Тео протяжно вздохнул. Мало того, что лопнула его слабая надежда на то, что Поппи поможет ему попасть к Чемерице, – он к тому же подвергается повышенной опасности, находясь рядом с ней. Невезуха она и есть невезуха. Точка. Конец фильма.
Не так уж это, в общем, и важно. Если бы даже она внедрила его в дом Чемерицы, он не имел бы ни малейшего понятия, что делать дальше. Так даже лучше. Кочерыжку все равно нужно спасать, это не обсуждается, но ему не придется использовать для этого Поппи. Он не очень-то хорошо чувствовал себя по этому поводу.
Он бросал на нее осторожные взгляды. Ему хотелось открыться ей, но он не мог отделаться от образа девчушек из гитлерюгенда, которые веселятся в Берлине, пока СС отправляет неугодных в концлагеря.
– Вы в самом деле ушли? Это не просто порыв? Что, если папа сдастся и не будет настаивать на браке с молодым Чемерицей? И увеличит вам содержание?
Слезы еще струились из ее глаз, но лицо внезапно оледенело.
– Так вот как вы обо мне думаете? По-вашему, я способна вернуться... к этим убийцам? Если мне увеличат содержание? – Она взяла свою сумочку и начала вставать, оттолкнув протянутую к ней руку Тео. – Я, конечно, была дурочкой. Твердила себе, что то, чем отец занимается, – просто политика. А еще я говорила себе, что судила о вас неверно, что играла с вами в глупые игры, что вы на самом деле хороший. Видимо, я заблуждалась во многом.
Тео вскочил вслед за ней, опрокинув стул. На них оборачивались.
– Поппи, пожалуйста. Я просто должен был знать. Испытать вас немного, что ли. Пожалуйста, вернитесь. Мне... мне надо что-то сказать вам. – Эльфы за соседними столиками перешептывались. «Черт. Если они меня не узнали, то ее запросто могут узнать». – Ну пожалуйста, сядьте!
Она, подчинившись ему, села на место. Тео поднял свой стул и тоже сел, положив локти на стол.
– Так что же вы хотели сказать мне? – Она промокнула платком мокрые щеки.
– Я должен вам кое в чем признаться. – «А, была не была!»
Ее глаза стали недоверчивыми, как будто между ними натянули занавес и она пыталась заглянуть в щелку.
– У вас есть жена в Маргаритках, да? Домик в деревне, детишки, своя хоббани, хоть и плохонькая?
Тео рассмеялся, несмотря на ощущение, что он собирается выскочить в окно, не зная, что окажется на той стороне.
– Нет-нет. Ничего такого. Я хотел сказать вот что... – Он подался к ней. Окружающие, кажется, уже потеряли к ним интерес, но осторожность никогда не мешает. – Мне тридцать лет, Поппи.
– По-вашему, это смешно? – Она снова попыталась встать.
– Но это правда!
– Лжете! – вскричала она и поперхнулась. – Черное железо... вы смертный?
– Ш-ш-ш! – Он взял ее за руку и привлек к себе. Она напряглась, но вырываться не стала. – Не совсем. Это долгая история. Хотите, расскажу?
Маленький официант как раз в этот момент прибыл с блюдами, которые Тео не сумел опознать – трудно ориентироваться в кухне, веками творившей в темных пещерах, – и принялся расставлять их, профессионально игнорируя повисшее над столом молчание. Тео не понимал, где гарнир, а где основное блюдо – знакомыми предметами были только тарелки. Ладно, не страшно – все равно он чересчур нервничает, чтобы есть.
Он дождался ухода официанта и рассказал Поппи все, начиная с краткого резюме своей жизни до перехода в Эльфландию. При этом он избежал искушения и не стал заниматься лакировкой действительности, ограничившись фактами: тридцать лет, работа незавидная, неплохой музыкант, довольно неуклюж в отношениях с другими, особенно в близких. Настроения Поппи он не мог разгадать, поскольку она все время сохраняла на лице чопорную цветочную маску. Она понемножку пила вино, понемножку ела и слушала, но то, что думала, оставляла при себе. Он рассказал, как нашел рукопись Эйемона, как явилась к нему летуница, а следом за ней – ходячий мертвец. Рассказал, как неожиданно для себя очутился в стране, о существовании которой даже не подозревал.
Когда он дошел до того, как Кочерыжка привела его в дом Нарцисса, прилив адреналина иссяк, и голод вновь дал о себе знать. Он выбрал блюдо, внушавшее наименьшие опасения, подцепил кусочек длиннозубой вилкой и отправил в рот. К сочетанию сладкого и мускусного он привык не сразу, но разрядка долго копившегося ужаса послужила хорошей приправой. Он досказал свою историю до конца, предусмотрительно умолчав о Пуговице, его деятельности и планах – он не имел права ставить под удар гоблина и его соратников, даже если доверял Поппи целиком, – а попутно налегал на кобольдовские деликатесы. Многоножки под соусом на миг застопорили его, но он воздвиг на тарелке целую гору из всего остального, перемежая едой чуть ли не каждую свою фразу.
Поппи, дослушав до конца, помолчала, допила вино, взяла со стола сумочку и встала.
– Вы уходите? – испугался он. Распустил язык – а вдруг она со злости выдаст его?
– Только в туалет. Можно?
Он кивнул. Могла бы как-то успокоить его, заверить, что звонить никому не станет. А то сиди тут, как идиот, и жди, когда нагрянут констебли со своими осевиками. Но если он хочет удержать Поппи, придется довериться ей, ничего не поделаешь. Другие умирали и за менее достойные принципы – он, правда, предпочел бы остаться в живых.
Это были, пожалуй, самые долгие десять минут, которые он пережил после того, как выбрался из горящих развалин дома Нарцисса. Он пил воду, размазывал по тарелке кобольдовскую кулинарию и очень старался не обращать на себя внимания. Увидев, как она возвращается по проходу, он подумал одновременно о двух совершенно разных вещах:
«Ну так как, идиот я или нет? Вдруг она заключила с папочкой сделку – ее свобода в обмен на мою?»
и:
«Как она все-таки хороша».
Поппи села, не глядя ему в глаза.
– Я хотела бы знать одну вещь. Мне это необходимо. Вы пришли сюда, чтобы заручиться моей помощью для спасения вашей подружки?
Тео пожалел, что не заказал себе выпивку.
– Да. Это не единственная причина, но я действительно надеялся, что вы мне поможете. Она была мне больше чем другом. Я хочу сказать, что она спасала мне жизнь, и не раз.
Поппи медленно кивнула.
– Вы сказали, что это не единственная причина.
– Вы мне нравитесь, Поппи. Всегда нравились. Увидев вас в лагере, я понял, что... что мне вас недоставало.
– Если вы хотите меня обдурить, Тео-как-там-ваша-фамилия, – прищурилась она, – то помните, что в этом деле вы новичок. Если вы мне наврали, я сделаю с вами такое, что этому гаду Чемерице даже не снилось. – Она нова потупилась, глядя в стол. – Я ничем не могу помочь вам Тео. Если бы я даже вернулась домой – а я никогда не вернусь, – меня ни за что не пустят в семейные покои Чемериц после того, что я там устроила. Но ваше желание спасти летуницу мне понятно, хотя она просто вредная маленькая стервочка. Поэтому если хотите уйти прямо сейчас, так и скажите. Можете не беспокоиться, я вас не выдам. Но если вы будете лгать и притворяться, что неравнодушны ко мне, полагая, что меня все-таки можно использовать, вы пожалеете о том, что мы вообще встретились. Я не шучу. Вам все ясно?
Он испытал такое облегчение, что чуть не засмеялся.
– Очень уж вы грозная для своих ста пяти лет. Держу пари, тому молодому огру до сих пор кошмары снятся.
– Огру? Какому огру? – удивилась она.
– Вы помните, как выкинули меня из машины после нашего въезда в Город? – Веселья у Тео поубавилось – сам он до сих пор вспоминал тот вечер с неловким чувством. – Я вас обрадую: Кочерыжка обозвала меня дебилом за то, что я так обошелся с вами.
– Что такое «дебил»?
– Простите. Это словечко из мира смертных. Идиот. Круглый дурак.
– Я надеюсь, вы сумеете ее спасти. Она здравомыслящая девушка.
– Вот женщины! Горло готовы перегрызть друг дружке, но в том, что мужчины свиньи, вы все заодно.
– Потому что мужчины и есть свиньи. – Улыбка начинала прокрадываться на ее губы, но Поппи, чувствуя, видимо, что пускать в ход этот род оружия еще не время, опять обрела серьезность. – Итак, вы мне верите? Относительно того, что я не смогу помочь вашему другу?
– Верю, но стараюсь пока не задумываться над этим. Чувствуешь себя последним подонком. Я-то сижу за столиком в ресторане, а она в бутылке.
– Если они хотят получить вас, то ничего ей не сделают. Кому нужна какая-то летуница?
– Вы в самом деле так думаете?
– Раньше думала – но сейчас я только хотела сказать, что им она ни к чему. Чемерица жесток, только когда ему это выгодно. Его сын... и тот, другой... они, конечно, способны на что угодно, но он не даст им воли, пока не использует ее до конца. То есть пока не получит вас. Оставаясь на свободе, вы в какой-то мере гарантируете ей безопасность.
Тео со вздохом откинулся назад.
– Тошно мне от всего этого. Поговорим лучше о другом. Что вы сейчас поделываете? Где живете? Собираетесь ли вернуться в свою школу?
– Вы действительно хотите это знать? – Его немного пугало нелегальное положение, на которое она перешла, но он напоминал себе, что в этой девочке есть сталь, и недооценивать ее было бы ошибкой. Тому хулиганистому огрику, наверное, в самом деле снятся кошмары.
– Да, хочу. И я, пожалуй, тоже выпью вина.
Поппи, как выяснилось, жила у своей подруги Друзиллы, бывшей соученицы, которая бросила школу и вышла за студента-медика. Молодая пара обитала в маленьком домике, в непрестижном районе День на южной окраине Города.
– Практически на луне, но у них миленький домик, и Друзилла очень счастлива со своим Доннусом. – Как быть со школой, Поппи пока не знала. – Это мой последний год, и я терпеть не могу это место. Они не любят, когда задают вопросы, – достаточно, если ты научишься поддерживать светскую беседу на балах с мальчиками из Лозоходной. Не для меня это, Тео. Я бываю в организациях вроде «Дочерей Рощи» – они помогают тем, кто пострадал во время боевых действий. Это самое меньшее, что я могу сделать, учитывая, что все это заварил мой отец, но чувствую, что и там я надолго не задержусь. Этим женщинам важнее быть на виду, чем по-настоящему делать добро. Вчера, когда вы меня видели, мы опоздали на полчаса – не начинали разгружать грузовик, пока зеркальщики не приехали. Они не лучше «Цветущих веточек», только вокруг каждой вдобавок стоит такое облако молодильных чар, что задохнуться можно. Ненавижу.
Тео допил вино. Он чувствовал себя спокойнее, чем когда-либо за последние дни, но ему начинало казаться, что они слишком уж тут засиделись.
– Может, пройдемся? Мне что-то не хочется здесь оставаться.
Она посмотрела на него оценивающе и сказала:
– Что ж, давайте пройдемся. – Счет она оплатила, проведя над ним пальцами. Отцу, наверное, будет не так уж трудно выследить дочь по ее покупкам. Богатым девушкам это просто в голову не приходит – до Поппи у него было очень немного таких знакомых, но впечатление успело сложиться. Например, Сандра, дочь знаменитого музыканта, с которой он познакомился в клубе и некоторое время встречался. Она всегда поворачивалась и уходила, даже не думая за что-то платить – потому что полагала, обычно правильно, что в барах и ресторанах ее все знают и запишут расходы на счет ее отца. Вернее, пошлют счет его менеджеру, поскольку знаменитый басист обращал на свои счета не больше внимания, чем британская королева.
«Палата собраний» располагалась меньше чем в миле от гавани, и снаружи сильно пахло Исом – здесь он куда больше походил на океан, чем на илистых отмелях у Замкового моста. Поппи шла куда-то по улочкам Восточного Берега, чьи закоулки и покосившиеся дома напоминали Новый Орлеан или трущобы Неаполя начала XIX века. С верхних этажей доносилась музыка, не менее странная, чем у гоблинов, но совершенно другая.
– Кобольды? – спросил он по ассоциации с рестораном.
– Нет, вы правда не от мира сего, – засмеялась Поппи. – Кобольда нипочем на верхний этаж не загонишь, даже если квартирной платы с него не брать. Здесь живут в основном обыкновенные рабочие эльфы, а эта музыка как будто никсовская. Их тут немало, но большинство живет прямо в гавани и даже на баржах.
Тео нравилась музыка и нравилось гулять, чувствуя себя почти что нормально. Поппи ему тоже нравилась. Он подумал немного и взял ее за руку, сознавая, что переходит некий Рубикон, делая этот незначительный жест. Некоторое время они шли молча, скользя через теплую ночь, как дельфины по волнам тропического моря.
Поппи остановилась у какой-то стены, за пределами призрачного фонарного круга. Сначала он подумал, что она узнала кого-то в шумной, хохочущей толпе молодежи, высыпавшей из ближней таверны, но они ушли, и Тео понял, что причиной остановки был не страх. Он обнял ее, и она прижалась к нему вдумчиво, словно делая нечто важное.
– Я рада, что вы позвонили мне. Я о вас много думала.
Он опасался сказать что-нибудь глупое – говорить вообще не хотелось. У него и раньше бывали проблемы с тем, что говорить в таких ситуациях, а сейчас он чувствовал себя еще менее уверенным. Он не солгал ей: быть рядом с ней для него пока вполне достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96