На третий день наших исследований явилась и полиция. Они попросили наши документы, долго их изучали, потом кивнули: можем оставаться, если хотим, только непонятно, за каким дьяволом.
Осиме удалось отвадить их раз и навсегда. На своем английском с шипящим японским акцентом он обрушил на них все свои познания в строительстве пирамид, что они смогли вынести не более получаса. Затем бегом ретировались к своим автомобилям, даже не оглянувшись.
Но главная беда в том, что мы здесь уже неделю, а спуска в подземелье нет и следа. А ведь я совершенно точно узнал те холмики и большие заросли кустарника, которые нарисовал на бумаге веснушчатый военный. Все напрасно, спуска нигде не было…
Утром восьмого дня мы забеспокоились всерьез. Что, если мы стали жертвами какого-то розыгрыша, или, что немногим лучше, просто не найдем спуска? Даром пропадет целый год напряженной работы!
В это утро мы уже не решались смотреть друг другу в глаза. Папа Малькольм нервно курил сигару и без конца смачивал в ведре платок, который клал себе на голову под тропический шлем. Я в который раз разглядывал набросок рыжего военного, хотя каждая карандашная линия так врезалась мне в сетчатку, будто я с ней родился. Над головой у нас ослепительно сияло солнце, и ночная прохлада как раз собиралась уступить место самой большой жаре, какая только бывает в этих местах.
Йеттмар и Карабинас занимались тем, что устанавливали привезенные с собой из деревни измерительные инструменты, чтобы, если, не дай бог, занесет посетителей, мы смогли объяснить свои действия.
Осима вылез из палатки, послонялся вокруг, потом взвалил на плечи инструмент, предназначенный для выявления скрытых под землей пустот. И хотя по уверению специалистов фирмы-изготовителя этот инструмент должен реагировать даже на сусличью норку, за всю неделю стрелка отклонилась, кажется, всего один-единственный раз; но и тогда напрасно копали мы на протяжении нескольких часов – не обнаружили даже той самой сусличьей норки.
Я, пожалуй, вздремнул в тени палатки, потому что встрепенулся от того, что Осима с яростным бормотанием сорвал с плеча инструмент и с раздражением швырнул его на песок. Сквозь приоткрытые веки я увидел, как он схватил железный прут, метра полтора длиной, и исчез вместе с ним за кустами.
Когда я очнулся во второй раз, причиной моего пробуждения снова был Осима. Он продрался сквозь кустарник прямиком к моей палатке и бросил прут на песок с такой силой, что подскочившая железяка задребезжала, ударившись о металлические колышки палатки.
– В чем дело? – подхватился я на ноги, пытаясь собрать разлетевшиеся бумаги.
Осима стоял надо мной, широко расставив ноги, как какой-нибудь языческий символ победы, и я видел, как лицо дергается от возбуждения.
– Я нашел, – сказал он тихо. – Кажется, нашел…
Я подумал, что мое сердце вот-вот остановится, но продолжал сидеть, сгребая рассыпавшиеся бумаги. По-видимому, я был не в состоянии осознать всю грандиозность услышанного.
– Где? – спросил я, наконец, сдавленным голосом.
Он показал в середину зарослей.
– Там. Точно там, где указано.
– Но… ведь… инструмент ничего не показывал. Он вытер пот со лба.
– Их инструментом только гвозди забивать. Пошли со мной, Силади!
Он поднял железный прут и стал снова продираться через кусты. Я за ним, как охотничья собака за своим хозяином.
Мы остановились точно в том месте, где, согласно рисунку, должен был быть спуск и где, несмотря на все наши старания, инструмент до сих пор так ничего и не показал.
– Палкой мы тут уже тоже проверяли, – сказал я.
Осима несколько раз подпрыгнул на песке, но, кроме шороха песчинок, не было слышно никакого звука.
– Не понимаю, что могло случиться. Но вот только посмотрите!
Он схватил прут и воткнул его в песок. Несколько секунд он висел на пруте, как прыгун с шестом перед толчком. Железный прут погружался в желтый песок, становясь в руках Осимы все короче, потом вдруг послышался звон, и конец прута наклонился.
– Это здесь! Слышите?
Меня вдруг охватила такая слабость, словно резко упало кровяное давление; перед глазами заплясали черные круги, и я бы не удивился, если бы они переплелись, как олимпийские кольца. Все-таки мы победили! Первый тайм мы выиграли!
Когда черные круги исчезли, я схватил Осиму за плечо.
– Вы уверены?
– Я знаю столько же, сколько вы. Но, черт возьми, что еще это может быть? Ведь и рисунок показывает именно это место!
– Пошли назад за лопатами!
Осима бросил железный прут, и мы помчались сквозь заросли, словно спасаясь от преследователей. В палатке, служившей складом, схватили две лопаты, лежавшие недалеко от входа, и, никем не замеченные, вприпрыжку понеслись назад, к спуску.
Японец опустился на колени и прижал ухо к горячему песку. Несколько раз ударил кулаком по земле, потом улыбнулся.
– Ей-богу, это здесь! Только никак не пойму, почему это до сих пор ускользало от нашего внимания. Подумать только, что мы могли уйти ни с чем!
Мы знали, что работать нужно спокойно и методично, но не хватало терпения. Схватившись за лопаты, мы принялись копать как одержимые.
Примерно через полчаса непрерывной работы под песком звякнул камень. К тому времени мы своим видом уже напоминали клоунов. На лица, залитые потом, прилип слой песка, словно мы надели какие-то странные, причудливые маски. Только глаза горели сумасшедшим огнем.
Осима наклонился и ладонью осторожно смел песок. Первое, что мы увидели, была птица, сокол с изогнутым клювом, птица бога Гора.
Тогда Осима выполз из ямы, стал на колени и очень медленно улегся на живот. Под животом сцепил руки, и я мог бы сказать, что он всего лишь отдыхает или молится.
Во всяком случае, мне тоже не мешало отдохнуть. Я прислонился спиной к стене ямы, достигшей уже -глубины в человеческий рост, и дышал как борзая, выигравшая гонку. Но каменная плита не давала мне покоя: я стал на колени и принялся сметать с камня песок.
Осима все еще отдыхал, когда мне удалось кое-что прочитать, несмотря на то, что на камень непрерывно скатывались комочки песка.
«Я, который победил скорпионов, одержу победу и над твоими врагами. Два глаза есть у меня: солнце и луна; я сделаю зрячими и твои глаза. Я, Гор, бессмертный!»
Когда я оторвался от надписи, Осима, лежа позади меня на животе, вполголоса разбирал надпись.
– Плиту установили в честь Гора, – пробормотал он и, встав, оперся на лопату. – Ну, а что теперь?
– Подождите здесь, Бонни, – сказал я и припустил назад к палаткам.
Папа Малькольм, с платком на голове, как раз собирался водрузить на нее свой тропический шлем, когда я вылетел из-за кустов.
– Где остальные?
Старик с удивлением уставился на меня; шлем замер в его руке.
– Где-то там… Они как раз устанавливают инструменты. Что случилось, Петер?
– Есть! – выкрикнул я, может быть, чуть громче, чем следовало. – Есть!
Папа Малькольм так и застыл на месте, шлем выпал у него из рук, и с мокрым платком на голове он выглядел как пародия на бедуина.
– Где? – выдавил он, наконец.
– Там Осима! Идите прямо! – Я уже продирался через кусты, как раз в то– месте, где они были гуще всего.
Карабинас и Йеттмар морочились с неким инструментом, напоминающим теодолит, и с серьезным видом что-то измеряли. Я подскочил к ним и открыл было рот, когда Йеттмар отмахнулся от меня.
– Тсс! Кажется, мы что-то нашли. Тут настала моя очередь удивляться.
– Нашли? Вы нашли? Какого черта вы нашли?
Карабинас отступил от инструмента, посмотрел на меня, потом показал на какую-то красиво блестевшую трубочку, похожую на подзорную трубу.
– Ты умеешь ориентироваться на местности?
– Нет!
– Тогда смотри сюда! Видишь вон ту пирамиду?
– Конечно, вижу!
– И две другие тоже?
– И те тоже.
– Ну вот, берем вершины всех трех пирамид. Соедини их между собой воображаемой линией.
– Каким образом, черт побери?
– Удлини немного вершины и представь себе, что они испускают лучи света. Все три луча направлены в нашу сторону. Где-то в одной точке они должны пересечься.
Я начал понимать, что он имеет в виду.
– Ну и как, пересекаются?
– Конечно, пересекаются. Посмотри-ка в окуляр!
Я посмотрел, но не увидел ничего, кроме шкалы с цифрами и колеблющегося перекрестья для наводки. К тому же еще и пирамиды стояли вниз головой.
Я оторвался от окуляра и упер руки в бока.
– Может, все-таки объяснишь?
– А как же. Вот, смотри. Три воображаемых линии пересекаются в одной точке. Ну-ка, загляни еще разок. Вот так. Сейчас наведу… Где пересекаются эти три линии?
Неожиданно передо мной четко вырисовывалась картина: исходящие из вершин пирамид лучи, которые обозначились в приборе черными линиями толщиной с волосок, действительно, пересекались в одной точке на склоне небольшого, чуть заметно выступающего из песка холмика.
– Твои лучи встречаются на склоне какого-то холма.
– Так, – сказал Карабинас, – а теперь отойди от окуляра.
Я отошел, и Карабинас вытянул руку вперед.
– Где этот холм сейчас?
Как я ни силился, холма нигде не увидел.
– Что за дурные шутки? – накинулся я на него.
– Ничего не дурные. Ты не видишь холма, потому что не знаешь, где искать. А через прибор ты его видишь только потому, что лучи пересекаются как раз на его склоне. Понимаешь?
– Возможно. Но все еще не вижу, куда ты гнешь.
– У тебя убогая фантазия, Петер, – проворчал Йеттмар, качая головой.
– Убогая или нет, Осима…
– Этот холмик, который представляет собой самую высокую точку, не считая пирамид, как вблизи, так и издали, мы найдем на совершенно одинаковом расстоянии от вершин трех пирамид. С поразительной точностью.
Тут я прислушался внимательнее,
– Вы думаете, что это случайность?
Это спросил Йеттмар.
Я пожал плечами и попробовал найти холм невооруженным глазом. Но он затерялся в море колеблющегося в жарком воздухе песка, так что я был вынужден отказаться от своего намерения.
– Я не в состоянии найти его. Вы говорите, что он находится на совершенно одинаковом расстоянии от вершин всех трех пирамид?
– Как видите.
– И это… это что-то означает? Карабинас в свою очередь пожал плечами.
– Сам черт не знает. Хотя я не очень верю в случайности. Кроме пирамид здесь нет ни одной достойной внимания высоты. Только этот едва различимый холмик. И он находится на одинаковом расстоянии, с точностью до одного шага, от вершин всех трех пирамид. Ну, как вам это нравится?
– Скажите, Йеттмар на этом холме уже велись раскопки?
Йеттмар потряс головой.
– Я вот только что заглядывал в каталог. Под ним ничего не нашли. Правда, если бы кто-нибудь и попытался там копать, это оказалось бы непосильной работой. Бог знает, сколько сотен или тысяч тонн песка пришлось бы перекопать только для того, чтобы сделать пригодную для исследований разведочную канаву.
Тут я почувствовал, что уже сыт этим по горло. Папа Малькольм и Осима любуются нашим чудесным открытием, а я тут спорю с ними из-за какого-то дурацкого песчаного холма.
– Дело в том, – начал я – что… Но Карабинас снова перебил меня:
– Посмотри же! Чрезвычайно интересно. Итак, вблизи пирамид существует некий ортоцентр… Дьявольщина! Тогда ведь холм-то и не самое интересное!
Йеттмар поднял голову и уставился на Карабинаса.
– Какого черта..?
– Вот смотрите! Где пересекаются эти три линии?
– На склоне холма.
– В том-то и дело) – двинул его в бок Никое.– А почему не на вершине?
– Потому что мы стоим не там, где нужно, – сказал Йеттмар. – Если ты хочешь, чтобы точка пересечения оказалась точно на вершине холма, нужно отойти в сторону. Куда-то сюда. – И он показал в ту сторону, где находится спуск.
Карабинас от неожиданности подпрыгнул, и на него напала икота.
– Есть! Будь я проклят!
Я изумленно вытаращился на него и, признаюсь честно, не слишком понимал, отчего он пришел в такой восторг. Йеттмар же, похоже, знал, почему Никое обрадовался.
– Ты думаешь, что сейчас это покажет?..
– Черт его знает. Одно точно – не зря там находится этот холм!
Я понемногу начал терять терпение.
– Эй! Может быть, все-таки скажете, чему вы радуетесь?
– Смотри сюда, Петер! – схватил меня за руку Карабинас. – Вот там холм! Клянусь, что он там не случайно! Кто-то насыпал его!
– Насыпал?
– Ну да, наносил песка.
– Ты думаешь, что под ним что-то есть?
– Откуда мне знать! Возможно. Но сейчас не это самое интересное.
– Не это? Тогда что же, черт возьми?
– Точка пересечения. То, что она находится не на вершине холма.
– Но лишь если смотреть отсюда! Только что вы говорили, что, если отойти в сторону, с некоей точки с точностью…
И тут до меня наконец дошло! Воображаемые линии, соединяющие вершины пирамид, только тогда пересекаются на вершине холмика, если смотреть на них с одной определенной точки. Я вдруг вспомнил историю о султане Ибн Хамиде.
«Иди к ним, но не подходи совсем близко! Остановись на таком расстоянии от них, откуда они кажутся высотой примерно в два локтя. И смотри, чтобы стоял ты от них строго на юг…»
Мы тоже стояли на юг от пирамид, и они казались примерно высотой в два локтя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60