добрался до ручья, лис ринулся на мелководье, схватил селезня за шею и потащил его, бьющего крыльями, на заросший травой берег. Позади него поднялся страшный плеск и громкое кряканье переполошившейся утиной стаи, которая ринулась вверх по ручью.
Не добежав двух ярдов до воды, Шустрик оказался нос к носу с лисом; хитрой морды его было почти не видно из-за бьющихся крыльев и лап селезня, которого он держал в зубах. Не ослабляя хватки, лис выплюнул в морду Шустрику небольшое количество утиного пуха.
– Что?.. Что мне делать? Может…
Шустрик оказался в глупом положении, едва сдерживая себя, чтобы не броситься в мелкую воду. Разжав самый краешек пасти, лис едва разборчиво произнес:
– Дуй отсюда!
Не обращая внимания на то, понял ли его Шустрик, лис проворно побежал вниз по ручью, причем Шустрику по-прежнему казалось, что в действиях лиса нет никакой спешки. Лис быстро достиг укрытия в мелком ольшанике, росшем по берегу ручья, и вдоль дальнего края зарослей они с Шустриком двинулись к открытому склону холма. Лишь однажды лис остановился, положил на землю теперь уже затихшую добычу и, ухмыльнувшись, сказал Шустрику:
– Скоро научишься ходить легко, как пушинка. Следующий раз будет твой. Только смотри свинца не схлопочи.
Шустрик ухмыльнулся в ответ:
– Никоим делом.
Лис опустил глаза на мертвую птицу:
– Утку щипать умеешь? Глянь, сколько перьев. Ничего, я тебя научу.
21 октября, четверг
Укрывшись от ветра за большим камнем, Раф лежал в двухстах ярдах от вершины Могучего. Луну заволокло тучами, света было мало – его едва хватало для того, чтобы различить крутые склоны входа в ущелье, которое вело сюда снизу. Шустрик нетерпеливо суетился. Лис же лежал, вытянувшись во всю длину положив голову на передние лапы.
– Значит, говоришь, загрызать не обязательно?
– Необязательно, приятель, необязательно. Шибче скачет, шибче хлопнется. Только чтоб ты был рядом, сзади. Да гляди, сам не навернись. – Лис приумолк и глянул на Шустрика. – Коли малый наш не лопухнется, дело будет.
Раф снова посмотрел в кромешную темноту пропасти, затем повернулся к Шустрику:
– Понимаешь, мы погоним ее вверх по холму, как можно быстрее. Надо будет повернуть ее и направить в ущелье. Главное – не пропусти ее и не дай убежать назад, понял?
– Не дам, – твердо ответил Шустрик.
– Угым, ты молодцом, управишься, – подтвердил лис и вслед за Рафом рванул вниз по склону.
Шустрик улегся на все еще теплое после Рафа место под скалой и ждал. В узком ущелье завывал холодный ветер и задувал в морду ледяные струи дождя, донося запахи соли и прелой листвы. Затем Шустрик встал, внимательно прислушался и принялся расхаживать туда-сюда. Со стороны западного склона по-прежнему не было слышно никаких звуков охоты. Возможно, в эту минуту он был вообще единственным живым существом, находящимся между утесом Могучий и Ситуэйтским озером.
Некоторое время спустя Шустрик забеспокоился. Вглядываясь в темноту и время от времени тихо поскуливая, он пробежал немного в сторону вершины. Далеко внизу, за глубоким ущельем, он смог различить тусклое мерцание Козьего озера – еще одного из множества других железных баков, которыми люди заполонили весь этот недобрый и неестественный край. Обнюхивая камни, Шустрик наткнулся на окурок сигареты и со страхом отшатнулся, ибо запах этот породил у него в голове образ табачного человека. Растерявшись, Шустрик лег на камни и в который уже раз принялся соскребать со своей головы пластиковую накладку. Когти его за что-то зацепились – за какую-то складку, которой раньше не было, – и мало-помалу Шустрик ощутил некое скользящее движение, накладка подалась, и тут же Шустрик почувствовал, что макушке его стало холодно. Дернув лапой, он обнаружил, что в когтях у него находится черный пластырь, весь изодранный. Несколько мгновений спустя Шустрик сообразил, что это такое, и, подпрыгнув от восторга, схватил накладку зубами и стал грызть, потом подбросил в воздух и поймал, потом снова подбросил и вновь уже собирался поймать, но тут от подножия холма до него вдруг донесся яростный лай.
Резко развернувшись при этих звуках, Шустрик осознал, что не вполне уверен, где находится вход в ущелье. Покуда он медлил в темноте, он услышал, как к нему приближается стук копытцев по камням, и Шустрик ринулся по краю обрыва примерно в том направлении, откуда пришел. Едва он добежал до скалы, где оставил его лис, появилась бегущая вверх овца, которую преследовал Раф, кусая ее за лодыжки. Тут же появился и не издавший ни звука лис; он возник как бы ниоткуда и с оскаленной пастью улегся, наблюдая за овцой, которая поворачивала к Шустрику, потом заметила пса и остановилась. Шустрик бросился на нее, и в то же мгновение овца сломя голову ринулась в темноту ущелья. Следуя за ней, не отставая, Раф тоже исчез. Затем послышался какой-то грохот, звук сыплющихся камней, после чего раздалось душераздирающее короткое блеяние, которое резко оборвалось на затихающей ноте. Сверкая белками глаз в слабом свете, вновь появился Раф и, тяжело дыша, рухнул на камни рядом с Шустриком у края обрыва.
– Я видел, как она свалилась. Мне было не остановиться. Сам чуть не рухнул вниз. Славно сработано, Шустрик! Ты заставил ее свернуть. Ой! – Раф поднял голову и недоверчиво посмотрел на Шустрика. – Что это с тобой такое?
– Что ты имеешь в виду?
Ничего не отвечая, Раф обнюхал и стал вылизывать длинный шов, который шел через всю голову Шустрика. Инстинктивно Шустрик не шевелился и тоже молчал, покуда Раф изучал его, словно чужака, постепенно привыкая к непонятной перемене в облике друга.
– Значит, говоришь, табачный человек поджег ее? – промолвил наконец Раф.
– Не знаю… Я спал, когда все это случилось. Но мне часто кажется, что ее подожгли. А потом я еще и сам туда свалился. Не будь железной сеточки… – Шустрик осторожно встал. – Чего тут, в конце концов, удивительного? Ну дырки. В крышах вот бывают дырки, я видел. И в машинах иногда тоже. А еще трубы, знаешь, которые под дорогой прокладывают. Как-то у нас за воротами копали канаву… Правда, все это было до того, как приехал грузовик.
– Пошли вниз. Нечего рассусоливать. Голодные, небось, как я, – сказал лис и, пробежав несколько ярдов, обернулся на лежащих псов.
– Куда? – спросил Раф. – Далеко она свалилась? Мне показалось, эта овца падала целую вечность. Я даже не услышал, как она упала. Долго туда тащиться?
– Да близко, близко. Вниз и вниз по тропке. Не очень гладкая дорожка.
Однако прошло никак не меньше часа, пока, спустившись к подножию Могучего по Козьей тропе, они отыскали труп упавшей овцы на узкой скальной полке у подножия Большого ущелья.
23 октября, суббота
– Ну, малой, подналяжь!
Вновь и вновь Шустрик налегал всем своим небольшим телом на проволочную дверцу птичника. Когда дверца наконец подалась, лис пролез в щель и, прежде чем Шустрик успел подняться с земли, оказался в птичнике, протиснувшись в щель между двух досок в полу, куда, по мнению Шустрика, не проскочила бы и крыса. Тут же внутри поднялся шум и переполох, и мгновение спустя в одном из соседних сараев залаял пес. В фермерском доме зажегся свет и отворилось верхнее окошко. Тем временем Шустрик изо всех сил крепился, чтобы не дать деру, и пытался укрыться за одной из кирпичных опор, поддерживающих крышу птичника, однако вскоре подле него, одно за другим, на землю шмякнулись дергающиеся тела двух куриц, и лис угрем выскользнул наружу. Шустрик мгновенно вскочил на ноги.
– Поймал?
– А то! Ходу, братец, наддай!
Куриные ноги, голые и желтые, казались Шустрику такими горячими, что он едва удерживал их в зубах. А вверху тем временем по двору рыскал туда-сюда сноп света от мощного фонаря, и едва лис с Шустриком успели пролезть через изгородь наружу, в спину им ударил звук ружейного выстрела.
Лис положил свою курицу на землю, чтобы лучше перехватить, и радостно хихикнул:
– Ловко?
24–25 октября, воскресенье – понедельник
В серых предрассветных сумерках неожиданно показался Раф и встретил ушедших на дело товарищей, когда они обогнули верхний край Ситуэйтского озера. С головы до лап он весь был забрызган свежей кровью. На камнях он оставлял кровавые следы. Неподалеку отсюда, на берегу ручья, с распоротым животом лежала зарезанная им овца из долины Свелдейл.
– Я знал, что сумею, – сказал Раф. – Надо было только передохнуть несколько дней. Дело пустяковое. Я погонял ее туда-сюда вдоль ручья, а потом завалил без особых хлопот, не то что раньше. Пошли туда, если хотите…
Раф поперхнулся, потому что лис с прищуренными на восточном ветру глазами глянул на него со смешанным чувством недоверия и презрения. Наконец он обрел дар речи и не то чтобы заговорил, но скорее завыл:
– Совсем умом тронулся? Башка пустая! Только я отвернусь, он торчит на виду, что твой петушиный гребень, всем показал, где мы прячемся! Дерьмо поганое! Высовываешься, когда не просят? Кобелина недоделанный! Зачем я с вами связался? Не-е, я пошел…
– Погоди! Лис, погоди! – крикнул Шустрик, потому что, говоря это, лис повернулся к ним спиной и пошел прочь в сторону плотины. – Что случилось-то?
– Сперва убиваешь на холме – аккурат под носом у фермера, да крови вокруг напустил, что твоя речка. А теперь сам на видном месте! Думаешь, фермер слепой? Погоди, он сюда явится, лапой не успеешь топнуть. Не миновать тебе темноты, приятель. Считай, она у тебя уже в заднице!
– Но, лис, куда ты собрался?
– Аррх! Вниз, постучать фермеру в дверь, чтоб башку ему прямо под ружье сунуть, – злобно ответил лис. – Все хлопот меньше.
В самом деле, когда дневной свет пролился к востоку от Больших утесов и Ветрила, стало вполне понятным то, что привело лиса в такое отчаяние. Мертвая овца лежала на Озерном Мшанике, словно изодранное в клочья, но реющее на ветру знамя свободы, приманивая к себе, казалось, всех канюков, ворон и синих мух Озерного Края. Пока светало, Шустрик лежал в каких-нибудь пятистах ярдах от входа в пещеру и мрачно наблюдал за тем, как хлюпает, капает и плещет вода, ничуть не менее громко, даже когда дождь вроде бы прекратился над долиной Даннердейл, уходя в сторону плотины к дальнему концу озера. Немалых трудов им стоило уговорить лиса остаться, но после полудня он ушел на западный край Белесого откоса, откуда мог следить за тропой, которая поднималась к озеру от фермы «У Языка».
Однако и к закату, когда вода в мелких ручейках уже потемнела и вздулась, ни люди, ни собаки так и не появились в их долине, и лис, весь мокрый, с волочащимся по земле хвостом, вернулся-таки в пещеру, бормоча себе под нос нечто о том, что «некоторым с дождичком повезло». В этот вечер они не охотились, поскольку останков овцы хватило всем троим.
На следующее утро, когда солнце уже давно встало, покуда Шустрик сладко спал в своей уютной ямке, которую сделал себе в мелком щебне, его поднял лис и, не говоря ни слова, осторожно повел к выходу из пещеры. Внизу, на лугу, стоял человек и курил сигарету, его сопровождали два черно-белых пса, валлийские колли. Человек ворошил своим посохом обглоданный овечий хребет и голые ребра.
26 октября, вторник
– …Хышник, слышь, какой там завелся, – сказал Деннис Уильямсон. – Только этого и не хватало.
Он обошел вокруг своего фургона и пнул ногой заднее колесо.
– Не злобись, – остановил его Роберт Линдсей. – Думаешь, верно?
Деннис прислонился к беленой стене фермы «Даннердейл» и зажег сигарету.
– Куда уж вернее-то. Двух ярок порезали в восемь или девять дней, слышь, и обе на открытом месте, не тово чтобы там свалились, слышь, откудова да ноги переломали.
– Отыскал-то ты их где? – поинтересовался Роберт. – В каком месте-то?
– Первую, слышь, там, возле Леверса, аккурат на самом верху, на этой стороне, где крутизна-то самая. Там тропка такая, вот на ей, слышь, она и лежала…
– Старая, ныбось, ярка-то, а, Деннис?
– То-то и делов-то, что не старая. Трехлетка. Я ей зубы посмотрел и все такое.
– От мать твою!
Высказавшись, Роберт принялся задумчиво сосать набалдашник своей палки. Он считался человеком смекалистым, да и годами был старше Денниса, а кроме того, раньше сам фермерствовал «У Языка» и мог объяснить – или, по крайней мере, до сих пор был уверен, что может, – все, что когда-либо случалось с овцами между утесом Могучий и Серым Монахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62