Солнце сидело уже на верхушках западных холмов. Оглянувшись, Тео увидел, что лес тянется назад до самых гор, чьи вершины виднелись на юге, как рваные облака.
– Какой он огромный, этот лес!
– Серебряный-то? Один из самых больших. Только Арден и Старый Броселианд больше его – меня так учили.
– И он весь принадлежит этому Шпорнику?
– Ну нет, не такая уж Шпорник важная персона. Дельфиниум, которым владеет его семья, только краешек леса – там нас и угораздило приземлиться. Серебряный в основном принадлежит Шести Семьям, как, в общем, и все у нас. – Сказав это, Кочерыжка вдруг шмыгнула прочь и скрылась из глаз. Тео, видя, что конец поля близок, потащился дальше.
– Нам везет, – сказала Кочерыжка, вернувшись через минуту. – Граница совсем близко, на том берегу реки. Пара прыжков, и готово. Там тоже лес растет, и можно не бояться, что нас увидят.
– Значит, я смогу вытряхнуть из волос эти чертовы листья? А с чем граница-то?
– С Солнечной Коммуной – это земли Маргариток, где Пижма живет. А насчет листьев – погоди, пока через реку не переправимся.
– Коммуна?
– Маргаритки любят старые имена. Может, мы это потом обсудим, а?
Тео дотащился до конца поля, как обессиленный марафонец до финиша, и обнаружил, что свои «пару прыжков» Кочерыжка вычисляла в масштабе кенгуру-мутанта. Река, широкая, темная и быстрая, сверкала и пенилась, но протекала отнюдь не так уж близко. Тео со стоном упал на траву.
– Мне до нее не дойти. – Пот, грязь и колючие листья смешались на затылке в сплошную массу. – Я умираю от жажды.
– Река, Тео, – почти без злости напомнила Кочерыжка.
Уже поднявшись и хромая под гору, он сообразил, что она впервые назвала его по имени.
До реки оставалось около сотни ярдов – он уже чувствовал брызги на губах и дышал озоном, – когда Кочерыжка, подлетев к его уху, сообщила нечто крайне нежелательное.
– Ох, гной-перегной, и влипли же мы.
– Что такое?
– Не оборачивайся! Всадники на той стороне поля. Пограничная стража Шпорника скорее всего. Похоже, они с кем-то там разговаривают.
– Не иначе как с добби. Мне эти безносые сразу не понравились.
– Давай скорее. Они еще далеко, и вроде бы... Ух.
– Что еще за «ух»?
– Они едут через поле. Не оборачивайся! И быстрей волоки свою задницу к реке, хорошо?
Тео, не тратя больше времени на разговоры, перешел на неровный бег. Лешим он больше не прикидывался – попробуй бормотать и размахивать руками, когда бежишь, – но чувствовал, что костюм и крайняя усталость делают его не совсем похожим на человека. Ветки проваливались ему за шиворот, норовя осуществить угрозу Кочерыжки и воткнуться куда не следует.
Солнце опустилось за низкие западные холмы. Это, суля желанную прохладу, вызывало также мысли о том, каково будет уходить от погони по незнакомой местности в потемках. Тео домчался до реки и стал, глядя на быстрое течение. В пене ему мерещилось что-то вроде лиц и пальцев.
– Я не очень-то... хорошо плаваю, – выдохнул он.
– Тебе русалки ничего не должны? – Кочерыжка, по всей видимости, не шутила.
– Какие еще русалки?
– Прыгай-ка лучше в воду и надейся, что доплывешь. Пока я буду тебе объяснять, наши верховые как раз сюда доскачут.
Тео оглянулся. С полдюжины высоких фигур ехали по полю, топча пшеницу – не вскачь, но и не шагом.
– О черт, – сказал он и сиганул в реку.
Она была невероятно мокрая, как будто обыкновенную воду подвергли какой-то молекулярной обработке. Тео прямо-таки чувствовал, как она вторгается в его поры. Он всплыл, молотя руками и отплевываясь. Холод током пробежал по хребту и сжал тисками череп. Тео зарывался в воду немеющими, неуклюжими руками и даже немного продвигался вперед, но течение зажало его ледяным кулаком и стало вертеть, как игрушечного, – он уже не понимал, где верх, а где низ. Он хотел позвать Кочерыжку, но холод одолевал, а солнце и небо виделись как будто с другого конца телескопа – яркая монетка, крутящаяся над ним, уменьшалась, по правде сказать, очень быстро.
Он тонул, и остатки воздуха жгли ему легкие.
Когда чернота начала уже гасить мысли, ему почудились бледные фигуры, плывущие к нему через мутную воду. Нефритово-зеленые лица окружили его, неподвижные и бездушные, как маски. Глаза на них казались бездонными дырами, заброшенными колодцами, но ему было уже все равно, потому что он тонул, тонул, тонул...
11
ПРОИСШЕСТВИЕ В «ПАРНИКЕ»
Мэри Ландыш, русалка по рождению, переносила влажность лучше, чем сухопутные эльфы, но этот душный вечер нагнал депрессию даже на нее, а посетители «Парника», как она чувствовала, были и вовсе не в настроении. Многолетний опыт хозяйки таверны подсказывал ей, что в такую ночь только и жди неприятностей. Она уже жалела, что не нашла замены полутроллю Коротышке, бармену и негласному вышибале, который сегодня сказался больным.
Клиентура была самая обычная: несколько выпивох из тех, которые всегда заходят в кабак по дороге домой (но домой так и не приходят); несколько служащих из района Сумерек, которые действительно отправятся домой, пропустив пару стаканчиков (автобус, идущий на Восточный Берег, останавливается как раз напротив); за одним из столиков компания молодых Цветков, для которых это лишь первый этап долгого ночного загула. Эти сильно шумели, но они провели в заведении уже час и ничего серьезного пока не натворили. Одним словом, вечер как вечер, но Мэри все равно было не по себе.
Поэтому, оставив ненадолго за стойкой старого Можжевельника, она, кроме сдачи с полученного золотого унага, достала из сейфа также и некий сверток. Удостоверившись, что в камере «кукушки» имеется железное, в бронзовой оболочке яичко и что предохранитель не снят, она снова завернула пистолет и сунула его в карман своего просторного платья. Мэри вручила клиенту сдачу, отправила старого зелено-шкура обратно на кухню и положила оружие на полку под кассой – поглубже, чтобы Можжевельник или кто другой случайно на него не наткнулся. Не успела она это сделать, входная дверь хлопнула так, что Мэри подскочила, затрепыхав крылышками.
Но время оправдаться дурному предчувствию, видимо, еще не пришло. Маленькая бурая фигурка, освещенная сзади только что зажженными фонарями, внимания посетителей надолго не задержала. Это был всего лишь гоблин, не очень-то здоровый и довольно несчастный на вид. Мэри вышла из-за стойки, собираясь наладить его отсюда, чтобы не докучал никому, но он уже шагал к ней сам, по-журавлиному переставляя тощие ноги.
– Дерева трясучие, это еще откуда взялось? – засмеялся кто-то из Цветков. Чиновники тоже посмеивались, но остальные пришельца полностью игнорировали – что, надо полагать, было для него делом привычным.
– Не вы ли будете хозяйка... этого питейного заведения? – Голос, жалобный, как у всех гоблинов, звучал, однако, с некоторым достоинством. Может быть, гоблин был под хмельком – это племя славилось своей любовью к крепким напиткам. Мэри нечасто приходилось обслуживать гоблинов, и на ее памяти никто из них не пил ничего крепче пива, но дыма без огня не бывает. Может, они ходят в свои таверны, где и напиваются.
– Да, хозяйка здесь я.
– Значит, я удачно попал, хм-м. – Гоблин дернул своим длинным носом и доверительно наклонился к Мэри, будто желая поделиться каким-то секретом. – Я в данный момент на мели, прекрасная госпожа. Ни гроша в кармане.
Мэри подавила улыбку. Слишком душно для того, чтобы принимать ухаживания такого рода.
– Если надеешься на даровую выпивку, поищи другое место.
– Нет-нет! Вы ошибаетесь. Я ничего не прошу даром, особенно выпивку. – Он потер нос, свернув его набок. Он был моложе, чем сначала подумала Мэри, даже не в средних годах, и очень опрятен для гоблина, но неизбежный мускусный запашок от него все-таки шел. – Я хотел только спросить, не могу ли я что-нибудь для вас сделать, чтобы заработать немного еды? Денег, как я уже сказал, у меня сейчас нет.
Мэри с прищуром оглядела его лохмотья и босые ноги. Первое ее побуждение – отослать его прочь – оставалось в силе. Этому способствовали гоблинский запах и неотвязное чувство, подсказывающее, что в такой вечер ничего вне привычного распорядка предпринимать не надо. С другой стороны, бедняга очень вежлив для гоблина (да и для кого бы то ни было). Видно, что дела у него в самом деле хуже некуда.
Что сталось бы с ней самой, если бы ее дорогой Симеллус не принял ее к себе в ту далекую ночь? Что бы она теперь делала? Обирала пьяных на берегу? Хорошо еще, если так.
Она определенно в долгу – если не перед этим жалким созданьицем, то перед памятью Симеллуса нюх-Мальвы, который приютил ее, беглянку, а со временем сделал хозяйкой и женой во всем, кроме имени.
– Хорошо, – сказала она. – Можешь подмести тут. Потом уберешь со столов, помоешь посуду и через час заработаешь себе ужин.
– Вы очень любезны, госпожа. – Он поклонился, хрустнув коленками. – Да будет благословен ваш кров и очаг.
– Спасибо. – На этот раз Мэри все-таки улыбнулась. – Как тебя звать?
– Мое имя... – Он призадумался, словно его попросили раскрыть тайну Вековых Дерев. – Наше клановое имя – Пуговица, на улицах этого блестящего города меня именуют Чумазым, а как я сам себя называю, большой секрет. – Он печально взглянул на Мэри своими яркими желтыми глазами. – Я умалчиваю об этом для вашего же блага, поверьте.
Для гоблинских загадок было чересчур жарко, и Мэри молча показала ему, где стоит метла.
Гоблин оказался очень неплохим работником. Молодые Цветки, сидящие у бильярдного стола, начинали на него поглядывать – заводилой у них, похоже, был юноша в черных с золотом цветах Дурманов, который уже довел одну из подавальщиц до слез, – но гоблин шуршал своей метлой как ни в чем не бывало. Чуть позже в таверну зашли знатные господа постарше, двое мужчин и дама, уже немного навеселе. Цветочная молодежь притихла после их появления, и Мэри вздохнула свободнее.
Пуговица закончил подметать, и она удержала его за тощий мохнатый локоть.
– Ты молодец. Может, сядешь и поешь прямо сейчас? Можжевельник приготовил вкусную крольчатину – я тебе рекомендую взять ее, а не крабов. В придачу я налью тебе эля.
Желтые глаза сверкнули, длинный нос дрогнул – теперь улыбку, похоже, сдерживал Пуговица.
– Благодарю, прекрасная госпожа. Если вас не затруднит положить еду в кулечек, я возьму ее с собой, когда закончу работу. Что до эля, то вынужден с благодарностью отказаться, ибо я не пью. Впрочем... мой друг, возможно, и не откажется. Нельзя ли и эль упаковать в кулечек?
– Вряд ли, но я придумаю что-нибудь. Ты все-таки сядь и поужинай, а с собой возьмешь, что останется.
Гоблин осторожно высвободил руку. Будучи значительно меньше Мэри, он удивил ее своей недюжинной, пружинистой силой.
– Нет, благодарствую. Никогда не ем на публике, такая уж у меня странность. – Он почтил Мэри забавным полупоклоном. – Я уберу посуду, с вашего позволения.
Мэри, пожав плечами, отпустила его. Через кухонное окошко она велела Можжевельнику положить жаркое в не пропускающий влагу пакет и дала ему бутылку «Орхидейного светлого», тоже на вынос. Вытирая стойку, она то и дело качала головой. До сих пор ей еще не доводилось беседовать с гоблинами по-настоящему. Интересно, они все такие чудаки?
Можжевельник с поникшими от жары крыльями принес упакованный ужин, но уходить не спешил. «Чего ему тут надо?» – с некоторым раздражением подумала Мэри, начищая краны. Может, ему не нравится, что гоблинам раздают пиво? Но это не объясняло внезапную тишину в зале. У Мэри душа ушла в пятки от этой тишины.
– Как бы чего не вышло, Мэри, – тихо промолвил Можжевельник.
У стола молодых лордов шла какая-то возня. Пуговица пытался удержать уставленный стаканами поднос, отпрыск Дурманов загораживал ему дорогу вытянутой ногой, прочая молодежь хихикала, предвкушая потеху.
– Посуда – собственность заведения, – нервно, но с достоинством говорил Пуговица. – Нехорошо будет, если я ее уроню.
– Для кого нехорошо – для тебя или для меня? – веселился юнец. Теперь Мэри ясно видела, что он из Дурманов – эти белые брови ни с чем не спутаешь. – Поставь их, если это так уж тебя волнует, – добавил он, бросив взгляд на хозяйку. – Я просто хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос.
– Хорошо, отвечаю, – сказал Пуговица, не глядя ему в глаза. – Я действительно гоблин.
– Это мы знаем! – заявил Дурман.
– Нюхом чуем! – заржал кто-то из его приятелей.
– Настоящий ли ты гоблин, вот что мы желаем знать.
Пуговица снова попытался уйти, но Дурман ухватил его за руку своими длинными пальцами.
– Извините, я не понимаю...
– Довольно. – Мэри вышла из-за стойки. – Отпустите его.
Юноша лениво вскинул глаза, и Мэри вздрогнула, увидев, что они у него разные – один черный, другой зеленый. Он не просто родня Дурманам, это сам Ориан, сын и наследник одного из самых влиятельных лиц в Городе. Довольный тем, что все и каждый знают его в лицо, он усмехнулся.
– Я ничего плохого не делаю, уважаемая. – Уважения в его тоне не чувствовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Какой он огромный, этот лес!
– Серебряный-то? Один из самых больших. Только Арден и Старый Броселианд больше его – меня так учили.
– И он весь принадлежит этому Шпорнику?
– Ну нет, не такая уж Шпорник важная персона. Дельфиниум, которым владеет его семья, только краешек леса – там нас и угораздило приземлиться. Серебряный в основном принадлежит Шести Семьям, как, в общем, и все у нас. – Сказав это, Кочерыжка вдруг шмыгнула прочь и скрылась из глаз. Тео, видя, что конец поля близок, потащился дальше.
– Нам везет, – сказала Кочерыжка, вернувшись через минуту. – Граница совсем близко, на том берегу реки. Пара прыжков, и готово. Там тоже лес растет, и можно не бояться, что нас увидят.
– Значит, я смогу вытряхнуть из волос эти чертовы листья? А с чем граница-то?
– С Солнечной Коммуной – это земли Маргариток, где Пижма живет. А насчет листьев – погоди, пока через реку не переправимся.
– Коммуна?
– Маргаритки любят старые имена. Может, мы это потом обсудим, а?
Тео дотащился до конца поля, как обессиленный марафонец до финиша, и обнаружил, что свои «пару прыжков» Кочерыжка вычисляла в масштабе кенгуру-мутанта. Река, широкая, темная и быстрая, сверкала и пенилась, но протекала отнюдь не так уж близко. Тео со стоном упал на траву.
– Мне до нее не дойти. – Пот, грязь и колючие листья смешались на затылке в сплошную массу. – Я умираю от жажды.
– Река, Тео, – почти без злости напомнила Кочерыжка.
Уже поднявшись и хромая под гору, он сообразил, что она впервые назвала его по имени.
До реки оставалось около сотни ярдов – он уже чувствовал брызги на губах и дышал озоном, – когда Кочерыжка, подлетев к его уху, сообщила нечто крайне нежелательное.
– Ох, гной-перегной, и влипли же мы.
– Что такое?
– Не оборачивайся! Всадники на той стороне поля. Пограничная стража Шпорника скорее всего. Похоже, они с кем-то там разговаривают.
– Не иначе как с добби. Мне эти безносые сразу не понравились.
– Давай скорее. Они еще далеко, и вроде бы... Ух.
– Что еще за «ух»?
– Они едут через поле. Не оборачивайся! И быстрей волоки свою задницу к реке, хорошо?
Тео, не тратя больше времени на разговоры, перешел на неровный бег. Лешим он больше не прикидывался – попробуй бормотать и размахивать руками, когда бежишь, – но чувствовал, что костюм и крайняя усталость делают его не совсем похожим на человека. Ветки проваливались ему за шиворот, норовя осуществить угрозу Кочерыжки и воткнуться куда не следует.
Солнце опустилось за низкие западные холмы. Это, суля желанную прохладу, вызывало также мысли о том, каково будет уходить от погони по незнакомой местности в потемках. Тео домчался до реки и стал, глядя на быстрое течение. В пене ему мерещилось что-то вроде лиц и пальцев.
– Я не очень-то... хорошо плаваю, – выдохнул он.
– Тебе русалки ничего не должны? – Кочерыжка, по всей видимости, не шутила.
– Какие еще русалки?
– Прыгай-ка лучше в воду и надейся, что доплывешь. Пока я буду тебе объяснять, наши верховые как раз сюда доскачут.
Тео оглянулся. С полдюжины высоких фигур ехали по полю, топча пшеницу – не вскачь, но и не шагом.
– О черт, – сказал он и сиганул в реку.
Она была невероятно мокрая, как будто обыкновенную воду подвергли какой-то молекулярной обработке. Тео прямо-таки чувствовал, как она вторгается в его поры. Он всплыл, молотя руками и отплевываясь. Холод током пробежал по хребту и сжал тисками череп. Тео зарывался в воду немеющими, неуклюжими руками и даже немного продвигался вперед, но течение зажало его ледяным кулаком и стало вертеть, как игрушечного, – он уже не понимал, где верх, а где низ. Он хотел позвать Кочерыжку, но холод одолевал, а солнце и небо виделись как будто с другого конца телескопа – яркая монетка, крутящаяся над ним, уменьшалась, по правде сказать, очень быстро.
Он тонул, и остатки воздуха жгли ему легкие.
Когда чернота начала уже гасить мысли, ему почудились бледные фигуры, плывущие к нему через мутную воду. Нефритово-зеленые лица окружили его, неподвижные и бездушные, как маски. Глаза на них казались бездонными дырами, заброшенными колодцами, но ему было уже все равно, потому что он тонул, тонул, тонул...
11
ПРОИСШЕСТВИЕ В «ПАРНИКЕ»
Мэри Ландыш, русалка по рождению, переносила влажность лучше, чем сухопутные эльфы, но этот душный вечер нагнал депрессию даже на нее, а посетители «Парника», как она чувствовала, были и вовсе не в настроении. Многолетний опыт хозяйки таверны подсказывал ей, что в такую ночь только и жди неприятностей. Она уже жалела, что не нашла замены полутроллю Коротышке, бармену и негласному вышибале, который сегодня сказался больным.
Клиентура была самая обычная: несколько выпивох из тех, которые всегда заходят в кабак по дороге домой (но домой так и не приходят); несколько служащих из района Сумерек, которые действительно отправятся домой, пропустив пару стаканчиков (автобус, идущий на Восточный Берег, останавливается как раз напротив); за одним из столиков компания молодых Цветков, для которых это лишь первый этап долгого ночного загула. Эти сильно шумели, но они провели в заведении уже час и ничего серьезного пока не натворили. Одним словом, вечер как вечер, но Мэри все равно было не по себе.
Поэтому, оставив ненадолго за стойкой старого Можжевельника, она, кроме сдачи с полученного золотого унага, достала из сейфа также и некий сверток. Удостоверившись, что в камере «кукушки» имеется железное, в бронзовой оболочке яичко и что предохранитель не снят, она снова завернула пистолет и сунула его в карман своего просторного платья. Мэри вручила клиенту сдачу, отправила старого зелено-шкура обратно на кухню и положила оружие на полку под кассой – поглубже, чтобы Можжевельник или кто другой случайно на него не наткнулся. Не успела она это сделать, входная дверь хлопнула так, что Мэри подскочила, затрепыхав крылышками.
Но время оправдаться дурному предчувствию, видимо, еще не пришло. Маленькая бурая фигурка, освещенная сзади только что зажженными фонарями, внимания посетителей надолго не задержала. Это был всего лишь гоблин, не очень-то здоровый и довольно несчастный на вид. Мэри вышла из-за стойки, собираясь наладить его отсюда, чтобы не докучал никому, но он уже шагал к ней сам, по-журавлиному переставляя тощие ноги.
– Дерева трясучие, это еще откуда взялось? – засмеялся кто-то из Цветков. Чиновники тоже посмеивались, но остальные пришельца полностью игнорировали – что, надо полагать, было для него делом привычным.
– Не вы ли будете хозяйка... этого питейного заведения? – Голос, жалобный, как у всех гоблинов, звучал, однако, с некоторым достоинством. Может быть, гоблин был под хмельком – это племя славилось своей любовью к крепким напиткам. Мэри нечасто приходилось обслуживать гоблинов, и на ее памяти никто из них не пил ничего крепче пива, но дыма без огня не бывает. Может, они ходят в свои таверны, где и напиваются.
– Да, хозяйка здесь я.
– Значит, я удачно попал, хм-м. – Гоблин дернул своим длинным носом и доверительно наклонился к Мэри, будто желая поделиться каким-то секретом. – Я в данный момент на мели, прекрасная госпожа. Ни гроша в кармане.
Мэри подавила улыбку. Слишком душно для того, чтобы принимать ухаживания такого рода.
– Если надеешься на даровую выпивку, поищи другое место.
– Нет-нет! Вы ошибаетесь. Я ничего не прошу даром, особенно выпивку. – Он потер нос, свернув его набок. Он был моложе, чем сначала подумала Мэри, даже не в средних годах, и очень опрятен для гоблина, но неизбежный мускусный запашок от него все-таки шел. – Я хотел только спросить, не могу ли я что-нибудь для вас сделать, чтобы заработать немного еды? Денег, как я уже сказал, у меня сейчас нет.
Мэри с прищуром оглядела его лохмотья и босые ноги. Первое ее побуждение – отослать его прочь – оставалось в силе. Этому способствовали гоблинский запах и неотвязное чувство, подсказывающее, что в такой вечер ничего вне привычного распорядка предпринимать не надо. С другой стороны, бедняга очень вежлив для гоблина (да и для кого бы то ни было). Видно, что дела у него в самом деле хуже некуда.
Что сталось бы с ней самой, если бы ее дорогой Симеллус не принял ее к себе в ту далекую ночь? Что бы она теперь делала? Обирала пьяных на берегу? Хорошо еще, если так.
Она определенно в долгу – если не перед этим жалким созданьицем, то перед памятью Симеллуса нюх-Мальвы, который приютил ее, беглянку, а со временем сделал хозяйкой и женой во всем, кроме имени.
– Хорошо, – сказала она. – Можешь подмести тут. Потом уберешь со столов, помоешь посуду и через час заработаешь себе ужин.
– Вы очень любезны, госпожа. – Он поклонился, хрустнув коленками. – Да будет благословен ваш кров и очаг.
– Спасибо. – На этот раз Мэри все-таки улыбнулась. – Как тебя звать?
– Мое имя... – Он призадумался, словно его попросили раскрыть тайну Вековых Дерев. – Наше клановое имя – Пуговица, на улицах этого блестящего города меня именуют Чумазым, а как я сам себя называю, большой секрет. – Он печально взглянул на Мэри своими яркими желтыми глазами. – Я умалчиваю об этом для вашего же блага, поверьте.
Для гоблинских загадок было чересчур жарко, и Мэри молча показала ему, где стоит метла.
Гоблин оказался очень неплохим работником. Молодые Цветки, сидящие у бильярдного стола, начинали на него поглядывать – заводилой у них, похоже, был юноша в черных с золотом цветах Дурманов, который уже довел одну из подавальщиц до слез, – но гоблин шуршал своей метлой как ни в чем не бывало. Чуть позже в таверну зашли знатные господа постарше, двое мужчин и дама, уже немного навеселе. Цветочная молодежь притихла после их появления, и Мэри вздохнула свободнее.
Пуговица закончил подметать, и она удержала его за тощий мохнатый локоть.
– Ты молодец. Может, сядешь и поешь прямо сейчас? Можжевельник приготовил вкусную крольчатину – я тебе рекомендую взять ее, а не крабов. В придачу я налью тебе эля.
Желтые глаза сверкнули, длинный нос дрогнул – теперь улыбку, похоже, сдерживал Пуговица.
– Благодарю, прекрасная госпожа. Если вас не затруднит положить еду в кулечек, я возьму ее с собой, когда закончу работу. Что до эля, то вынужден с благодарностью отказаться, ибо я не пью. Впрочем... мой друг, возможно, и не откажется. Нельзя ли и эль упаковать в кулечек?
– Вряд ли, но я придумаю что-нибудь. Ты все-таки сядь и поужинай, а с собой возьмешь, что останется.
Гоблин осторожно высвободил руку. Будучи значительно меньше Мэри, он удивил ее своей недюжинной, пружинистой силой.
– Нет, благодарствую. Никогда не ем на публике, такая уж у меня странность. – Он почтил Мэри забавным полупоклоном. – Я уберу посуду, с вашего позволения.
Мэри, пожав плечами, отпустила его. Через кухонное окошко она велела Можжевельнику положить жаркое в не пропускающий влагу пакет и дала ему бутылку «Орхидейного светлого», тоже на вынос. Вытирая стойку, она то и дело качала головой. До сих пор ей еще не доводилось беседовать с гоблинами по-настоящему. Интересно, они все такие чудаки?
Можжевельник с поникшими от жары крыльями принес упакованный ужин, но уходить не спешил. «Чего ему тут надо?» – с некоторым раздражением подумала Мэри, начищая краны. Может, ему не нравится, что гоблинам раздают пиво? Но это не объясняло внезапную тишину в зале. У Мэри душа ушла в пятки от этой тишины.
– Как бы чего не вышло, Мэри, – тихо промолвил Можжевельник.
У стола молодых лордов шла какая-то возня. Пуговица пытался удержать уставленный стаканами поднос, отпрыск Дурманов загораживал ему дорогу вытянутой ногой, прочая молодежь хихикала, предвкушая потеху.
– Посуда – собственность заведения, – нервно, но с достоинством говорил Пуговица. – Нехорошо будет, если я ее уроню.
– Для кого нехорошо – для тебя или для меня? – веселился юнец. Теперь Мэри ясно видела, что он из Дурманов – эти белые брови ни с чем не спутаешь. – Поставь их, если это так уж тебя волнует, – добавил он, бросив взгляд на хозяйку. – Я просто хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос.
– Хорошо, отвечаю, – сказал Пуговица, не глядя ему в глаза. – Я действительно гоблин.
– Это мы знаем! – заявил Дурман.
– Нюхом чуем! – заржал кто-то из его приятелей.
– Настоящий ли ты гоблин, вот что мы желаем знать.
Пуговица снова попытался уйти, но Дурман ухватил его за руку своими длинными пальцами.
– Извините, я не понимаю...
– Довольно. – Мэри вышла из-за стойки. – Отпустите его.
Юноша лениво вскинул глаза, и Мэри вздрогнула, увидев, что они у него разные – один черный, другой зеленый. Он не просто родня Дурманам, это сам Ориан, сын и наследник одного из самых влиятельных лиц в Городе. Довольный тем, что все и каждый знают его в лицо, он усмехнулся.
– Я ничего плохого не делаю, уважаемая. – Уважения в его тоне не чувствовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96