Сегодня, впрочем, я не ощущал ни потребности, ни возможности к стихосложению. И на том спасибо.
К вечеру я окончательно уверился в мысли, что Хозяин копит энергию для нового шоу. Слишком уж тихо и благолепно. Кроме обитателей скотного двора, никаких персонажей. Правда, однажды мне почудилось, будто далеко-далеко от дома по саванне двигается человек, силуэтом похожий на Роланда, но мираж пропал столь же быстро, как и появился.
После 21 часа по земному стандарту, когда животные были накормлены и вычищены, а мы с Дастином принялись за ужин, по всему Дому внезапно загорелись мониторы телевизоров, расставленных буквально в каждой комнате.
— Навигатор! — окликнул я. — Если ты снова будешь пичкать нас вестернами, обижусь. Сколько же можно?
— Не понял смысла претензии, — пробубнило из коммуникатора. — Я не веду никакой трансляции. И кто-то перекрыл канал визуальной связи. Если я правильно понимаю, это воздействие той самой программы-вируса, которую вы назвали Хакером-Привидением. Попробую его поймать…
Навигатор еще немного пошуршал и замкнулся сам на себя, занявшись диагностикой своих кремниевых кишок, в которых завелась неизвестная аскарида, а я и Дастин от нечего делать уставились в ближайший экран. Телевизор был большой, экран плоский, метра полтора в диагонали. Этакий маленький кинотеатр.
— Старье какое-то, — откомментировал Дастин, увидев первые кадры. — Нет, я не Шекспира имею в виду. Фильм очень старый. Изображение двухмерное, видишь?
— Вижу, — мрачно ответил я, соображая, с чего это вдруг Хозяину потребовалось показывать своим подопытным крысам «Гамлета»? — Давай посмотрим, может быть, Хозяин желает что-то сказать своим куклам?
К вечеру двадцать пятого апреля от Шекспира уже тошнило. Нам показали восемнадцать различных версий истории жизни принца Датского — от самых старинных до современных, в постановке Стоппарда, Гибсона, Дзефирелли, Козинцева, Любимова, Джармена и совсем уж забытых малоизвестных режиссеров. Обстановка на экране с каждым новым фильмом менялась не хуже, чем у нас на Афродите. Гамлет выступал то в обстановке классического средневекового Эльсинора, то в каких-то бункерах (явный постмодернизм!), то в тропическом лесу… Убийственно постмодернистичным выглядел и спектакль, где играли одни негры, а Гамлет был наследником босса наркомафии в Гарлеме. Следующая лента (режиссировал Том Стоппард) уложила действие пьесы в пятнадцать минут. В титрах значилось, что данная версия была удостоена какого-то приза на каком-то фестивале. Характер героя варьировался еще шире — от депрессивного меланхолика до агрессивного голубого (спасибо Дереку Джармену, век такое не забудешь…). Дастин потом метался по Дому в поисках пистолета и вопил, что он сейчас разобьет все телевизоры и сядет читать «Красную шапочку» в подлиннике. В ответ на эту безобразную выходку нам продемонстрировали детский мультик «Гамлет», снятый в Японии (как обычно, как обычно — безносые герои с гигантскими глазищами).
В общем, через сутки мы знали пьесу почти наизусть, хотя бы потому, что когда мы находились вне Дома и возились со скотным двором, спектакли нам транслировали через расставленные по углам старомодные воронки громкоговорителей…
— Что бы это значило? — вопросил я за чаем у напарника. Сейчас, в перерыве между фильмами Хозяин крутил рекламу издательского дома «Аллен&Анвин», выпускающего полное собрание сочинений Шекспира как в книжном, так и в электронном варианте. Дастин подумал, фыркнул в чашку так, что брызги полетели, и выдал:
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Эй-эй, только драться не лезь! Тео, я не понимаю, что это такое, честно! Может, Оно хочет подготовить нас к…
Дастин внезапно изменился в лице, будто что-то вспомнил, и вдруг сказал с запинкой:
— Гонец… был!
— ???
— Гонец! Ты в хлеву работал! Подъехал какой-то персонаж на лошади! Днем еще! Вот, гляди!
Напарник вытащил из-за пазухи помятый свиток. Развернул. Мы склонились над депешей. Написано по-английски, хорошим каллиграфом.
«Сим приказываю немедля прибыть в Эльсинор. Клавдий, король Датский».
Пауза.
— Какие соображения? — стеклянным голосом спросил я. Ответом послужило приглушенное ржание, донесшееся со двора. Мы метнулись к окнам.
Три лошади. Две под седлом, одна под поклажей.
— Значит, в Эльсинор, — процедил Дастин. — А ну, пошли глянем!
Глядеть оказалась не на что. Лошади как лошади. Два комплекта одежды под наши размеры. На мой взгляд, одежда скроена по моде века XV—XVI, не позднее. Мягкая замша, чуть потрепанные, но чистые бархатные колеты, пояса, перевязи со шпагами, высокие сапоги, но не ботфорты, а именно сапоги. В принадлежащем мне кошельке лежала одна-единственная золотая монета.
— Придется ехать, — я быстро взглянул на Дастина. — Иначе нас выставят из Дома силой. А конце концов, нехорошо не выполнять приказ короля. Только кто мы? Гамлет с Горацио?
— Минуточку, — Дастин снова вытащил на свет божий депешу и глянул на оборот. Крупными буквами там было выведено: «To masters Rosencrantz and Guildenstern».
— Вот даже как… — пробормотал я. — И кто из нас кто?
— Какая разница!
* * *
Реальность Афродиты сгинула первой же ночью. В очередной раз.
До заката к Эльсинору мы, конечно же, не добрались, несмотря на услужливость Хозяина, расставившего через каждые пять километров гранитные указательные столбы. Первый стоял прямиком возле Дома, на окраине дороги желтого кирпича. Стрелка влево и глубоко выбитые буквы: «Эльсинор, 10 лиг».
Что такое «лига», мы не представляли, но после второго столба стало ясно, что это чуть больше четырех километров. Теоретически можно было бы успеть за ночь, но мы так намаялись со скотным двором, что Дастин, когда стало темно, потребовал привала. Мы выпустили лошадей пастись, сами наломали кустарника, разожгли костер и поужинали гамбургерами, которые я соорудил еще дома, чтобы взять в дорогу. Именно тогда и начались наши мытарства с монетой, никак не желавшей падать решкой вверх — я просто решил поразвлечься игрой и вдруг обнаружил, что нам попалась денежка с необычным дефектом…
День первый принес сразу несколько сюрпризов. На рассвете мы проснулись от холода. Теплая, я бы даже сказал — жаркая весна Афродиты сменилась промозглой поздней осенью датского побережья планеты Земля. Когда произошло новое терраформирование, мы не заметили. Видимо, Хозяин трудился, пока мы спали. Дастин, поеживаясь и счищая иней с рукавов, недовольно проворчал: «Прогнило что-то в Датском королевстве…», забрался в седло и примерно к середине дня мы въехали в небольшой, по-видимому рыбацкий поселок, стоявший у подножия скалы, увенчанной громадным и исключительно мрачным замком. Если Каэр Тулейн выглядел зловещим, как и положено заколдованному замку из сказки, то обитаемый обычными людьми Эльсинор являлся тяжелым, угрюмым и очень негостеприимным с виду.
— Не удивляюсь, что Гамлету здесь не нравилось, — сказал я, осматривая темно-серое, опоясанное зубчатыми стенами сооружение. — Этот замок словно предназначен для злодейства и трагедии. Тебе не кажется?
— Мне кажется, что там повсюду сквозняки и крыша протекает, — сквозь нос проворчал теплолюбивый Дастин, успевший подхватить ночью насморк. — Зачем Хозяин пригнал нас сюда? Опять эксперимент? Тут ведь все заранее известно. Призраки, «…не пей вина, Гертруда», крысы за коврами, утопленная Офелия… Кстати, в том фильме с ниггерами Офелия утопилась под Бруклинским мостом, помнишь?
— А в постановке Джармена, — подхватил я, понукая лошадь, чтобы быстрее забиралась по крутой дороге, ведущей к замку, — я так и не понял, Офелия была мальчиком или девочкой? Ты не помнишь, Гильденстерн?
— Я Розенкранц, — фыркнул Дастин. — Впрочем, это неважно. Мы сейчас начинаем игру с Хозяином, где выигрыша не видать. Нулевая сумма, если вспоминать твои выкладки. Гамлет перебьет всех плохих, сам сложится в поединке с Лаэртом, а нас повесят. И Розенкранц, и Гильденстерн — оба мертвы.
— Может быть, задача в том и состоит, чтобы в финале заявить на весь мир: «Розенкранц и Гильденстерн живы»? — предположил я. — Нам недаром тридцать часов демонстрировали фильмы по Шекспиру. Мне кажется, Хозяин пытался намекнуть: что-то упущено. Мы проглядели какую-то деталь, слишком глубоко закопанную в пьесе. Помнишь, что говорил Эмиель? Прежде всего обращайте внимание на мелочи и не портите сказки.
— Такую сказку, как «Гамлет», не жаль испортить, — отрезал Дастин. — А насчет мелочей… Посмотрим. В общем, веди себя прилично, на ноги Офелии и королеве Гертруде не наступай, с королем будь вежлив.
— А с Гамлетом?
— По обстоятельствам. И вообще, Розенкранц, убери эту поганую монету! Твоя орлянка становится навязчивой.
— Только что я был Гильденстерном, — обиженно сказал я, но все-таки упрятал проклятущую денежку в кошелек. Дастин уже молотил кулаком в огромные деревянные ворота, напрочь проигнорировав висящий специально для этой цели колокольчик.
* * *
И завертелось.
Нас прекрасно приняли, показали вполне удобную и ничуть не сырую комнату, принесли дров для открытого очага. Слуга объяснил, что в соответствии с дворцовым церемониалом Эльсинора кушать можно будет лишь тогда, когда кушают король и королева, но, если уважаемое молодые господа проголодались, можно запросто спуститься в поселок и пообедать в трактире «Гостеприимный Йоген». Идти в трактир я отказался, потому что не захотел расставаться с чудесной монетой, пока занимавшей все мое воображение.
Перед обедом мы, гуляя по замку и осматривая новую сцену, выбранную Хозяином для своего идиотского спектакля, наткнулись в одном из залов на шествующих к столовой короля Клавдия и королеву Гертруду. Свита церемонно шествовала за монархами. Нам ничего не оставалось делать, как неуклюже поклониться.
— Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн! — король оказался совсем не таким, как в кино. Высокий, красивый сорокалетний мужчина с темно-русыми, начинающими седеть волосами. Теперь я понял, что такое настоящий королевский взгляд — на тебя как будто василиск смотрит. Взгляд человека, настолько уверенного в своей силе, что показывать ее каким-либо другим способом нет никакого смысла. — Рад видеть, что вы откликнулись на мою просьбу приехать. Но, кроме жажды видеть старых друзей принца, заставила вас вызвать и нужда.
— Да-да, знаем, — чересчур поспешил с ответом Дастин. — У Гамлета умер отец и все такое… Принц, как говорят, нездоров?
— Кхм, — нахмурился король. Надо полагать, здесь было не принято перебивать речь монарших особ. Вступилась королева — величественная дама в чудовищном парчовом кринолине. Гертруде тоже не больше сорока, и я бы не сказал, что она божественно красива. Обычная женщина. И даже с едва заметными и густо напудренными оспяными шрамами на лице.
— Гамлет часто вспоминал о вас, господа, — сказала Гертруда. — Я больше не знаю никого в мире, кому бы он был так предан. — Я и супруг мой просили бы вас рассеять скуку принца, узнать, какая тайна мучает его… И нельзя ли найти от нее лекарство?
— Только прикажите — и мы все сделаем, — молвил Дастин и чуточку меня подтолкнул. Я напрягся, не без натуги вспомнил соответствующую реплику и выродил:
— Горя повиновеньем, повергаем свою готовность к царственным стопам и ждем распоряжений!
На меня посмотрели странно. Видимо, в прогнившем датском королевстве выражались попроще. Однако король мне улыбнулся и сказал:
— Спасибо, Розенкранц… — он повернулся к Дастину, — …и милый Гильденстерн.
Королева подхватила, одарив меня кивком:
— Спасибо, Гильденстерн, — взгляд Гертруды переведен на моего напарника, — и милый Розенкранц.
Свита скрылась за дверями трапезного зала, оставив нас обоих в недоумении.
— Розенстерн и Гильденкранц, — Дастин сплюнул прямо на пол. — Кошмар!
— Ты не плюйся, а скажи, что будем предпринимать, — тихо сказал я. — Чует мое сердце, в Эльсиноре нечисто. Хрен с ним, с обедом — в деревне покушаем. Попозже наведаемся к королю и попросим обязательной, а равно и массированной финансовой поддержки столь серьезного мероприятия, как излечение душевной болезни Гамлета. Пойдем на стену, там, наверное, красивый вид на море. Заодно поговорим без свидетелей. Попытаемся осмыслить логически весь узел, закрученный папашей Гамлетом.
— А что, их было двое?
— Кино надо было смотреть! Убитого короля тоже звали Гамлет. Клавдий — его младший брат. Жена ему досталась в нагрузку к короне.
— Тогда идем. Умоляю, убери свою монетку! Выглядишь законченным дебилом! Как маленький, право слово!
* * *
Холодное северное море ревело далеко внизу, граяли чайки, солнце едва пригревало, но мы настолько увлеклись своими версиями смерти старого короля, что не замечали ни холода, ни урчания в желудках.
Основной и главной оставалась теория симулирующего шизофрению принца. Клавдий отравил старшего брата, чтобы занять трон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
К вечеру я окончательно уверился в мысли, что Хозяин копит энергию для нового шоу. Слишком уж тихо и благолепно. Кроме обитателей скотного двора, никаких персонажей. Правда, однажды мне почудилось, будто далеко-далеко от дома по саванне двигается человек, силуэтом похожий на Роланда, но мираж пропал столь же быстро, как и появился.
После 21 часа по земному стандарту, когда животные были накормлены и вычищены, а мы с Дастином принялись за ужин, по всему Дому внезапно загорелись мониторы телевизоров, расставленных буквально в каждой комнате.
— Навигатор! — окликнул я. — Если ты снова будешь пичкать нас вестернами, обижусь. Сколько же можно?
— Не понял смысла претензии, — пробубнило из коммуникатора. — Я не веду никакой трансляции. И кто-то перекрыл канал визуальной связи. Если я правильно понимаю, это воздействие той самой программы-вируса, которую вы назвали Хакером-Привидением. Попробую его поймать…
Навигатор еще немного пошуршал и замкнулся сам на себя, занявшись диагностикой своих кремниевых кишок, в которых завелась неизвестная аскарида, а я и Дастин от нечего делать уставились в ближайший экран. Телевизор был большой, экран плоский, метра полтора в диагонали. Этакий маленький кинотеатр.
— Старье какое-то, — откомментировал Дастин, увидев первые кадры. — Нет, я не Шекспира имею в виду. Фильм очень старый. Изображение двухмерное, видишь?
— Вижу, — мрачно ответил я, соображая, с чего это вдруг Хозяину потребовалось показывать своим подопытным крысам «Гамлета»? — Давай посмотрим, может быть, Хозяин желает что-то сказать своим куклам?
К вечеру двадцать пятого апреля от Шекспира уже тошнило. Нам показали восемнадцать различных версий истории жизни принца Датского — от самых старинных до современных, в постановке Стоппарда, Гибсона, Дзефирелли, Козинцева, Любимова, Джармена и совсем уж забытых малоизвестных режиссеров. Обстановка на экране с каждым новым фильмом менялась не хуже, чем у нас на Афродите. Гамлет выступал то в обстановке классического средневекового Эльсинора, то в каких-то бункерах (явный постмодернизм!), то в тропическом лесу… Убийственно постмодернистичным выглядел и спектакль, где играли одни негры, а Гамлет был наследником босса наркомафии в Гарлеме. Следующая лента (режиссировал Том Стоппард) уложила действие пьесы в пятнадцать минут. В титрах значилось, что данная версия была удостоена какого-то приза на каком-то фестивале. Характер героя варьировался еще шире — от депрессивного меланхолика до агрессивного голубого (спасибо Дереку Джармену, век такое не забудешь…). Дастин потом метался по Дому в поисках пистолета и вопил, что он сейчас разобьет все телевизоры и сядет читать «Красную шапочку» в подлиннике. В ответ на эту безобразную выходку нам продемонстрировали детский мультик «Гамлет», снятый в Японии (как обычно, как обычно — безносые герои с гигантскими глазищами).
В общем, через сутки мы знали пьесу почти наизусть, хотя бы потому, что когда мы находились вне Дома и возились со скотным двором, спектакли нам транслировали через расставленные по углам старомодные воронки громкоговорителей…
— Что бы это значило? — вопросил я за чаем у напарника. Сейчас, в перерыве между фильмами Хозяин крутил рекламу издательского дома «Аллен&Анвин», выпускающего полное собрание сочинений Шекспира как в книжном, так и в электронном варианте. Дастин подумал, фыркнул в чашку так, что брызги полетели, и выдал:
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Эй-эй, только драться не лезь! Тео, я не понимаю, что это такое, честно! Может, Оно хочет подготовить нас к…
Дастин внезапно изменился в лице, будто что-то вспомнил, и вдруг сказал с запинкой:
— Гонец… был!
— ???
— Гонец! Ты в хлеву работал! Подъехал какой-то персонаж на лошади! Днем еще! Вот, гляди!
Напарник вытащил из-за пазухи помятый свиток. Развернул. Мы склонились над депешей. Написано по-английски, хорошим каллиграфом.
«Сим приказываю немедля прибыть в Эльсинор. Клавдий, король Датский».
Пауза.
— Какие соображения? — стеклянным голосом спросил я. Ответом послужило приглушенное ржание, донесшееся со двора. Мы метнулись к окнам.
Три лошади. Две под седлом, одна под поклажей.
— Значит, в Эльсинор, — процедил Дастин. — А ну, пошли глянем!
Глядеть оказалась не на что. Лошади как лошади. Два комплекта одежды под наши размеры. На мой взгляд, одежда скроена по моде века XV—XVI, не позднее. Мягкая замша, чуть потрепанные, но чистые бархатные колеты, пояса, перевязи со шпагами, высокие сапоги, но не ботфорты, а именно сапоги. В принадлежащем мне кошельке лежала одна-единственная золотая монета.
— Придется ехать, — я быстро взглянул на Дастина. — Иначе нас выставят из Дома силой. А конце концов, нехорошо не выполнять приказ короля. Только кто мы? Гамлет с Горацио?
— Минуточку, — Дастин снова вытащил на свет божий депешу и глянул на оборот. Крупными буквами там было выведено: «To masters Rosencrantz and Guildenstern».
— Вот даже как… — пробормотал я. — И кто из нас кто?
— Какая разница!
* * *
Реальность Афродиты сгинула первой же ночью. В очередной раз.
До заката к Эльсинору мы, конечно же, не добрались, несмотря на услужливость Хозяина, расставившего через каждые пять километров гранитные указательные столбы. Первый стоял прямиком возле Дома, на окраине дороги желтого кирпича. Стрелка влево и глубоко выбитые буквы: «Эльсинор, 10 лиг».
Что такое «лига», мы не представляли, но после второго столба стало ясно, что это чуть больше четырех километров. Теоретически можно было бы успеть за ночь, но мы так намаялись со скотным двором, что Дастин, когда стало темно, потребовал привала. Мы выпустили лошадей пастись, сами наломали кустарника, разожгли костер и поужинали гамбургерами, которые я соорудил еще дома, чтобы взять в дорогу. Именно тогда и начались наши мытарства с монетой, никак не желавшей падать решкой вверх — я просто решил поразвлечься игрой и вдруг обнаружил, что нам попалась денежка с необычным дефектом…
День первый принес сразу несколько сюрпризов. На рассвете мы проснулись от холода. Теплая, я бы даже сказал — жаркая весна Афродиты сменилась промозглой поздней осенью датского побережья планеты Земля. Когда произошло новое терраформирование, мы не заметили. Видимо, Хозяин трудился, пока мы спали. Дастин, поеживаясь и счищая иней с рукавов, недовольно проворчал: «Прогнило что-то в Датском королевстве…», забрался в седло и примерно к середине дня мы въехали в небольшой, по-видимому рыбацкий поселок, стоявший у подножия скалы, увенчанной громадным и исключительно мрачным замком. Если Каэр Тулейн выглядел зловещим, как и положено заколдованному замку из сказки, то обитаемый обычными людьми Эльсинор являлся тяжелым, угрюмым и очень негостеприимным с виду.
— Не удивляюсь, что Гамлету здесь не нравилось, — сказал я, осматривая темно-серое, опоясанное зубчатыми стенами сооружение. — Этот замок словно предназначен для злодейства и трагедии. Тебе не кажется?
— Мне кажется, что там повсюду сквозняки и крыша протекает, — сквозь нос проворчал теплолюбивый Дастин, успевший подхватить ночью насморк. — Зачем Хозяин пригнал нас сюда? Опять эксперимент? Тут ведь все заранее известно. Призраки, «…не пей вина, Гертруда», крысы за коврами, утопленная Офелия… Кстати, в том фильме с ниггерами Офелия утопилась под Бруклинским мостом, помнишь?
— А в постановке Джармена, — подхватил я, понукая лошадь, чтобы быстрее забиралась по крутой дороге, ведущей к замку, — я так и не понял, Офелия была мальчиком или девочкой? Ты не помнишь, Гильденстерн?
— Я Розенкранц, — фыркнул Дастин. — Впрочем, это неважно. Мы сейчас начинаем игру с Хозяином, где выигрыша не видать. Нулевая сумма, если вспоминать твои выкладки. Гамлет перебьет всех плохих, сам сложится в поединке с Лаэртом, а нас повесят. И Розенкранц, и Гильденстерн — оба мертвы.
— Может быть, задача в том и состоит, чтобы в финале заявить на весь мир: «Розенкранц и Гильденстерн живы»? — предположил я. — Нам недаром тридцать часов демонстрировали фильмы по Шекспиру. Мне кажется, Хозяин пытался намекнуть: что-то упущено. Мы проглядели какую-то деталь, слишком глубоко закопанную в пьесе. Помнишь, что говорил Эмиель? Прежде всего обращайте внимание на мелочи и не портите сказки.
— Такую сказку, как «Гамлет», не жаль испортить, — отрезал Дастин. — А насчет мелочей… Посмотрим. В общем, веди себя прилично, на ноги Офелии и королеве Гертруде не наступай, с королем будь вежлив.
— А с Гамлетом?
— По обстоятельствам. И вообще, Розенкранц, убери эту поганую монету! Твоя орлянка становится навязчивой.
— Только что я был Гильденстерном, — обиженно сказал я, но все-таки упрятал проклятущую денежку в кошелек. Дастин уже молотил кулаком в огромные деревянные ворота, напрочь проигнорировав висящий специально для этой цели колокольчик.
* * *
И завертелось.
Нас прекрасно приняли, показали вполне удобную и ничуть не сырую комнату, принесли дров для открытого очага. Слуга объяснил, что в соответствии с дворцовым церемониалом Эльсинора кушать можно будет лишь тогда, когда кушают король и королева, но, если уважаемое молодые господа проголодались, можно запросто спуститься в поселок и пообедать в трактире «Гостеприимный Йоген». Идти в трактир я отказался, потому что не захотел расставаться с чудесной монетой, пока занимавшей все мое воображение.
Перед обедом мы, гуляя по замку и осматривая новую сцену, выбранную Хозяином для своего идиотского спектакля, наткнулись в одном из залов на шествующих к столовой короля Клавдия и королеву Гертруду. Свита церемонно шествовала за монархами. Нам ничего не оставалось делать, как неуклюже поклониться.
— Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн! — король оказался совсем не таким, как в кино. Высокий, красивый сорокалетний мужчина с темно-русыми, начинающими седеть волосами. Теперь я понял, что такое настоящий королевский взгляд — на тебя как будто василиск смотрит. Взгляд человека, настолько уверенного в своей силе, что показывать ее каким-либо другим способом нет никакого смысла. — Рад видеть, что вы откликнулись на мою просьбу приехать. Но, кроме жажды видеть старых друзей принца, заставила вас вызвать и нужда.
— Да-да, знаем, — чересчур поспешил с ответом Дастин. — У Гамлета умер отец и все такое… Принц, как говорят, нездоров?
— Кхм, — нахмурился король. Надо полагать, здесь было не принято перебивать речь монарших особ. Вступилась королева — величественная дама в чудовищном парчовом кринолине. Гертруде тоже не больше сорока, и я бы не сказал, что она божественно красива. Обычная женщина. И даже с едва заметными и густо напудренными оспяными шрамами на лице.
— Гамлет часто вспоминал о вас, господа, — сказала Гертруда. — Я больше не знаю никого в мире, кому бы он был так предан. — Я и супруг мой просили бы вас рассеять скуку принца, узнать, какая тайна мучает его… И нельзя ли найти от нее лекарство?
— Только прикажите — и мы все сделаем, — молвил Дастин и чуточку меня подтолкнул. Я напрягся, не без натуги вспомнил соответствующую реплику и выродил:
— Горя повиновеньем, повергаем свою готовность к царственным стопам и ждем распоряжений!
На меня посмотрели странно. Видимо, в прогнившем датском королевстве выражались попроще. Однако король мне улыбнулся и сказал:
— Спасибо, Розенкранц… — он повернулся к Дастину, — …и милый Гильденстерн.
Королева подхватила, одарив меня кивком:
— Спасибо, Гильденстерн, — взгляд Гертруды переведен на моего напарника, — и милый Розенкранц.
Свита скрылась за дверями трапезного зала, оставив нас обоих в недоумении.
— Розенстерн и Гильденкранц, — Дастин сплюнул прямо на пол. — Кошмар!
— Ты не плюйся, а скажи, что будем предпринимать, — тихо сказал я. — Чует мое сердце, в Эльсиноре нечисто. Хрен с ним, с обедом — в деревне покушаем. Попозже наведаемся к королю и попросим обязательной, а равно и массированной финансовой поддержки столь серьезного мероприятия, как излечение душевной болезни Гамлета. Пойдем на стену, там, наверное, красивый вид на море. Заодно поговорим без свидетелей. Попытаемся осмыслить логически весь узел, закрученный папашей Гамлетом.
— А что, их было двое?
— Кино надо было смотреть! Убитого короля тоже звали Гамлет. Клавдий — его младший брат. Жена ему досталась в нагрузку к короне.
— Тогда идем. Умоляю, убери свою монетку! Выглядишь законченным дебилом! Как маленький, право слово!
* * *
Холодное северное море ревело далеко внизу, граяли чайки, солнце едва пригревало, но мы настолько увлеклись своими версиями смерти старого короля, что не замечали ни холода, ни урчания в желудках.
Основной и главной оставалась теория симулирующего шизофрению принца. Клавдий отравил старшего брата, чтобы занять трон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71