А отняв руки от лица, я чувствовал себя таким же беспомощным, как и до этого.
– Вернитесь и уберите эту мину! – повторил визгливым голосом Силади.
Только тогда я понял, что они ни капельки не шутят.
Так вот оно что! Проснулась совесть интеллигентов, и именно в тот момент, когда на карту поставлена моя шкура!
Я отвел руку назад, словно для того, чтобы только почесать поясницу, но тем же самым движением выхватил из кобуры пистолет. Стряхнул с себя руку Сети и направил пушку в грудь Силади.
– Послушайте, вы, законченный олух! – начал я вправлять ему мозги. – Меня не интересует, нравятся или не нравятся мои методы вашему паршивому прекраснодушию. Вы с вашей блистательной компанией и понятия не имеете, кто такой Джиральдини. И коль скоро о нем зашла речь, то этот проходимец и иже с ним только потому и могут существовать, что подобной вам интеллигентской размазни на земле как собак нерезаных. Вместо того, чтобы прикончить их на месте, их освобождают под залог, – а это то же самое, что мертвому припарки! Но на сей раз Джиральдини и Ренци имеют дело с мужчиной. Как сумею, так и прикончу их, ясно? И уж вы-то мне не станете помехой, мои прекраснодушные!
– Я думаю, вы правы, Сэм, – прозвучал чей-то голос у меня за спиной.
Я мигом обернулся: позади меня стоял Ренни.
Я направил ствол пистолета на него, он сразу же затряс головой.
– Меня вам нечего бояться, Сэм. Я хочу улететь отсюда, а единственная гарантия этого – вы. Лучше дайте и мне такую же игрушку!
Я колебался лишь пару секунд. Потом потянулся к поясу и достал второй пистолет. Бросил его Ренни и в тот же миг повернулся к нему спиной.
– Слушайте меня внимательно! – сказал я. – Больше я не буду трепать языком. Поймите, что мы связаны одной веревкой. Машину уже не остановить. Вы сможете спастись, а Ренни улететь только при том условии, если я покончу с Джиральдини и Ренци. Иначе они прикончат нас. Неужели это непонятно?
– Мы не желаем становиться игрушкой в руках гангстерских банд, – промолвил холодно Силади. – Даже в том случае…
– Ох-ох, бедняжка-профессор! – воскликнул я, чувствуя, как в душу мою вселяется какое-то безграничное отчаяние. – Об этом нужно было подумать раньше. Еще в Сан-Антонио вы были не против, чтобы я убрал их!
– Но и вы ничего не говорили о минах! Я почувствовал на руке легкое пожатие. Я обернулся – это был Ренни.
– А не слишком много времени мы теряем? – спросил он, и глаза его выражали обеспокоенность.
– К черту все, ты прав, Ренни! Пошли, джентльмены! Мафия пусть будет на моей совести. Уж как-нибудь я управлюсь с этим делом!
Не успели мы пройти и несколько шагов, как Осима поднял руку.
– Остановитесь-ка! Туннель начинает идти под уклон! Остановитесь!
Мы замерли на месте и уставились на него, а он – на прибор, который держал в руках.
– Уклон все увеличивается. Скоро мы это сами почувствуем. Мы, пожалуй, уже у самой пирамиды.
– Расстояние? – спросил Силади.
– Примерно такое же, как и расстояние между входом под землю и холмом. Мы должны быть в тридцати метрах от центра холма.
– Направление?
– По-прежнему прямое, как стрела.
– Посветите кто-нибудь на землю, – сказал Силади. – Если я не ошибаюсь, то, что мы ищем, будет на глубине нескольких этажей.
Я опустил револьвер в карман и попытался говорить примирительным тоном.
– А почему вы думаете, что теперь нам нужно спускаться вниз?
Он покосился на мою руку, но, увидев, что в ней нет ничего, кроме фонаря, как будто успокоился.
– По двум причинам… Первая – источники. Древние очевидцы тоже спускались вниз. А другая – это то, что… Если вершина пирамиды находится под вершиной холма, то она должна быть погружена под землю на глубину нескольких этажей.
– Вероятно, – согласился я, потому что тем временем меня стала занимать иная мысль. – Скажите, Петер, -спросил я, – для чего, по-вашему, служат те боковые ходы, мимо которых мы прошли?
Он сдвинул брови и поднял палец.
– Вы чувствуете воздух?
– Я – нет.
– Я бы сказал, что здесь есть воздух, точнее говоря, – кислород. И бьюсь об заклад, что ему не три тысячи лет.
– Значит, их сделали для вентиляции?
– Очевидно. Они, может быть, ведут в какую-то пещеру. По-видимому, существует возможность и по ним попасть сюда, под землю!
– Значит, к пирамиде можно подойти и по боковому ходу?
– Я более чем уверен. Вот подумайте. Если бы они построили только один вход, то взяли бы на себя большой риск.
– Они?
– Да, они самые. Одно землетрясение – и все прахом! Они обязательно должны были построить и другой вход!
Теперь уже почва у нас под ногами ощутимо пошла под уклон. И спускаясь наощупь по все круче уходившему вниз полу, я, не переставая, размышлял над тем, сколько шансов у людей Джиральдини обнаружить другой вход. Отвлек меня от моих мыслей несколько испуганный голос Миддлтона.
– Смотрите! Туннель закончился!
Мы сбились в кучку, как овцы, потерявшие своего пастыря.
Перед нами в свете фонарей была лишь голая глиняная стена, гладко обработанная, какой ее оставили старательные рабочие три с половиной тысячи лет тому назад.
Силади прислонился к стене и негромко хохотнул.
– Конец! Черт бы его побрал, конец!
Остальные же стояли, таращась на стену, словно на глине перед ними появился Иму во главе всех войск мира Красного Солнца.
– Конец чему? – спросил я подозрительно, хотя, честно говоря, незачем было и спрашивать: безнадежность была написана у них на лицах.
– Чему? Ну, всему… Вы не видите, Нельсон? Мы пришли в тупик. К пирамиде ведет все-таки какой-то из боковых коридоров…
– Почему вы так думаете?
– А вам недостаточно этой стены перед носом?
– Да, но… зачем ее могли поставить?
– Спросите у них самих. Вы же знаете их логику, нет? По крайней мере, вы совсем еще недавно выхвалялись, что знаете ее.
Я ощупал стену, потом постучал по ней кулаком. Стена не гудела и не давала трещин: словом, вела себя точь-в-точь, как нормальная стена туннеля, за которой только и есть, что мать-земля сырая.
– Ренни? – обернулся я к молодому человеку.
– Слушаю, – буркнул он подавленно.
– Вы ничего не чувствуете?
– Я? Нет…
И Сети стояла рядом со мной, ссутулившись, втянув голову в плечи, – само воплощение беспомощности.
Тогда я в первый и последний раз окончательно потерял голову. Я знал, что люди Джиральдини идут за нами по пятам по туннелю и искать теперь боковой вход было безнадежным делом.
Кажется, я заорал и принялся браниться, причем вряд ли выбирал выражения. Затем я упал на колени на пол коридора и начал колотить по глине, присыпанной тонким песком. Повторяю: я орал, бранился и молотил почву под нашими ногами.
Я колотил до тех пор, пока не послышался грохот, как от ожившего большого барабана в оркестре.
Я пришел в себя, когда ко мне подскочил Силади, рывком поднял меня с земли и поцеловал в лоб.
– Нельсон! Вы гений! Я заранее прошу прощения за все, чем обидел вас и чем еще, вероятно, обижу! Сам господь бог не додумался бы!
– Однако подумать об этом нам следовало! – покачал головой Хальворссон, то и дело сплевывая песок. – Вы сами только что говорили, что пирамида должна лежать значительно ниже уровня коридора.
Каменная плита, прикрывавшая вход под землю, лежала теперь перед нами, наполовину очищенная от песка. Я прислонился к стене, с трудом переводя дыхание, как будто с кем-то подрался.
– Прочитать надпись? – спросил Осима, указывая на проступившие иероглифы.
Я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, чем тут же воспользовался, чтобы отмахнуться.
– На это сейчас нет времени. Я не думаю, чтобы именно здесь они написали что-то важное.
– Это тоже какая-то выдержка, – пробормотал Миддлтон и, вытягивая шею, пытался разобрать непонятные для меня рисунки.
– Кажется, отрывок гимна.
Силади наклонился и вместе с Йеттмаром поднял плиту. Она легко сдвинулась, и наши любопытные фонарики осветили длинную вереницу вырубленных в камне ступенек, которые вели куда-то в темнеющую глубину.
Я увидел, как доктор Хубер, когда Силади и Йеттмар отбросили в сторону каменную плиту, перекрестилась. Ренни неподвижным взглядом смотрел вглубь, а Сети дрожала, как осиновый лист.
Я же подтянул ремень брюк и без колебаний стал спускаться.
Тридцать две ступеньки вели в чрево земли по прямой линии, но еще на тридцатой по кривизне стены я почувствовал, что начинается поворот.
– Осторожно, – сказал я. – Лестница поворачивает!
Они с опаской двигались по моим следам, сразу же за мной шел Петер Силади.
– А не стоит ли и здесь замаскировать вход? – пробасил он мне в ухо.
– Бесполезно. Ведь следы покажут им все в точности. Здесь нет ветра, который нанес бы песка.
Лестница сделала еще один поворот, вызывая у меня ощущение, что мы движемся по кругу.
– А я и не знал, что у египтян были винтовые лестницы, – пробормотал я.
Силади открыл было рот, чтобы ответить мне, когда лестница неожиданно снова выпрямилась и свет моего фонарика отразился от огромной, такой уже знакомой каменной плиты, которая снова загораживала нам путь.
– Передайте по цепочке, чтобы все остановились… И пришлите сюда Ренни.
Я плюхнулся на последнюю ступеньку и пригляделся к плите. Она была в точности такой, как ее двойник наверху, в коридоре. И на этой плите тянулся только один ряд иероглифов, как будто и с теми же знаками, что и на той, другой. Хотя, конечно, – подумал я, – вполне вероятно, что они только для меня такие одинаковые.
Через несколько минут Ренни протиснулся ко мне и уставился на каменную плиту.
– Это тоже дверь?
– Должна быть дверь. Попробуйте-ка…
– С помощью скарабея?
– А как же? И чтоб недолго канителиться, думайте сразу же о том, о чем следует. Мол, ох как было бы хорошо, чтобы эта дверь открылась! Ну же, давайте! Джиральдини уже наступает нам на пятки!
И тут, как будто случаю было угодно придать моим словам вес, откуда-то издали до нас донесся тихий щелчок или хлопок, и несколько мгновений спустя наших лиц коснулся легкий поток воздуха. Впервые с тех пор как мы спустились под землю.
– Что это было? – вскинулся Силади.
– Пожалуй, моя мина… Если только…
– Если только?
– Если только они не проделали себе взрывом проход в каком-то другом месте. Что весьма маловероятно. Давайте, Ренни! За дело!
Молодой человек послушно опустил руку в карман, извлек скарабея, потом закрыл глаза и вытянул руку в сторону двери. На его ладони покоился священный жук, на лбу от напряжения заблестели капли пота.
– Вперед, Ренни! Ради всех святых, вперед! Давай, сдвинь же ее! , Этот крик, конечно, раздавался только у меня в глубине души, и я с трудом сдерживался, чтобы не подбежать к двери и не помочь Ренни сдвинуть ее с места.
Лицо Ренни заливал пот, и я почувствовал, что постепенно и сам становлюсь мокрым от пота.
– Вперед! Давай! – выкрикнул я теперь вслух.
И, словно подчиняясь моей команде, дверь двинулась и с плаксивым скрежетом уползла в противоположную стену. На нас посыпались песок и клубы пыли, свод над головой задрожал, и вдали снова послышались хлопки.
Ренни обессиленно оперся о стену и, тяжело дыша, хватал ртом воздух.
– Больше не могу… Открывать двери… это… это высасывает… из меня… все силы.
Я просунул ему руки под мышки и помог пройти сквозь облако пыли там, где только что стояла дверь. Посветив вперед фонариком, я громко закричал:
– Есть! Идите скорее! Кажется, мы пришли!
Перед нами был большой зал: намного больше усыпальницы Иму, и его белые стены так и сияли в свете фонарей. Напротив нас были еще два входа, не имевшие однако дверей. От проема первого входа куда-то уходили ступеньки, как те, по которым мы спустились, и нигде не было и следа двери, преграждающей путь.
Силади вытянул руку и указал на этот проем.
– Там! Там другой вход! Через него входили в древности…
Йеттмар схватил меня за руку.
– Посмотрите под крышу!
Мы все подняли головы, но не увидели на белом потолке помещения ничего, кроме нескольких черных пятен.
– Я ничего не вижу, – прошептала доктор Хубер.
– Вы не видите пятен?
– Вы имеете в виду вон то черное?
– Копоть от факелов! – воскликнул Йеттмар. – Мы явно попали, куда нужно. Кто-то из них, сдается, писал, что они зажигали не масляные фитили, а факелы. И это на стене – тоже гарь и копоть от них.
Силади и я тем временем уже обследовали один из углов помещения, где лежали грудой по меньшей мере штук двадцать разной величины сосудов из камня и мрамора. Я вопросительно взглянул на Силади и был немало удивлен тем, как возбужденно горели его глаза.
– Это, пожалуй, канопы.
– В каком-то из источников речь была также и о золотых сокровищах.
– Не исключено, что и они здесь есть. Посмотрите только, как красива эта резная чаша. Если я не ошибаюсь…
Я схватил его за руку и потащил за собой ко второму дверному проему.
– На это у нас сейчас нет времени! Когда все будет позади, вы сможете изучать их, сколько вам заблагорассудится!
Перед дверным проемом я выпустил его руку и повернулся к остальным, припустившим вслед за нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60